Любовь Офелии

Екатерина Шитова, 2023

Стоит ли сворачивать на незнакомую дорогу? Нет. Особенно ночью, особенно в метель. Это опасно для жизни.Богдан, городской офис-менеджер, не думает об опасности, когда решает сократить путь до загородной базы и сворачивает с трассы. Его машина неожиданно ломается, а сам он чуть не погибает от холода. Его спасает странная отшельница по имени Офелия. Она разрешает Богдану остаться на ночь в её лесном доме. Вот только чем обернётся эта "счастливая" встреча для мужчины?

Глава 2

Машина отъехала от меня на приличное расстояние, а потом резко затормозила и задним ходом медленно двинулась обратно. Сердце подпрыгнуло в груди, и внутри стало горячо от нахлынувшей радости.

— Это же не кажется? Возвращается? — восторженно прошептал я.

Поднявшись на ноги, я попытался успокоиться. Когда видавший виды уазик вновь поравнялся со мной, стекло медленно опустилось и сквозь узкую щель я увидел на водительском сидении женщину средних лет. Она смотрела на меня строго и недоверчиво. Она была в машине одна. Неудивительно, что я напугал её своими дикими криками.

— Что случилось? — сухо спросила она, кивнув в сторону моего авто.

— Заглохла! Умоляю вас, не уезжайте, не оставляйте меня здесь, иначе я погибну, — еле выговорил я, чувствуя, что язык не слушается от холода, — я хотел сократить путь до загородной базы."Лесной рай", знаете такую? Но машина сломалась. Я очень замёрз, не чувствую ног. Помогите, пожалуйста! Довезите меня до города.

Женщина поправила съехавшие с носа круглые, старомодные очки в тёмной оправе и сказала:

— Увы, назад мне не проехать. Там, выше по дороге, со склона сошел снег. Меня едва не завалило. Теперь нужно ждать, когда техника расчистит дорогу.

— А вы куда едете? Может, тогда подкинете меня до базы? Я заплачу, сколько скажете! — попросил я, и голос мой прозвучал совсем безнадежно.

— Я еду домой, дальше не получится. Бензин заканчивается, а запасная канистра дома, — ответила женщина.

— Тогда, может, вы разрешите мне поехать с вами? — взмолился я, — клянусь, я не маньяк. Мне просто нужно согреться. Я ведь думал, что все, околею тут от холода…

Женщина сомневалась несколько секунд, а потом открыла дверь и неуверенно вылезла из машины, взяла меня под руку и помогла дойти до пассажирского сиденья. Почувствовав тепло нагретого салона, я блаженно улыбнулся, но вскоре мои пальцы начали отходить от холода, и я, сжав зубы, застонал от дикой боли. На лбу выступила испарина.

Женщина время от времени посматривала на меня, её взгляд по-прежнему был настороженным.

— Не растирай. И лучше держи руки подальше от печки, — строго сказала она.

Сняв с себя вязаный шарф, она положила его мне на руки.

— Просто обмотай им руки и держи их в покое.

Я закутал руки в ее шарф, влажный от растаявшего снега, и положил их на колени. Когда-то в детстве я лепил с друзьями ледяную горку и пришел домой, не чувствуя рук. Бабушка еле-еле стащила с меня заледеневшие варежки и точно так же обмотала мои кисти полотенцем, смоченным в прохладной воде. Помню, что боль была адская. Сейчас было не легче.

— Рассказывай, кто ты? — спросила женщина строго.

— Меня зовут Богдан. Работаю менеджером по продажам, — еле выговорил я, тяжело дыша, — Ехал встречать новый год с коллегами по фирме. Но машина сломалась, как назло.

Я ощущал себя, как на допросе и боялся лишний раз взглянуть на свою суровую спасительницу.

— А вас как зовут? — неуверенно спросил я.

— Офелия, ко мне на ты, — устало ответила она, не глядя в мою сторону.

— Офелия… Какое редкое имя. Необычное, — сказал я, снова сморщившись от боли, — никогда такого не слышал. Я думал, только в книгах такие имена бывают.

— Отец был филологом. Любил Шекспира. Хорошо хоть, не Джульеттой и не Дездемоной назвал, и на том ему спасибо, — она иронично улыбнулась.

Я хмыкнул в ответ, не зная, прилично ли будет спросить у неё о том, где и с кем она живёт. Но вскоре машина свернула с дороги в лес и поехала по натоптанной, но сильно заснеженной колее, идущей прямо между деревьями. Я забеспокоился.

— А куда мы едем? — не в силах скрыть тревогу, спросил я.

— К моему дому.

По крыше машины скребли еловые ветви, дворники работали на полную мощность, пытаясь справиться со снегом. Ветер завывал между деревьями, раскачивая их из стороны в сторону. Зрелище за запотевшими окнами было жутковатым.

— Ты что живёшь в лесу? — удивлённо спросил я.

— Да, — ответила женщина так, как будто бы в этом не было ничего необычного.

Вновь поправив съехавшие с носа очки, она добавила:

— Я писатель, мне по душе одиночество. От людей я быстро устаю. А здесь их нет. Раньше я жила в городе, но когда умер отец, я без раздумий оставила свою квартиру и переехала сюда насовсем.

Я выждал паузу, пытаясь представить себе хоть на минуту эту уединенную, отшельническую жизнь.

— Смело! Я бы так не смог, — наконец, произнёс я, — Для меня очень важны люди. Как говорится, “человеку нужен человек”.

— Не всегда. Иногда человеку нужны лишь покой и тишина. По-крайней мере, пишущему.

Машина забуксовала в колее, минут пять Офелия сдавала назад и вновь жала на газ. Из-под колес в разные стороны летели снежные ошметки. Сердце мое стало тяжелым, как камень. Не хватало еще застрять здесь, в лесных дебрях. Тут нас точно никто не найдет.

— Согласен, каждому свое, — ответил я, когда машина, наконец, выехала из сугроба, — все мы разные. А что ты пишешь, если не секрет?

— Роман.

Я взглянул на Офелию. Ее лицо подсвечивали в темноте огни приборной панели. Она была некрасива: большие зубы сильно выпирали вперёд, губы были тонкими, глаза узкими и совершенно невыразительными, а нос был так широк, что занимал пол лица. Возле верхней губы торчала то ли родинка, то ли бородавка. Жидкие давно не мытые волосы мышиного цвета были небрежно забраны в пучок на затылке.

— И о чем же твой роман? — спросил я.

— О любви.

Я удивлённо хмыкнул в ответ, и Офелия бросила на меня строгий взгляд. Казалось, эта совершенно не привлекательная женщина была не предназначена для любви. Как же она могла писать о ней?

— Как раз в дороге думал над этим — что такое любовь, — тихо сказал я, вспомнив о Марине, — Иногда кажется, что от неё все несчастья.

— Возможно, ты прав, — задумчиво ответила Офелия.

Машина затормозила и остановилась.

— Приехали, — сказала она, заглушила мотор и повернулась ко мне, — предупреждаю сразу, что живу я скромно, даже аскетично, поэтому на особые удобства не рассчитывай. Из еды у меня лишь постные горох и рис. Вода в колодце перед домом, туалет в холодных сенях. Ты говоришь, ехал на праздник. Вероятно, этот вечер тебя сильно разочарует.

— Ты мне жизнь спасла! — воскликнул я, — Офелия, я счастлив уже просто от того, что жив и от того, что мне сейчас тепло.

— Ну, тепло я тебе гарантирую, дров полно, — сказала она.

Я взглянул из окна на тёмный дом, стоящий между деревьями. Он был неправильный с точки зрения инженерии — не прямоугольный, как это обычно бывает, а в форме какого-то многогранника. Видимо, отец Офелии был далёк от основ строительства.

В этом была своеобразная мрачная романтика — одинокий дом среди густого, заснеженного леса, спрятанный от привычной цивилизации. Но мне эта романтика была не по душе. Одиночество и глушь наводили на меня тоску и уныние. С другой стороны, если бы здесь не было этого дома и его загадочной жительницы, я бы сейчас медленно околевал один на безлюдной дороге. Поэтому, можно сказать, что мне повезло.

Мы вышли из машины, и вдруг в стороне, между деревьями, послышался жуткий вой. Точь-в-точь такой, какой я слышал на дороге. Только в этот раз он звучал гораздо ближе. Я обернулся к Офелии.

— Волки! — в ужасе воскликнул я.

— Волки, — спокойно сказала она, — Я называю их «соседями». Всю зиму ходят здесь. Ищут, чем поживиться. Пойдем скорее в дом.

***

В доме было темно, тихо, пахло хозяйственным мылом и чем-то скисшим. Но главное — здесь было тепло. Офелия зажгла керосиновую лампу, и все вокруг осветилось мягким, жёлтым светом. Внутри дом тоже был странным, необычным. Казалось, он был построен из того, что попалось под руку неумелому строителю. Кирпич, бревна, куски фанеры и обломки досок были соединены между собой клеем, дыры в стенах были залеплены глиной, кое-где виднелись остатки штукатурки.

Какой-нибудь оптимистичный дизайнер назвал бы обстановку в доме стилем фьюжн, но мне все это казалось безвкусной мешаниной. Старинная мебель сочеталась с деревенскими вязаными половиками, винтажные люстры — с голыми, почерневшими от времени, досками пола. На неровных стенах висели портреты поэтов и писателей в золоченых рамах, а рядом были налеплены вырезки из журналов.

— У тебя очень… атмосферно! — сказал я, снимая куртку и ботинки.

— Просто кругом нелепое старье, оставшееся от отца, — ответила Офелия.

Она отнесла лампу на маленькую кухню и поставила её на стол. Задернув занавески, она развела огонь на очаге и поставила кипятиться чайник.

— Извини, я не ждала гостей, поэтому угостить могу только чаем с сухарями, — сказала Офелия и внимательно посмотрела на меня маленькими пытливыми глазками.

— Не беспокойся, я не капризен и ничуть не привередлив в еде, — ответил я, — я до сих пор не до конца согрелся, поэтому горячий чай — это райский напиток для меня.

Пока чайник кипел, я осматривал кухню. Судя по всему, Офелия была неважной хозяйкой — на кухне было грязно. На столе громоздились немытые тарелки с остатками засохшей еды, некоторые из них покрылись плесенью. Стол был заляпан жирными, липнущими к рукам пятнами. Пол казался немытым много недель и был завален крошками и другим мусором.

— А знаешь, почему мой отец выстроил дом в лесу? — спросила вдруг Офелия и, не дождавшись моего ответа, сказала, — потому что скрывался от долгов. Вот так вот. Был гуманитарием на всю голову, совсем не умел выстраивать семейный бюджет.

— Вы переехали сюда всей семьей? — спросил я, рассматривая старинные статуэтки, небрежно расставленные на полке.

— Да, но мама вскоре сбежала, не смогла вынести такой нищенской и дикой жизни.

— Ты хочешь сказать, что твоя мать ушла и оставила тебя в лесу?

— Не совсем так. Она ушла, пообещав вернуться за мной, но… не вернулась.

Я на минуту представил, каково это — потерять мать вот так. Моя мама тоже оставила меня, но она умерла, это другое. А Офелию мать просто бросила, это ужасное предательство.

— Не страшно жить в лесу одной? — спросил я, глядя на женщину.

Ее маленькая, худощавая фигурка сновала туда-сюда по кухне. Поставив передо мной треснутое блюдце с сухарями, она ответила с вызовом:

— Нет. Я сама кого хочешь напугаю!

Я рассмеялся, решив, что это шутка, но, взглянув на серьезное лицо Офелии, понял, что она не шутила. На кухне повисло неловкое молчание.

— Поверь, среди людей жить страшнее! — тихо сказала она, не глядя на меня.

Я не нашёлся, что ответить. Мне казалось, что она говорит сплошными загадками. Хотя, может, все писатели такие? Может, это все какие-то образные литературные метафоры, наполненные глубоким смыслом, который мне не суждено понять?

Я достал телефон, связи по-прежнему не было. Хотя вряд ли меня кто-то потерял! Оставалось ждать и надеяться на то, что снег скоро закончится, дорогу расчистят, и я смогу самостоятельно выбраться отсюда.

— Расскажи о себе, — попросила Офелия.

Я коротко и неинтересно рассказал ей о своем детстве, об учебе в институте и о нынешней работе в небольшой, но процветающей фирме. Потом мы пили чай в тишине, и Офелия спросила:

— Скажи, Богдан, а ты бы смог полюбить меня?

Я поперхнулся от неожиданности, пролив на себя горячую жидкость. В голову закрались самые дикие мысли. Она что, хочет, чтобы я с ней переспал? Что за дикость!

Я поставил чашку на стол. Взглянув в некрасивое лицо женщины, я улыбнулся профессионально-фальшивой улыбкой, почувствовав, как пылает мое лицо. Офелия смотрела на меня, не мигая, ждала ответ. Во взгляде ее не было ни малейшего намека на какое-либо чувство, хотя бы отдаленно напоминающее страсть или влечение.

— Ты застала меня врасплох… У тебя интересная внешность, Офелия. Ты милая, очаровательная женщина. У тебя выразительные глаза. Но насчёт"полюбить"… Видишь ли, у меня уже есть девушка, ее зовут…

— Я полюбила тебя, Богдан, — перебила она, не дослушав меня.

— Что? — я растерянно посмотрел на нее.

— Ты слышал, — недовольно ответила она.

— Но мы с тобой знакомы лишь пару часов! — воскликнул я, — невозможно за это время взять и полюбить незнакомого человека.

— А если возможно? — медленно проговорила она.

Я почувствовал, что еще немного, и моя голова взорвется от всего, что мне пришлось сегодня пережить. Прижав руки к вискам, я крепко зажмурился. Что за дикий день!

— Скажи мне, что это шутка, — я взглянул на Офелию умоляющим взглядом, — ты ведь разыгрываешь меня, да? Проводишь какое-то исследование для своего романа?

— То есть, ты не смог бы меня полюбить? — голос Офелии прозвучал низко и холодно.

— Нет, — твердо ответил я и покачал головой для большей убедительности.

— Понятно, — спокойно сказала она, взяла с полки толстую тетрадь в потрепанной обложке и сделала в ней несколько пометок.

Я облегченно выдохнул. Она и вправду проводила некий эксперимент надо мной. Писательница!

— Это и есть твой роман? — спросил я, бросив выразительный взгляд на тетрадь и пытаясь поскорее сменить тему разговора.

— Да, — коротко ответила она и убрала тетрадь обратно на полку, — пойдём, я постелю тебе в бывшей комнате отца.

Я с опаской взглянул на Офелию, все еще пытаясь заметить в её глазах или жестах открытый намёк на то, что она хотела бы провести эту ночь со мной, но ничего такого не увидел. Наоборот, её взгляд был строгим, как у учительницы начальных классов.

Расстелив мне постель в маленькой комнатке, почти половину которой занимал огромный письменный стол, Офелия пожелала мне спокойной ночи и вышла, притворив за собой дверь. Она даже не взглянула на меня, и тогда я окончательно успокоился.

Оставшись один, я смотрел в окно, за которым по-прежнему бушевала метель. Снег крупными хлопьями бился о стекла, ветер с неистовой силой стучал в стены дома, завывал в печной трубе, а высокие ели сильно раскачивались, толкая друг друга колючими ветвями.

Какое-то время я лежал неподвижно, уставившись в окно, прислушиваясь к тому, как трещат в кухонной печи горящие поленья, и думая о том, какие непредсказуемые повороты порой случаются в жизни.

***

Ночью ветер выл так сильно, что я постоянно вздрагивал, просыпался и вскакивал с жёсткой постели. Казалось, что вместе с завываниями ветра, откуда-то издалека до меня доносится печальная песня. Как будто сама метель убаюкивала меня женским голосом.

Когда я снова забывался тревожным сном, мне снились кошмары. В них я падал в ледяную воду и не мог выплыть — тяжёлая одежда тянула меня ко дну. Я снова просыпался в холодном поту, вставал с кровати, подходил к окну. В кружащихся за стёклами снежных вихрях мерещились шевелящиеся, танцующие тени. А однажды, резко развернувшись, я вдруг увидел, что дверь в мою комнату открыта, а в дверном проёме кто-то стоит.

— Офелия? — испуганно позвал я, чувствуя, как спина вмиг покрылась холодным потом, а тело налилось от страха свинцом.

Женский силуэт дрогнул, длинное темное платье колыхнулось из стороны в сторону, как будто на него подул ветер. А в следующее мгновение женщина испарилась, словно была бестелесным призраком. Я подбежал к двери, выглянул в узкий коридор, но там никого не было.

— Офелия? — снова окликнул я, но женщина не отозвалась.

Что ей было нужно от меня? Мне стало жутко, а потом вдруг нахлынула острая тоска по дому. Хотелось прямо сейчас оказаться на своём мягком диване, прижаться щекой к спине Марины и засыпать, слушая звуки ночного города за окном.

Я лёг на жёсткую кровать, укрылся с головой покрывалом, пропахшим пылью и кисловатым запахом, которым пахло здесь все, и спустя какое-то время уснул…