Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)

Екатерина Тарасюк, 2014

Тлевший пепел, смешанный с золой, неприятно скрипел. Из ретрансляторов доносилось шипение сломанного радиоселектора. Все, что находилось в кабинете, после пожара обуглилось и потемнело. Не полностью сгоревшие тетрадные листки разлетелись по всему классу. Тонкий удовый запах пылью поднимался вверх, паучьим коконом сжимая легкие. Дневной свет пробирался сквозь закопченные стекла окон, напоминая огни ночной автострады. Марк, сложив руки домиком, вальяжно сидел на единственном чистом стуле и пренебрежительным взглядом наблюдал за тем, как Ева выводила на доске знакомые до судороги слова: «The Поэт». Ее глаза были полны тревоги, и она с надеждой посмотрела на юношу, затем на дверь, за которой послышались шаги и тяжелое сбивчивое дыхание. Кто из них лучше сумеет рассказать, почему у школы Зверя всегда была плохая репутация?

Ноль — два. Как запечь ногу, сохранив витамины

You’re just a sad song with nothing to say

About a lifelong wait for a hospital stay

And if you think that I’m wrong

This never meant nothing to ya

(My Chemical Romance — «Disenchanted»)^[11]

Октябрь. 2007 год.

Прогресс — дело странное, особенно если дело касается школы Зверя. Новым директором постепенно внедрялись своеобразные новшества — например, торжества, которые ранее никто не праздновал. Об этих переменах все, даже учителя, узнавали в самый последний момент, когда срочно нужно было подготовить какой-либо номер. Но, пожалуй, начнем с эпизода, когда в класс перешел Влад. Позднее, чем планировалось, но тоже было неплохо, во всяком случае, так решила Ева.

Анна Александровна разрешила ему сесть на любое свободное место, поскольку план посадки должен был измениться после осенних каникул, на которые в школе были определенные виды.

— Привет, Ева, — радостно подсев к Романовой, поздоровался Влад. Он был одет в полосатую синюю толстовку, джинсы и идеально белые кеды. От юноши всегда пахло чем-то напоминавшим скошенную траву. То, как пахнет от человека, для девушки играло огромную роль — она была тем еще парфманьяком. — Свободно?

— Вроде как… да, — девушка на мгновение задумалась. По сути, Марк всегда опаздывал, вот ему и наказание за это. Как говорится: «Кто не успел, тот опоздал».

— Отлично, — улыбнулся Влад, но тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался Зильберштейн (он выглядел настолько сурово, что ему не хватало топора).

Стиль Марка всегда казался немного странным. Необычным. Даже в помещениях он носил сапоги, и каждый раз они были разными. В этот раз обувь была черной лаковой, прошитой красной строчкой. Скинни были расцветки городского милитари. «Похоже, он не знает, как должны одеваться нормальные парни», — с легким укором подумала Романова, продолжая изучать внешний вид одноклассника. Марк, как молодая девушка, никогда два дня подряд не приходил в одном и том же. Поверх черной майки была надета клетчатая красная рубашка. Парень не совсем вписывался в коллектив девятого «А» класса. Зильберштейн мало с кем пересекался, лишь с Евой, поскольку та была соседкой по парте, и изредка с Кирой, так как та была подругой Евы.

— Берднев, — возмущенно начал Марк, — какого ты тут делаешь? С Ивой сижу я, — заявил немец и поставил на парту свою сумку, но та оказалась слишком тонкой и завалилась на бок.

— О Марк… Божественный луч света разозлен, прости нас, непокорных, — натянуто улыбнувшись, выговорила Ева и отвернулась от одноклассников.

— Вы прощены, — с абсолютным равнодушием произнес парень. — А теперь будь добр, свали.

— Не кипешуй, Марк. Я не только уступлю тебе твое место, но и не затрону твои сложности с сарказмом, — Влад лукаво улыбнулся. — Эй, Кира?

— Что? — откликнулась девушка, и ее глаза встретились с серьезным взглядом Влада. Совсем немного они играли в гляделки, но потом девушка сдалась и засмеялась.

— Я сяду с тобой?

— Садись, конечно, — разрешила Кира. — Дима все равно болеет.

Тем временем Ева с некой завистью наблюдала за ребятами, пока Марк разбирал содержимое сумки. На тот момент в классе почти все собрались, не хватало только Анны Александровны, которая в последнее время была загружена предстоявшими экзаменами своего класса. В кабинете царил гам, всем было весело, несмотря на постепенно приближавшийся первый пробник.

— А почему у меня тяжелые отношения с сарказмом? — через несколько минут поинтересовался Зильберштейн, переварив полученную информацию.

— Потому что не всем везет со мной как тебе, Марк, — хмыкнула Романова, доставая учебники.

Уроки с Марком всегда проходили разнообразно. На русском он обычно спрашивал, как пишется то или иное слово. На литературе он часто едко комментировал произведения и рассказы учительницы из жизни (временами на литературе мы отходили от темы урока и обсуждали что-то другое). Будучи кошмарным циником, Марк частенько раздражал Еву. Он предвзято относился к людям, позже Романова предположила, что помимо этого он является мизантропом. По характеру он был схож с учительницей по биологии и химии, Ниной Матвеевной, уроки которой ему, в принципе, нравились, но если была бы возможность, он с радостью стал бы прогуливать все подряд. Единственным предметом, на котором Зильберштейн вел себя примерно и был образцом для подражания, была химия. Ему нравились химические уравнения, но больше всего он любил опыты. Его глаза загорались детской радостью, когда Нина Матвеевна говорила: «А сейчас мы посмотрим, как то-то и то-то вступают в реакцию». Вместо «то-то» мы, естественно, что-то подставляем, хоть H₂O или даже H₂SO₄. Кстати, хотелось бы сказать буквально несколько слов об этой чудо-женщине.

Стаж работы Нина Матвеевны был уже лет так двадцать. В седьмом классе училась ее младшая дочь, Анечка, которая была поразительно похожа на мать. Нине Матвеевне было около сорока-сорока пяти лет, у нее были каштановые волосы, судя по всему, крашенные, с тонкой мелированной прядью. У каждого учителя школы Зверя была своя, скажем так, мулечка, у Нины Матвеевны, например, было требование справки за минимальный пропуск — три дня. Будучи в ее классе, пришлось раз и навсегда уяснить — никогда не пропускай ее уроки, тебе же лучше будет.

Впрочем, Еве определенно нравилось то, как обычно начинался урок химии: «А сейчас Зильберштейн нам расскажет…». Это чрезвычайно классно быть не хуже учителя.

Через какое-то время Романова смирилась, что сидит с Марком, но вскоре он стал кидать в ее сторону нелестные комментарии и замечания.

— Как пишется «сдесь»? — в привычной для себя манере спросил немец. Для Евы урок, где надо было много писать, без вопроса от Марка, переставал быть нормальным. Закатив глаза, Ева ответила:

— Здесь. В начале «з».

— Спасибо. Кстати, у тебя интересный почерк, — как-то заметил парень, и только Ева хотела поблагодарить его, как Марк продолжил: — В одной книге я видел, что такой бывает только у шизофреников.

— Спасибо, Марк. Куда бы я без тебя. Твои слова так много для меня значат, — с сарказмом сказала Ева, но юноша принял ее слова за чистую монету:

— Пожалуй, ты была бы самой милой больной, кто я видел, — виновато ответил тот.

— Маркуш, познакомься с сарказмом, — с натянутой улыбкой произнесла девушка. — Я смотрю, ты превосходно находишь общий язык с психбольными.

— Пф. В следующий раз предупреждай хотя бы, — раздосадовано буркнул Марк.

— Мне что, надо показывать табличку «Сарказм» каждый раз, когда я открываю рот? И да, «кого я видел», хорошо?

— Да, — кивнув, хмуро согласился одноклассник. — Постой. У тебя есть табличка «Сарказм»?

Вот с чего мы начали разговор; прогресс — дело тонкое, сейчас поясню. Время близилось к очередному пробнику ГИА по русскому языку, а за ним осенние каникулы, на которых планировалась поездка классом в другой город. Ева переживала, как она сдаст тестирование, а у Марка не было сомнений, что он завалит. К своим результатам он относился стоически. Конечно, в таком случае ему не видать поездки, но она, по его мнению, не стоила того, чтобы из-за нее надрывать здоровье и мозги.

За долгое время Марк впервые пришел раньше соседки по парте. Его это немного озадачило. Первая мысль, которая его посетила, была о том, что, мол, она могла заболеть; нервы, нервы… В классе все знали о серьезном отношении Евы к подготовительным курсам и экзаменам. Также Марк понимал, что Романова ни за что не стала бы прогуливать.

— Марк, ты не видел Еву? — высоковатым голоском спросила Татьяна, одноклассница. У нее были осветленные волосы и стройная фигура. Училась она прилично и с пеленок дружила с Кирой.

— Опаздывает, — пожал плечами Марк.

— Да нет же! — недовольно воскликнула Таня. Она была старостой с пятого класса, и все ее «ценили» за болтливость и лисью хитрость. Считалось, что ей вообще нельзя доверять. — Я когда в школу шла, услышала у поликлиники сирену. Ева же там живет?

— Ну, да, а мой дом напротив, — озадаченно сообщил Зильберштейн. — Никакой аларма не было…Погоди, ты намекаешь на то, что с Ивой могло что-то случиться?

— С Ивой? — недоуменно переспросила блондинка.

— Ну, Евой, хотя намного лучшее звучит Ива.

— Понятно, — кивнула староста. — Ладно, тогда если Романова внезапно нарисуется, передай ей, что пришел ее Avon.

— Окей, Blondie^[12], — согласился Марк и подмигнул, затем совсем тихонько добавил, чтобы никто не услышал: — Каким-то вы шлаком пользуетесь.

Смущенно захихикав, Таня отошла к своим подружкам. Не то чтобы она была в восторге от немца, но ей было приятно любое внимание от противоположного пола, в то время как Марк не воспринимал всерьез своих одноклассниц, равно как и прочих девушек, поэтому старался держаться от них как можно дальше; думаю, еще не пришло его время.

Минут через десять должен был начаться пробник, и только тогда дверь распахнулась — в класс вбежала Ева. Ее всю трясло, она запыхалась из-за бега.

— Хей, Ива, тебе Avon пришел, — первым делом сказал Марк, когда Ева уселась на свое место. Она продолжала дрожать. — Я, конечно, не против быть твоим секретарем, но я считаю, что для меня это слишком неблагодарное дело, я достоин большего.

— Я о нем совсем забыла… — отрешенно произнесла Ева, не обратив внимания на попытку Марка пошутить, и крикнула через весь кабинет старосте. — Татьяш, я тебе завтра деньги принесу.

— Ладно, только не забудь, — отвлеченно ответила та.

Марк наблюдал за встревоженной девушкой. Она трясшимися руками доставала учебники из сумки. Сегодня у нее был более спокойный, умеренный макияж, не такой яркий, какой бывает обычно. Но из-за моросившего дождика он слегка размылся в уголках глаз.

— Что за сирены? — поинтересовался парень, стараясь поймать перепуганный взгляд собеседницы.

— Откуда ты…? — начала было удивляться девушка. — Впрочем, неважно, — устало вздохнула она.

— Ты что-то увидела? — настойчиво предположил Марк.

— Около моего подъезда нашли мертвую падшую, — горько ответила Ева. — Я, конечно, наслышана, что наш район не самый благополучный, но никогда бы не подумала, что столкнусь с этим лично.

— Кто такие падшие?

— Булгаков так называл куртизанок, иными словами проституток, — пояснила девушка.

— Проститутка? — переспросил юноша.

— Ну, да, обычная, совсем мертвая, подъездная путана, — кивнула одноклассница. — Если честно, не хочу об этом говорить.

В дальнейшем Ева не распространялась насчет увиденного утром. Она пыталась сосредоточиться в написании пробника, но ей до сих пор было не по себе.

После прослушивания текста для изложения, оставшиеся четыре урока прошли в идеальной тишине. С полной уверенностью в том, что отписавшихся учеников отпустят домой после тестирования, они уходили в раздевалку; возле выхода их встречал охранник дядя Ваня, который сообщал, что директор издала приказ о том, что после пробников не отпускают, как то было раньше.

По расписанию следующим уроком должно было быть ОБЖ, но учитель сжалился над измученным классом и разрешил ничего не делать. Кира и Ева закончили единовременно. Они вместе спускались на первый этаж, в кабинет 114.

— Серьезно? Мертвая проститутка? — поразившись, переспросила Кира. Подруга активно закивала, почувствовав, как к горлу подступал ком. Вспоминая, где находился труп, девушка невольно поежилась — она вновь услышала тот резкий аромат свежей крови, смешанный с нервировавшим ноздри запахом адреналина. Это было и ужасно, и очаровательно — все в одном флаконе. Она не могла точно передать все свои ощущения словами, ведь единственная ее цель — забыть об этом утре.

— Абсолютно! Совсем мертвая, — позже Романова решила рассказать о том, о чем она не стала говорить Марку. — Знаешь, это, наверное, очень странно… Нет, это определенно странно! Не пойми меня превратно — я где-то уже видела эту девушку, ее лицо мне было поразительно знакомо.

Кира усмехнулась.

— Что?

— Я просто представила, что Марк бы сказал на эту фразу, — Ева вопросительно посмотрела на подругу. — Девацка, я смотреть, ты хорошо знать, где ффодятся шилюхи.

— Конечно, он противный, но не настолько же! Хотя…

Точно в тот миг мимо них проходил Марк, в своих любимых наушниках-чебурашках, которые вручную были выкрашены в черный цвет, а поверх колпаков были нарисованы красные кресты. Парень не слышал разговора девчонок, хотя нутром ощутил, что говорили о нем. На какое-то мгновение ему захотелось подслушать их, он даже потянулся к наушнику, но остановился, припомнив меткое выражение: «Меньше знаешь — крепче спишь».

Однако Ева больше никому не говорила об утреннем инциденте, даже Владу. После школы она хотела рассказать обо всем родителям, впрочем, впоследствии делать этого не стала, представив их реакцию на то, что их чадо могло увидеть такой ужас практически на пороге дома. Впрочем, ее отец и так работал в милиции, лучше ей сделать вид, что она ничего не видела и не знала о произошедшем убийстве. Кроме того, на ее нервы теперь сильно воздействовало ожидание результатов пробника.

В 114 кабинете было очень холодно. Вновь прибывшие поспешили закрыть все окна и занять наиболее удобное место. Третья парта среднего ряда приглянулась Кире и Еве. Марк огорченно вздохнул и сел перед подругами, достав тетрадь из сумки. Тонюсенькая зеленая тетрадка, самая обычная, в клеточку, только на обложке черной ручкой что-то было изображено. Спросите, имеет ли это какое-то значение? Определенно имеет, о чем я расскажу позднее.

На уроке не было ничего интересного. Кира все время о чем-то рассказывала — то о своей любимой группе МетамфетоМиР, более известная как ММР, то об очередной своей влюбленности, но Ева толком не слушала ее, уплывая в какие-то свои мысли.

Далее по расписанию была геометрия в 106 кабинете.

Ева по-быстрому занесла туда свою и Кирину сумки и пошла в столовую, где на переменах всегда можно было найти полкласса.

Кира все еще стояла в очереди, в то время как Ева приметила одиноко сидевшего за столом Марка. Ссутулившись, он вяло ковырял содержимое тарелки (честно говоря, не знаю, что это было, но боюсь, оно когда-то было живым, но позже перемолотым). Девушка, радостно улыбнувшись, села напротив него. Зильберштейн медленно поднял на нее взгляд и вскинул бровь.

— Приятного аппетита, — пожелала Ева.

— Ммм… Спасибо, — неуверенно поблагодарил он. Должно быть, хотел сказать «danke».

— Битте, — улыбнувшись, произнесла девушка с чистым русским говором.

Подумав немного, Марк весь сморщился, и его передернуло.

— Прошу, не надо, — жалобно вымолвил он и, взяв тарелку, покинул стол.

Садившаяся рядом Кира усмехнулась и поставила поднос с едой перед собой.

— Марк какой-то странный, — немного обиженно пробубнила Ева. Она переживала, когда на ее дружелюбность отвечали с пренебрежением.

— Он немец, чего ты хотела?

— По-твоему, все немцы странные? — усмехнулась Романова. — Тогда они чем-то похожи на китайцев.

— Эй, я все слышал, — хмыкнул Марк, отнесший тарелку в мойку и проходивший к выходу.

— Если бы все немцы были такими, думаю, в Германию никто бы не ездил.

Итак, а теперь вернемся к тому, с чего мы начинали главу. Прогресс — дело странное, особенно в школе Зверя. На следующий день девятый «А» класс на первом уроке вновь собрался в кабинете русского языка и литературы. Ева сидела и заполняла дневник. За пять минут до звонка в класс ворвался Марк. Он громко хлопнул за собой дверью, и вместе с ветром по помещению пронесся запах шипрового одеколона одноклассника. Еве он понравился.

— Я смотрю, ты сегодня рано, — прокомментировала появление немца Ева. — Я боялась, что ты не придешь вовсе.

— Эмм… — растерявшись, промычал Марк.

На белом листе, который Ева взяла в руки, большими печатными буквами было написано «Сарказм».

— О, verstehen. Великолепная идея.

Приближался конец октября, по школе прошел слушок, что новое руководство планировало устроить Хэллоуин. С костюмами, как у американских школьников. Несмотря на это, у Евы, любительницы триллеров, было иное представление о том, как она проведет этот день после занятий. В среду она с радостью засела бы дома вместе с обожаемыми фильмами ужасов, приготовив попкорна или, что еще лучше, заказав пиццу. Это придало бы ей силы для того, чтобы пережить последнюю сложную неделю перед каникулами. Тогда ей казалось, что эти всего лишь пять рабочих дней для нее будут хуже зомби-апокалипсиса, а просмотр фильмов на Хэллоуин будет чем-то вроде спасительной соломинки. Но, так или иначе, ей нравилось ощущение приближения заслуженного отдыха.

Саванова весь день была подавленная. Вероятно, на нее повлияло известие о том, что вокалистка ее любимой группы была найдена убитой. Тогда Еве не придала этому значения, что сделала напрасно.

— Я кушать хочу, — пожаловалась Кира перед началом урока.

— Ты хоть когда-нибудь не хочешь есть? — засмеялась Ева.

— Да. Когда я хочу спать, — невозмутимо ответила Саванова. — Правда, во время учебного года эти два понятия становятся едиными, — опечаленно вздохнула красноволосая.

Марк недовольно закатил глаза, что-то процедив на немецком. Парня всегда раздражали бессмысленные разговоры, несмотря на то, что он был любителем поговорить.

— Что на этот раз не так? — вежливо поинтересовалась соседка по парте, которая постепенно привыкала к заскокам одноклассника.

— «Кушать» применимо только к женщинам и детям, — с умным выражением лица разъяснил Зильберштейн.

— Откуда тебе знать, немец окаянный? — усмехнулась Кира, веселившаяся почти с любой реплики одноклассника. — Погоди, на что это ты намекаешь?

— Не вмешивай сюда религию, — буркнул Марк. — И для справки, я гностик, а не католик.

— Веришь или нет, но мне как-то пофиг, — равнодушно сказала Кира и перевела взгляд на Еву. — Ладно, я умываю руки, — сообщила Саванова и метнулась на свое место.

Звонок на урок оказался настолько неожиданным, что Марк, вздрогнув, подпрыгнул на месте. «Псих-одиночка», — ухмыльнулась Ева и упорядочила вещи на парте. Вскоре в кабинет зашла Анна Александровна, все ученики практически одновременно встали, лишь Марк остался верен своему стулу. Учительница с укоризной посмотрела на девятиклассника и спросила:

— Твоя задница слишком тяжелая для того, чтобы подняться, Марк? — по фамилии ученика она не называла, вероятно, из-за того, что ее было слишком долго произносить и проще обратиться по имени.

Парень недовольно фыркнул и медленно поднялся. Затем всему классу позволили сесть. Влада в школе не было, поэтому к Кире подсел Егор, который, стоило ему встретиться взглядом с Марком, зловеще улыбнулся и махнул тому украдкой рукой. У них не наладились отношения после первого сентября. Между мальчишками шла тихая война, тогда о ней еще никто даже не догадывался.

— Итак, у меня несколько объявлений, — учительница подошла к своему рабочему столу и взяла листок А4 в файлике. — Во-первых, ваши оценки за пробный ГИА по русскому языку. Напоминаю, что те, кто получили оценку ниже тройки, могут позабыть о поездке на каникулах.

— Написали как, хорошо или совсем плохо? — подала голос Сурикова, когда все напряженно замолчали.

— Я ожидала, что будет лучше, особенно после того, как мы на предыдущем уроке подробно разобрали часть С. Но, в целом, неплохо. Некоторые меня даже порадовали.

Марк угрюмо посмотрел по сторонам, надеясь, что не единственный завалил пробник. Ему никак не хотелось оказаться самым «слабым» в «сильном» классе. Огласили его результат:

— Зильберштейн. 28 баллов. Четыре.

От удивления парень даже открыл рот. Так четко пройти. Он был в шоке. Значит, вероятно, еще не все потеряно с поездкой. Ева также не могла поверить своим ушам — человек, который выражается так неправильно, как Марк, не мог получить четыре. Девушка призадумалась.

— Романова. 41 балл. Пять.

— Маэстро, — шепнул парень девушке.

— О, зэр щён, — ехидно улыбнулась Ева. Насколько она помнила, то Кира говорила, что по-немецки это упрощенный вариант благодарности.

В конечном счете, сдали двадцать пять человек из двадцати девяти. Намного лучше, чем на прошлом пробнике по математике.

Следующим объявлением стало то, что в среду проводится вечеринка Хэллоуин, против которой была настроена Галина Николаевна, истинно верующая православная женщина. Дресс-код — тематические костюмы, вход для ребят старше восьмого класса. Такие условия устраивали всех посетителей данного мероприятия. Прогресс — дело странное (неожиданное), но в школе Зверя, где уже сформировались свои традиции и обычаи, с каждым разом он был все страньше и страньше.

Желавшие отправиться в поездку должны были остаться после урока и написать заявление на имя директора, мол, они подтвердили свои знания на последнем пробнике, и на каникулах их ничто не будет держать в школе; у неудачников каникул не было в силу того, что им предстояло вновь писать тестирование по русскому языку. Вызвалось десять человек, на двоих меньше, чем предполагалось. В списке желавших оказались Ева, Марк и Кира. Егор бы сам с радостью отправился в другой город, но он не прошел по баллам, да никто из учителей и не взял бы за него ответственность. Помимо Егора еще хотел ехать Влад, по баллам он проходил — у него была твердая четверка, но он не пришел даже на подачу заявления… Романову это несколько озадачило, но в тот момент она не придала этому значения.

Кроме класса «А» в поездку также собирались ребята из параллельного, но на их счет еще ничего не было известно.

— Леш, чего ты толкаешься? — возмутилась Кира, когда ее брат-близнец, старше ее на двадцать минут, пихнул ее.

Ребята писали заявления, и, когда Ева сдала свое, Анна Александровна попросила ее и Киру задержаться. Некоторые одноклассники покинули кабинет, но остались Марк, переписывавший свое заявления набело, и Леша, собиравший вещи в сумку. Саванов был, как считали в классе, самым лучшим знатоком физики. Они с сестрой до мозга костей были технарями, но друг с другом никогда не ладили. Общим у них были мама, жилплощадь, фамильная схожесть. У обоих яркие голубые глаза; только если у Киры они были более синими, то у брата более серыми.

— Кира, Ева, вы в курсе, что завтра Хэллоуин? — начала учительница. Девчонки одновременно кивнули и переглянулись. — И кто-нибудь из вас собирается туда идти? — подруги отрицательно покачали головами. — А надо, поскольку будет проводиться конкурс костюмов и…

— Я знаю, что пойдут Таня, Лена, Сусанна, а, значит, Лиза… — задумчиво перечисляла Ева, прервав учительницу. — Простите.

–…и конкурс на самую красивую пару. Завуч по воспитательной работе утром отловила меня и сказала…

— Та, что белобрысенькая? — уточнила Кира, теребя прядь своих волос. — Извините.

— Да, именно она. Так вот, от каждого класса должно быть представлено по паре…

— То есть вы хотите, чтобы мы были парой на этом шабаше? — поинтересовалась Кира и взяла Еву под локоть. — Дык мы ток с радостью!

— Конечно, Кирюш, — усмехнулась Ева, закатив глаза.

— Кирюш? — потрясенно переспросила Саванова. — Мда… Но я в любом случае завтра не смогу. Утром мне надо будет готовиться к соревнованию, а в пять уже само выступление.

— Тогда поговоришь с Лешкой, чтобы он составил пару Еве? — спросила учительница.

— Не пойду я на танцы, — сказал тот, пройдя между девчонками к учительскому столу и оставив на нем свой подписанный листок. Затем Саванов покинул кабинет.

— Я с ним поговорю, — решительно сообщила Кира и ринулась за братцем. — Леша, стоять!

«Прощай мой замечательный киномарафон», — с печалью подумала девушка и обреченно посмотрела на рассуждавшую Анну Александровну. С Лешей ей никак не улыбалось быть парой, может, на примете был кто-нибудь еще?

— Точно! — радостно воскликнула Романова. — А что насчет Влада?

— Влада? Так он еще больнице, — сказала учительница. Ева этого никак не ожидала и расстроилась еще больше. Теперь ей надо было непременно узнать о том, что случилось с ее приятелем, а то выходило некрасиво, что она ничего не знала, несмотря на то, что они дружили. — Ева, что в этом сложного? Отбудете номер, потом оценку вам поставлю либо на русский, либо на литературу.

— Просто Леша все равно не согласится, — пожала плечами та, опустив взгляд.

— А за пятеру я бы порвал этот маскарад, — заявил Зильберштейн, все это время сидевший в классе. Романова о нем совсем забыла. Парень подошел к столу и оставил заявление, выведенное тем же самым аккуратным почерком. У Евы от него зарябило в глазах. — Помните, если все настолько плохо, всегда можно попросить того, кто рядышком. Иначе на что язык?

— В любом случае все плохо, — устало прошептала девушка.

Таким образом, Марк стал запасным вариантом, если у Киры не получится уговорить Лешу. Объясню, почему такая глупая ситуация в классе. Большинство мальчишек хорошо общались с Егором, поэтому с ними ни о чем нельзя было договориться. Также были и вменяемые ребята, но с ними разговор всегда складывался сложно. На них было невозможно положиться. Разумеется, был бы Влад в школе, его бы моментально привязали к Романовой, но поскольку тот в больнице — последней надеждой стал Леша, причем исключительно из-за того, что Кира имела на него влияние.

Правда, Саванова сразу прекратила все разговоры с братом, стоило ей узнать, что в пару Еве сунули Марка, который в итоге стал полноценным партнером.

На следующий день, тридцать первого октября, в школе было необъяснимо тихо. Не было ни Киры, ни Суриковой, ни Егора… Ладно, насчет Суриковой все было понятно — Таня рассказывала, что та готовилась к Хэллоуину (хотя лично я считаю, что ей даже костюм не нужен, чтобы занять первое место). Ева Романова была расстроена известием, что ее друг, Влад Берднев, попал в больницу с аппендицитом, и выпишут его только дней через пять. Ученица планировала в пятницу после уроков навестить приятеля, но пока она была понурой и ходила по школе неприкаянной до тех пор, как не столкнулась с Таней, и не разговорилась с той о мальчике-десятикласснике, который нравился старосте и прочим девчонкам в школе. На школьном мероприятии он должен был стать ведущим.

Марка и Еву отпустили после пятого урока во время большой перемены. Не то чтобы подразумевалось, что благодаря этому у них будет больше времени подготовиться, просто из-за того, что раньше никто этого не мог сделать — контрольная по алгебре, лабораторная по биологии, чтение докладов по географии и разбор какого-то произведения на литературе. Ах, ну да, была еще физкультура.

— Ты не представляешь, насколько я устала от Марка, — раздраженно выдохнув, произнесла Ева. Переодевая балетки на сапоги, она глянула на одноклассника, ждавшего ее около выхода и крутившего в руках пачку сигарет. Директор, немного задрав голову, с осуждением смотрела на него. У нее были волосы цвета спелого баклажана, представляете?

— Брось, это всего лишь дискотека, — отмахнувшись, сладковато мяукнула Таня. Так уж вышло, что после ненавязчивой беседы девчонки все время ходили вместе. — Вы же не одни будете.

— Да, но быть в паре с Марком мне как-то не хочется, — недовольно фыркнула Романова, наморщив носик.

— Это точно, — согласилась одноклассница и поправила края розовой майки.

Зильберштейн терпеливо дождался подругу по несчастью (но, по-моему, этот Хэллоуин был ему только в радость), и они вместе вышли из школы. Охранник сначала не хотел их пропускать, но Анна Александровна проконтролировала, чтобы их выпустили — она как раз стояла рядом с директором. Ребята поспешили покинуть территорию школы настолько быстро, насколько могли. Марк, как обычно, провожал Еву до дома, но, если прежде он молчал по дороге из школы, то сейчас у него началась, скажем так, словесная диарея. Юноша предлагал всевозможные варианты образов, которые легко создать за короткий срок; рассказывал, что хорошо разбирается в мэйк-апе и может помочь, но девушка усомнилась в его способностях и мысленно посмеялась; при этом Марк активно жестикулировал, объясняя, как может выглядеть наряд или как лучше всего порвать колготки и прочую одежду.

— Создай рецептурную книгу, думаю, у тебя это изумительно получится, — умиленно усмехнувшись, предложила Романова. По необъяснимым причинам ее радовал говор одноклассника. Ева остановилась перед своим подъездом. Могу поспорить, ее бы провожали до квартиры, если бы она не прощалась, обрывая человека на полуслове.

— Ага, и о чем я там буду писать? — удивился Зильберштейн. — Как при помощи грима имитировать шрам от ожога или то, как правильно запечь ногу, сохранив витамины?

Положив свою сумку к себе на колено, девушка встала на одну ногу и что-то начала искать, после чего она достала смятую табличку «Сарказм».

— Если всерьез решишь, то начинай хотя бы с этого, — ухмыльнулась она и протянула листок однокласснику. — Не за что.

— Эмм… — растеряно промычал тот в ответ. — Но я серьезно хорошо разбираюсь, как мазать грим, а уж тем более макияж… Как бы странно это не звучало.

— Марк, — измученно улыбнувшись, начала Ева, — слушай, я, конечно, очень ценю твой энтузиазм, — лукаво произнесла она, незаметно отступая к подъездной двери, — но мне это неинтересно. Нет, я правда очень рада, что ты во всем этом так хорошо разбираешься, дерзай! Но маскарады и костюмы, наверное, совсем не мое, — а вот это уже было абсолютно искренне.

— Но я действительно хочу помочь тебе собрать костюм, — настаивал Марк. — Я сам не любитель Хэллоуина, но, тем не менее, готов к нему.

— Ну, если ты так хочешь… — заметно смягчилась Романова. — Заходи ближе к трем, квартира 124, позвонишь по домофону, — девушка направилась к подъездной двери и, открыв ее магнитным ключом, посмотрела на Марка, оставшегося выдержано дожидаться ее ухода. — Поднимайся на седьмой этаж.

С этими словами Ева зашла внутрь, с легкостью поднявшись по ступенькам к лифту. Дома было принято, что проверять почту — ее обязанность, чему она следовала каждый день. Открыв почтовый ящик, девушка собрала все, что там было: реклама, письмо от дальних родственников, счет за электричество. Выбрасывая бесполезную макулатуру, в конце небольшой стопки девушка заметила странный клочок бумаги, затесавшийся в рекламу. Развернув его, она увидела нечто вроде послания, выведенного до безобразия аккуратным почерком:

«Следующего раза не бойся. Это еще не конец. Мы с тобой еще увидимся, а пока я за тобой присмотрю. P. S. T. П.»

Постскриптум вызвал у Евы улыбку, поскольку она когда-то слышала от одноклассников, как расшифровывается «ТП», но так как это нарушает все рамки цензуры, я умолчу об этом (кто-то мог знать, кто впервые слышал — Интернет в помощь). Единственным, что тогда напрягло девушку, был резкий аромат, которым исходило письмо. Запах металла, скотобойни… И точно в ту же секунду Ева вспомнила, где она прежде слышала этот запах. Убийство той девушки.

Романова торопливо выбросила послание к остальной макулатуре и, забрав письмо с уведомлением, поспешила к лифту. По пути к квартире Ева прокручивала в голове недавние события: «Наверное, Кира решила подшутить. Как раз я только ей все рассказала об убийстве, значит, да, точно, это она! Ее же сегодня и в школе не было, она могла спокойно подложить записку. Где она научилась так мастерски менять свой почерк? Ладно, я ей это припомню… Интересно, а что там с Владом? Как его самочувствие? Приду домой — непременно ему позвоню!»

Таинственная записка мгновенно исчезла в потоке мыслей, связанных с Бердневым. Ей очень хотелось позвонить Владу, услышать его голос, но она боялась, что таким образом лишь потревожит его. Закрыв за собой входную дверь, Ева поспешила скинуть с ног узкие сапоги и неудобную куртку, отправившись в свою комнату переодеваться в домашнюю одежду. Она собрала волосы в хвост и поставила на плиту разогреваться вчерашний суп. Теребя в руках сотовый, девушка время от времени смотрела то на часы, то на экран беззвучного телевизора, где в сотый раз шла реклама всем надоевшего «Дома-2».

Терпение Евы было на исходе — она больше не могла сидеть сложа руки. Налив в тарелку суп, девушка не могла собраться с мыслями, чтобы сесть и спокойно поесть. Какие-то невнятные образы постоянно крутились в голове. Прошло чуть меньше часа, и Ева успела переделать все заданные на четверг уроки, позже она стала мерить шагами диагональ кухни. Ее ничто не могло успокоить — ни нежные бежевые тона, в каких был оформлен квартирный общепит, ни время, постепенно приближавшееся к трем. Закусив губу, она нерешительно набрала номер Влада, выученный ранее наизусть, и, прислонив телефон к уху (она еще долго не могла решить, к какому), считала гудки. Первый… второй… третий…

«Из-за того, что с Владом что-то не так, я не могу спокойно поесть!» — взволнованно подумала Романова, поражаясь, что прежде никогда не волновалась из-за человек, который был ей симпатичен. Ранее она не задумывалась о том, что может настолько увлечься каким-то парнем.

На четвертом гудке запиликал домофон. От неожиданности Ева едва удержала телефон в руках, вовремя подхватив его в воздухе, но, так и не дождавшись ответа, сбросила вызов и поспешила к домофону. Сняв трубку, девушка прислушалась.

— Ты не поверишь! Я заранее подготовил весь грим, решил не брать с собой ничего лишнего. Тебе прихватил белила, а себе взял краски для бодиарта. Для лица они тоже годны. Правда, я взял с собой те, что на спиртовой основе — они держатся дольше, чем те, что на водной, — воодушевленно тараторил Марк, которого было легко узнать по голосу.

— Погоди, давай ты мне все лично расскажешь. Ради этого я тебя встречу, — улыбнувшись, Ева потянулась за курткой. — Подожди пять минут, скоро спущусь. Только прошу, не садись на скамейку, хорошо?

— А что с ней такого? — в его вопросе прозвучало недоумение.

— Главное не садись, я потом тебе все объясню.

— Scheisse^[13]! Ну, ладно, — недовольно пробурчал парень, и девушка, схватив с зеркального столика ключи, в тапках выскочила из квартиры, закрыв ее только на один замок. В подобные моменты, когда сломя голову нужно было куда-нибудь бежать, она частенько забывала переодеть обувь.

Спуститься не было проблемой, но каждый раз открывать подъездную дверь становилось непростой задачей — то заклинит, то примерзнет, то вообще сломается. Уперевшись плечом в металл, Романова толкнула его вперед и чуть ли не вывалилась на улицу, вовремя ухватившись за ручку. На улице похолодало, смеркалось. Малолюдно. Отличное начало для Хэллоуина, впрочем, для встречи с Зильберштейном тоже в самый раз.

Марк проигнорировал просьбу одноклассницы и уселся на середину бледно-зеленой скамейки, поставив рядом громоздкий чемодан, какой обычно бывал у стилистов в салонах красоты. Также у его ног стояло два черных пакета. Переминаясь с ноги на ногу под козырьком, Ева вопросительно посмотрела на Зильберштейна, в ожидании того, что он что-то скажет. Любитель маскарадов настолько увлекся какой-то игрушкой на телефоне, что не замечал того, как его пробуривали суровым взглядом. Простояв так с минуту, Ева подлетела к Марку и резко схватила пакеты, стоявшие на земле. Не ожидав такого, парень испугано сдернул наушники через капюшон. Те упали ему на колени. Дерни он чуть сильнее за провод — все, капут раритету. Черт знает, как ему это удалось, но он остановил девушку, когда та заходила в подъезд:

— Прости, Ива. Из-за музыки я тебя не заметил, — взяв девушку за плечо, он развернул ее к себе.

— Ты не только меня не заметил, — раздраженно начала Ева, — но и проигнорировал мою просьбу!

Марк подскочил за своим чемоданом и, взяв его, подбежал обратно.

— Ладно, пошли, — обессиленно произнесла Романова, скрываясь внутри подъезда.

— Хорошо… Так почему ты просила не садиться там? — почувствовав свою вину, Марк немного присмирел и понизил голос.

Зайдя в лифт, Ева немного помедлила, прежде чем назвать истинную причину непонятного немцу запрета:

— Позавчера именно на этой скамейке нашли убитую девушку, — зловеще прошептала Романова ему прямо на ухо. — Тебе понравилось там? Если хочешь, можем вернуться и поискать какие-нибудь следы ее пребывания здесь или какой-нибудь фрагмент ее трупа…

Слова, казалось, произвели превосходный эффект — особенно при помощи тона, благодаря которому в фильме ужасов могли на персонажа нагнать страх. Так и в этот раз: ощутив свой триумф и заткнув Марка на какое-то время, Ева, улыбаясь, развернулась к дверям лифта и считала секунды до их открытия. Выйдя из кабины, она потянулась в карман куртки за ключами, но через мгновение она заметила, что Марка не было рядом. Она заглянула в лифт и обнаружила его в состоянии глубокого транса.

— Марк, что с тобой? — озадачилась «шутница», которая никак не могла представить, что небольшое преувеличение произведет на кого-то настолько сильный эффект. Уж точно этим человеком не должен был оказаться Зильберштейн.

— Я сидел там, где лежала покойница, — отрешенно ответил тот, переведя затуманенный взгляд на Еву.

— У тебя некрофобия? — помимо прекрасного знания биографий многих серийных убийц, девятиклассница была великолепно осведомлена насчет всевозможных фобий. — Или верминофобия?

— Верми… что?

— Боязнь инфекций, болезней, ну, и так далее, — потянув юноше руку, отмахнулась она. — Пошли, трусишка.

Дома было тепло, можно было отогреться. Только пол был, как всегда, холодным, и, пройдя в прихожую, Ева поставила пакеты и метнулась к шкафу за тапками для гостя. Привычка, не более. Все еще пребывая в шоке, Марк застыл на пороге и крутил головой. После он робко шагнул на коврик, прикрыл за собой дверь, и, сообразив, как работает замок, закрыл ее. Изумленно осматривая помещение, Марк приметил зеркало и самодовольно кивнул, завидев собственное отражение. Определенно, он считал себя великолепным. Страх или нечто иное постепенно отступали, но все равно что-то продолжало тревожить. Поставив чемодан на пол, парень завозился с молниями сапог, которые давно требовали смазки.

Пока одноклассник осваивался, Ева поставила кипятиться на плиту большой пузатый чайник и, задумчиво посмотрев на нетронутую пиалу супа, переставила ее ближе к раковине. Поздновато она вспомнила о трапезе, а при госте было бы слишком неловко обедать. Так уж сложилось, что девушке было неловко есть при других людях — ей сразу начинало казаться, что вторгаются в ее личное пространство.

— Чай, кофе? — с кухни спросила Ева, когда Марк медленно расстегивал пуговицы пальто. — Тебе с сахаром, или руки с мылом помоешь?

— Я пью только кофе. Обожаю только кофе, — развязывая черно-белый шарф в клеточку, сообщил о своем пристрастии Зильберштейн, внимательно радуясь своему отражению. — Сахара… Наверное, лучше одну ложку, хотя я пью с сукразитом.

«Диабетик?» — подумала девушка, когда искала на полках кухонного шкафа упаковку с заменителем. Спросить прямо она не решалась, поэтому оставила это на потом. В конце концов, ей же с ним не детей заводить, так что какая к черту разница? Встав на носочки, Ева достала с верхней полки посудного шкафчика две кружки. Скоро должен был засвистеть чайник.

— Ты видела ту дохлятину прямо там? Когда ее нашли на скамейке? — не успокаивался школьник, аккуратно обойдя тапки и застыв в проеме, уставившись карими глазами на очевидца. — Как это было?

— Потрясающе, — невесело усмехнулась Ева, накладывая себе сахар в чашку с фотографией «Зачарованных». Точно две ложки.

— Черт, не стоило мне садиться, — ошеломленно произнес парень. — Гадость, — его передернуло.

Удивленно вскинув бровь, Романова повернулась к Марку и с насмешкой сказала:

— Никогда бы не подумала, что ты настолько брезглив. Да ладно тебе, расслабься, — она дружелюбно улыбнулась. — Конечно, пока туда никто не садится, но вскоре все об этом забудут.

— Забудут. И что? Я-то не забуду, — немец скрестил руки на груди и усмехнулся. — Мы с мамой как раз сегодня обсуждали это, когда я помогал донести ей сумки из магазина, — невозмутимо сказал Марк, но потом смутился, поскольку вспомнил о том, что прежде никогда не вдавался в подробности жизни вне школы. Он ненавидел рассказывать о себе, во всяком случае, правду. — Да еще и промерз к чертям собачьим, — отвлеченно добавил он, переводя тему.

То, что Марк помогал своей матери, Ева отметила где-то в своих мыслях — немногие дети ныне это делают. Для подростков становилось чем-то удивительным даже нормально поговорить со своими родителями, не то, что просто проявить внимание. Марк ей в этом плане почему-то импонировал. В глазах Евы он выглядел загадочной персоной, о которой толком никто ничего не знал.

— Суп? — пройдя на кухню, Зильберштейн выглядел почему-то шокированным. — Как можно есть этот шлак?

— Ах, ну да… Ты ведь немец, так? — поставив сахар обратно на полку, улыбнувшись, уточнила девушка. Парень недоуменно кивнул, хотя точно помнил, что не раз об этом упоминал. Может, у нее действительно память как у золотой рыбки? — Ну, я забыла просто, вы же немцы, любите жареная сосиска, квашеная капуста и музыкальный горох, — потянувшись за баночкой сахарозаменителя, усмехнулась девушка.

— То, что я немец, ни о чем не говорит, — сварливо заметил он. — Тогда ты, если русская, то должна торчать от борща, черной икры и водки. Где медведь с балалайкой и ушанкой?

— Маркуш, — приторно ласковым голоском пролепетала Романова, — во-первых, борщ — блюдо украинской кухни, никак не русской. Нашим принято считать уху. Во-вторых, черная икра не в тренде, в-третьих, водку было принято пить только зимой, чтобы не замерзнуть.

— А как же греться у атомного реактора? — присев на стул, Марк скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

— Да иди ты! — хихикнула девушка и убрала со столешницы ненужные вещи обратно.

Внезапно она неловко задела контейнер с лекарствами, и тот повалился вниз. Моментально среагировав, Марк рванул за падавшей аптечкой и буквально в миллиметре от пола успел ее подхватить.

Выпив чай и кофе, ребята начали собираться на школьное торжество, назначенное на пять часов вечера. Поскольку кухня оказалась наиболее освещенной комнатой, то было решено начать подготовку именно там. Загадочный чемодан стилиста был поставлен на стол, после чего Марк, достав из кармана свободной полосатой толстовки ключ, отпер замки и открыл его. Содержимое было разделено ровно на две части: справа хранилась обычная косметика, а слева средства для создания театрального грима.

Образ Евы — девушка легкого поведения с перерезанным горлом. Изначально ей не хотелось примерять амплуа жертвы; она пыталась это объяснить, стараясь как можно меньше вдаваться в подробности. Но мы — то с вами знаем, что дело было в том убийстве.

— Мне кажется, что люди посчитают, что это — моя скрытая натура, — оправдываясь перед одноклассником, всплеснула руками та. — Может, лучше что-то более нежное? Не хочу, чтобы кто-то подумал, что я распутница, тем более, мертвая.

— Ты не хочешь, чтобы люди посчитали тебя изображающей жертву недавнего преступления? — Марк достал какие-то тюбики из чемодана. Похоже, что-то типа белил. Ева удивленно посмотрела на немца — неужели он настолько точно уловил ее мысль? Впрочем, юноша не обратил внимания на взгляд одноклассницы и продолжил заниматься своим делом: — Мертвая шлюха — самое простое, что я смогу сделать менее чем за полчаса.

— Да, но… что, если тот, кто убил ту проститутку, то убил из-за того, что она падшая? — в ее слова проник страх, цеплявший Романову на протяжении нескольких дней. Всякий раз, выходя из дома, она следила за тем, чтобы не выглядеть вызывающе.

— Не сцы, Маруся, — похлопав Еву по плечу, ухмыльнулся Зильберштейн. — Я Дубровский.

— Ты умеешь читать? — с притворным восторгом спросила девушка. — Серьезно? Надо отпраздновать!

— Я говорю это все к тому, что у нас не Штаты, где в Хэллоуин происходят массовые убийства, вернее, я думаю, что там так… да и ты же не одна будешь, а со мной, — устало выдохнув, Марк поставил один из пакетов на стул, после чего достал оттуда топор и замахнулся. — На самом деле, я хотел взять биту, но мне показалось, что топор в России будет как-то каноничней, — тогда Ева задалась вопросом — зачем Марку бита? Он даже не был похож на бейсболиста.

Образ Марка — убийца с топором, чье лицо разрисовано «под череп». Белила пригодились не только девушке, но и ему самому. При нанесении макияжа Марк выглядел крайне неуверенно — казалось, что он боялся прикасаться к девушке. Его руки дрожали, он то и дело осматривал получившийся результат, опасаясь, что мог совершить ошибку. Еве даже показалось, что она услышала, как быстро билось сердце Марка. «Наверное, переживает за результат», — оправдала знакомого Ева.

Когда с гримом Евы было покончено, Марк приступил к своему. Напарнице он не позволял вмешиваться в процесс, объясняя тем, что она может все испортить. Единственное, в чем пригодилась ее помощь, так это нарисовать небрежный контур глаз. Именно небрежный, как подчеркнул юноша, поскольку Ева точно не сумеет нарисовать четкий контур глазниц. По сути, это могло бы ее обидеть, но она была благодарна однокласснику за воодушевлявшие речи… и топор, который он собрался волочить прямо по улице.

С помощью ножниц черные капроновые колготки были порваны уже на ногах девушки, которая чуть ли не пищала от того, как Марк ими управлялся (в одной руке он держал сами ножницы, в другой открытый прозрачный лак для ногтей на тот случай, если что-то будет нужно подклеить). Создавать наряд Евы оказалось не так просто, как представлялось ранее. Марку было проще — переоделся в рубище, и все, готово.

Если брать во внимание, что для России Хэллоуин не является праздником широких масс, то представьте, какова была реакция прохожих на учеников из школы Зверя, шедших на местный карнавал. Скажем так, большая часть школьников направлялась к учебному заведению в добровольно-принудительном порядке, как любила говорить Анна Александровна. Сейчас такими фальшивыми праздниками толком никого не заинтересуешь, поэтому учителям пришлось пойти на хитрость, чтобы привлечь подопечных к внеклассной деятельности. Положительная оценка, которую классные руководители ставили по преподаваемым ими предметам, служила необходимой мотивацией (очень жалко тех, у кого классный руководитель — физрук; получить пятерку на физкультуре — плевое дело). Естественно, подобная схема использовалась не первый раз и не первый год. Сколько же приходится тратить сил, чтобы соответствовать требованиям прихотливого директора!

Ведущим вечера единогласно был выбран ученик десятого класса Юра Айерченко (ударение на предпоследний слог), который на тот момент являлся президентом школы. Абсолютно бесполезная должность, кстати. Ни почета, ни уважения, ни работы. Что касается самого Айерченко, то он был ярким представителем молодежи — иссиня-черные волосы, разноцветные — если быть точнее, то зеленые и красные — линзы, и, плюс, он носил пирсинг нижней губы. Встречался с самыми привлекательными девушками школы, как, например, с одной француженкой, но это уже совсем другая история, о которой я расскажу позже. Юра был умным и осторожным человеком. Он относился к тому типу людей, которые никогда не пойдут в подвал под тревожную музыку.

Итого на мероприятии появилось примерно сорок персон. Для начала неплохо, не так ли? Многие даже постарались придумать себе образ.

Воодушевленный уличным вниманием Марк готовился к страстному приветствию от одношкольников, поскольку он, чего и следовало ожидать, единственный додумался прийти с реквизитом, но так уж вышло, что он моментально влился в толпу.

Перед началом конкурса на самую лучшую пару к ребятам подошел ведущий; на этот раз один его глаз благодаря склеральной линзе приобрел черный белок (чувствуете игру слов?) и кроваво-алую радужную оболочку. Также на его лице была белоснежная марлевая повязка.

— Гутен абенд, Зильберштейн, — с пренебрежением бросил Юра, после на пятках развернувшись к спутнице немца. Кажется, он был бы не прочь за ней приударить. — Ты Ева Романова, верно?

Наслушавшись вдоволь о репутации ловеласа, Еве хотелось поговорить с Юрой, чтобы разобраться, какой он на самом деле человек. Она была моралисткой и многие свои действия совершала без задних мыслей, если вы понимаете, о чем я, впрочем, ей в глубине души все же было интересно, обратил бы десятиклассник на нее внимание как на девушку, но не успела Ева и пикнуть, как Марк опередил ее:

— Она самая, — хмуро поджав губы, подтвердил Марк. — Собственно, чего тебе надобно, Айерченко? — он сделал шаг вперед, и со стороны казалось, что таким образом он будто отгораживал Еву от неприятеля.

— Всего лишь хотел пожелать удачи, — привставая на носочки, Юра убрал руки за спину. — Впрочем, не думаю, что такому неудачнику как ты, она поможет, — добавил он и покинул их.

Дождавшись, когда Айерченко отойдет на расстояние, чтобы ему ничего не было слышно, Ева рывком развернула Марка к себе и со злостью посмотрела на него. По правде говоря, она не особо переживала из-за неудавшегося разговора и оскорбления немца, но для нее Марк не был тем человеком, с которым стоило прекращать конфликт в зародыше, поэтому Романова не собиралась себя никоим образом сдерживать:

— Что это сейчас было? — четко выговаривая каждый слог, процедила она. Спорить девушка любила, чего уж скрывать, а покричать еще больше. Больше всего ее злили какого-либо рода ограничения, не имевшие за собой достойного основания. Рожица «мертвой шлюхи» была проработана идеально, на какое-то мгновение Марк даже испугался, но понял, что сделал качественную работу и был горд собой.

— Ты о чем, Ива? — искренне удивился Марк. — Если ты о нашей «дружеской» беседе…

— Ты мне не дал даже слова сказать! Может, я хотела с ним познакомиться? — продолжала на повышенных тонах девушка.

— Ты что, совсем сумасшедшая?! С ним же трахается все, что движется!

Разумеется, Романовой даром не был нужен ведущий, но ругаться с Марком ей пришлось по душе и невероятно понравилось. Сразу накатил прилив энергии, и эмоции переливались через край.

— Слушай, то ты под педрилку косишь со своим: «макияж — то, а грим — это», — девушка красноречиво жестикулировала, — то пытаешься изобразить из себя альфа-самца.

— Shut up^[14], молоденькая самка, — сначала Марк невольно улыбнулся, но затем посерьезнел. — Понимаешь, когда твоя мать работает гримером в театре, а потом стилистом в захудалом салоне, то сложно не знать элементарного! Если ты красишь хуже, то в этом совершенно нет моей вины, — парень опустил топор рукояткой вниз, прижал рукоять к своей ноге и сдернул капюшон. Прежде Ева не могла представить себе ссоры с Зильберштейном. Теперь ей стало немного не по себе, особенно учитывая тот факт, что, как-никак, но у него был с собой топор, а парень был очень зол. Хорошо, что он не подумал тоже самое, что и Ева, — может, проблема на самом деле в тебе?

— Так вот почему ты не захотел красить ногти черным лаком, — попыталась пошутить Ева, но попытка оказалась неудачной.

Эта был их самый первый серьезный конфликт. Таковых было немного, но, к сожалению, в будущем они были и не раз.

— Да пошла ты на хер, Ева! — отчаянно крикнул чуть ли не на весь зал Марк, и пришедшие посмотрели на ссорившихся подростков. Сделав несколько глубоких вдохов, он успокоился и продолжил: — Я уже давно пожалел, что перешел в ваш класс. Я рассчитывал, что хотя бы ты будешь вменяемой, менее стереотипной, но, увы, я ошибался. Auf Wiedersehen^[15], — махнув рукой, выдержано попрощался Зильберштейн и поспешил удалиться из зала.

Марк выскочил как ошпаренный из здания и уселся на крыльце школы. Ему было начхать на холод и то, что он может простудиться и заболеть — это последнее, о чем он мог подумать в те минуты. Его бесило все вокруг: люди, место, атмосфера — он всем сердцем ненавидел эту проклятую постановку, в которой ему приходилось играть роль. Машинально потянулся за пачкой сигарет, в которой лежала и красная зажигалка Cricket с колесиком.

Тем временем Ева увядала в одиночестве. Малышке лишь хотелось немного повздорить, но задевать чьи-либо чувства она точно не планировала. Правда, в ту секунду она по привычке думала лишь о себе — что же будет с конкурсом? Неужели придется срочно искать нового партнера или бежать просить прощения у немца?

— Вы поссорились? — к Еве подоспела Таня, одетая в костюм волшебницы, но больше это смахивало на развратную ведьму. Сжечь бы ее на костре.

— Похоже на то, — в голове Романовой был полнейший ералаш из-за его фразы о том, что он ее воспринимал совсем другим человеком. — Что делать?

— Из-за чего хотя бы? — вмешалась в разговор Сурикова. Без понятия, какой у нее был наряд… пусть Винни Пух.

— Да из-за ерунды, на самом деле… Случайно задела тему его перехода и матери. Похоже, он не любит о ней говорить.

— Кажется, Марк и живет-то только с матерью, — шепча друг другу, сплетничали Сурикова и Таня. — Отец либо умер, либо в тюрьме… В общем, нет у него отца.

И внутри Евы что-то щелкнуло. Нет, она не прониклась сочувствием или жалостью, просто больше ей не следовало слушать бессмысленный треп. Более правильной тратой времени стал бы поиск Зильберштейна. Девушка хотела закончить конкурс и, при этом, не упасть лицом в грязь. До начала мероприятия оставалось около десяти минут, и Ева поспешила за Марком, чтобы успеть к началу. Интуиция у нее была развита посредственно, но в катастрофические моменты Еве не было равных — она становилась лучше любого экстрасенса.

Марк, сидевший в то время на крыльце, поджег вторую сигарету и втянул дым в себя, живописно представляя, как он губит его легкие и здоровье в целом. Ему нравилась тема саморазрушения.

— Лишь только я тебя увидел и тайно вдруг возненавидел бессмертие и власть свою, — отвлеченно, вполголоса, шептал Марк, изучая забор закрывавшегося детского сада. Родители, задержавшиеся на работе, забирали своих детей.

Перестав воспринимать себя ребенком где-то с пяти лет, Марк попытался стать максимально самостоятельным, насколько это было возможно. Он один ходил в детский сад, в семь лет его даже не провожали в школу. Матушка с большими надеждами отдала его в гимназический класс, но из-за того, что русский язык давался плохо, мальчика перевели в обычный, где он только в средней школе взялся за ум. Сложные отношения и недопонимание со стороны сверстников научили его главному — он сам себе стал лучшим другом.

— Марк? — беспокойно позвала Ева, выскочив на улицу с курткой на плечах. Она всматривалась во тьму школьного двора, но боялась спуститься на ступеньки, потому что, подобно раскату грома, до нее дошла ее неправота.

Немец повернулся вполоборота и заметил взволнованную мордашку Евы, выглядывавшую из-за угла. Романова щурилась, не в силах справиться с ночной темнотой.

— Ты здесь?

— Ja, — Зильберштейн сунул сигарету в рот и уставился на одноклассницу. Переминаясь с ноги на ногу, та нерешительно спустилась на первую ступеньку и виновато опустила взгляд.

— Ты сильно злишься?

— Мне уже плевать, Ева.

— Неужели я наконец-то стала Евой? — ухмыльнулась Романова. Марк на нее мрачно глянул, и улыбка сползла с ее лица. — Ладно. Раз так… Марк, прости меня, пожалуйста. Я погорячилась…

— «Сь» и «ся» — постфиксы, образовывающие обратные глаголы. Прежде говорили не, допустим, «погорячилась», а «погорячила себя», — лишенным эмоций голосом произнес Марк. — Погорячила ты себя, хорошо, что не извиняешь себя.

— Откуда узнал? — расслабилась Ева, поинтересовавшись с улыбкой.

— Стал посещать факультатив Анны Александровны. По четвергам, восьмым уроком, — затушив сигарету, сообщил парень. — Она сказала, что мне просто повезло во время пробника.

— Это же хорошо, что подфартило. Я верю, что к экзаменам ты будешь знать русский лучше меня, — показав большой палец вверх, заверила девушка, но потом стыдливо опустила взгляд. — Если честно, мне бы не хотелось терять какое-никакое общение с тобой из-за такой ерунды. Я все-таки думаю, что ты не такой плохой парень, каким ты себя выставляешь.

Марк удивленно посмотрел на девушку, временно утеряв хладнокровие. Затем самодовольно усмехнулся:

— Знаешь, я уже давно понял, что лучший способ разрешить конфликт — это идти на контакт, ибо такие стереотипные люди, как ты, подумают что-то свое. Я порядком устал от того, что на меня наговаривают.

— Слышал о такой штуке, как первое впечатление?

— Разумеется, а что?

— То было не более чем первое впечатление. Оглянись, посмотри, где мы живем, — в доказательство Ева развела руками, но, как назло, никого в округе не было. — Есть и положительные моменты. Но вот ты сейчас, кстати, тоже со своим первым впечатлением обо мне, и как оно?

— Легкое разочарование.

— Разочарование?

— Разочарование, — вновь кивнул Марк. — Обидеть меня невозможно, а разозлить сложно… Поразительно, что ты смогла все это сделать разом, — он поднял на нее взгляд. — Самая правильная эмоция, помимо гнева, — это разочарование.

— Не очаровывайся тогда, — тепло улыбнулась Романова. — Ну что, мир?

Зильберштейн посмотрел на протянутую руку девушки и, потратив на обдумывание меньше минуты, взялся за нее и вскочил на ноги.

Конкурс на лучшую пару прошел невероятно быстро и просто; Ева же предполагала, что он будет состоять из разных парных состязаний, но вместо этого все пары были вызваны на сцену, где их внешний вид оценивали жюри и зрители. Каждому участнику пришлось описать свой образ в нескольких словах. Ева представила образ одной из пяти канонических жертв Джека Потрошителя, известную как Мэри Келли. Поскольку та была самой привлекательной из всех убиенных, Романова выбрала именно ее (на самом деле, Келли была убита иным образом — расчленена, но, боюсь, кроме Евы об этом никто не догадывался, а ассоциация с каноничными жертвами у нее пошла именно после утреннего «привета»). Марк представился «психом с топором»; к тому времени его маска расплылась.

В зависимости от того, насколько громко хлопали зрители, выставлялась оценка, плюсовались баллы жюри, все суммировалось, и в итоге объявлялся победитель. Громче всего, правда, хлопали звонким комментариям Айерченко, нежели участникам шоу, но, тем не менее, приз зрительских симпатий достался ученикам десятого «А» класса, но вот объявили общий результат и… та-да-да-та… Марк и Ева заняли призовое место!

Стоило участникам первого конкурса покинуть сцену, попросили подняться тех, кто участвовал в соревновании на самый лучший костюм. Победил Винни Пух, но я не помню, кто это был… Ладно, предположим, это была Сурикова.

Затем было нечто вроде дискотеки, причем сразу зазвучали медленные композиции. На Марка и Еву повесили ленты, на которых серебристыми буквами было выведено «Король Хэллоуина» и «Королева Хэллоуина», но ребята ради забавы поменялись ими.

— Потанцуем? — весело предложил «Королева», и, не успела девушка ответить, как он взял ее под руку.

Все было превосходно. Ева для себя даже решила, что будет далее стараться понимать Марка без ошибок, чтобы больше не возникало таких нелепых ситуаций. И Марк сам был более чем доволен. На часах было полседьмого, мероприятие заканчивалось около семи. В этот вечер Еве стало приятно общество Марка (хотя, может, злую шутку с ней сыграл алкоголь, подлитый в пунш), пока внезапно не зазвонил телефон.

Торопливо достав его из кармана, скрытого в сером свободном платье, Ева прочитала запись на дисплее:

— Влад… — и посмотрела на Марка, отпуская его. — Я отойду, скоро буду, — она ответила на входивший звонок, и ее губы растянулись в трепетной улыбке. — Привет, Влад, ты как? Как самочувствие? — Ева отходила в сторону выхода, увлеченно разговаривая с Бердневым.

Разочаровано проследив за ней взглядом, Марк пожал плечами и подошел к открытому окну, откуда тянуло приятной прохладой.

Примечания

11

Ты — просто песня без смысла:

О жизни, в ожидании госпитализации.

Если ты думаешь, что я не прав,

То это для меня ничего не значит.

My Chemical Romance — «Разочарованный»

12

Blondie — Блондиночка (англ.)

13

Scheisse — дерьмо (нем.)

14

Shut up — заткнись (англ.)

15

Auf Wiedersehen — до свидания (нем.)