Охота на мгновения. Сборник рассказов

Екатерина Сурская, 2020

Сборник рассказов, написанных в разное время. "Было лето" – о беззаботном детстве; "Чагравый" – история появления у Вещего Олега его знаменитого коня; "Двое. Волки" – о самой главной встрече; "Вечерний рок-н-ролл" – городская зарисовка; "Когда мы были студентами" – о весельчаках, распевающих Gaudeamus igitur; "Охота на мгновения" – о милых и мимолетных секундах…

Было лето

Было лето.

Лето обычно начиналось ранней весной, когда мы ходили со Светкой на «наше» поле, тонули в ломких сугробах, на которых лежал тонкий, искрящийся, подтаивающий наст.

Его было так здорово обламывать и засовывать в рот, он таял и хрустел, и был вкусным.

Еще очень ярко светило солнце, и с наста капала вода.

А потом земля оголялась и становилась мягкой, кое-где выглядывала прошлогодняя жухлая трава, по цвету сливаясь с коричневой землей. На земле четко отпечатывались следы, и по мере того, как она подсыхала прохладными апрельскими вечерами, эти следы становились все менее заметными.

Тогда появлялась мать-и-мачеха.

Обычно это бывало так: вот идем мы с мамой, я держу ее за руку и верчу головой по сторонам. И вдруг — ах! Вон там, на самом солнцепеке торчит желтая голова! И еще одна, и вон еще! Ах!

— Мама, мама, смотри — одуванчики!

В детстве, наверное, все путали мать-и-мачеху с одуванчиками. Только потом, в третьем классе, я начала их различать, прилежно вырисовывая на уроке природоведения эти желтые головки.

***

Самым волнующим был день, когда можно было снять шапку. Голове тогда становилось так непривычно легко! Конечно, было немного зябко, но переполняла ужасная гордость, что мне уже можно без шапки, а Светку, которая младше меня на год, мама еще укутала по-зимнему. А потом и Светка снимала шапку, и уже совсем маленькие ребятишки во дворе бегали растрепанными, и становилось совсем понятно — скоро настоящее лето!

***

Лето приближалось, когда мы начинали ходить на поля.

«Поля» — это самая окраина города, там, где и город-то уже заканчивался, а проселочная дорога вилась вдоль речки под названием Ошла и уходила куда-то в неизвестные поселки. Слева от дороги текла речка, а справа до самого горизонта расстилались эти самые поля. И с другой стороны речки тоже были поля.

На поля, конечно же, нас одних не пускали, да нам никогда и в голову не приходило пойти туда самим. Во-первых, шагать до первых зарослей ивняка, где можно здорово играть в индейцев, очень далеко и без взрослых ужасно скучно. А во-вторых, самые интересные заросли были где-то за хитрыми поворотами дороги, которая вдруг разветвлялась, а знал эти повороты только мой папа, поэтому, как ни крути, без взрослых не обойтись.

Еще папа смешно пугал маму, когда на своем огромном велосипеде «Урал» с огромной страшной рамой вдруг вкатывался на крутой берег реки и мчался прямо над самым обрывом по очень узкой тропке, а мы все шли по широкой дороге с двумя колеями внизу. И мама кричала ему: «Витя, Витя, куда?», а папа смеялся.

Хорошо еще, что мама не видела, как мы с папой однажды прокатились так вдвоем.

По берегам Ошлы росла крапива. Молодая крапива очень вкусная, когда ее сварят в специальном супе с курицей и сырым яйцом. Этот суп мама варила один раз в году, когда мы впервые после зимы ходили на поля за крапивой. Возвращались уже вечером, но на кухне было не темно, а так, весенние сумерки, и мама варила весенний суп, обдавая крапиву кипятком. И запах крапивы висел в майских сумерках.

***

Потом начинала цвести липа.

Тогда мы шли стирать палас.

Из земли выходила огромная труба, из нее хлестала желтая вода, с ревом и мутными брызгами во все стороны. Вода наполняла каменный накопитель, он был длинный и узкий, но мне казался очень большим.

Туда спускался палас, и мылился, и плавал в этом накопителе под этой ревущей водой.

А рядом росли липы. Их было несколько, но одна особенно красивая. Вся-вся в душистых цветах. Папа поднимал меня на руки, я тянулась за ними и срывала несколько цветочков.

Потом дома я прятала цветочки, и аромат их путался у меня в волосах еще какое-то время.

Пока его не вытесняли другие ароматы.

**

«Наша» аллея становилась совсем зеленой и тенистой. У нас со Светкой было «наше» поле и «наша» аллея. На поле, в самом его центре, росла одна-единственная дикая яблоня. То, что это именно яблоня, мы узнали совершенно случайно. Я однажды на нее залезла и в самой гуще листвы вдруг увидела маленькое зеленое яблоко. Тут же сорвала его и с победным криком скатилась вниз, ободрав коленки и локти. Мы радовались этому яблоку, словно килограмму «Маски»! Оказалось оно ужасно кислым, но мы мужественно искусали его, а огрызок закопали под яблоней, полагая, что у той может родиться дочка из этого огрызка. Что на самом деле из него выросло, неизвестно, потому что через пару-тройку лет яблоню срубили, а «наше» поле закатали в асфальт, поставили скамейки, и оно превратилось в чинный сквер, где выгуливали собак.

Но тогда мы разговаривали с нашей яблоней, как с живой, и она отвечала нам.

***

А «наша» аллея тянулась далеко-далеко, до самого стадиона «Дружба». Туда мы одни ни разу не доходили. Доходили с родителями на Новый год, когда ходили к Кудаковым. В конце аллеи был какой-то памятник на белом постаменте, но это была уже не наша аллея, а что-то чужое, и памятник чужой, не наш.

***

А в «нашей» аллее у нас со Светкой был друг. Его звали Старичок-боровичок. Это был старый куст можжевельника, ростом не выше пятилетних девочек. Мы с ним разговаривали и доверяли свои секреты. А однажды даже принесли ему в подарок старые батарейки, которые я вытащила у папы из разного хлама на балконе. Рядом со Старичком-боровичком росла высокая липа с прямым темным стволом. Это было Дерево Счастья. И если Старичок-боровичок был другом, с которым можно запросто поболтать, то Дерево Счастья было неким божеством. Разговаривать с ним полагалось осторожно, очень-очень тихо, шепотом и зажмурившись. Мы обычно просили у Дерева Счастья всяких милостей себе. Верили, что оно исполнит желания.

У входа в аллею росла тонкая сирень. Звали ее просто — Зелень. Она странно свешивалась аркой, образуя будто настоящий вход в «нашу» аллею.

Мы входили туда, здоровались с Зеленью, бежали к Старичку-боровичку, смутившись, кивали Дереву Счастья, и присев на корточки, веточками шевелили муравейник или, взявшись за руки, шли вглубь аллеи, распевая какие-нибудь песенки.

***

Было лето.

Однажды мы с мамой шли по двору. У второго подъезда нам встретился дяденька с большой собакой. Собака была почти с меня ростом.

А я раньше собак совсем не замечала, словно не видела. Поэтому и не поняла, надо ли такую большую бояться. Может, надо? Но бояться собаки не хотелось, тем более она смотрела на меня с любопытством, и глаза у нее были такие, что сразу становилось понятно — собаку с такими глазами могут бояться только дураки!

И я посмотрела на дяденьку в смешной панамке и, осмелев, спросила:

— А можно я его поглажу?

— Погладь. Он не укусит.

«Да знаю я, что не укусит. И спросила-то разрешения только потому, что так положено».

И я погладила Большого Пса.

***

Во дворе были разные качели. Три стояли в ряд. В центре были мои самые любимые. На них можно было раскачаться «до стукота». Это означало, что когда ты сильно-сильно раскачиваешься, тонкие железные «веревки» качелей стукаются о перекладину, взлетая параллельно земле. Было страшно, но кто мог раскачаться «до стукота», тот заслуживал всеобщее уважение. Один раз я смогла.

***

Весь двор играл в прятки. Кто водил, отворачивался к толстому стволу большой березы и считал. Я, когда громко считала, всегда рассматривала муравьев, ползающих по березе вверх и вниз. Можно было не закрывать глаза, хотя кто-то говорил, что закрывать обязательно. Но как бы я тогда смотрела за муравьями на березе?

***

Светка пряталась в мальвах. У подъезда росли высокие шершавые мальвы. В середине лета они густо разрастались и цвели розовыми, белыми и фиолетовыми цветами. В середине каждого такого цветка был толстый пушистый пестик, обязательно со шмелем. И пахли мальвы теплым летним днем.

Светку я быстро находила.

***

Еще были «секреты».

Их прятали в земле, вложив между двумя кусками битого стекла. Стекло было чаще темное, коричневое, но иногда удавалось найти светлое, зеленоватое или голубое. Тогда «секрет» был лучше виден. «Секретом» обычно бывал фантик от любимой конфеты. И вот его надо было спрятать и запомнить, где. Мне было не очень интересно. Ребята постарше искали «секреты» друг друга, но я не чувствовала, что мой «секрет» такой уж «секретный», чтобы кто-то другой хотел его найти. И уж конечно мне не казались безумно таинственными «секреты» других. Подумаешь, фантики!

***

И вот наступал день, когда меня отправляли к бабушке.

Бабушка жила в Пензе. Туда надо было сначала ехать на поезде с деревянными сидениями до Зеленого Дола, а потом на настоящем поезде с верхними полками до Пензы.

Я любила ездить на поезде.

Мама доставала курицу в мокрой бумаге, курица была холодная и вкусная. Еще были вкусные огурцы, папа расстилал газету, сыпал соль на газету горкой, макал в нее огурец и давал мне. Я грызла огурец и соль хрустела, не успев раствориться в огуречном соке.

Только когда ели вареные яйца, мне не нравилось. А все обязательно ели вареные яйца, и их запах смешивался с запахом гари и шерстяных одеял.

***

От вокзала до бабушки надо было ехать на седьмом троллейбусе до остановки «Терновского», я это хорошо знала. Мы доезжали, а потом шли через школьное поле по пыльной дороге, шли долго, и вот показывался наш поворот в зеленую улицу, заросшую травой.

***

Во дворе росло старое абрикосовое дерево. Под ним — огромный пионовый куст. Пионы уже цвели, вокруг них гудели пчелы. Четыре яблони роняли в картофельную ботву душистые, подпорченные червяками яблоки. Потом эти яблоки мы с Оксанкой заваривали кипятком в летней кухне и пили, обжигаясь. Тетя Маша, Оксанкина бабушка, выкладывала ложкой нам на тарелки кислое козье молоко, а почему оно называлось «кислое», я не знала. Оно было очень сладкое.

***

У тети Маши была свинья Феня. Она смешно хрюкала, и тетя Маша называла ее «Феня-залупеня». Что такое «залупеня», я тоже не знала, а тетя Маша не объясняла. Потом мне надоело думать, что это, и я забыла спросить у бабушки.

***

А однажды мы с Оксанкой ушли к тете Лиде на другой конец Терновки. Как мы вообще туда дошли, непонятно. Мы все шли и шли, и вокруг росли высокие кусты ярко-желтых цветов. Потом была куча песка, и старый стоптанный ботинок. А потом нас ругали бабушки, и Оксанку даже заперли дома на целый день.

***

Как-то мы играли в «войнушку» с мальчишками. Их было трое: Игорек жил в углу улицы при въезде, Сережка Крючков жил через дом от меня, а Будневский Вадик жил почти напротив Оксанки. И вот мы с ними «воевали». А еще с нами «воевали» две совсем маленькие девчушки, Настя, двоюродная сестра Оксанки, и Женька, моя соседка. Они устроили штаб у меня в яблонях, а меня поставили на забор охранять и предупреждать в случае появления противника.

И вот стою я на заборе с ведром воды на всякий случай. Противник, конечно же, не замедлил появиться. Пришли трое, здоровые, задиристые. Вадик вообще был на голову выше всех ребят, а меня на две головы выше. Вот он первый и крикнул:

— Эй, ты, на заборе!

И яблоко с земли поднимает.

«Ну, — думаю, — сейчас пулять будет!»

Однако не отвечаю и вообще, делаю вид, будто их нет вовсе.

А он так перекидывает яблоко в руках и улыбается нагло.

— Чего в ведре — картошка?

— Не подходи, водой окачу!

— Ага, как же! Так я и поверил!

— Вадь, может, у нее и правда там вода, не подходи лучше…Она ж дурная — окатит!

— Да нет у нее там ничего, врет она все!

— Вадь…

— Ну, смотрите!

И идет смело к забору.

А я жду. Замерла. Смотрю на него, а он все ближе. И страшно мне, но жду. Вот он еще ближе, и ведь тоже не торопиться. Опасается. Еще ближе подходит.

Ну, кажись, в самый раз…

— На-а-а!!!

И Вадька, тряся головой, как собака, отскакивает и с воем убегает.

У меня было полное ведро воды.

***

Однажды мы подрались с моим двоюродным братом Сережкой. Он заехал мне яблоком прямо в грудь, а я огрела его детской балалайкой по затылку. Потом помирились. Потом стали раскрашивать мою любимую раскраску «Петушок». Бабушка, пока я у нее гостила, покупала мне не менее пяти таких раскрасок, и каждый раз это был праздник!

***

По дороге к остановке был страшный овраг. Через него был перекинут деревянный мост. Однажды мы с Оксанкой на спор туда полезли. Там было прохладно, висела паутина и росла огромная крапива. Как только я туда спустилась, я перестала бояться. Там было все то же самое, что и наверху. Только тень от больших деревьев да звенящее комарье.

Так я и сказала Оксанке, мол, ничего там интересного нет. Она и не полезла.

***

А однажды мы с Оксанкой наелись перезрелой малины. Ох, до чего ж она была сладкая! Она уже не держалась на ветках и падала нам в ладони с куста, такая крупная и почти фиолетовая.

И вечером у меня поднялась температура, бабушка отпаивала меня какими-то ярко-красными таблетками, тоже похожими на малину. А я плохо соображала и только вдруг увидела встревоженные папины глаза. Папа приехал за мной.

Лето кончилось.