Чайка

Екатерина Стадникова, 2022

Навен и Орсо никогда раньше не были так далеко от дома. Полные надежд братья поднялись на борт «Чайки». Отсюда предстоящее виделось легкой прогулкой под парусом. Первым пунктом плана значилось – добраться до Вилеи. Добряк-капитан, вышколенная команда, отличное судно – что может пойти не так? Кто знал, что братьям предстоит на своей шкуре прочувствовать простую истину: «если вы не занимаетесь политикой, она непременно займется вами».

Все невольничьи рынки одинаковы. Шум, толчея, горе, а рядом ослепительная роскошь. Те, кто родился рабами, безразлично смотрят в землю. Те, кому такая доля досталась от щедрот судьбы, или верят в побег, или ждут случая свести счеты с жизнью. Где-то истошно воет женщина. Новому хозяину не нужна ее дочь.

Память прячет самое страшное, но кое-что не забыть. Свист, хруст, вскрик. Тишина. Онемевшая публика испугана, но не сожалеет. Незачем. Не о чем. Всего лишь раб. Человек, как сумма умений и тело — ценится. Жизнь его — нет. Голоса возвращаются. Труп пинком отправляют в канаву. Рынок забывает.

— Мне нужен десяток здоровых мужчин, для работы в поле.

— Я ищу девицу, умеющую читать и писать, и чтобы кожа посветлее.

— Моему господину нужны домашние рабы. Такие, чтобы умели соблюдать чистоту.

Бесконечный гул, из которого выплывают фразы навроде: «В зубы смотри. Если зубы целы, значит, прослужит долго».

Здесь никому нельзя верить. Рабы трусливы. Они продадут за подстилку помягче, лишний глоток воды, миску похлебки. Или за так, чтобы не высовывался, не поднимал головы.

Но даже отсюда есть выход. Вопрос один — «что за дверью».

Право собственности

«Если бы можно было вырвать с корнем память. Выскрести, выжечь из души остатки злодеяний. Иначе же жизнь — невыносимое бремя».

Из дневника Айвена Ардре

Командор Ромо оценивающе смотрел на ладно скроенного юношу. Проницательные карие глаза сузились, скользнув по надменной физиономии визитера. Слухи ходили про мальчика разные. Неправдоподобные по большей части. Однако раз сплетники не унимались, какой-никакой повод у них имелся.

Манерами, позой, дорогой одеждой молодой человек более всего походил на аристократа. Однако Арман Ромо прекрасно знал, что кровь Навена Кателлинга имеет такое же отношение к породистым фамилиям, как и его собственная. Никакого.

— Вы хотели меня видеть, командор? — Навен легко поклонился.

— То, что я сейчас скажу, вряд ли тебе понравится. Не для протокола. Мне жаль, парень, — нарочито просто и искренне начал Ромо. — На материк мы не идем. Вообще никуда не идем. Этот корабль…

— Тюремная барка. Вариант с шиком. Я заметил изменение курса.

Арман непроизвольно приоткрыл рот. На лице юноши, напротив, не дрогнул ни единый мускул. Требовалось срочно показать, кто главный. Командор Ромо с силой оперся обеими руками на крышку стола, нависая над собеседником. Доски под гнутыми ножками жалобно всхлипнули.

— Я не тюремщик, но приказ есть приказ. Если кого и винить, то твоих настырных покровителей. Я ж и так, и эдак им намекал, что наш король выражает опасения относительно проклятья.

— Опасения, которые будут стоить свободы мне и человеку, без того перенесшему довольно, — подытожил Навен. — Вы знаете, кто я, командор?

— Знаю, что о тебе болтают.

— Я — жрец Мадары. Единственный. Хотя, если вам недостаточно слова архимага Ватто, не представляю, как мое скромное мнение может повлиять. Гизрийский монстр повержен, проклятье снято. Но, похоже, вас это не волнует.

— Меня как раз убеждать не надо, парень.

Арман болезненно поморщился. Он бессильно опустился в высокое кресло, шумно выдохнул.

— Моя бы воля, летела бы Чаечка к родным берегам, а не болталась не пойми где. Только пока наш славный властитель колеблется, мы все останемся здесь. Ты, я, мои ребята, его светлость, даже твой кот. Не понимаю, зачем так зверюгу мучить.

Навен не ответил.

— Нам придется пополнять запасы воды и пищи, — наконец произнес он.

— Не придется, — отмахнулся командор. — Мы знали, что это за рейс. Даже если и понадобится, к материку не подойдем. Приказ. Тут достаточно островов. Публика на них сомнительная, но и мы не простые моряки.

— Что мне помешает сойти в первом же порту и поискать корабль до материка?

— Я, — криво усмехнулся Ромо. — За информацию о «Чайке» тебя подвесят за ноги и выпотрошат, как кролика. Проклятье много шума наделало в Гизрии. А раз имя Айвена с ним крепко связано, голова его теперь самый желанный трофей от Фальских гор до Белого моря. Наемники слюни подбирают, больно лакомую награду нарисовали.

— А тут мы в полной безопасности. Кроме «Чайки» же кораблей нет.

— Не дерзи. В открытом море со мной пойди еще потягайся. Я линейные корабли на «Чайке» топил, и команда свое дело знает. Морская пехота Корлада. К тому же с нами единственный жрец Мадары. Слышал, что мадаритки из глаз молнии пускают, а все, что из бабы на свет появилось, могут подчинить своей воле.

— Все, в чем кровь течет, — недобро прищурился Навен. — Но кто об этом помнит.

— Угрожаешь?

— Не имею такой привычки. А сейчас покорнейше прошу простить. Меня ждет пациент.

Навен развернулся и вышел вон. Он был готов и впрямь сыпать молниями, как в бабкиных сказках. А в голове роились мысли на грани саботажа. Краем глаза он заметил легкое движение. Кто-то мелкий шмыгнул за бухты каната.

Руна завертелась в зябком воздухе. И пока самородок нагревался, Навен осознавал всю бессмысленность действия. Следов тут нашлось не меньше, чем на каторжной дороге. «Чайка» и верно побывала местом сражений. Лужи давно смытой крови полыхнули белым огнем. Невольные очевидцы онемели от ужаса, когда сквозь танцующее пламя шагнула фигура в длинном плаще с глубоким капюшоном. Магический огонь растаял. Если кто-то и хотел узнать в чем дело, то не решился.

Кое-как остудив руну, Навен убрал ее обратно.

Для себя он понял следующее. Есть две версии, отчего «Чайка» дрейфует в нейтральных водах. Первая заключается в том, что король якобы сомневается, полностью ли избавлен от проклятья его старший сын. Но права на трон Айвен уже лишился. «Его светлость» было произнесено натужно и с известной долей сочувствия. Командор явно очень тепло относился к бывшему наследнику короны.

Вторая же версия виделась куда как менее оптимистично. Шустрая, что твоя вошь, плавучая тюрьма скрывается от гнева тех, чью родню проклятье вырезало в Гизрии и окрестностях. Причем тот факт, что бедняга Айвен проклят был сравнительно недолго и ничего никому в Гизрии не сделал, раздавленных горем людей интересовал мало. Молва наверняка уже приписала ему убийство всей семьи тогдашнего наместника и невинной девицы Илоны в придачу. Такое быстро не проходит.

Но так звучала выхолощенная официальная версия, в которую полагалось верить, чтобы не иметь проблем. Однако были у Навена и свои собственные соображения.

Принц очень плохо поправлялся. Его тело сопротивлялось лечению, как будто отторгало чары. Каждый день Навен заставлял раны закрыться, но каждый же день они открывались снова. И дело не только в отрубленной руке. Время от времени на теле принца появлялись следы от когтей на местах прежних шрамов. Знал об этом только Ромо.

В какой-то момент Навену надоела эта бесконечная борьба. Он одолжил у судового врача то, чем полагалось штопать корладских морпехов, и наложил самые обычные швы на магические раны.

Удивительным образом это сработало. Ухода принц теперь требовал больше, но положительный прогресс вселял надежду. Перевязки, промывания, травяные отвары, которыми пропахла каюта, — все напоминало о старой практике, о доме.

— Как он? — тихо спросил Навен, на языке понятном лишь им двоим.

— Скверно, — Орсо поднял косматую голову. — Тело ты ему, конечно, вылечишь, но душу не поправить.

— А то я не знаю.

Айвен лежал на спине. Глаза метались из стороны в сторону под сизыми пергаментными веками. Бедняга не мог спать. Навену приходилось прибегать к чарам, но как только их действие выветривалось, Айвен с криком просыпался.

Никто не смел и приблизиться к двери в их каюту. А вот кого больше боялись, Навен с ходу сказать не мог.

— Они его убьют. Завезут подальше и за борт. На родине наследника казнить причины нужны. А тут раздолье. Про приказ Ромо говорит явно не все.

— Они его спасают, — невозмутимо возразил Орсо. — На родине принцу яду в вино или «несчастный случай на охоте».

— Его до смерти боятся.

— Ну и нас с тобой боятся ничуть не меньше. Кто бы там ни правил, это его сын. Старший. Родители детям зла не сделают.

— Ты удивишься, — процедил Навен. — Надо бежать отсюда. Не знаю как, но скорее.

Разговор оборвался. Кто-то за дверью старался не дышать. Тоненькая струйка воздуха щекотала губы, едва шелестя.

Навен оказался у порога слишком быстро. Ударом ноги он с такой силой распахнул дверь, что чуть не выбил из шпиона дух. Тщедушное, почти детское тельце отлетело и ударилось о ящики. По темной, как спелый каштан, коже скользнули карминовые струйки. Девка оскалила зубы и зашипела.

Попытка поймать бестию провалилась. Навен недооценил проворство чертовки. Вереща, как заяц, она выскочила на палубу. В попытке взобраться повыше прыгнула, уцепилась, но преследователь прыгал куда лучше. Навен обхватил девку руками поперек туловища. Свой вес она бы легко удержала, но их обоих… Бестия разжала пальцы, чтобы не вырвать себе руки из плеч. Навен приземлился на обе ноги.

— Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?

Тут он заметил, что со всех сторон на них смотрят обозленные лица. Корладские вояки, похожие как братья, здоровые, светловолосые и угрюмые, взяли Навена в плотное кольцо.

— Чего мелкого обижаешь? — рявкнул матрос с широким, покрытым мелкими шрамами лицом. — Брось юнгу. Чего тебе от него надо?

— Братки! — взмолилась гадость деланным голосом. — Мимо шел, тут этот как…

— Помалкивай, — чересчур сердечно попросил островитянин.

Хоть актриска и перестала брыкаться, молотя его кулаками по спине, Навен все же поудобнее перехватил ее за пояс мешковатых штанов. Не хватало еще уронить дурочку с плеча.

— Слышь! Жрец ты там или сама Мадара, оставь мелкого в покое, — пригрозил широкомордый.

— Разойдись!

Роптавшая толпа смолкла и расступилась, пропуская вперед своего командира. Никто не смел смотреть ему в глаза. Это было немного удивительно. Гизриец — а так высоко поднялся в корладской военной разведке.

— Мне клялись, что с тобой неприятностей не будет, — покачал головой Ромо. — Отпусти мальчишку и объяснись.

— Мальчишку? — Навен поморщился.

Прежде чем бестия сообразила, что сейчас произойдет и начала вопить, он одним движением содрал с нее все, оставив с голым задом на морозе.

Командор крякнул.

— Баба на корабле! — прокатилось по толпе.

— Вот свезло, — проворчал давешний защитник «юнги».

— Н-да, — протянул Ромо. — За такую ложь смерть полагается. Девкам на флоте служить запрещено. Отдай преступницу.

«Юнга» тряслась всем телом не то от холода, не то от страха.

— Еще чего. Никому я ее не отдам. И убивать тоже не позволю. Это вы, старый болван, не сообразили, что к чему. Никого не насторожило, что «юнга» явно не вашего роду-племени. Мало того, бедра шире плеч тоже сомневаться не заставили. Теперь она со мной.

— Тут тебе не острова! Тут никто тебе не поможет, — покачал головой командор.

— Вам тоже.

— Ребята, утихомирьте пассажира. Девчонку в трюм.

Медленно переступая массивными лапами, Орсо поравнялся с братом и продемонстрировал ужасающие клыки. Не зная, откуда ожидать нападения, Навен завертелся на месте.

Тут девка, как назло, начала вырываться и визжать.

Матросы с интересом наблюдали за непродолжительной борьбой. Бестия извернулась и выскользнула из объятий Навена. Тот не растерялся и крепко перехватил гадину за шкирку, порвав ворот.

— Стой, а что это у нее? Вот, вот это. На загривке. Рыбьи сиськи… Клеймо!

Надо отдать должное храбрости этого человека. Командор твердым пружинистым шагом приблизился к Навену, игнорируя Орсо с его вздыбленной шерстью и утробным рычанием.

— Ай дерьмо. Беглые рабы — запрещенный груз. Девку надо вернуть хозяину, пока это не стало проблемой. Зараза. Давайте по постам, не на что тут смотреть.

Матросы подчинились.

— Одень ее, — попросил Ромо. — Мы уважаем чужое право собственности. Нельзя ее ничем попортить.

— Не знал, что в Корладе рабство.

— В Корладе — нет. Но, повторяю, чужое право мы уважаем.

Девка, бранясь на неизвестном цивилизованным людям языке, натянула штаны и уставилась в пол.

— Ты обманула меня. Дважды, — медленно произнес Ромо. — Как твое имя? Настоящее, разумеется. Кто твой господин? И как у тебя оказались подлинные документы, позволяющие попасть на борт?

— Дара. Меня зовут Дара. Я могу назвать имя погонщика и его вола, но имени хозяина я не знаю. Меня только купили, я сбежала до того, как познакомилась с господином.

Ее угольно-черные глаза наполнились мертвящим безразличием.

— Документы я выиграла в кости в порту у какого-то нищего. Наверное, он прихлопнул их владельца.

— Тебя следует заковать в цепи. Но мы в море, отсюда некуда бежать. Я не могу заставлять тебя работать, ты мне не принадлежишь. Только и кормить задаром не жажду. Выбирай, чем станешь платить.

— Тем, на что вы меня наняли, командор сэр. Справлялась же.

— Справлялась, — признал Арман. — Если кто попробует тебя… обидеть, говори мне. А лучше вон ему. Он тебя вычислил, награда за твою поимку ему причитается. Так что и за сохранность твою пусть тоже он отвечает.

Командор явно остался горд собой. Навен молча посмотрел на свою новую проблему, ничего не ответил и отправился разбираться со старой. Дара потрусила следом.

— Доволен? — Орсо боднул его в бок.

— Счастлив.

— Сам виноват. Ты ей голову чуть не рассадил. Взглянул бы хоть.

Будить Айвена не хотелось. Навен укрепил сонные чары и присел на край кровати принца, чтобы проверить и обработать швы.

— Принеси воды.

— Ты колдун? — девка не двинулась с места.

— Да. Воды.

— А злой или добрый?

— По обстоятельствам. Сейчас разозлюсь.

Дара смотрела на Навена странно. Словно змея, затаившаяся для броска и оценивающая, насколько сильно добыча станет сопротивляться.

— Я не уважаю право собственности. Особенно право одних людей на других. Шевелись, и мы что-нибудь придумаем. Вот тебе мое слово. Хочешь — верь. Хочешь — нет.

Девица кивнула и вышла вон.

— Собираешься всерьез покинуть такого гостеприимного хозяина, как Арман Ромо? — внимательно глядя на брата, спросил Орсо.

— Собираюсь. Если есть шанс исправить то, что я с нами сделал, упускать его нельзя.

— Не нравятся мне твои мысли.

— А мне твоя проницательность. Ничего умнее в голову не идет. Я очень зол. Мы здесь в ловушке. А о Ромо я был явно более высокого мнения, чем тот заслуживает. Ты его слышал. Хочет вернуть девку хозяевам, чтобы с властями проблем не иметь.

Навен поморщился. Он ясно видел себя спускавшимся в трюм с намерением избавить команду от части провианта. Нет, не сожрать. Как минимум проклясть. Круглозубка, гниль, плесень, — что угодно, лишь бы голод загнал «Чайку» в порт. Поступок неблаговидный, но беспокойство путало ход мыслей.

— В любом случае принц слишком слаб для побега. Ты же хочешь спасти и его тоже? Что будет, если Айвен придет в себя не на «Чайке»? Как ты станешь объяснять, зачем похитил его? — Орсо умел давить.

— Значит, я найду доказательства заговора или потребую у Ромо признания.

— Ну не напролом же!

— Есть идеи лучше? Говори или отстань.

Навен отвернулся. Хотелось спорить, но в глубине души он понимал, что брат прав. Чтобы бесплодные фантазии превратились во что-то реальное, требовался настоящий план. Однако прежде всего стоило узнать, что скрывает командор. Задача виделась Навену не такой уж простой. Ромо явно был из тех, кто спит вполглаза и с оружием наготове.

Вернулась нелепая девица. Она все еще сердилась. На дне черных пропастей-зрачков, извиваясь, шипела бессильная злоба. Но команды Дара выполняла исправно. Она с любопытством следила за Навеном, пока тот обрабатывал раны своего единственного пациента. Вид увечья ничего не задевал в душе хитрой бестии. Навену казалось, что в ней звериного едва ли не больше, чем в нем самом.

Занялось ясное холодное утро. «Чайка» неумолимо забирала к юго-востоку, оставляя материк далеко позади. Где-то там в Корладе весна только-только раздумывала на пороге, покачиваясь на цыпочках и любуясь блеском снежного покрывала. А на обветренных берегах родного Хоринга о ней еще никто и не вспоминал.

Орсо серьезно воспринял поручение командора следить за тем, чтобы с Дарой ничего дурного не случилось. Куда бы она ни шла, он серой тенью скользил следом. Если кто и хотел по-тихому швырнуть «запрещенный груз» за борт, то мысли эти держал при себе.

Девицу такой эскорт не смущал. Не пугали ни клыки, ни когти. Орсо позволял ей заплетать в косы свою гриву и чесать густую шерсть щербатым гребнем. Понимала ли Дара, что как с цирковой зверушкой возится с существом более разумным, чем она сама? Едва ли. Орсо же от природы был скромен и великодушен. Его не задевала необходимость исполнять роль дрессированного монстра.

Кормили на «Чайке» отменно. Корабельный кок был человеком неприятным, но дело свое знал. Да и припасам корладских армейцев позавидовали бы иные спесивые аристократы Хоринга.

Навену нравилась корабельная дисциплина. Бравые вояки, как заводные игрушки выполняли положенные действия в положенное время. Это, несомненно, было сильной стороной, но при должной наблюдательности легко превращалось в слабость.

Неподвижно сидя с книгой на бухте каната, Навен внимательно следил за всем, что происходит. И с каждой новой склянкой^[1] паскудная ухмылка все надежнее обосновывалась на его физиономии.

— Эту ночь мне спать не придется, — твердо сказал он, пряча книгу в небольшой кованый сундучок.

— С чего вдруг? — Орсо поднял уши.

Дара весьма правдоподобно потерла нос и заплямкала во сне. Она, свернувшись калачиком, лежала на подстилке под горячим боком громадного кота.

— А с того, что я планирую нанести визит нашему любезному господину Ромо.

— Торопишься. Нисколько не сомневаюсь в твоих талантах, но позволь предостеречь. За шпионаж на военном судне тебя повесят без суда и следствия. Одного дня просиживания штанов недостаточно для такого рискованного предприятия. Присмотрись к Ромо. Он опаснее, чем кажется. Поспи сегодня. Позволь побыть твоими глазами и ушами. Мне все одно невыносимо скучно на этом корабле.

— Время уходит.

— Материк не выпрыгнет из-за горизонта, соверши ты хоть десяток опрометчивых поступков. А я не желаю видеть твою смерть, пусть бы это даже сделало меня человеком.

Орсо осторожно поднялся, стараясь не потревожить спящую. Девчонка поежилась, оставшись без живой грелки.

— Ты уже человек. Просто не такой, как все.

Шепот разбился о закрытую дверь.

Навен сел на край своей кровати. Пусть он не был связан по рукам и ногам, но несвобода, подступавшая со всех сторон, душила его стальной хваткой. Поднимаясь на борт, он, как мальчишка, грезил вольным ветром в парусах, криками белоснежных чаек, большим путешествием, которое непременно кончится счастливо. А получил что получил.

— Не нравится клетка? — тихо спросила Дара.

Девчонка бесшумно перевернулась на спину и уставилась в чернеющий потолок. «Каким все же нужно быть болваном, чтобы не заметить ее женственности», — подумал Навен, а вслух сказал:

— Не больше, чем тебе.

— Ты раньше не был в клетке. А твой кот небось был.

— Нет.

— Как же нет? Он ручной, значит, или был пойман, или родился в клетке. Нет?

— Нет.

Дара наморщила лоб.

— Ты приручил его?

— Нет.

— Кто-то приручил его?

— Нет.

Навена начал забавлять опасный разговор. Он с интересом наблюдал, как девчонка силится поймать его на обмане, поставить в тупик, загнать в силки. Но делает это отчаянно неумело.

— Ты знаешь другие слова, кроме этого твоего «нет»? — не унималась она.

— Угу.

— Скажешь, он просто идет за тобой?

— А если скажу?

— Значит, он твой раб. Просто идет, куда и ты. Потому что не знает, что можно идти самому.

— Нет.

Глухое непонимание встало стеной между ними.

— Правда в том, что Орсо идет только туда, куда хочет. Думаешь, это я приказал ему таскаться за тобой весь день?

— А разве нет? — Дара повернулась на бок.

— Он следовал за тобой потому, что не хотел, чтобы тебя обидели. Сильным и добрым свойственно оберегать слабых.

— Внешность обманчива, — она недобро улыбнулась.

— Орсо все равно самый сильный на корабле и знает об этом. А насчет внешности ты права. Сначала строила из себя мальчика, теперь девочку. Руки, шея и колени выдают тебя. Ты гораздо старше, чем кажешься. Я бы мог осмотреть тебя, но это не обязательно.

Дара плюхнулась на живот и, шипя, по-паучьи попятилась в угол.

— Успокойся, — тихо приказал Навен. — Я не трону тебя и не позволю другим. Раз уж мы решили вместе бежать с корабля, стоит больше доверять мне.

Она перестала шипеть, но возвращаться не спешила.

— Не представляю, что ты пережила. Сама расскажешь, когда и если захочешь. А нет, значит это и не мое дело.

Он замолчал.

Словно бы потеряв к собеседнице всякий интерес, Навен достал одну из своих рун и принялся задумчиво греть в ладонях. Невеселые мысли одолевали его. Они роились в голове, беспрестанно жаля без того уязвленное самолюбие. Чистым безрассудством было верить, что на огромном материке быстро отыщется нужный человек. А отыщется, так окажется достаточно образованным, чтобы не оплевать ядом «еретика и колдуна». Последователи Илнара даже на Хоринге страдали болезненной нетерпимостью. И наконец, кто поручится, что этот самый человек действительно обладает нужным знанием. Нелепо и бессмысленно, как прочие попытки исправить собственную роковую ошибку. Если даже самая простая часть плана «добраться до материка» пошла под откос.

Дара изумленно ахнула. Навен с улыбкой раскрыл ладони. Сияющая ровным золотистым светом руна величаво проплыла немного вверх и застыла в воздухе. Камень, чуть запаздывая, следовал за рукой из стороны в сторону. Завораживающе плавно оставляя коротенький светлый шлейф.

Забыв об осторожности, Дара подползла ближе. Она не сводила с камня восхищенного взгляда. В этом зыбком свете Дара была в известной степени красива с ее курчавыми волосами и широким, почти плоским носом. Свет поблескивал на высоком выпуклом лбу и скулах. Манил, как пламя манит мотылька.

Навен вырезал эту руну давно и исключительно забавы ради. В те беззаботные времена, когда еще не понимал, насколько опасна сила в руках дилетанта. Звериная тоска по дому стиснула грудь. Взгляд его ожесточился.

Дара в ужасе отдернула протянутую к свету руку и снова очутилась в своем углу.

–…глаза, — прошептала она.

— Да, глаза.

Спохватываться поздно. Навен моргнул. Его ответы становились тише с каждым словом.

— Человечьи и звериные.

— Да.

— Как и у кота.

— Да.

Навен еще ни с кем и никогда не был так откровенен.

— Хочешь, я спрошу тебя, почему? — сказала и замерла, точно испугавшись собственного вопроса.

— Спроси, если не боишься услышать ответ.

— Почему?

Он улыбнулся. Даже своей любезной сестрице Лавинии на подобный вопрос он отвечал ложью о причудливой игре света. Правда неумолимо карабкалась вверх по ребрам к самому горлу.

Навен отчаянно цеплялся взглядом за опостылевший интерьер каюты. Лежанка Орсо, густо покрытая его шерстью, кровать Айвена с резной спинкой, и сам Айвен на ней, как часть угрюмого пейзажа, — ничего не отвлекало от назойливого желания открыть рот и наконец поделиться с кем-то своим самым страшным секретом.

Вдруг сделалось нестерпимо тесно в деревянной коробочке, болтавшейся по волнам, в собственной постылой шкуре, в нелепой жизни. Неожиданно для себя Навен сполз на пол и заговорил:

— Мне было шесть. Едва научившись сносно читать, я читал все, что попадало в руки. Однажды передо мной оказалась очень старая книга. Она выглядела так, точно откусит пальцы своим закованным в золоченый панцирь переплетом. Предостерегающие знаки на нем выглядели приглашением. А рядом не оказалось никого, чтобы отвесить затрещину.

От прикосновения книга распахнулась, кашляя искрами мне в лицо. Я пропал. Толстые, слипшиеся страницы хранили слова заклятий на языках, которые я не знал тогда. Сотни рук веками вписывали в нее предания и ритуалы, выводили причудливые символы и зарисовывали ужасающих тварей. Мадаребарос называлась та книга. Я украл ее и думал, что владею ею, но это книга завладела мной.

Самым безопасным знанием ее страниц были руны. Вырезанные в камне или вытравленные в металле, они обретали силу изменять реальность. Одни могли за мгновение переносить на такие расстояния, на которые отважится не всякий путешественник, другие подчиняли стихии, третьи искажали плоть, позволяя принимать облик зверей и птиц. Встречались и такие, что шутя вырывали души из тел. Но все они казались невыразимо таинственными и красивыми.

То был самый обычный день. Последний обычный день. Мой учитель Ватто задремал, убаюканный собственной лекцией. Это свойственно старикам. Я выскользнул из часовни, пробрался за городские ворота и отправился на узкий пляж. Там в скалах пряталась укромная пещера. Место, которое, как я думал, было только моим.

Воображая себя могущественным архимагом, я палочкой на песке чертил знаки, до конца не понимая их смысла. В плену фантазий дети часто ничего не замечают вокруг. Я был глуп, что так беспечно играл с материями, пугающими до полусмерти убеленных сединами мудрецов.

Вошел ли он, пока я витал в облаках, или проснулся в глубине пещеры от производимого мною шума, этого никто из нас не помнит. Наши глаза встретились. Проклятые руны на песке вспыхнули, и случилось непоправимое. В следующий момент я уже смотрел на мир глазами котенка който, а он смотрел на меня с моего собственного лица. Руны пылали, плавился песок, и шипели камни, а мы бесконечно менялись местами в границах моего пустого черепа.

Когда все кончилось, не было больше ни меня, ни его. Все, что составляло нас, сплавилось воедино, поделенное на два тела, корчившихся в агонии. Сознание покинуло меня.

Так нас и нашел главный ловчий его Сиятельства графа, высланный на поиски. Мы лежали рядом. Орсо решил, что чужак представляет для нас угрозу. Котенок който размером с двухмесячного теленка успел разорвать пятерых мастиффов и едва не прикончил рыцаря, пока я сумел объяснить, что это друзья. Собаки и рыцарь были виноваты сами. Собаки напали первыми, а рыцарь обнажил меч.

Орсо позволил мне взвалить на него раненого сэра Барри. Так мы и вошли в город. Обозленный ловчий требовал умертвить «монстра», несмотря на то, что мы не бросили его. На что правитель тех земель ответил отказом. Более того, позволил Орсо остаться в городе и никогда со мной не разлучаться.

Долгие годы мы искали способ обратить те страшные чары. Но чем больше времени утекало, тем сильнее Орсо хотел стать человеком. Так мы и оказались на этой паскудной посудине. Где-то на материке есть человек, способный нам помочь. И ничто не остановит меня на пути к нему.

Навен выдохнул. Кровь шумела в ушах, а голова кружилась. Он не сразу заметил, что Дара сидит прямо напротив него, скрестив ноги.

— Ты не боишься, что станешь зверем, если Орсо превратится в человека? — шепотом спросила она.

— Я думал об этом и согласен. Звери… лучше людей.

Дара понимающе кивнула и ничего не ответила.

Руна остыла и погасла. Навен убрал игрушку в карман на ремне. Темнота ластилась к лицу. Хотелось немедленно свернуть шею девице, ставшей свидетельницей внезапной откровенности. Но в том не было ее вины. Правда сама прорубила себе дорогу.

— Похоже на сказку. А моя история груба.

Дара обхватила колени и принялась тихонько покачиваться взад-вперед, что-то бубня себе под нос на диком наречии. Постепенно в речь стали вклиниваться понятные слова.

Широкие ноздри затрепетали. Дара уставилась в пустоту ненавидящим взглядом. Пару минут спустя девица заговорила снова, ее голос был бесцветным и монотонным, но совершенно понятным.

— Когда они пришли, их встретили, как друзей. Но они хотели слишком много. Они дали три дня подумать. Старейшина сказал: «Духи защитят нас». Но духи никого не защитили. Мужчин убили всех. Старых и молодых одинаково. Тех, кто остался, загнали в клетки, как скот.

Много месяцев они ломали нас. Жгли и пытали одних, чтобы другие потеряли волю. Звери и птицы ушли. Не могли слушать вой женщин. Сломленных и покорных клеймили и увозили. В новые клетки к новым мучителям.

Там нас учили прислуживать и ублажать. Чтобы не попортить товар, вместо плетей нам давали яд. Жгучий, вязкий и черный. От него горели кишки и отовсюду шла кровь. Те, кто оказывались слишком слабы, чтобы выжить, днями гнили вместе с живыми, пока другие рабы не убирали трупы.

Я… сбежала. И если мне судьба вернуться назад, я своими зубами перегрызу себе вены. Клеймо говорит, что я раб. Собственность. Но у меня всегда есть простой выбор. Я выбираю смерть.

Отголоски ненависти исказили черты Дары. Сейчас она более всего напоминала скованного чарами демона, бессильного вырваться из цепей, но готового убить любого, кто подойдет слишком близко.

— Ты принадлежишь самой себе. Так было, есть и будет. В этом я клянусь. Если ты захочешь присоединиться к нашим поискам, после мы отыщем твоих мучителей и заставим их умыться кровью.

— Уже не обязательно. — В глубине черных зрачков вспыхнул и погас безумный огонь. — Достаточно того, что ты не признаешь права собственности.

Примечания

1

Скля́нки — название песочных часов с получасовым ходом во времена парусного флота: каждые полчаса часы переворачивал вахтенный матрос и сопровождалось это сигналом корабельного колокола.