Дарители. Игра мудрецов

Екатерина Соболь, 2017

В третьей книге саги «Дарители» мы снова попадаем в волшебное королевство. Сердце волшебства вернулось, повсюду люди находят свои дары, здесь и там пробуждаются после трехсотлетней спячки волшебные существа – и не только добрые. А значит, Генри придется оставить лук и стрелы, взяться за меч, сесть на коня и отправиться в поход, словно старинный белый рыцарь из сказок. Ему предстоит не только сразиться со страшным Зверем, пробудившимся в Разноцветных скалах, но и стать мудрее и узнать о себе то, о чем и не подозревал, ведь «путешествие важнее места назначения».

Глава 4

Хозяйка секретов

Из-за дерева вышла девушка в мешковатых штанах и рваной куртке. На поясе у нее висели три кроличьи тушки, а в руках был лук со стрелой и крепко натянутой тетивой. Генри с одного взгляда определил: этот лук не сравнить с теми, какие он видел у посланников из дворца и охотников из Хейверхилла. Он походил на те, что вырезали они с отцом: новый, удобный. Стрела была с ровным, аккуратным оперением — такая полетит точно в цель. Генри сжал зубы. Радость при виде хорошо сделанной вещи тут же потухла, когда внутри проснулся огонь.

Эдвард, впрочем, опасности не оценил — вид у него был скорее раздраженный, чем испуганный. Он поднялся и выдернул стрелу из украшения на плече — на острие остались обрывки золотых ниток.

— Милая девушка, ну и странные у вас тут способы приветствия, — снисходительно проговорил он. — Что это за деревня, где женщины охотятся и носят мужскую одежду? Пожалуй, мне лучше проехать мимо.

Он обернулся к Генри, будто надеялся, что тот разделит его недовольство, — и, приглядевшись к его лицу, вздрогнул.

— Беги отсюда, — совсем другим голосом сказал девушке Эдвард. — Ты не понимаешь, что делаешь. Он опасен, может броситься и…

Девушка фыркнула и слегка опустила лук. Речь ее не впечатлила и, обернувшись снова, Эдвард увидел почему. Генри за это время успел отстегнуть от пояса меч, положить его на землю и лечь рядом, глядя в небо и мерно дыша.

В голове стучали знакомые приказы: «сними перчатки», «убей», «забери чужие силы», — но он не собирался слушать.

— Она же просто женщина, — растерялся Эдвард. — Ты что, испугался женщины?

— Не вижу разницы, у кого в руках оружие — у женщины или у мужчины, — с усилием произнес Генри.

У него было чувство, будто рот ему залепило смолой. Огонь не хотел разговоров. Он хотел действий.

— Слуга у вас не слишком храбрый, — насмешливо проговорила девушка. — А теперь идите за мной. Наш старейшина разберется, что с вами делать.

— Да, конечно, уже бегу. Когда ты узнаешь, кто я, будешь умолять меня простить тебя, дуреху, за неуважение, — бросил Эдвард. — Я сын короля, и тебе крупно повезло. Честь видеть меня своими глазами выпадает не каждому.

Восхищенного вопля, которого он ждал, не последовало.

— И правда повезло, — невозмутимо ответила она. — Раз ты сынок короля, тот кучу денег отвалит, чтобы тебя вернуть. Хоть чем-то отыграемся за то, что он отбирает у нас пятую часть заработка.

— Пятую? Налог с жителей составляет десять процентов, это каждый знает! — возмутился Эдвард. — Все, мне это надоело. Тебе повезло, что я всего лишь еду своей дорогой, а то я бы велел твоим родителям поучить тебя хорошим манерам.

— Вот этой дорогой к нам никто еще не приезжал. — Девушка кивнула на лабиринт. — Подозрительно. Ну да ладно, об этом пусть у старейшины голова болит.

Эдвард с видом человека, утомленного чужой глупостью, собирался уже сесть в седло, но следующая фраза девушки его остановила.

— Сядешь на коня, и ему конец. Я не промахнусь, не сомневайся.

— Так и будешь лежать? — прошипел Эдвард, оборачиваясь к Генри.

Тот кивнул. Самого себя он боялся куда больше, чем охотницу. А потом ему в голову пришла великолепная мысль, от которой жар наконец отступил.

— У тебя дар охотницы, верно? Проснулся в последние три недели.

Она хохотнула.

— Вы что, тоже с ума сошли? Никаких даров не бывает.

— Почему «тоже»? — спросил Генри.

— Хватит болтать, — выплюнула она, и лицо ее скривилось от злости. — Все просто: либо идете со мной, либо я вас убью. Я безумная, мне терять нечего.

Генри поднялся, взял под уздцы притихшего Снежка и зашагал вперед.

— Куда? — рявкнул Эдвард. — Ты что, будешь слушать угрозы девчонки?

— У тебя что-то не то с чувством опасности, — устало пробормотал Генри. Он взял себя в руки с таким трудом, что вымотался, как после долгого бега. — Она не шутит. Если будешь дальше ее раздражать, она выстрелит.

— Слуга вам дело говорит, — сказала девушка. — Шагайте, ваше высочество.

Еще минуту Эдвард стоял на месте, расправив плечи и вскинув голову, будто всерьез ждал, что от его впечатляющего вида девушка передумает. Когда этого не произошло, он мрачно взял коня за поводья.

— Как только в твоей деревне узнают, кто я такой, они в ногах у меня будут валяться, — предупредил он.

Но по его голосу Генри сразу понял: Эдвард уже и сам начал в этом сомневаться.

Вскоре справа от дороги замелькали крыши темных, будто разбухших от сырости и времени домишек. Кажется, этим путем никто сюда и правда не ходил, не было даже тропинки от дороги к деревне. Шагая по опавшей хвое, Генри часто косился на девушку и видел: чем ближе деревня, тем мрачнее становится ее лицо. Как только они вышли на покрытую весенней грязью улицу, Генри узнал почему.

— Глядите-ка, чокнутая Марта нашла себе дружков! — хохотнул парень, копавшийся в огороде перед домом.

Ничего себе дичь! — подхватила женщина, которая развешивала покрытое заплатами белье. — Эй, Марта, поделишься? Зачем дурнушке такие шикарные кавалеры?

Она подмигнула Эдварду, и тот гневно отвернулся.

— Эй, Марта, продай кроликов! — крикнул мужчина, сидевший на крыльце своей лачуги. — Надеюсь, то, что их поймала ты, на вкусе не отразится!

Марта подошла к нему, не сводя глаз с Эдварда и всем своим видом показывая, что если тот решит сбежать — пожалеет. Она убрала стрелу в колчан и положила кроличьи тушки на крыльцо, а мужчина пошарил в кармане и достал несколько монеток. Марта протянула за ними руку, но мужчина бросил их ей под ноги.

Щеки у нее немедленно налились красным, но она молча собрала монеты и сунула в карман куртки.

— А почему они называют тебя сумасшедшей? — не выдержал Генри.

— Не заметно? — зло спросила Марта, снова доставая из колчана стрелу.

— Была нормальная девушка, дочь потомственной прачки, — ответил мужчина, придирчиво разглядывая кроликов. — А пару недель назад переоделась в мужской наряд, сама сделала лук и стала по лесам бегать. Говорит, так охотиться захотела, что спать не могла. Слышали когда-нибудь такую ерунду?

— Не в юбке же ей зверей ловить, — пожал плечами Генри. — Наверняка это неудобно.

Марта посмотрела на него так, будто ничего прекраснее в жизни не слышала. Лицо у нее было бледное, измученное, и Генри внезапно заметил кое-что странное. Все остальные на этой улице выглядели так же — словно долго болели. Он хотел уже спросить, что с ними, но Марта угрожающе ткнула луком в его сторону, и он предпочел молча направиться туда, куда она указывала.

Через пять минут они оказались на грязной, заваленной мусором площади. Посреди нее высилось дерево в блекло-зеленом мареве распускающихся листьев, под ним вяло, будто через силу, играли дети. Когда Марта прошла мимо них, один швырнул в нее ореховой скорлупой, но она, не оглядываясь, направилась к темно-красному двухэтажному дому, перед которым толпились человек тридцать.

На крыльце стоял смуглый парень в оранжевой куртке с ветхими кружевами. Генри уже понял, что у людей яркая и старая одежда — признак богатства и власти. Так и оказалось: мускулистый седой человек, стоявший перед парнем, кланялся ему, как старшему.

Все, кто стоял рядом, были так увлечены разговором на крыльце, что на новоприбывших и внимания не обратили.

— Эй, Лиам, что тут творится? — пронзительно крикнула Марта.

Парень подскочил. У него были крупные руки, сильные плечи — и все равно он казался совершенно больным. Даже Эдвард, который всю жизнь не выходил из дворца, а позавчера едва не протянул ноги, выглядел лучше.

Как только Марту заметили, все вокруг нее подались в стороны, будто она могла их чем-то заразить, но парень по имени Лиам в нелепом кружевном воротнике ответил ей вполне дружелюбно.

— Джек говорит, что уже третий день кто-то по ночам работает в его кузнице. С утра он приходит, а все раскочегарено, никого нет, и на столе лежат новые лезвия для ножей.

— Духи предков небось шалят, — заявила старушка рядом с Генри. — Что за напасти на нашу деревню? Три человека умерли за две недели, а теперь это!

— Господин Лиам, сделайте что-нибудь! Попросите отца на этих духов управу найти! — взмолился кузнец, кланяясь так, что едва не ударился лбом об пол.

— Не думаю, что моего отца стоит беспокоить из-за такой безделицы, — твердо сказал Лиам. — Ему нездоровится, сами знаете. Кузница стоит у самого леса, стук никому не помешает, а если есть желающие ночью пойти и проверить, кто там озорничает, — прошу.

Желающих не нашлось.

— Джек, вы наш единственный потомственный кузнец, другим неоткуда взяться. Думаю, вы сами эти лезвия сделали и забыли, а потом воображение разыгралось, — продолжал Лиам.

— Да вот же, глядите, какое тонкое! Я такие и делать-то не умею!

Мускулистый Джек протянул ему лезвие, Лиам отвернулся, и, наверное, они препирались бы еще долго, но тут Марте это надоело.

— Лиам, позови своего отца, или я сама позову.

Парень покачал головой.

— Не посмеешь. Женщинам не положено напрямую обращаться к старейшине, даже ты это зна…

— Господин старейшина, выходите! — крикнула она так громко, что все ахнули.

На втором этаже дома скрипнула дверь, и на балкон вышел одутловатый человек в золотистом халате.

— Я же сказал: со всеми вопросами к Лиаму, пусть учится управлять! — проскрипел он. — Мне нехорошо.

— Глядите, кого я привела, господин старейшина! — умоляющим голосом начала Марта. — Это сам принц со слугой и двумя конями! Я охотилась и услышала их. Мы все знаем, сколько добра вы раз в полгода отвозите в столицу, но теперь-то мы королю покажем! Надо посадить принца под замок и написать королю, что мы вернем его сына, если он освободит нас от половины налога!

— Да налог и так небольшой, что за ерунду вы несете! — заорал Эдвард, разом забыв про свои хваленые манеры.

В глазах старейшины появилось то особенное выражение, которое Генри уже научился различать: он мысленно подсчитывал прибыль.

— Пожалуй, король ради сына скупиться не будет, — протянул он. — Думаю, и золота нам немало отмерит. Так, ну вот что, держите принца и его мальчишку крепче, а я решу, как нам… — не закончив, он надрывно закашлялся и прижал руку ко рту.

При виде мрачных мужчин, развернувшихся к ним, Генри стало не по себе. До него только теперь дошло, какую чудовищную глупость он сделал, согласившись на этот поход. Единственное, что он хорошо умеет, — драться, а теперь нечего об этом и думать. От одних только угрожающих взглядов его голову застилает горячим туманом, а что будет, если он встретит настоящую опасность?

— Прошу минутку внимания, господа! — воскликнул Эдвард, вскинув руки. Было заметно, как он старается, чтобы голос не дрожал, и это немного портило впечатление. — Уважаемый старейшина и жители деревни! Я принес вам радостную весть. Сердце волшебства вернулось, а вместе с ним — и дары, и волшебные существа. Король отправил меня на восток, чтобы побороть опасную тварь, грозящую людям. Я — первый из белых рыцарей нового мира, и если вам дорого наше королевство, вы должны меня отпустить.

— Белый рыцарь? — переспросил старейшина. Глаза у него забегали. — А знаете, я передумал. Мы вас отпустим. Таков мой приказ. Прошу! — И он широким жестом обвел площадь, показывая Эдварду, что путь свободен.

Генри нахмурился. Он был уверен, что все обрадуются, начнут расспрашивать про Сердце и дары, но вместо этого люди растерялись, замерли, будто напуганные чем-то. Отец учил Генри всему искать разумное объяснение, но Эдвард был так восхищен силой своего красноречия, что ни о чем больше, видимо, думать не мог. С самодовольной усмешкой он вскочил на коня, и все расступились, освобождая ему дорогу.

Какая-то часть Генри мечтала только о том, чтобы ни во что не вмешиваться и радоваться избавлению. Но другая часть, та, что когда-то заставила его довести до конца безумный поход за Сердцем, велела ему остаться на месте.

— А что вы все так плохо выглядите? — спросил он, и люди посмотрели друг на друга так, будто впервые это заметили.

— Ваше высочество, не очень-то у вас воспитанный слуга, — промямлил старейшина.

— Я ему не слуга, я наследник Сиварда. Это я нашел Сердце волшебства.

— Угу, конечно, — фыркнула Марта. — Где это видано, чтобы принц без слуги путешествовал?

— А Барс уж наверняка кого-нибудь покрупнее бы выбрал, — прибавила какая-то старушка.

Генри в который раз пожалел, что Барс явно не все продумал. Куда удобнее было бы, например, если бы над головой у Генри загорелась надпись: «Я правда избранный» — и никогда не пропадала. Тогда не пришлось бы каждый раз доказывать всем одно и то же.

— Вид у вас хуже некуда, — сказал он, махнув рукой на объяснения. — Вы что, болеете чем-то?

— Такие вопросы задавать неприлично, — прошипел Эдвард и, повернувшись к какой-то девушке, громко прибавил: — Вы прекрасно выглядите, не слушайте его.

— Совсем не прекрасно, — заупрямился Генри. — Серьезно, что с вами?

— Вас отпустили, что вам еще нужно? Хотите денег? — Старейшина пошел красными пятнами. — Мы вам заплатим, и вы немедленно уйдете, договорились?

— Принимаю ваше любезное предложение, — кивнул Эдвард.

— Ты что, не видишь? — выдохнул Генри, дернув его за стремя. — С ними что-то не так!

— Слушай, это не мое дело и уж точно не твое. Уносим ноги.

Генри крепче вцепился в стремя.

— Если поможешь выяснить, в чем дело, отдам тебе курицу.

Пару секунд Эдвард размышлял, а потом его лицо разом преобразилось. Когда он хотел кому-то понравиться, в нем будто загорался свет.

— Господа, я глубоко обеспокоен вашим здоровьем, — громко сказал он. — Долг короля и всех во дворце — заботиться о подданных. Не бойтесь, расскажите мне, в чем дело. Я ваш друг.

Когда никто не ответил, он подъехал к бледному мальчику лет шести и слез с коня. Мальчик уставился на него, как на чудо.

— Привет, малыш. Скажи мне, почему мы должны уехать? Чего вы все боитесь? — мягко спросил его Эдвард. — Я не буду тебя ругать, и никто не будет.

— Она рассердится, если вы останетесь, — пробормотал мальчик, затравленно озираясь.

Эдвард перевел взгляд на встрепанную Марту со сбитым в сторону воротником.

— Она? — нахмурился он.

Ребенок покачал головой. Мать стояла рядом и держала его за руку, но он смотрел не на нее, а искал взглядом кого-то в толпе.

— Вы знаете, о ком он говорит? — спросил Эдвард у женщины.

— Нет, — быстро ответила она, оглядываясь и прижимая к себе сына.

Генри вздохнул. Пора было брать дело в свои руки. Он подошел и ткнул в мальчика пальцем.

— Ты храбрец или трус? — спросил он. — Если не можешь заставить себя делать то, что не хочешь, значит, ты просто слабак и никогда не вырастешь мужчиной.

Отец часто ему это говорил, и слова вспомнились легко. Правда, Эдварду они почему-то не понравились.

— Простите его, он неграмотный, — убитым голосом сказал Эдвард женщине. — И с детьми разговаривать не умеет.

Генри даже ухом не повел. Главное, что подействовало: мальчик покраснел и заговорил:

— Она. Страшная женщина с волосами, как сосульки. Я играл там, на окраине, где груда песка. Она подошла ко мне и сказала, что знает мой секрет. Знает, что это я сломал дедушкино кресло. — Он опустил голову ниже, смаргивая слезы.

— Ты? — ахнула его мать, и мальчик втянул голову в плечи. — Да это же было наше лучшее кресло! Я думала, оно от старости развалилось! Ах ты паршивец!

Женщина занесла руку, чтобы отвесить ему подзатыльник, но Эдвард ее остановил.

— Она сказала, что если я разрешу ей взять меня за руку, она никому не расскажет, — сквозь слезы проговорил мальчик. — Рука у нее холодная, она подержала минуту, а потом ушла. И все. Она сказала, что я могу почувствовать себя плохо, но это от стыда, и ничего страшного.

— С кем-то еще подобное произошло? — по-прежнему оттесняя мать от мальчика, спросил Эдвард.

— Нет, — буркнул старейшина. — Какая глупость!

Эдвард тихо рассмеялся.

— Это Секретница. Я читал про нее: волшебное существо, которое питается силой людей. У нее всего одна способность — она видит твои тайны. Селится в какой-нибудь деревне и пьет силы жителей, а за это обещает не рассказывать никому их секреты. Люди выглядят бледными, усталыми, будто сохнут от тоски. Те трое, которые умерли, были старыми и больными, так? — Он понял, что спросил это слишком уж бодро, и поспешно сделал мрачное лицо. — У них просто было слишком мало сил.

На площади стало очень тихо. К этому моменту сюда, кажется, собралась едва ли не половина деревни.

— Я думал, что сошел с ума, — пролепетал худощавый парень.

— Она приходила ко всем вам, — понял Генри. — И каждый боялся признаться, чтобы его не назвали сумасшедшим. — Он повернулся к Эдварду: — А в твоей книге было написано, как от нее избавиться?

Настроение у Эдварда тут же испортилось. Он покачал головой.

— Где она живет? — спросил Генри у Лиама. Тот казался самым разумным в этой деревне.

— Никто не знает, — еле слышно выдохнул Лиам. — Она просто приходит.

— У тебя что, есть от меня секреты? — Старейшина гневно перегнулся через перила балкона. — Ты крал мои деньги? Нашел мои заначки? Которую из них? Все?!

— Нет, отец, я…

— Милый, она и к тебе приходила? — гневно выпалила какая-то женщина, схватив за обе руки своего притихшего мужа. — У тебя что, есть тайны?

— Да так, ерунда из прошлого, — промямлил тот. — А у тебя?

Те же самые вопросы раздавались по всей площади. Местные жители не только им, чужакам, не хотели рассказывать про Секретницу, они и друг другу-то не рассказали.

— Ну давай, — обреченно сказал Генри, поворачиваясь к Эдварду. — Бросай этот свой вызов.

Он думал, Эдвард будет орать от восторга, что у него наконец-то есть шанс разобраться с волшебным существом, он же за этим и поехал, — но Эдвард только скривился.

— Ей нельзя бросить вызов! — прошипел он. — Тогда она расскажет всем твои тайны, а это позор. Я бы сразился, если бы надо было драться на мечах, но это… Нет уж, надо уходить. Главное — тихо и с достоинством. — Он прокашлялся и громко объявил: — Дорогие жители деревни! Нам нужно серьезно обдумать, как одержать победу над этим существом! Мы посоветуемся и пришлем вам помощь!

И он начал отступать вместе с конем к краю площади. Генри обвел взглядом рыдающего мальчика, которого мать ругала за сломанное кресло, растерянную Марту в мешковатых штанах, перепуганного Лиама, твердившего отцу, что не брал он никаких денег. Если Олдус сказал правду, ни одно существо не может отказать белому рыцарю в праве с ним сразиться.

— Я бросаю тебе вызов, — обреченно сказал он.

Его не услышали даже те, кто стоял рядом, но Генри знал: для волшебных существ это неважно. Они какими-то своими способами слышат, когда их зовут.

А потом он ее увидел. Сквозь толпу к нему шла румяная девушка с длинными рыжеватыми волосами и в красном платье. Генри в жизни не встречал человека с таким здоровым, ярким лицом. Она шла словно поневоле, будто ноги сами ее вели. Вызов, брошенный Генри, тянул ее к нему, но никто не обращал внимания на Секретницу — все были заняты ссорой.

— Все очень просто, — негромко протянула она, остановившись рядом с Генри. — Ты садишься на коня и уезжаешь, не говоря больше ни слова. Иначе я скажу им, кто ты такой, и тогда всем не поздоровится. — Она с улыбкой кивнула на его руки, а потом повернулась к застывшему рядом Эдварду: — Тебя это тоже касается. Ты же не хочешь, чтобы все узнали про господина Теодора?

У Эдварда всегда легко менялся цвет лица, но Генри еще не видел, чтобы он достигал настолько малинового оттенка.

— Нам пора, — быстро сказал он, и у Генри упало сердце.

— Так волшебство и правда вернулось. Ты мне не привиделась, — выдохнула Марта прямо у него над ухом, с ненавистью глядя на Секретницу. Генри даже не слышал, как Марта подошла, что лишний раз доказывало: она настоящая охотница. — У меня дар охоты. И я не сошла с ума!

В следующую секунду произошло то, чего Генри никак не ожидал. Марта вытащила из колчана стрелу, подняла лук и коротким, гладким движением выстрелила Секретнице в грудь.

Секретница задумчиво на себя посмотрела. Стрела попала прямо в сердце, но крови на платье не было. А потом Секретница потянула за древко, и стрела вышла бесшумно, как из воды.

— То, что я выгляжу как человек, еще ничего не значит, — насмешливо сказала она, бросив стрелу на землю. Вокруг становилось все тише, люди один за другим поворачивались к ней. — Но все равно неприятно. Ты сама напросилась, Марта. Я скажу всем правду, и прошлые насмешки покажутся тебе ерундой.

Не надо! — ахнула Марта, но Секретница уже вскинула руки и заговорила пронзительным, как птичий крик, голосом: — Эй, жители деревни! Вот она я! И теперь это мой дом, хотите вы этого или нет. Много сил я у вас не заберу, не волнуйтесь. Победить меня нельзя, попробуете выгнать — расскажу все ваши секреты. А чтобы показать, что я не шучу, проучу-ка я ту, что посмела в меня выстрелить. — Она повернулась к Марте. — Ты по уши влюблена в Лиама. Обхохочешься: дочка потомственной прачки влюбилась в сына старейшины!

Марта побагровела, Лиам растерянно заморгал, но Генри на них едва взглянул. Он смотрел на платье Секретницы. Когда живешь в северном лесу, учишься различать малейшие оттенки цвета. Алое платье чуть побледнело, когда Секретница сказала правду. А что, если…

— Я разрушитель, — объявил Генри, поскорее, чтобы не передумать. — У меня дар огня. Если я сниму перчатки, я уничтожу что угодно.

Люди на площади испуганно притихли, Секретница замерла, и Генри ей мрачно улыбнулся.

— Тебе жить надоело? — выдохнул Эдвард.

— Смотри на платье, — прошептал Генри.

И Эдвард, кажется, наконец-то заметил: платье еще немного потеряло цвет.

— Теперь вы знаете его тайну, убейте его! — крикнула Секретница, но никто не сдвинулся с места.

— И кто такого умом обиженного взял королевскому сыну прислуживать? — шепотом спросил один из местных у другого.

— А вдруг не врет?

Человек фыркнул.

— Да ладно. В сказках принцы никогда без слуг не ездят. Что он, сапоги сам себе чистить будет?

Генри чуть не засмеялся от облегчения. Его расчет оправдался. В том, что ему никто не верил, были и хорошие стороны. Он надеялся, что до Эдварда теперь дойдет, что нужно делать, и, к счастью, тот не обманул его ожиданий.

— Ему в детстве камень на голову упал, не слушайте, — громко сказал Эдвард. У него было такое лицо, будто он сам не верил, что открыл рот. — А вот я вам скажу чистую правду.

Он полез в сумку, висящую на спине коня, и вытащил оттуда маленького тряпичного медведя с наполовину оторванной лапой.

— Это господин Теодор, наша семейная игрушка. Мама в детстве давала его мне только перед сном, чтобы я не испортил старинную вещь, играя с ней днем. Говорила, что он будет меня защищать от страшных снов. Я до сих пор сплю, положив его на подушку.

Он в упор посмотрел на Секретницу. Та закусила губу.

— Мне уже восемнадцать, а я еще ни разу не целовался с девушкой, — обреченно договорил Эдвард. — Но один раз я решил потренироваться и поцеловал медведя, и это был совсем не дружеский поцелуй. Мне до сих пор перед ним неловко, и я надеялся унести этот секрет с собой в могилу.

Такой гробовой тишины при таком скоплении народа Генри не слышал, даже когда нашел потерянную корону.

— А теперь посмотрите на нее, — продолжал Эдвард, кивнув на Секретницу. Уже невозможно было не заметить, что ее платье и румянец на щеках теряют цвет. — Если тайна раскрыта, она больше не дает ей власти. Вот как можно ее победить. Кем вы хотите быть: слабаками или храбрыми мастерами?

— Это я работал в кузнице по ночам! — крикнул Лиам. Он тоже покраснел, а Секретница побледнела, будто отдала цвет и силу обратно хозяину. — Боялся, что, если расскажу, меня тоже обзовут сумасшедшим. — Он спрыгнул с крыльца и сжал запястье Марты. — Прости. Не такой я храбрец, как ты.

— Ты сын старейшины и будешь старейшиной, ты не можешь стать жалким кузнецом! — взревел его отец, хватаясь за перила балкона.

— Могу я хоть один раз сделать, что хочу? — выпалил Лиам. — А теперь твоя очередь, отец. Скажи им правду, или я скажу сам.

Но тут раздался голос девочки из толпы:

— Мама, я не потеряла куклу, она сломалась!

— Милый, это я разбила твою телегу! — призналась какая-то девушка.

— У меня не такие уж больные ноги, мне просто нравится, когда за мной все ухаживают, — сказала седая женщина и отбросила костыль.

И со всех сторон посыпались секреты. Генри думал, что на этом все хорошо закончится, но не тут-то было. Кажется, большинству секретов никто не был рад.

— Как ты мог! Я думала, ты меня любишь!

— Так это ты забрала деньги?

— Ах ты гад! — слышалось отовсюду.

Но все умолкли, когда раздался голос старейшины.

— Настоящий налог не двадцать, а десять процентов. Остальное я брал себе. Я же для семьи! — умоляюще глядя на сына, сказал он. — Ты все унаследуешь!

Все на площади тут же позабыли свои обиды и повернулись к старейшине с такими лицами, что Генри стало за него страшновато. Кажется, старейшине тоже, потому что он ткнул в сторону Секретницы и крикнул:

— Да, я вас обманывал, но она-то всех нас чуть не прикончила! Бей ее, ребята!

Секретница бледнела на глазах, а ее платье выцветало, и наконец стало совершенно белым. Рыжий оттенок из волос пропал, они повисли бесцветными прядями.

— Хватит! — перебил Эдвард. Судя по лицу, он был счастлив, что за остальными новостями его история с медведем как-то забылась. — Я белый рыцарь и повелеваю поступить, как велит традиция. Побежденное волшебное существо отпускают на все четыре стороны. Давайте будем уважать правила, и да воцарятся на этой земле мир и процветание! Вон отсюда, Секретница! Деревня свободна!

Секретница перекосилась от злобы, но сразу было ясно: делать тут ей больше нечего. И она побрела прочь.

— А что до секретов, то вы из-за них чуть не погибли. Простите друг друга и живите дальше, — продолжил Эдвард. — Теперь у вас есть дела поважнее, чем ссоры: искать свои дары, например. Старейшину я своей властью смещаю с должности. Его место по закону должен занять старший сын.

— Я не хочу, — выпалил Лиам.

— До потери Сердца, насколько я знаю из книг, старейшин выбирали, — пожал плечами Эдвард. — Попробуйте сделать то же самое.

Все открыли рты.

— А так можно? — не поверила Марта, и Эдвард рассмеялся.

— Можно. И пожалуйста, не бейте бывшего старейшину. Хватит вашей деревне неприятностей. Просто отправьте его на покой, отобрав все, что он украл. Лиам, проследите за этим?

Тот кивнул и взял Марту за руку. На Эдварда все на площади смотрели с обожанием, несмотря на историю с господином Теодором, и Генри вдруг царапнуло чувство такой зависти, что он едва не задохнулся.

Конец ознакомительного фрагмента.