Жили-были

Екатерина Риз

Жили-были!.. Как бы хотелось сказать так о своей жизни. Начать рассказ о любви и верности, достатке и сопутствующей удаче. Но Саше Богатырёвой не так повезло, её жизнь мало походила на сказку. И в довершение всего она полюбила человека, которого сестра-красавица когда-то в юности выбрала в свои верные рыцари. Разве это можно посчитать счастливой судьбой? И когда рыцарь отправляется в дальнее странствие, это кажется благом. С глаз долой – из сердца вон. Но проходят годы, и рыцарь возвращается.

4

Конечно, на этом их история не закончилась. Но то, что произошло дальше, произошло уже без Толи, и, наверное, он об этом ничего не узнает. Даже если Саша когда-нибудь и решит рассказать ему… о себе, о Митьке, обо всем, что прошло мимо Ефимова, то и тогда она многое упустит. О чём-то сознательно умолчит, да и попросту ей не хватит слов и всего её литературного таланта, если он у неё имеется, чтобы передать весь свой ужас от новости о беременности. Этот ужас в один момент избавил её ото всех страданий и мучений. Даже мысли о Ефимове в голове не осталось, лишь страх и непонимание: что делать с ребёнком и как отныне строить свою жизнь.

Спасибо дяде Игорю, Саша до конца своей жизни будет помнить о том, что это именно он поставил точку в раздумьях об аборте, о котором уверенно говорили Лика и тётя Валя. И если тетка пыталась поставить себя на место Саши, сожалела и даже сокрушалась, то Анжелика лишь покрутила пальцем у виска, и назвала её идиоткой.

— Великое счастье, стать матерью-одиночкой, — высказалась она тогда, но когда Сашу в желании родить и бабушка поддержала, только рукой махнула. — Делайте, как хотите, — сказала она. — Но только не портите мне свадьбу.

С тех пор Лика больше её не ругала, ни за что. Видимо, решила, что Саша достаточно взрослая, чтобы совершать глупости, да и собственные дела и заботы увлекали Анжелику куда больше. И пока она выходила замуж, обустраивала семейное гнёздышко, училась ублажать мужа и строила планы на счастливое сытное будущее, Саша родила ребёнка, и, посомневавшись, точнее, вдоволь попечалившись по этому поводу, оставила институт и нашла работу, радуясь хотя бы тому, что не надо ломать голову, на кого оставить ребёнка. Факт того, что бабушка вынянчила и поставила Митьку на ноги, был неоспорим. Тётя Валя тоже в нём души не чаяла, и после смерти бабушки, пару лет от Митьки не отходила. И поэтому сейчас, когда он достаточно подрос и с каждым месяцем (даже не годом, а месяцем), становится всё более самостоятельным, не находила себе места. Порывалась забирать мальчика из школы, после секции, Митька немного стеснялся из-за этого, но спорил редко. Как-то признался Саше, что надеется, бабушка сама успокоится. Поймёт, что он взрослый. Так и сказал, причем весьма серьёзным тоном, и Саше хоть и пришлось спрятать улыбку, само собой тронувшую её губы, но в душе ощутила лёгкую грусть. Митька так быстро рос. А еще быстрее взрослел. Разговаривать в последние полгода стал иначе, мысли его посещали серьёзные, а порой злился и негодовал он из-за вещей, что и Сашу возмущали не на шутку. А в своём негодовании, кстати, становился похож на Ефимова чрезвычайно. И Саша уже пару лет ждала со страхом того момента, когда кто-нибудь догадается. Но складывалось впечатление, что о Ефимове все забыли. Он уехал, пропал, и спустя недолгое время его вычеркнули из памяти. Друзья, знакомые, та же Лика. А он взял и вернулся. И Саша, по крайней мере, она, пребывала в смятении. Понимала, что если сбросить всю шелуху: волнение, растерянность, даже злость, на данный момент останется одно — страх. Страх перед тем, что повлечёт за собой его появление.

Решения, как справиться с ним, не находилось. И поэтому оставалось одно — делать вид, что ничего не происходит. Надо жить своей жизнью, притвориться, что присутствие Ефимова её никак не касается. А ещё постараться пореже с ним сталкиваться. Если подумать, то ничего сложного в этом нет. Её жизнь и жизнь Лики сильно отличались, в повседневности они сталкивались редко.

Но дышать всё равно было тяжело.

— Как вечер прошёл? Отдохнула? — первым делом спросила тётя Валя, как только Саша переступила порог её квартиры. Вошла, скинула с головы капюшон и взъерошила волосы. На улице шёл противный дождь, под стать Сашиному настроению, и, видимо, из-за этого самого настроения, она даже не расстроилась, увидев утром за окном свинцовые тучи. Сошла это продолжением ночной душевной смуты. И тёткин вопрос лишь отозвался глухим раздражением внутри, захотелось поморщиться, но Саша удержалась. Наклонилась, чтобы расстегнуть ботинки, а когда выпрямилась и встретилась с тёткой взглядом, вздохнула.

— Ещё бы. Чудесный вечер.

Тётя Валя сдвинула брови, руку в крутой бок упёрла.

— Что? Тебя кто-то обидел?

Вот тут Саша улыбнулась. Потянулась к ней и обняла.

— Никто меня не обижал, успокойся. Просто я не выспалась, от этого ворчу. Где Митя?

Тётка рукой махнула.

— В комнате. В телефон свой уткнулся и вот нащёлкивает. Саша, ты не знаешь, что он делает?

— Играет, наверное. Или болтает с кем-нибудь.

— Болтает он… Удивляюсь твоему спокойствию. Мало ли с кем он болтает!

Саша посмотрела на себя в зеркало, волосы пригладила. А тётку решила успокоить:

— Не переживай, я уверена, что ничего противозаконного. Вроде, рановато.

Тётя Валя покачала головой и изобразила смешок.

— Ха-ха.

Саша улыбнулась, на самом деле, чувствуя, что настроение неумолимо поднимается. Сначала до отметки плинтуса, а затем, как только вошла в комнату и увидела сына, подскочило до небес. Митька её не слышал, уши были заткнуты наушниками, на самом деле уткнулся взглядом в телефон, а пальцы сноровисто бегали по клавиатуре. Саша, вспомнив о тёткиных беспокойствах, взглянула на экран, удостоверилась, что ничего катастрофического не происходит, сынок увлечённо переписывается с одноклассником. И только после этого потянула из уха сына наушник, наклонилась и поцеловала Митьку в лоб. Он тут же голову повернул, посмотрел на неё и улыбнулся.

— Мама, ты пришла.

— Пришла. — Саша смахнула с его лба чёлку. — Всё хорошо? Как ты себя вёл?

Митя тут же насупился.

— Почему ты каждый раз меня об этом спрашиваешь? Я что, дикарь? Или больной?

— Только не злись. У мамы сегодня болит голова, — созналась она. — Я не могу отвечать на такое количество вопросов.

У Митьки в глазах проснулся интерес, он даже про переписку забыл. В кресле развернулся, мать оглядел более внимательно.

— Ты перепила пива?

Саша поторопилась подняться с подлокотника, на сына взглянула с предостережением.

— Ты ещё не в том возрасте, Митя, чтобы задавать мне такие вопросы. И, вообще, это невежливо.

— Ты же сказала, что у тебя голова болит.

— И что? — Она не удержалась и снова потрепала его по волосам. В этот момент в комнату вошла тётя Валя, увидела это и сказала:

— Саша, мальчишка выглядит, как бродяга. Его нужно отвести в парикмахерскую.

— Знаю. Некогда пока.

Митя дёрнул себя за волосы.

— А мне так нравится.

— Тебя никто не спрашивает, мал ещё. — Тётка села на диван, шумно вздохнула, тоже к Саше присмотрелась. Кивнула ей. — Рассказывай.

— Да что рассказывать? — Саша старательно топила в себе недовольство. О вчерашнем вечере говорить не хотелось, но знала, что тётя Валя так просто её в покое не оставит. Легче рассказать. — Встретились, посидели за столом… — Умолчала про «выпили» при сыне. — Потанцевали. Было любопытно всех увидеть.

— Правильно, сколько лет-то прошло.

— Вообще-то, не так уж и много. Я, вообще, младше всех.

— Это да. А Лика?

Саша посмотрела сначала в один угол комнаты, потом в другой.

— Что Лика?

— Всё нормально?

— Тётя Валя, конечно, нормально. Что с ней случиться могло?

— Все всегда уверены, что ничего не случится, а жизнь, она такая… Время двенадцать, а она не звонит.

— Спит, наверное.

С кем именно она спит, думать нельзя.

Чтобы сменить тему, обратилась к сыну.

— Ты ел? — Митя кивнул. — Тогда пойдём домой.

— Мама, а в автоматы? Ты обещала, суббота же.

Саша глаза закатила, вспомнив, что, на самом деле, обещала, чтобы Митьке не было обидно из-за пятницы.

— Баловство какое-то, — проворчала тётя Валя. — Раньше не было никаких автоматов, и все жили прекрасно.

— Были, тётя.

Та взглянула в удивлении.

— Были?

— Да. И ты это помнишь, потому что ругала нас с Ликой за них.

Тётка рукой на неё махнула.

— Вот и учились бы у умного человека.

— Бабушка, ты просто не представляешь, какие они классные! Я тебе сейчас расскажу.

Воспользовавшись тем, что Митя занял внимание тёти Вали на ближайшие минут десять, Саша бочком из комнаты вышла, прошла на кухню и стянула из вазочки шоколадную конфету. Понятно, что вредно, понятно, что лишняя, но сегодня её с самого утра тянуло на сладкое, как в последние месяцы беременности. Интересно, к чему бы это?

На столе лежал тёткин мобильный. Простенький, ещё с монохромным экраном, но тётя Валя и им-то пользовалась с трудом, не уважала всю эту новомодную электронику. А вот Саша взгляд на телефоне остановила, с определённым умыслом. Всё утро говорила себе, что знать ничего не хочет, и более того, ей абсолютно всё равно, но всё равно не было. Врать себе было бесполезно. И поэтому, минуту прислушиваясь к голосам в комнате, потянулась за телефоном. Набрала Ликин номер, и уже в следующую секунду перепугалась, хотела отключиться, но гудки будто заворожили. Слушала, слушала, злилась всё больше, а потом голос сестры в трубке, недовольный и заспанный, Анжелика проговорила:

— Мама, я сплю.

Саша хотела отключиться, уже палец на кнопку положила, но вдруг передумала. Что если Лика вздумает перезвонить? На звонок тётя Валя прибежит, начнёт задавать вопросы, непременно спросит, зачем Саша звонила, а у неё ответа нет. По крайней мере, такого, который можно дать, глядя другому человеку в глаза. Всё это вихрем пронеслось в голове, и Саша вернула телефон к уху. И сказала:

— Это не мама, это я. Привет.

— О. — Лика помолчала, то ли обдумывала, то ли возилась, потому что Саша отчётливо слышала непонятные шорохи. — Который час?

— Первый, Лика.

— А почему ты с мамкиного?

— За Митькой пришла. — Не зная, как оправдаться, брякнула: — Не хочешь сходить в торговый центр?

— Сейчас?

— Можно через час… или два. Митька просится на автоматы, а мы бы с тобой выпили… чая.

Анжелика, не скрываясь, хмыкнула.

— Чая?

Саша разозлилась.

— Ты пойдёшь или нет?

— Саня, я сплю. Как нормальный человек после бурной ночи.

Саша свирепо уставилась на новенький холодильник в углу.

— Бурной? У тебя продолжение было?

— Ты, правда, хочешь знать? Или как всегда, покраснеешь, как помидорина?

— Я не хочу знать, — заверила её Саша. А Лика рассмеялась. Понимающе и весело.

— Иногда ты ведёшь себя, как подросток, честное слово.

— Иди к чёрту, — проговорила Саша с чувством, правда, негромко и уже после того, как отключила телефон.

А вот Анжелика, напротив, улыбалась. Телефон на прикроватную тумбочку положила, снова растянулась на постели, а улыбка всё не сходила с её губ. А затем и хмыкнула, достаточно весело.

— Что тебя развеселило? — Ефимов за её спиной сладко потянулся, и на выдохе проговорил: — Поделись улыбкою своей… И она к тебе не раз ещё вернётся.

Лика голову повернула, прижалась щекой к подушке, посмотрела на него. Надо сказать, что оценивающе. Будто ещё до конца не верила, с кем её снова судьба свела. Окинула взглядом мужское тело рядом, потом руку протянула, тонкие пальчики игриво пробежались по его груди. На губах заиграла улыбка.

— Это Сашка. Зовёт чай пить. Представляешь?

Толя потёр лицо, зевнул, но услышав имя Саши, непонятно отчего напрягся. Даже руки у лица задержал на секунду дольше, чем это требовалось.

— Она уже проснулась?

— Ну, у неё нет причины спать до обеда.

Он посмотрел на неё, тоже улыбнулся. Затем на часы взглянул и присвистнул.

— И, правда, обед.

Лика придвинулась к нему, ногу на него закинула, и оказалась с Ефимовым нос к носу. Он смотрел в её глаза, а она провела пальцем по его подбородку.

— Толя. Удивительно, но я рада, что ты вернулся.

Он вздёрнул брови и взглянул якобы удивлённо.

— Серьёзно? Я тебя порадовал?

Анжелика сама его поцеловала, затем голову наклонила и прижалась губами к его груди. Рука скользнула по его животу и скрылась под одеялом.

— Даже не думала, что встречи выпускников бывают настолько занимательными.

Он хохотнул. За подбородок её взял, погладил большим пальцем щёку и поцеловал.

— Ты очень красивая.

Лика снова улыбнулась, улыбка буквально осветила её лицо, как солнце.

— Ты говорил мне это каждое утро.

Ефимов странно прищурился. После чего кивнул.

— Я помню. — Сказал это и звонко шлёпнул Лику по заду. — Завтрак приготовишь?

Он на постели сел, а она в недоумении смотрела на его спину, оставшись лежать в призывной позе, вся открытая его взору. Вот только он не смотрел.

— Завтрак?

— Так обед почти. Я есть хочу.

Лика рухнула на постель.

— Помнится, вчера ты мне о завтраке ничего не говорил. Ты был до безобразия красноречив, обещал реки шампанского и ночи полные любви. А теперь тебе завтрак подавай?

Толя обернулся на неё, взглянул весело.

— Лика, солнышко, я должен чем-то подпитываться. Тогда буду работать, как вечный двигатель. Всё зависит от того, чего ты и насколько хочешь. — Потряс её за ногу. — Я в душ, а ты приготовь что-нибудь. Я так есть хочу, у меня аж за ушами трещит.

Лика невольно поморщилась. Сколько лет они с Ефимовым были знакомы, столько она его и ругала за его любовь к просторечным выражениям. Её отец весьма их уважал, а Анжелике они всегда слух резали. Но долгая жизнь в Москве, по всей видимости, от этой привычки Толю не избавила, он стойко за неё цеплялся. Что казалось странным. Сама Лика в Москве никогда не жила. Но в замужестве частенько ездила в столицу с мужем, и ей всегда казалось, что там живут какие-то особенные люди. Они с Петечкой посещали дорогие рестораны, выставки, презентации, и там никто не говорил «трещит за ушами», и не просил приготовить «пожрать». А все её знакомые, москвички, имели кухарок и домработниц. Правда, она раньше тоже пользовалась услугами приходящей прислуги, но после развода Петя наотрез отказался платить им зарплату, и с этим пришлось смириться, хотя Лика восприняла это, как очередное оскорбление от уже ставшего бывшим мужа. Но до Ефимова её привычки, потребности и пристрастия ещё только предстоит донести. До нынешнего Ефимова. Он вон оставил её в постели и пошёл в душ, а первым делом за телефон схватился. И, кажется, всерьёз рассчитывает, что она сейчас кинется на кухню, жарить ему яичницу. У неё и яиц-то в холодильнике нет, и не было уже достаточно давно. В последний раз, кажется, Санька и приносила, что-то готовила на Ликин день рождения.

На завтрак Ефимов получил обезжиренный творог, кофе и пшеничные хлебцы в неограниченном количестве. Некоторое время разглядывал скудный завтрак, после чего в затылке почесал. На Лику посмотрел, с сомнением.

— Ты этим питаешься?

Она лишь плечами пожала. Лика стояла, одетая лишь в лёгкий, коротенький халатик, который больше подчёркивал, чем скрывал, чуть встрёпанная, с лёгким румянцем на щеках, и облизывала ложку, которой ела йогурт. Делала это сексуально и с определённым умыслом. А когда Толя головой качнул, явно поняв, что она водит его за нос, рассмеялась.

— Сдуреть можно, — проговорил он. — И хлеба нет?

— Я не ем хлеб уже лет семь.

— Лика, детка, за что ты себя так не любишь?

— Наоборот, очень люблю, Толечка. Ты же сам говорил, что я красавица. Вот ради этого и стараюсь.

Он красноречиво хмыкнул, сел за стол и придвинул к себе чашку. Подул на горячий кофе, потом осторожно отхлебнул. Попробовал творог, скривился, но съел ещё ложку. Покрутил в руке круглый хлебец, попробовал откусить. Выплюнул тут же.

— Дерьмо.

— Дурак ты, Ефимов.

— Птичий корм.

Лика губы поджала, но затем усмехнулась.

— Санька тоже вечно плюётся.

— Правильно делает. Это не еда, чувство такое, что пластмассу жуёшь. — Толя поторопился запить хлебец кофе. В желудке потеплело, в голове немного прояснилось, и то ладно. А то после бессонной ночи да лёгкого похмелья, даже после душа соображал с трудом. А вот кофе к жизни возвращал. Хоть кофе прилично сварен. Выпил половину бокала и на стуле откинулся, не удержался и снова зевнул. Взгляд сам собой остановился на длинных, красивых Ликиных ногах. Таких длинных ног ни у кого больше нет, точно. Смотрел на её ноги, думал о телефонном звонке, что сделал двадцать минут назад, об участке, что собирался купить, и который ему практически пообещали стопроцентно как раз двадцать минут назад. Думал обо всём этом, а спросил почему-то о другом. Точнее, о другой. — А что с Санькой?

Лика вздёрнула идеально очерченные брови.

— А что с ней?

— Ну… я вчера так и не понял, мы как-то рвано с ней поговорили. — Он плечами пожал, будто для самого себя. — Где она, что? Вроде сказала, что не в школе работает.

Анжелика ухмыльнулась.

— Да, в школе она не работает. — В её голосе проскользнуло откровенное неудовольствие, и Толя невольно заинтересовался, зацепился за эту интонацию, посмотрел с интересом, а Лика сказала то, отчего как раз и можно было выпасть в осадок. — Бельём она торгует.

— Каким бельём?

— Нижним. В бутике в центре города.

Он головой мотнул.

— Подожди, я не понял. Почему она торгует бельём?

— А чем, прикажешь, заниматься матери-одиночке?

Кофе в чашке дымил, пока ещё дымил, остывал, но Ефимов даже смотреть на него забыл, даже не пил.

— Я думал, она замужем.

— Ага, как же. Моя сестрёнка дура-альтруистка, вот что я тебе скажу.

Толя лоб потёр, соображать как-то туго получалось. Съел ещё ложку несладкого творога, продолжал обдумывать. Картинка в голове никак не складывалась, как Ефимов ни старался, рассыпалась по частям, как неудачный пазл. Вспоминал Сашку вчерашнюю, вспоминал десятилетней давности, и всё, что он о ней знал, с нижним бельём, которым она якобы торгует, никак не рисовалось.

— Что, за бельё больше платят, чем за преподавание?

Лика посмотрела на него со снисходительностью.

— Толя, ты реально дурак. Включи, наконец, мозги. Она мать-одиночка. Кто бы её содержал, пока она училась?

— Она бросила институт? — В это было поверить труднее, чем в то, что Сашка торгует трусами.

— Она сама так решила.

— А кто… отец?

Лика отпила кофе, презрительно фыркнула.

— Тот очкарик, что за ней всё время таскался. Помнишь его? Одноклассник.

— А-а. — Ефимов смотрел за окно, и о чём-то напряжённо размышлял. Но услышав про того очкарика, который на самом деле тенью за Санькой бродил, легче ему почему-то не стало. Но всё равно уточнил: — А сколько мальчику?

— Митьке? — Лика всерьёз призадумалась. — Он во втором классе. — Снова зависла, подсчитывая, после чего уверенно кивнула. — Семь.

Ефимов выдохнул.

— Ясно. Митька, значит.

— Да. Кстати, прикольный мальчишка. Деловой такой. Только непонятно в кого. Сашка тугодумка, вечно во всём сомневается, а папаша у него и вовсе ботаник.

— И что же, он на ней не женился? — Толя рискнул усмехнуться. — Такие обычно женятся.

— А этот, наверное, не знал, что он обычный. Сашка залетела, а он смылся. То есть, уехал куда-то на север, в какое-то НИИ его позвали, жутко засекреченное. По крайней мере, Сашка так говорит. А я тебе скажу: кинул он её. А она гордая, даже не плюнула ему вслед, и на алименты не подала. Сама мальчишку тянет. — Лика выразительно вздохнула и сокрушённо качнула золотоволосой головой. — Но как говорит мама: это был её выбор, и самое удивительное, что наша Саня ничуть не раскаивается. Вся такая из себя счастливая мама. — Анжелика всё-таки не удержалась и фыркнула. — Сколько я её учила, дуру.

— Чему учила-то? — Ефимов, наконец, нашёл в себе силы усмехнуться. Хотя, если честно, от услышанного кошки на душе заскребли. Такого он точно не хотел узнать о девочке, о которой всегда вспоминал с нежностью и даже мысленно называл всегда не иначе, как «малыш».

— Жизни учила, Толя! Если бы она не строила из себя героиню, жизнь бы свою устроила. А теперь что?

— Что?

Лика вдруг поморщилась.

— Хватит задавать мне идиотские вопросы. Что?! То! Слушать надо, когда тебе умный человек советы даёт, а не строить из себя… — Она лишь рукой махнула. Поняла, что неожиданно завелась и разозлилась, поэтому сунула чашку в раковину и заявила: — Мне нужно принять ванну.

Ефимов взглянул с лёгким удивлением.

— А ты есть не хочешь?

— Я йогурт съела.

Его брови, как взлетели, так и опустились.

— Я не знаю, что на это сказать. Поэтому лучше поеду в ресторан.

— Толя, нельзя столько есть. Это неправильно, это засоряет твой организм.

— Честно, я совсем не против чем-нибудь его уже засорить. Хорошим бифштексом, например.

Анжелика выразительно закатила глаза, после чего решила:

Конец ознакомительного фрагмента.