С.О.Н.

Екатерина Перонн, 2020

Алиса Cветикова в свои восемнадцать лет переживает не лучшие времена: отец отгородился стеной безразличия, мать трагически погибла, а деятельная мачеха пытается полностью подстроить под себя героиню, пренебрегая ее желаниями. Вдобавок ко всему, каждую ночь девушку мучает один и тот же кошмар: незнакомый, но почему-то очень близкий и родной человек умирает на ее глазах. Что это? Наваждение? Воспоминание из прошлой жизни? Психологическая травма? Самое захватывающее начнется, когда Алиса узнает, что Ангел из ее сна существует в реальном мире…

3

Ох, как тяжко. Где я? Что происходит?

— Алиса, солнышко, — доносится папин встревоженный голос откуда-то издалека. Будто в уши напихали пару пачек ватных дисков.

— Она, наверное, переутомилась, — артистически шепчет Марго, да так, что слышит весь ресторан.

Меня ударили по голове? Почему звук такой приглушенный?

— Да еще и этот перелет, а девочка ненавидит самолеты, — вставляет Наташа с интонацией из серии «Боже мой, что же люди подумают?»

— Ты попросила, чтобы принесли воды? — Славин голос слышится так близко, что я невольно вздрагиваю.

— Да, там какой-то официант пообещал…

Открываю глаза, щурюсь от яркого света громадной люстры и вижу, как Наташа протягивает Славе полный стакан. Последний сидит на коленях в такой тесной близости, что я невольно хочу отстраниться. Только вот некуда: спину подпирает твердый, холодный пол из белоснежного мрамора.

— Она пришла в себя, — произносит вдруг заветный голос. По-французски. По телу бегут мурашки, слегка поворачиваю голову и встречаюсь с ним взглядом. В эту секунду я снова падаю в обморок. Не настоящий — такой, когда сознание на пару секунд зависает, а перед глазами мельтешит фейерверк из падающих звезд и метеоритов.

Мне не показалось. Он существует!

Поль стоит в каком-то метре от меня. На его лице — легкое недоумение. Или тщательно завуалированный вопрос? Я начинаю задыхаться. Сердце в груди бьется в странном ритме: словно за следующую пару минут оно решило выдать все удары до конца моих дней. Хотя, с подобными сюрпризами этот конец будет очень скоро: сколько людей умирали в рассвете лет от сердечных приступов? И у них, скорее всего, было меньше проблем.

Не могу удержаться и снова бросаю быстрый взгляд на Ангела из сна. Мозг услужливо напоминает мне привычный образ из кошмаров: мертвый, бездыханный, он лежит на дороге, когда я в ужасе бросаюсь к нему.

По всему телу проходит ощутимая волна дрожи.

— Алиса! Тебе холодно?

Голос Славы возвращает меня в жестокую реальность. Я вдруг отдаю себе отчет, что на меня смотрят по меньшей мере тридцать пар глаз. Что ж сегодня я могу официально поздравить себя с наивысшим крахом: столько внимания мне не уделяли никогда. Разве что в роддоме в момент рождения. Или после аварии, когда врачи бились за мою жизнь. Этот чертов ресторан просто создан для того, чтобы прославиться.

— Нет, мне не холодно, — слабо отвечаю я.

Мои родители с вытянутыми лицами стоят прямо за Славиной спиной. Наташа растеряла все свои светские повадки: она, кажется, по-настоящему взволнована. Еще бы, ее падчерица «опрофанилась» перед такой знатной толпой. Рядом с ней сбитая с толку Нинель все еще держит в руке бокал с шампанским. Надеюсь, она прихватила его в состоянии шока, а не потому, что хотела отпраздновать мой загадочный обморок. Маргарита задумчиво хмурит брови (сложно сказать, что она действительно чувствует в этот момент: ботокс на ее лице скрывает не только морщины, но и глубокие эмоции). Рядом с ней — Он. Испуганно отвожу глаза, дабы не выдать своего крайнего замешательства, и утыкаюсь взором в стену из штук двадцати официантов.

Да уж. Теперь я точно войду в их исторический справочник. Мадемуазель «голые пятки» напилась и грохнулась в пьяный обморок.

С благодарностью принимаю из рук Славы стакан с водой. Сердце с мозгом вступают в неравную борьбу.

Боже, как же я хочу броситься к нему!

Нет, Алиса, этого делать определенно нельзя!

Просто прикоснуться к его лицу и запустить руку в эти волшебные кудряшки!

Да, чтобы вся толпа решила, что ты не только эксцентричная, но и по-настоящему пьяная?

Черт возьми, я просто хочу почувствовать ЕГО прикосновение. И его губы…

Он женится на лучшей подруге твоей мачехи! Тебя это не останавливает?

Последний аргумент разума все же слегка отрезвляет разгоряченное сердце.

— Все хорошо, не переживайте, — тихо лепечу я, пытаясь приподняться и избавить себя от Славиных слишком уж тесных объятий. — Переутомилась, наверное.

— Ты же почти ничего сегодня не ела, — упрекает меня папа.

И правда. Я как-то упустила этот момент. Будь прокляты дурацкие самолеты с их турбулентными ямами и кошмарные сны, преследующие меня с тринадцати лет. Воздушное пирожное в аэропорту Москвы кажется совсем далеким.

— Давайте скорей к столу, — хлопочет Марго.

Смотрю на ее шикарное платье, идеальную прическу, искусственное лицо и впервые начинаю по-настоящему ее ненавидеть.

— Дорогой, закажи что-нибудь, пожалуйста, — фамильярно обращается она к моему Ангелу.

Господи, какое право имеет этот надутый рот называть ЕГО «дорогим»?

Слава помогает мне подняться. Я благодарно цепляюсь за его руку: еще раз эффектно падать, споткнувшись в этот раз о дурацкие шпильки, мне не позволяет совесть.

Наташа для профилактики щупает мой лоб.

— Температуры вроде нет, — неуверенно замечает она.

Еще бы: измотанное сердце со своими 1000 ударами в секунду собрало всю кровь в теле вокруг себя. Руки и лоб у меня, напротив, скоро покроются инеем от нехватки тепла.

Одергиваю платье, которое при моем падении наверняка показало всем собравшимся шикарный вид «а-ля Playboy», и чинно (насколько позволяет мое состояние) сажусь за стол. Слава накидывает мне на плечи треклятый пиджак, которому суждено сегодня подтирать полы. Что ж, так, видимо, сложились звезды для белых жакетов в этот день.

Папа протягивает тарелку с местными закусками.

— Поешь что-нибудь.

Ага, как же! У меня в животе летают какие-то странные ширококрылые бабочки. В принципе все пространство занято только ими, так что любой кусочек еды вызывает смутный ужас не добежать до туалета и устроить очередной спектакль прямо тут.

Я все же вяло беру мини канапе и усиленно притворяюсь, что прямо сейчас его съем. Эх, жалко, в ресторане нет Ленкиного лабрадора Бакса: я бы незаметно скормила ему всю тарелку.

— Ты на диете сидишь? — подмигивает мне Слава. — Поэтому и упала?

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — недовольно бурчу я, с невинным видом опуская слоеную закуску рядом с тарелкой. Мне кажется, что с папиного места ее не видно.

— Да ладно тебе! Помнишь, как мы в кладовке наткнулись на мышь и Нинка тоже грохнулась в обморок, — ободряет меня не в меру болтливый сосед.

Папа замирает, услышав последнюю фразу. Да и Таша слегка напрягается: кому, как не моим родителям, знать, что в кладовке у нас всегда хранились запасы алкоголя. И нам, малолетним подросткам, там делать в те годы было уж точно нечего (да и в наши сегодняшние дни, откровенно говоря, тоже). Сестра Славы, услышав, какими речами успокаивает меня ее брат, усиленно хмурится. Да так, что если бы в нее влить весь ботокс ее мамаши, то он бы скоропостижно вылез наружу через слегка оттопыренные уши.

Господи, я не имею права так ненавидеть Марго! Не ее вина, что любовь всей моей жизни принадлежит не мне (а этой глупой выскочке с передутыми губами).

О-о-х!

— Просто Алис хотела привлечь к себе внимание, — небрежно произносит Нинель.

Я ловлю папин задумчивый взгляд, направленный в ее сторону. И понимаю, что он, скорее всего, с ней в чем-то согласен.

— Нинель, еще раз назовешь меня «Алис», и я твое имя упрощу до Ниннушки, — раздраженно предупреждаю я.

Моя собеседница по-рыбьи выпучивает глаза.

Папа со Славой утыкают свои смешки в пустые бокалы. Наташа, что-то обсуждающая со своей подругой, несильно наступает мне на ногу (я-то наивно думала, что этот Гитлер в платье не прислушивается к нашим разговорам).

Отпиваю глоток шампанского, чувствуя, как горит лицо: Поль несомненно смотрит сейчас прямо на меня. Я не рискую встретиться с ним взглядом. Еще один обморок — и здравствуй, местная больничка, привет, французские врачи.

Слегка запыхавшиеся официанты наконец приносят всем еду: салат с фуа грой. Я отрешенно колупаю вилкой зеленые листочки. Желудок все еще не настроен на прием пищи: в животе упорно продолжают летать тысячи бабочек.

Слава, с рекордной скоростью опустошивший свою тарелку, легкомысленно болтает (что-то вроде безумно смешной истории про то, как в их университете проходил конкурс «Мистер Пляж»). Я сосредоточенно смеюсь в паузах его рассказа.

Это совсем не просто, учитывая тот факт, что все мое разумное существо каждую секунду борется с желанием посмотреть через Наташу на другую сторону стола. Я и так слишком часто задерживаю свой тайный взгляд на совершенном лице Ангела. И вновь, и вновь заставляю себя потупить взор и уткнуться в тарелку со скучным салатом.

Ни о чем не подозревающий (я очень на это надеюсь) Поль увлеченно разговаривает с моими родителями (Марго переводит с французского на русский). Сначала Наташа по традиции задает ему кучу официальных вопросов: о работе, жилье, возрасте и планах. Стараюсь не слушать, однако каждое произнесенное им слово вызывает бурную реакцию защемленного сердца, и мозг автоматически записывает все Его фразы. (Директор магазина мужской одежды Denio, живет в Париже, 30 лет, планируют поехать в свадебное путешествие в Таиланд…)

Потом речь идет непосредственно о свадьбе. Мне все трудней и трудней смеяться над Славиными шутками. Когда Поль нежно касается руки своей невесты, я в ужасе понимаю, что мне становится физически больно.

Нет, надо что-то делать. Так продолжаться больше не может. Представляю их свадьбу, и меня начинает по-настоящему тошнить.

— Алиса, ты ничего не ешь, — озабочен Славик (зачем же так громко?) — и все сразу поворачиваются в мою сторону. В том числе и официанты (будто они понимают русскую речь).

— Тебе не нравится? — вежливо спрашивает Поль по-французски, и я понимаю, что мои щеки заливает неловкий румянец. Очень надеюсь, что его происхождение спишут на жару в ресторанном зале. Или пусть даже на алкоголь.

— Все очень вкусно, — с отвратительным акцентом отвечаю я ему (да, чтобы научиться картавить, как Нинель, мне нужно прожить здесь лет двадцать). — Я просто м-м-м… всегда мало ем…

Мой собеседник с изумлением глядит в мою тарелку, в которой я беспорядочно накидала листья салата на нетронутый кусочек фуа гры. Хотя это и кажется мне физически невозможным, я чувствую, что краснею еще больше.

— Очень мало, да, — лепечу я, смотря ему прямо в глаза. Между нами в этот момент ударяет невидимая молния. На какую-то долю секунды его зрачки, расширившись, блестят так, что мне кажется, что он тоже что-то вспомнил. Электрическое напряжение настолько сильно, что у меня начинают дрожать коленки. Слава недоуменно смотрит на мои руки, сминающие кусочек хлеба в бесформенный комок. Поль опускает глаза и отпивает последний глоток шампанского из своего бокала.

— Может быть, ты не хочешь рыбу на ужин? — произносит он, вновь выводя меня из равновесия своим волшебным голосом. — Я могу поменять заказ.

Автоматически отмечаю, что мужчина моей мечты еще и джентльмен. До сего момента ни Слава, ни Марго не удостоили меня честью выбора.

— Нет, мне все равно, — отвечаю я.

— Ты учила французский? — с интересом спрашивает Слава.

Раздражение по поводу столь нелепой ситуации вдруг обрушивается на ни в чем не повинного парня. И все же. Что за глупый вопрос? Если я хоть чуть-чуть говорю и понимаю речь окружающих, значит, наверное, что учила? Или он думает, что это у меня врожденное?

Поль бросает в мою сторону загадочный взгляд. Сердце тут же послушно подпрыгивает в груди. БУМ-БУМ-БУМ! Его удары напоминают барабанную дробь из устаревшей рок-песенки. Удивляюсь тому, что до сих пор не умерла от инфаркта. За всю мою жизнь оно никогда не билось так быстро.

— Да, и сейчас учу. Что может быть лучше пары французских спряжений на завтрак? — мой собеседник смеется. Поль приподнимает брови, и Слава переводит ему нелепый ответ. Я боюсь оторвать глаза от тарелки и вновь попасть во власть колдовского, пленительного взгляда.

— Значит, ваша свадьба в субботу? — не очень вежливо переключает внимание на себя моя мачеха.

В ужасе тыкаю вилкой бедную закуску. Сегодня воскресенье. Осталось всего шесть дней. А учитывая, что сейчас вечер, а свадьба утром… Пять. Пять полных дней до того момента, как он женится.

Почему я не встретила его раньше?

— Да, — Ташина лучшая подруга просто светится от счастья. Когда она улыбается своими ярко-розовыми губами (и как у нее еще помада держится, когда она ест?), то напоминает мне жабу из диснеевской Дюймовочки.

«Я не имею права ее ненавидеть!» — в который раз твержу я себе, пытаясь справиться с настырным желанием воткнуть вилку Маргарите в плохо накрашенный глаз.

Официанты охотливо убирают со стола посуду (мой гарсон определенно старается не выдать своего удивления по поводу тарелки с раскрошенной по листьям салата фуа грой). Новая волна обслуживающего персонала уже бежит к нам с горячим.

Один из работников тут же объявляет состав: блюдо с какой-то рыбой в каком-то сложном соусе с невероятным гарниром и бла-бла-бла. Английскую королеву, наверное, так публике не представляют, как этот ужин.

Другой гарсон небрежно открывает бутылку с вином, наливает в пустой бокал один глоток и пьет его.

Забыв на секунду о своих душераздирающих проблемах, я с удивлением слежу за ним взглядом.

Профессионально улыбнувшись и гордо кивнув, он разливает белое вино в наши пустые стаканы.

— Э-э-э, что это было? — я вижу, как Слава пытается зажевать свой смех оставшимся кусочком багета.

Я так и не поняла: нравлюсь я ему или он находит меня несказанно забавной.

— Это профессиональный сомелье, — подает голос Нинель (с видом учительницы первого класса, в десятый раз повторяющей одну и ту же фразу). — Он знает, каким каждое вино должно быть на вкус и если почувствует что-то не то, то принесет другую бутылку.

— Я так и поняла, — сохраняя остатки потерянного лица, в тон ей отвечаю я.

— Ха-кха-кха, — уже почти не скрывает свой смех Слава. — Ты не волнуйся. У меня была точно такая же реакция, когда мы ужинали здесь в первый раз. Так уж повелось, что это любимый ресторан Поля.

Я опять утыкаюсь носом в свою тарелку. Присутствие Поля в жизни их семьи мне физически невыносимо.

Хотя за трапезой и принято не говорить с набитым ртом, Марго продолжает свою дискуссию по поводу свадьбы. Слава наверняка вобрал все гены болтливости из своей мамаши.

— У нас уже все готово, — Маргарита изящно режет рыбу в своей тарелке (если бы я так умела пользоваться столовыми приборами, то уже давно бы получила ученую степень), — в десять часов мы расписываемся в мэрии, решили без всяких церковных обрядов, после — катаемся по Парижу кортежем, фотографируемся, гуляем и хвалим мое свадебное платье.

Пытаюсь не слушать. Но Слава, занятый своим ужином, как назло, молчит.

— В два шампанская пауза в «Seletmer», а в четыре отправляемся в «Pavillon Élysée»: у нас аперитив на террасе ресторана, а затем, в шесть часов, начнется праздничный ужин. Приглашено всего около трехсот человек: мы решили устроить праздник только для своих.

Если триста человек — исключительно свои, то сколько же в ее жизни чужих?

У меня раскалывается голова. Вместо непонятных соусов принесли бы лучше таблетку аспирина. Чтобы как-то себя занять, я начинаю резать несчастную рыбу на миллион мелких кусочков.

— Вкусно они тут готовят, жаль, что порции маленькие, — доел свое блюдо мой сосед.

— Слава, это вообще-то гастрономический ресторан, — неодобрительно вставляет Нина. Она тоже управилась со своей тарелкой. От ее высокомерной лекции на тему элитных блюд нас спасает моя извечная неуклюжесть: опрокинутый бокал с вином тут же заменяют на новый.

Нина фыркает. Наташа под столом придавливает мне вторую ногу, удачно попав на новенькую мозоль. Слава ухмыляется. Марго осуждающе качает головой. А Поль вновь бросает в мою сторону свой загадочный взгляд.

«Все в порядке?» — спрашивают его глаза, тая в себе более глубокий, невысказанный вопрос.

«Нет. Все уже никогда не будет в порядке», — мысленно отвечаю я ему, отпивая глоток воды.

— В общем, Алисе на свадьбе не наливать, ха-ха-ха, — выдает Марго, поливая свое блюдо еще одной порцией жирного соуса.

Я вдруг осознаю, что это благодаря мне они познакомились. Если бы я умела кусать локти, то с радостью бы впилась в них сейчас всеми доступными зубами.

Оставшуюся часть ужина мы посвящаем разговорам о том, как готовилось торжественное событие (Наташа была в курсе каждой детали, но Марго безумно нравится пересказывать мельчайшие подробности).

Поль отмалчивается, но я вижу, что он тоже почти ничего не ест. Я пытаюсь не поднимать глаз выше его тарелки. Боязнь моей собственной бесконтрольной реакции обескураживает меня окончательно.

— Если честно, Алиса, я по тебе очень скучал, — выводит меня из моих мыслей Слава, обезоруживающе улыбающийся с полным ртом гарнирных овощей. Удивленная, я осознаю, что он отрешенно (а может, и осмысленно?) ест еду из моей тарелки.

— М-м-м… — задумчиво отвечаю я на его неуместное признание. Все мои попытки сконцентрироваться на разговоре оканчиваются неудачно: мысли все время улетают в другом направлении. Туда, в чью сторону я боюсь смотреть. Даже сквозь запах рыбы (кажется, это все же форель, хотя полной уверенности у меня этим вечером нет ни в чем), я ловлю легкий цитрусовый аромат Его туалетной воды, выводящий меня из шаткого состояния равновесия.

— Алиса.

Удрученно утыкаюсь в тарелку, пытаясь унять бегущую по телу дрожь: реакция на Его голос, естественно.

— Да?

Поль наверняка задается вопросом, почему я не рискую посмотреть выше его шеи:

— Ты планируешь остаться жить во Франции?

Все, даже Наташа с тетей Марго, замолкают в ожидании моего ответа. Слава проглатывает невероятно большой кусок хлеба, смазанного соусом с двух сторон.

Продолжаю невидящим взором смотреть в свою верную напарницу сегодняшнего вечера — невинную тарелку. Она удивляет своей пустотой. Если учесть, что в животе до сих пор летают непокормленные бабочки, то можно сделать вывод, что кто-то воспользовался моим отсутствием аппетита. Слава вытирает салфеткой измазанные соусом губы.

Не сказать, что это самое светское зрелище. Манеры в семье явно переняла Ее Величество Нинель Недовольная.

— Э-э-э-э. Нет. Не знаю. Почему Вы так думаете? — отвечаю я Полю, поглядывая в сторону Наташи.

Она хмурится: между бровей тут же появляется «недовольная» морщинка. Однако мачеха довольно быстро берет себя в руки, начиная на своем уникально плохом французском языке вперемешку с еще более отвратительным английским объяснять всем, что мы еще не знаем, чем я буду заниматься после школы, но очень надеемся, что я наконец уеду из отчего дома.

— Алиса гоу Париж, — заканчивает она свою страстную речь, настоятельно подмигивая мне правым глазом. От усердия (какой кошмар!) у нее даже тушь потекла.

Наступить что ли ей тоже на ногу? Наташа прекрасно знает, что другие страны и города меня никогда особо не привлекали.

Да, я хочу учиться на художника, да, во Франции это было бы интересным, да, мои родители с радостью готовы обеспечить мне все условия. Но кого я пытаюсь обмануть? Я нелюдимка, которая ни за что не выходит из собственной зоны комфорта. Я бы никогда не уехала, если бы на то не было каких-то особых причин.

А сейчас, когда я знаю, что в этом городе живет человек, которого я любила всю жизнь (скорее всего, гораздо дольше) и один взгляд которого способен вызвать у меня остановку сердца, переезд подобен самоубийству.

Они даже не представляют, насколько будет лучше для всех, если я поступлю в любой Ангарский колледж.

Наташа вновь беззаботно смеется и подмигивает левым глазом. На этот раз Славе. Украдкой подглядываю за Полем из-под опущенных ресниц. Он кажется таким далеким, таким отрешенным. Если бы я могла, то кинулась бы к нему на шею прямо сейчас.

Измученное сознание продолжает контролировать сумасшедшие желания моего существа.

Нервно облизываю губы, что не ускользает от удивленного взгляда Нинель.

Распоясавшийся Слава, однако, не замечает тонкостей моего настроения. Он накрывает мою руку своей слегка липкой ладонью. Да, этот, так сказать, кавалер не только грязно ест руками, но и явно ничего не понимает в девушках.

— А кем ты хочешь стать?

Поль пытается изобразить вежливый интерес. Наверное, я действительно его смущаю, раз он старательно включает меня в общую беседу.

— Художником, — тихо отвечаю я. Бросаю неловкий взор в его сторону и, загипнотизированная золотисто-карими глазами, почти теряю над собой контроль.

Почему он так смотрит? Это уже не простая вежливость. Это вопрос. Загадка. Дерзкая попытка беззвучно передать мне свои мысли.

— Не художником, а дизайнером, — тут же перехватывает инициативу Наташа, после того как Маргарита перевела нашу беседу на французский.

Вздрагиваю, нехотя отвожу взгляд от Ангела.

— У Алисы дар рисовать одежду! Я сейчас покажу.

Вытерев руки салфеткой, мачеха роется в телефоне. Она находит собственный портрет, я рисовала его в ее прошлый день рождения, в августе. И он даже неделю был прикреплен к топовым новостям на ее странице: высшая похвала, которой могла удостоиться картинка.

Поль берет в руки мобильный, а мне вдруг хочется кричать. Мои рисунки — это мой мир, я не хочу им делиться. Не с ним. Не сейчас. Не в присутствии стольких людей.

Лицо моего Ангела озаряет улыбка.

— Ты сама рисовала?

Я помню этот портрет. Наташа так любила это бежевое платье, но пятно от красного вина вывести было невозможно: слишком нежной оказалась ткань. И я, дабы ей угодить, изобразила ее в том убитом бесстрастной рукой винодела платье с меховой накидкой на плечах. Таша потом еще заказывала такую же накидку у портнихи.

— Да, — снова тихо отвечаю я. — Конечно, сама.

— Очень красиво, — он передает телефон дальше по кругу стола. Всем вдруг хочется посмотреть на мое творчество. Если бы на столе была кнопка, чтобы сразу же провалиться под землю, я бы нажала на нее, не задумываясь.

— Ты тонко передаешь суть человека в чертах лица, — продолжает Поль. — Я не очень разбираюсь в искусстве, но твоя работа чем-то цепляет.

Сердце изможденно ударяется о грудную клетку. Щеки безбожно горят пунцовыми пятнами.

— В Париже много школ искусств. Ты бы стала настоящим профессионалом, — задумчиво продолжает мужчина моей мечты. — Значит, ты хочешь создавать одежду?

Мне кажется, что от переизбытка чувств меня вырвет прямо на Славины щеголеватые джинсы.

Почему ему это так интересно? Дань вежливости? Да неужели? Поль снова ловит мой взгляд, и я привычно забываю вдохнуть. Распаленная грудная клетка кажется жестким и неимоверно тяжелым корсетом.

— Я не хочу быть дизайнером одежды, — бросив в Наташину сторону вызывающий взгляд, отвечаю я. — Я хочу рисовать картины.

Марго тут же ябедничает, переводя мои слова.

— Какая разница, что тебе рисовать? — тут же вклинивается моя мачеха на русском. — Но у тебя же дар кутюрье, моя девочка. Жалко будет продавать в переходе у метро не нужные никому пейзажики вместо того, чтобы грести сотни тысяч евро за эскиз новой коллекции.

— Между прочим, — вступает Маргарита, — с нашими связями, ты бы начала работать в известном доме мод еще во время своего обучения.

Сжимаю кулаки и удивленно понимаю, что меня обуревает неистовая ярость. Еще Маргарита бы мне не указывала, чем заниматься! Она и так выходит замуж за того, кого я любила задолго до ее появления. Ей мало этого?

— Я не буду дизайнером одежды, — мой голос дрожит от гнева и неприкрытого отчаяния. — Меня это не интересует. Я маму потеряла пять лет назад, так неужели мне и себя теперь потерять из-за ваших взрослых амбиций?

За столом наступает звенящая тишина. Поль недоуменно смотрит на меня, на Наташу, на Марго, но никто не рискует переводить ему дерзкий ответ. Папа утыкается носом в тарелку. Я знаю, что он делает сейчас. Возводит между нами дополнительную стену из своего чувства вины.

Трус.

Ну и пусть. Он никогда не мог противостоять своей новой жене, а вот сил кричать на маму у него было хоть отбавляй. Может, она из-за этого и начала пить?

— Алиса, мне кажется, что художник — это очень круто, — несмело начинает Слава. — Я уже вижу тебя в берете и измазанную краской, создающую свой шедевр. А ты покажешь мне свои рисунки?

Молчу. Гнев еще слишком силен. Помада на Наташиных губах уже стерлась, и они кажутся белыми: ее ярость гораздо сильнее моей. Ох и взбучку она мне устроит за этот вечер!

Слава пытается в общих чертах перевести Полю наш спор. Я слышу, как француз легко смеется, резко поднимаю глаза. Он расслаблен. Улыбка на его губах кажется божественно сладкой.

— Ты все правильно делаешь, — подмигивает он мне, отчего сердце ошибочно ввинчивается куда-то в позвоночник. — Ты же сама можешь выбирать, кем стать. Умение рисовать — редкий дар, и я бы тоже хотел посмотреть твои рисунки.

Слушаю стук сердца в почему-то заложенных ушах. Марго кидает мне далеко не дружелюбный взгляд. Папа так и рассматривает свою тарелку.

— Мне очень жаль, что ты потеряла маму, — тихо заканчивает Поль свою краткую речь.

Мои глаза наполняются тяжелыми, жгучими слезами. Его сочувствие вызывает в груди такую бурю эмоций, что внезапная вспышка гнева отходит на второй план.

Истеричка. Настоящая истеричка. Уберите меня подальше от приличного общества и наденьте смирительную рубашку.

— Прости, Наташа, — несмело поворачиваюсь я к своей мачехе. — Я не хотела тебя обидеть, но ты ведь понимаешь, что в данном случае я сражалась за свое будущее?

Пытаюсь, чтобы тон стал легким. Почти шутливым. Наташа не улыбается, когда бросает мне обиженный взгляд.

— Я понимаю, девочка моя. Но я очень хочу, чтобы твое будущее было счастливым и безоблачным. И за это я буду сражаться с кем угодно. Даже с тобой.

Тон у нее не шутливый. Но роль доброй феи из Золушки она играет максимально хорошо. Отодвигаю от себя полупустую тарелку, официанты уже бегут ее убирать.

— Ох уж эти дети, — неприязненно хлопает ресницами Марго. — А Слава, знаешь, что он мне учудил, когда ему было семнадцать? Хотел в Россию вернуться. В Сибирь. Мол, здесь ему жить неинтересно.

Слава краснеет, виновато улыбается и тут же включается в разговор о том, каким неугомонным он был пару лет назад.

Папа отводит глаза от тарелки и несмело пожимает плечами. Конфликт пока что исчерпан. И лишь золотисто-карие глаза и легкая, одобряющая улыбка Поля продолжают преследовать мою истерзанную душу.

Я боюсь. Боюсь того, что тело реагирует физически на несуществующие прикосновения. Лицо бросает то в жар, то в холод, но, даже не поднимая глаз, я могу с точностью сказать, когда он смотрит на меня, а когда нет. Это невыносимо.

На стол подают сыр, и я, наученная горьким опытом, умело скрываю свое удивление. Марго спешит пояснить эти превратности французской кухни.

— Сыр всегда подают перед десертом. Для тех, кто не наелся.

С сомнением разглядываю новую еду: пахнет она не так чтобы ужасно, но почти. Слава уже поглощает багет с двумя сырами сразу. Если у меня еще оставались сомнения по поводу причины появления на его лице упитанных щечек, то они отпадают сами собой. Да и Нинель отдает официантам чистые тарелки: только что вылизывать их ей не позволяет воспитание.

Наташа гордо отказывается от сыра, хотя в глазах у нее остается невысказанная грусть. Но фигура есть фигура. Тут уж либо ты наедаешь себе еще пару килограммов на многострадальные бока, либо терпишь и влезаешь в расползающийся 42-й размер.

Маргарита, однако, в удовольствии себе не отказывает. Она ест быстро и качественно, параллельно делясь с Наташей радостями липосакции.

Я вновь и вновь задаю себе самый главный вопрос.

Как он может на ней жениться?

— Попробуешь сыр? — протягивает мне Слава кусочек багета.

— Мне кажется, что я уже наелась, — отрезаю я его порыв.

— Алиса, ты сколько весишь? — язвительно интересуется Нина. — Я просто знаю одну подругу, которая лечилась от анорексии…

— Анорексия? — удивляется Поль, услышав в потоке русской речи знакомое слово.

Дайте мне лопату. Я готова выкопать под своим стулом яму и провалиться в нее на добровольных началах. А заодно и скинуть туда болтливую Нинель.

— А ты сколько весишь, дорогая? — отвечаю я по-французски, чтобы Наташа не поняла. — А то у меня одна подруга лечилась от булимии…

Сестра Славы фыркает так, что привлекает внимание официанта, который зачем-то наполняет ее стакан водой. Слава доверительно толкает меня плечом и ехидно подмигивает.

Боже, когда закончится этот ужин? Каждая секунда растягивается на столетия.

Я хочу остаться одна.

Я хочу закричать.

Я хочу свою кровать, подушку и много носовых платков.

Когда мы встаем из-за стола, Поль снова бросает на меня свой загадочный взгляд, пробирающий до самых костей с застрявшим в них роем бабочек. Ноги подкашиваются, я плюхаюсь обратно на стул. Наташа и Марго обмениваются долгим взглядом. Моя мачеха всем своим видом извиняется за мое поведение.

Если уж на то пошло, то Маргарита могла бы тоже почувствовать себя неловко: ее любимый сынуля весь вечер воровал из моей тарелки, да еще и ел руками. Папа помогает мне встать, и я перекладываю вину на неудобные шпильки.

— О, я официально заявляю, что прошу тебя, Алиса, завтра на прогулку надеть кеды, — громко и торжественно произносит Слава.

Наташа непроизвольно хмурится, пытаясь скрыть раздражение за не очень искренней улыбкой.

— Вы идете гулять завтра? — спрашивает Поль (Марго переводит ему все фразы, произнесенные на русском).

На моем теле вновь умело возрождаются мурашки: это неземное создание обращается ко мне?

— Да, — отвечает за меня Слава, — надо же нашей гостье показать красоты Парижа.

— А мы собираемся на Эйфелеву башню, — стратегически вставляет Наташа, — молодежь, вы с нами?

— Да, я, пожалуй, хочу на башню, — тут же высказывается Нинель.

Мне же оба ответа кажутся безумно неудобными: если мы едем с ними, то Наташа будет вновь внимательно следить за развитием наших отношений (и отдавит мне остатки ног, которые сегодня она и так хорошенько искалечила под скрывающей ее махинации скатертью). Если едем одни, то у нас что-то вроде свидания. Жалко, что нет возможности просто оставить меня одну в номере, а Славу отправить на башню общим приложением к толпе.

Мне же побыть в гордом одиночестве жизненно необходимо.

— Ты как хочешь, Алиса? — нетерпеливо спрашивает Слава.

А если я сейчас поинтересуюсь, поедет ли с нами Поль, это будет очень не к месту? Хотя, если он будет там, то я от волнения свалюсь с самой верхушки Эйфелева произведения искусства. Кажется, во время ужина Поль упоминал про важное совещание, запланированное на 2 часа дня, так что завтра я его не увижу. Оно и к лучшему. Наверное.

— Мы пойдем гулять одни, — решаюсь я (все ж куда приятней, чем провести день в компании Нинель и ее мамаши). — Хочу просто побродить по Парижу.

Довольную улыбку Наташи можно хоть сейчас опубликовать на каком-нибудь рекламном постере, типа «этот порошок отстирывает все, и я — такая молодец, что его купила».

Сын Маргариты тоже рад. Даже на лице у Нины появляется некое подобие оскала. Видимо, в этой истории проигравшей буду я одна.

Перед тем как забраться к Славе в машину, я вижу Поля и Марго: они садятся в его серебристый «порше», и он нежно целует ее в губы.

Слезы застилают мне глаза всю дорогу до отеля. Хорошо, что длинные волосы мастерски их скрывают. И даже вытирают — вместо излишне заметного носового платка.

Повезло мне, что тушь у Наташи — водостойкая.

И все же я не знаю, как смогу это вытерпеть. Просто физически невозможно.