Рассеять тьму

Екатерина Оленева, 2019

Вероника Старлинг позже всех попадает в Академию магии. И всё из-за родителей, которых считают погибшими. Героиня надеется, что родители живы, и пытается понять, что случилось? Кто стоит за их исчезновением? Может, родственники матери? Она упряма. Она найдёт ответы на все вопросы. Твёрдый характер поможет справиться с тем, что приготовила судьба. А что будет наградой? Возможно, любовь…

Глава 7

Всё в Магистратуре Магии стояло на ушах. Прибыли спецагенты из Департамента Магии и Министерства образования — доктора и копы. Все что-то снимали, обмеряли, фотографировали, записывали. Попутно брали показания у свидетелей, то есть у нас.

А я толком ничего рассказать не могла. Моё внимание было поглощено сражением с «моим» василиском. Своими же подозрениями с чужаками я делиться не собиралась.

Директор находился в крайне тяжёлом состоянии. Каким-то образом змее удалось его достать и яд василиска ввёл его в кому. Состояние мистера Мэйсона квалифицировали как стабильно-тяжёлое. Прогнозы были положительными, других пострадавших не было. Так что, можно было считать, что инцидент исчерпан. Всё закончилось хорошо. Хэппи-энд.

Но мой внутренний голос никогда не ошибался. И он прямо-таким кричал о том, что это никакой не конец.

Это только первая часть. Возможно, вводная.

***

— Мисс Старлинг? — окликнул меня незнакомец в форме стража магического порядка.

— Да?

Взгляд задержался на правом рукаве его кителя, где не было положенных знаков отличия.

Знаков отличия не носили в подразделении, где служил мой отец. И вряд ли это можно было считать хорошим знаком?

У мужчины было худое, словно обтянутый кожей череп, лицо и горящие, как два угля, глаза.

«Неприятный тип», — решила я.

— Ваш опекун ранен. Он теперь не может исполнять взятые им на себя обязательства.

— Но это же временно? Меня заверили, что мистер Мэйсон поправится.

— Да, но это случится не завтра и не послезавтра. На восстановление ему может потребоваться много времени. Вы же, как несовершеннолетняя, не можете распоряжаться собой.

— Полагаете, что здесь, в Магистратуре, на полном пансионе, мне может потребоваться дополнительный контроль?

— Контроль, как вам, возможно, ещё неизвестно, лишним не бывает, — с холодной улыбкой сообщил мне собеседник.

Отчего-то у меня при одном взгляде на него начиналось колотиться сердце. То ли от испуга, то ли от злости — не разобрала ещё.

— До тех пор, пока мистер Мэйсон не поправится, я буду приглядывать за вами.

— Это совершенно излишне… — начала, было, я.

— И абсолютно исключено, — раздался ледяной голос за моей спиной.

Обернувшись, я увидела высокую, стройную леди средних лет, элегантную и стильную. В ней за версту чувствовалась порода.

И родная кровь.

Женщина отчеканила:

— Мисс Старлинг совершенно не нуждается в опеки кого-бы то ни было из вашей организации.

— Я действую согласно Уставу.

— А я — согласно закону. Вы имели бы права на опекунство над дочерью Оллджера Старлинга лишь в том случае, если бы не осталось ни одного кровного родственника, способного позаботиться о ней. Но, по счастью, под небом ещё достаточно Морелов, чтобы вашей организации не нужно было затрудняться решением этого вопроса.

Улыбка у женщины была прямо-таки вымораживающая.

— Морелы отказались от этой девочки!

— Вы можете подтвердить это документально?

Несмотря на то, что я никогда прежде не видела мою бабку я сразу её узнала. И, как не странно, мои симпатии были на её стороне — я категорически не желала попадать под власть человека с чёрными глазами, что заставляли каменеть почище взгляда василиска.

Мужчина с ненавистью посмотрел на женщину в годах, решительно вставшую у его на пути.

— Вы согласны юридически оформить опеку над вашей внучкой, Оливия Морел?

— Уже, — всё с той же вымораживающей и одновременно с тем безупречно вежливой улыбкой, она протянула ему свиток документов.

Она лишь бегло взглянул на них и кивнув, молча вышел, оставляя нас наедине.

Какое-то время молча друг друга разглядывали.

Было время, когда я всерьёз и горячо ненавидела всю мамину родню. Мама никогда не говорила о них, но и не надо было. Я и без того понимала, как эта тема для неё болезненна. Всегда думала, что при встрече наговорю им много гадостей. Пусть знают, чего стоят, высокомерные заносчивые снобы! Странные люди, ценящие сухие догмы выше живых чувств.

Я хотела отомстить за маму не делом, нет! Но больно ранить словом — самое то!

Однако жизнь этой породистой, высохшей от горя, но не утратившей высокомерного лоска, даме уже и без меня отомстила. Куда там мне со всеми моими амбициями? Фантазии не хватит. Похоронив сына, она возненавидела дочь. А теперь и дочери у неё больше нет. Нет возможности примириться или поссориться, поругаться или обняться.

Если дети — это крылья, то у этой птицы оба крыла оборваны. Никогда ей не полетать. Я хотела бы её ненавидеть или пожалеть; хотела бы злиться или любить, но я смотрела на стоящую передо мной женщину и не чувствовала ничего.

Это было так странно.

— Вот, значит, какая ты? — протянула женщина. — Внешне похожа на свою мать. Только кость широкая.

Она это делала нарочно. Этакое отточенное аристократическое хамство без единого оскорбления — лишь вежливое, вымораживающее душу пренебрежение в каждом слове. Не «моя дочь» — «твоя мать». А «широкая кость» — признак плебса в глазах таких, как моя «бабуля».

Она сказала — я услышала. И последний шаткий мостик, что ещё можно было попытаться выстроить между нами, рассыпался пеплом, не успев наладиться. Первое впечатление невозможно произвести дважды.

Я скупо улыбнулась Так, штрихом, наметившим улыбку. Обещанием, намёком — призраком.

— Спасибо, что вступились за меня, миссис Морел, — сказала я. — Ваше вмешательство пришлось как нельзя более кстати. Сомневаюсь, что сотрудничество с таким человеком, как… ах, я ведь даже не знаю его имени? Но это к лучшему. Нам ни к чему сводить более тесное знакомство с ним, кем бы он ни был. А сейчас, если вы не возражаете, я с вами попрощаюсь?

На сухом лице с высокими острыми скулами вспыхнул лихорадочный, яркий румянец:

— Что значит — «я с вами попрощаюсь»?! Я приехала в такую даль не за тем, чтобы обменяться парой ничего не значащих фраз.

Я приподняла бровь:

— Ничего личного, мадам. День был тяжёлый, а вечер, так и вовсе кошмарный. Я бы хотела отдохнуть.

— Мы живём в страшном мире, моя дорогая. Отдыхать здесь приходится редко, ну, ничего, отдохнём после смерти, — ядовито процедила «бабуля» через плотно сжатый, ярко напомаженный рот. — А пока — привыкай к кошмарам.

Зачем она так накрасила губы? Вроде ведь со вкусом женщина? С этими губами она похожа на жуткого клоуна.

Клоуны — всегда жуткие. Никогда не понимала, неужели кто-то может находить забавной эту устрашающую бело-красную маску на лице?

— Не уверена, что мы правильно понимаем друг друга?

— Сядь, — скомандовала она.

— Простите?..

Она всерьёз полагает, что я стану выполнять её указания?

Даже и не подумаю. Пусть хотя бы из принципа!

— Я, кажется, ясно высказалась — сядь. Нужно поговорить.

— Я прекрасно слышу вас и стоя.

— Не терпится продемонстрировать свой характер? — усмехнулась женщина. — Мы одной крови. Ты не первая Морел, с которой я встречаюсь. Я давно усвоила, что он не сахар.

–В моём случае это скорее кофе с молоком, — услужливо подсказала я, щурясь, намекая на связь белого и чёрного, текущего в моих венах.

— Ты понимаешь, что только крайняя необходимость могла заставить меня встретиться с тобой?

— Догадываюсь, что, чем бы вы не руководствовались в своих решениях, любовь ко мне или к моей матери в списке не числилась.

Лицо женщины на миг застыло холодной маской, а потом словно пошло трещинами.

— Это упрёк?

— Констатация факта.

— Не жди, что я стану оправдываться!

— В мыслях не было.

Хотя я лгала. Ждала, конечно — не оправданий, нет. Но от разъяснений бы не отказалась.

— Только тот, кто прошёл то же, через что прошла я, имеет право меня судить, — сдавленным голосом проговорила «бабуля». — Когда один твой ребёнок убивает другого.

— Моя мать не убивала своего брата! — не выдержала я, повышая голос.

— Но она жила с его убийцей! Она прижила от него дитя!

— Мой отец вашего сына тоже не убивал!

— Возможно, не он перерезал Хэну горло, но он был там.

— Отец пытался его спасти.

— Однако, когда выбор встал между жизнь моего сына и доверием его старых друзей, он предпочёл не рисковать последним. Неважно, не имеет значения, что нож был в другой руке! Инквизиция — единый организм. Твой отец был его частью, а моя дочь предала семью ради убийцы.

Усталость и ощущение того, что всё бесполезно накатило внезапной тошнотой.

— Вы правы, — внезапно согласилась я.

— Я знаю.

— И неправы — одновременно! Нет страшнее войны той, что идёт в человеческом разуме. Мой отец любил мою мать, а мама любила моего отца.

— Это был её выбор. Она имела на него право. Так же как я имела право на свой: не знаться с убийцами моего сына.

Ну вот, опять!

— Зачем же вы пришли сюда сегодня, Оливия Морел? — спросила я, устало растирая гудящие от боли виски. — Чего от меня хотите?

— Несмотря на всё случившееся, ты — часть этой семьи. Теперь, когда их больше нет, за поступки своих родителей ты не отвечаешь. Так что позаботится о тебе — мой долг.

— Отлично! Я не против. Заботьтесь.

А что? Я прожила несколько месяцев на свете в полном убеждении, что осталась на свете одна-одинёшенька? Наверное, кровь Морелов во мне действительно сильна? В любом случае, семья многое для меня значит. Пусть лучше такая ледяная палка, сухарь не размоченный в качестве родни, как Оливия, чем вообще никого!

— Спасибо за разрешение, — усмехнулась она. — Пожалуй, так и поступлю. И начну с предупреждения. Тебе следует быть очень, очень осторожной.

— Я всегда осторожна. Но чего, по-вашему, следует опасаться?

— Как ты думаешь, кто убил твоих родителей?

— Да кто угодно! У родителей было много врагов. Вы, например?..

Пришёл черед Оливии вскидывать бровь:

— Я не стала бы убивать свою дочь. Особенно нелогично совершать такую вендетту спустя двадцать лет.

— Ну, вы, возможно, нет, но у вас вон внук есть? Парень, насколько я разобралась, амбициозный, горячий и мстительный?

— Ты в это не веришь, — отрезала дама. — В то, что убийца один из нас.

Осталось только согласиться:

— Нет.

— Твоих родителей могли убить многие, врагов хватало, но убили их Инквизиторы. Они всегда преследовали нашу семью. А твоё рождение для Старлингов откровенный плевок в лицо. Они не оставят своих попыток. Тебе придётся очень сильно постараться, чтобы выжить, девочка.

Новость, прямо скажем, не из приятных.

— А нельзя было ещё немного подержать меня в счастливом неведении об этом неприятном событии?

— Нельзя, — отрезала Оливия. — Кто предупреждён, тот вооружён. В Магистратуре ты в относительной безопасности, здесь всё под охраной. Сюда инквизиция не проберётся, так что постарайся как можно реже покидать пансион? Если возникнет подобная необходимость, дай знать мне. Я решу любой вопрос.

— Очень мило с вашей стороны. Спасибо.

Оливия кивнула, принимая мою благодарность.

Какое-то время мы снова молчали. И снова смотрели друг на друга. А потом, обменявшись ничего не значащими репликами о погоде, разошлись в стороны до новой встречи.

Встреча с Оливией принесли мне умиротворение, словно кто-то далеко обрёл, наконец, желанный покой. Эта встреча была как последняя точка в далёкой истории.

***

Несмотря на то, что час был далеко не поздний, в длинных извилистых коридорах пансиона сгущались сумерки и гуляли сквозняки. Этот сквозняк порождал неприятный, смутный гул, раздражающий и без того до предела взвинченные нервы. От сильного ветра подрагивали стёкла, а стоило взглянуть в них, как взгляд цеплялся за огромные чёрные тучи, стремительно летящие по небу, словно началась Дикая Охота. Воздух был перенасыщен влагой.

Я всё чаще ловила себя на мысли, что всё происходящее мне просто снится. Вот было бы здорово проснуться дома, в тёплой постельке, ощутить тонкий аромат блинчиков с малиновым вареньем, что мама неизменно готовила по выходным.

Я его не заметила, в потому с разбега влетела в его объятия, как птица в силок — он сливался в полумраке с общей обстановкой. То, как внезапно он возник у меня на пути, подхватывая на полушаге, приводило к мысли, что наша встреча не случайность — Лоуэл поджидал меня.

— Вероника? — его обманчиво мягкий голос заставил меня поежиться.

— Мы стали слишком часто сталкиваться, не находишь? — нервно хмыкнула я, стараясь высвободиться из его рук. — Понятия не имею, почему?

— Ты в порядке?

Он смотрел на меня. Просто — смотрел. Почему меня от этого взгляда бросало то в жар, то в холод?

— Да, в полном, — я наконец-то высвободилась из кольца его поддерживающих меня рук и тут же почувствовала себя одиноко. — Ты со всеми такой милый, заботливый и любезный? — усмехнулась я, в смущении заправляя выпавшую прядь волос за ухо. — Или это мне так особенно повезло?

— Мне кажется, что за тобой следует приглядеть. Череда неприятностей не может быть простой случайностью.

— Твоё внимание очень лестно.

Я снова с трудом подавила в себе желание отвести взгляд. В его полуночно-синих глазах было нечто, заставляющее смущаться раз за разом. Сколько же нужно учиться так смотреть?

Я пыталась заставить себя думать о том, что Лоуэлу не может быть больше двадцати. Что он такой же студент, как и я сама. Пусть даже один из первых учеников — всё равно всего лишь студент. Не герой и не злодей. А моя реакция на него объясняется просто — невроз после смерти родителей и гормоны.

Физиология. Никакого волшебства.

— Лестно?

— У тебя нет причин заботиться обо мне. Мы не друзья — мы едва знакомы.

— Таким изящным способом ты пытаешься спросить меня, нравишься ли ты мне? Или ненавязчиво пытаешься поставить меня на место? — подвёл он итог нашему обмену любезностями.

Его синие глаза сейчас были так близко, что голову начинал застилать непонятный, окрашенный розовым, туман. Как в мультиках — с сердечками. Мне это категорически не подходило, но как с этим справиться, я не знала. Именно от того, что я испытывала смятение, мой голос и стал слаще сиропа с патокой.

— Я не слишком прозорлива и, возможно, даже не слишком умна, но сообразить, что едва знакомый человек просто так беспокоиться о тебе не станет — не сложно. Ты же уже дважды неприкрыто проявил интерес ко мне?

Он в ответ рассмеялся, тихо и немного зло:

— На самом деле — трижды.

— Дважды, — настаивала я. — Я хорошо умею считать.

— Не так хорошо, как думаешь. По-твоему, я принёсся сломя голову спасать Адейра?

— По-моему, ты исполнил то, что все от тебя ждали — роль героя-спасителя.

— Все ждали? — с издёвкой подначил он. — В том числе и ты?

— В том числе и я, — на мгновение я запнулась, усомнившись в собственных словах. — Наверное.

— Ты мне не доверяешь?

Голос его прозвучал весело. Хотя нет — скорее подтрунивающе-ехидно.

— Согласись, всё слишком идеальное вызывает сомнение?

— А я — идеален? — веселья в его голосе лишь прибавилось.

— Ну, насколько я успела разобраться, ты — гордость Магистратуры, любимчик учителей и девушек. Ты сильный маг и просто красавчик. Так что, можно что — да. Ты идеален.

— И столь идеальный я не могу интересоваться тобой? У тебя проблемы с самооценкой, Морел? Представителям твоей семьи это не свойственно.

Сказав это, он сам передёрнулся и перестал улыбаться. Видимо, сообразил, что допустил ошибку, назвав меня не тем именем.

— Что тебе от меня нужно? — отбрасывая игривый тон, жёстко спросила я. — Зачем ты пытаешься втереться ко мне в доверие?

Я заметила, как правая рука его нервно сжалась и разжалась, когда он перехватил мой взгляд.

— Интересно выслушать твою версию? — ехидно прозвучал его вкрадчивый голос.

Он шагнул ко мне, видимо, рассчитывая, что я испуганно отступлю, но я этого не сделала. И взгляда не отвела. В результате мы оказались стоять слишком близко.

— Думаешь, я планирую тебя убить? По-твоему, для того, чтобы сделать это, мне потребуется твоё доверие? Или чьё-либо другое?

— Я не знаю, Лоуэл. Но ты странный.

— Идеальный?..

— Любой идеал фальшив. А когда маска слетает, настоящее лицо редко нравится.

Он скептически поднял бровь.

Когда его пальцы поднялись к моему лицу, мягко ухватив за подбородок я, не сдержавшись, дёрнулась.

— Спокойнее, Старлинг, — протянул Лоуэл и глаза его светились совершенно по-кошачьи. — Если бы ты заглянула в мою душу, хоть одним глазком, тебе, возможно, стало бы очень страшно. Какие бури во мне бушуют и каких зверей мне приходится держать в клетке — лучше никому не знать.

— Так я и не пытаюсь, — заверила я его. — Твои звери — твои проблемы.

— А если я хочу, чтобы ты попыталась. Приручи меня, Морел. Тебе это под силу?

— Это что? Вызов?

— Возможно. Принимаешь? — медленно, растягивая слова, проговорил он, не сводя с меня глаз.

— Возможно.

Лоуэл рывком притянул меня к себе, с силой обнимая за талию. Рука его властно легла мне на затылок, не давая возможности увернуться, вырваться или выскользнуть. Не успела я опомниться, как его губы накрыли мои.

Это было так странно. Не сам поцелуй, нет, но… хотя и он сам тоже. Я не ожидала ничего подобного. Я не была к этому готова. Я как-то иначе представляла себе Свой Первый Поцелуй с парнем, о котором думала больше, чем о ком бы то ни было другом раньше.

И всё же… несмотря на то, что я была уверена, что Лоуэл мне нравится, мне вовсе не понравилось то, как грубо он прижал меня к холодной стенке.

Я попыталась вырвать своё запястье из его рук, но ничего не вышло.

Я постаралась оттолкнуть его правой рукой, но добилась лишь того, что и оно оказалось сжатым в его ладони.

Я судорожно вздрогнула, почувствовав, как он прижимается ко мне всем телом, вжимая в стену. Почувствовав, как его рука сжала грудь, я окончательно разъярилась. Да кто ему разрешал так со мной обращаться?!

Именно на тот случай, если я окажусь с парнем в ситуации, когда не смогу её контролировать, мама и научила меня этому заклинанию. Оно реально очень жёсткое, и направлено обычно на нежить вроде вампиров или оборотней. Его цель — при помощи боли обездвижить врага. Ну, и убежать, соответственно.

Нужно оговориться — меня возмутил не только (и не столько сам поцелуй), сколько сама ситуация в целом. Если этот напыщенный, самоуверенный индюк возомнил, что может со мной играть, следует раз и навсегда расставить приоритеты!

Я не играю. Особенно по чужим правилам. Особенно с теми, кто способен меня ранить.

Я ударила его болевым заклятием. В основе его была ментальная магия и, откровенно говоря, я думала, что маг с уровнем Лоуэла от него закроется. Но он этого не сделал. Скорее всего от неожиданности, а не от недостатка умений.

Хватку он ослабил, застонав сквозь сжатые зубы:

— Ну зачем же так сразу?

— Чёрт бы тебя побрал, Ворон! Немедленно отпусти меня!

Я приготовилась драться уже всерьёз.

Он заключил меня в своеобразную клетку, продолжая опираться руками о стену. Хорошо хоть, пока снова руками не трогал. Но всё равно, расстояние между нами было ничтожно маленьким.

Глаза Лоуэла полыхали злым весельем. А может быть, всё дело было в отблеске света?

Меня бросило в жар. От всего сразу — от гнева, от унижения, от страха и разочарования.

Я вдруг осознала, что мы одни в глухом коридоре. Мэйсон в больничном крыле, лояльные ко мне сокурсники — в комнате, а против Ворона я, положа руку на сердце, ни капли не боец.

Я боялась оторвать взгляд от его лица, словно взглядом можно кого-то удержать на расстоянии.

— Не обязательно использовать запрещённую чёрную магию, Вероника. Иногда достаточно простого слова «нет», — его губы были так близко, что я чувствовала его дыхание при каждом произнесённом слове.

— Нет, — пролепетала я, ненавидя себя за то, как по-детски тонко прозвучал мой голос.

— На «нет» и суда нет, — Лоуэл, резко оттолкнувшись от стены, отступил.

Он наблюдал за мной, слегка сощурив глаза, склонив голову на бок.

Жар сменился неприятным ознобом, словно меня сковало льдом. Я с ужасом поняла, что это состояние не связано с эмоциями — я действительно не владела моим телом, как если бы меня неожиданно разбил паралич — не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Да что там? Я дышала с трудом!

Воздух тонкой ниточкой тёк по горлу. Его отчаянно не хватало, но даже закашляться не получалось.

Улыбка Лоуэла никогда не казалось мне милой. А сейчас от неё откровенно бросало в дрожь.

Он снова больно схватил меня за руку, притягивая к себе. Его дыхание было единственное, от чего веяло теплом в окружившем меня искусственном холоде.

— Смелая выходка. Или — очень глупая, как посмотреть? Ты ведь не думаешь, что тебе это сойдёт с рук, Морел?

Он снова приподнял бровь:

— Ах, да! Ты же не можешь ответить? Попробуй теперь.

Холод отступил, оставляя тепло в горле. Я по-прежнему не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, но дышать стало легче.

— Ты псих, — пролепетала я.

Он хотел меня напугать. И напугал. Отрицать очевидное бессмысленно.

Меня трясло, но я всеми силами пыталась скрывать свой страх. К сожалению, моё резюме его только порадовало.

Ворон прижался щекой к моей щеке, словно вбирая в себя, вдыхая аромат моих духов и кожи. Кончики его холодных пальцев пробежали по ямочке на моей шее.

— Псих? Не знаю. Может быть. Иногда. Я не боюсь своих желаний. И последствия моих действий меня никогда не пугали.

— Мне-то какое дело до твоих желаний? — презрительно скривилась я. — С сегодняшнего дня я буду держаться от тебя подальше.

— Зачем?

Вот ведь и правда интересный вопрос? Ну, о чём ещё можно спросить в подобной ситуации?

— Психи не в моём вкусе. Ты меня разочаровал.

— Жаль, если это действительно так. Возможно, я переусердствовал слегка? На самом деле я всего лишь хотел преподать тебе урок. Мораль сей басни такова: не стоит связываться с превосходящим по силам противникам.

— Урок усвоен. Я не стану связываться с превосходящим меня по силам противником, — сделала я акцент на последнем слове. — А теперь, когда мы расставили все точки по предложениям, может, отпустишь меня уже, наконец? И к слову, мужчины, которые все время преподают женщинам урок — это скучные мужчины.

— Ладно. Если я признаю, что был неправ, что иногда меня заносит, мои извинения будут приняты? Мы останемся друзьями? — насмешливо протянул он.

Издевается?!

— Прости, но искушение подразнить тебя, совсем немного, оказалось непреодолимым.

— Глупые у тебя развлечения. Я думала, ты умнее.

— Ну, это не совсем развлечение. Ты же понимаешь?

Улыбка вдруг сошла с его лица.

Вообще, у него очень быстро менялись настроения. Словно кто-то страницу перелистывал или канал переключал. То ледяной, как айсберг, а в следующее мгновение набрасывается на тебя с поцелуями. То шутит с тобой, а потом заставляет парализованным столбом застыть.

— Я хотел тебя поцеловать. Не спрашивай, почему. Такое с людьми иногда случается. А ты вообще в курсе, что заклятие, подобное тому, что ты в меня швырнуло, способно убивать?

Он смотрел на меня так, словно я сделала что-то забавное. Но мы оба знали, что это не так. Дойди эта выходка до постороннего сведения, меня вполне могли исключить за такую магию из данного заведения.

— Вижу, в курсе, — удовлетворённо кивнул он. — Ты готова была меня убить за один поцелуй, Морел? Неужели я так плохо целуюсь? Или… есть другие причины?

Я молчала, не зная, что ответить.

— Ну, и кто из нас двоих псих? — он смотрел внимательно, изучающе.

Так же, как тогда, на стадионе — пристально, пронзительно, словно препарируя одни взглядом. Прожигая меня глазами.

Однако в голосе его не было ни яда, ни злости. Лёгкая тень насмешки.

В ответ я пожала плечами и молча отступила. На этот раз меня больше не удерживали. Я была свободна.

И где моя радость? Я испытала одновременно и облегчение, и обиду. Логика? Не-е. Не слышали о таком. Потому что чувства, заполнившие меня, были совершенно нелогичны. Хотелось плакать.

Этот день опустошил меня. До дна. Я чувствовала себя выжитой и эмоционально, и физически.

Я умудрилась добраться до обеденного зала за несколько минут. Это тем более странно, что я сделала это чисто на автомате. Не помню, как шла.

Ужин уже подходил к концу, благо Амайя и Вин оставили для меня еду.

— Как ты? — сочувственно посмотрела на меня подруга.

Даже Камилла вела себя по-человечески.

— Всё нормально?

Больше всего на свете мне хотелось стать невидимкой.

В местах, где так много людей плохо одно — ты почти никогда не остаёшься наедине с самим собой. За тобой всё время следят чьи-то глаза. С тобой всё время кто-то говорит. Тебя ни на мгновение не оставляют в покое.

Оставшись, наконец, в ванне, я оторвалась и как следует наревелась. Делать это пришлось очень тихо, чтобы девчонки ничего не услышали. Но, как обычно это бывает после того, как проплачешься, на душе полегчало.

Однако спала я в ту ночь очень плохо.

В ушах всё звучал финальный вопрос Лоуэла: «И кто из нас псих?».

Он ошибается! Я не убийца! Я не собиралась никому причинять вред — просто испугалась. Да и не было никакой опасности. Ему просто хотелось заставить почувствовать меня виноватой перед ним. Он опасный человек, интриган и манипулятор. И неизвестно, чего он до меня докопывается? Что ему от меня надо? Нужно выбросить его из головы, со всеми его странностями, с этими его огромными полуночно-синими, переменчивыми глазами и настроениями.

Я проворочалась одну половину ночи, а вторую меня мучили кошмары. Мы снова боролись, я шипела как змея, бросалась в него заклинаниями, за которые вполне реально получить тюремный срок. Но у него всё равно оставалось преимущество.

Во сне я вновь оказалась прижатой к стенке. И он вновь целовал меня.

Конец ознакомительного фрагмента.