Наваждение

Екатерина Мурашова, 2015

Все линии цикла «Сибирская любовь» сходятся вместе на страницах этого романа. Чтобы организовать побег своего ссыльного брата, народовольца Григория Домогатского, Софи Домогатская снова приезжает в Сибирь. Здесь же оказывается и Михаил Туманов, пытающийся вместе с англичанами откупить концессию на добычу золота у князя Мещерского. Одновременно трагические события в Петербурге приводят к смерти Ксению Мещерскую, бывшую владелицу сапфира «Глаз Бури», и к пропаже Ирен Домогатской – сестры Софи. Удастся ли Софи и ее друзьям и недругам распутать этот клубок тайн? Удастся ли спасти тех, кого можно спасти, и достойно оплакать тех, кого спасти уже нельзя? И наконец, удастся ли двум очень сильным людям, которых разделяет буквально всё и все, найти путь друг к другу?

Пролог

Лондон, 1897 год от Р. Х.

— Итак, Алекс, вы таки пригласили сюда этого монструозного славянина.

Сэр Эндрю Бичем — крупный, болезненного вида джентльмен лет пятидесяти, с длинными ухоженными седыми усами — вздохнул, демонстрируя покорность судьбе, сложил газету и откинулся на спинку кресла.

Его собеседник с довольным видом ухмыльнулся. Он был относительно молод, чрезвычайно худ и всем своим видом являл воплощенную иронию (или — ехидство, как утверждало большинство его знакомых). Любимым развлечением лорда Александера Лири, третьего сына герцога Уэстонского, было коллекционирование человеческих экземпляров — необычных, парадоксальных или просто смешных, и он никак не мог пожаловаться на то, что его коллекция пополняется медленно.

— Двоих, обратите внимание! И оба — граждане мира. Как вы думаете, почему именно славянам свойственен этот болезненный космополитизм?

— Вот уж не только, — брезгливо буркнул маленький, желчный барон Голденвейзер; он вечно мерз и теперь сидел вплотную к камину, явно борясь с желанием просунуть ноги сквозь решетку, — а французы?

Несмотря на фамилию — или благодаря оной — барон был отчаянным патриотом, до кончиков ногтей полным островного снобизма.

— О, французы — совсем другое. Они всегда точно знают, чего хотят. А русские, поляки и прочие славяне… и, в частности, вот этот конкретный господин Сазонофф, — хотел бы я знать, какова его фамилия и откуда он родом на самом деле!.. — так вот, славяне — это чистая стихия. За что я их и люблю.

Сэр Эндрю фыркнул в усы. Барон, скривившись, придвинулся еще ближе к огню. Четвертый участник беседы, м-р Хаттон — коренастый, румяный, ярко выраженной сангвинической наружности, — поднял глаза от альбома гравюр, посвященных лисьей охоте, и с широкой улыбкой посмотрел на лорда Александера.

— Что предлагаете сделать и нам, — констатировал он. — Полюбить их. Причем исключительно априори, положившись на одно ваше знаменитое чутье… Алекс, — он продолжал улыбаться, но взгляд сделался цепким и пристальным, — вы знаете, что я готов иметь дело с кем угодно. С китайцами, лапландцами и аборигенами Огненной Земли. Если вы мне скажете, что дело верное, я вложу деньги в прокладку железной дороги для торговли с эльфами. Так что — дело верное?

Сэр Эндрю приподнял руку от подлокотника и сделал движение пальцами, словно стряхивая с них невидимый мусор. Жест был адресован лорду Александеру, но, увы, пропал зря — поскольку лорд как раз в этот момент отвернулся к высокому окну, в строгой раме шоколадно-коричневых штор, за которым сгущались промозглые декабрьские сумерки.

Ветер и дождь… Как и всегда на Рождество. Снегопад под звон рождественских колокольчиков — явление в Англии чисто литературное. Вот в России, там — не колокольчики, а колокола, и не снегопад, а… как это? Буран! И — болота на сотни миль, под которыми, оказывается, лежит золото.

Неужели и правда лежит? Или нет?..

— У меня есть опыт общения со славянами. Конкретно, с русскими, — морщась от отвращения, взялся рассказывать барон. — Представьте: к вам является некто с чрезвычайно выгодным, как он уверяет, предложением. И битый час толкует о своем тяжелом детстве и несчастной любви. А когда вы робко намекаете, что пора бы перейти к делу — внезапно звереет и бросается вас душить!.. Нет, Алекс, я не вызвал полицию. Проявил гуманность. Он оказался вдребезги пьян… каким образом?! Бутылка виски стояла далеко, и он не прерывал монолога!

Скрипучий голос барона утонул в хохоте м-ра Хаттона, к которому с удовольствием присоединился и Лири. Только сэр Эндрю с неопределенным видом покусывал ус — но и он, кажется, вовсе не собирался сетовать на то, что обсуждение серьезной сделки превращается в занятную беседу, абсолютно ни к чему не обязывающую. Во-первых — так было принято в уютных стенах клуба, который с легкой руки того же лорда Александера никто не именовал иначе как клуб Чепухи. Во-вторых, пресловутые славяне еще не прибыли… и прибудут ли? Ну, на это еще можно надеяться: ведь всем известно, что представители этой вальяжной нации просто по определению не способны нигде появиться вовремя.

— Судя по тому, что представляет собой мистер Сазонофф внешне, трудное детство его тоже не миновало, — смеясь, заявил лорд Александер, — но, уверяю вас: когда надо, он превосходно умеет говорить кратко и по существу.

— Он ужасен, — отрезал сэр Эндрю. — А этот второй? Явный сумасшедший или шарлатан. Впрочем, они оба шарлатаны.

— Что, он тоже вызывает духов? На манер этой знаменитой особы… как бишь ее, — барон Голденвейзер щелкнул языком, будто припоминая (на самом деле он слегка кривил душой, ибо довольно близко знал в свое время мадам Блаватскую и даже имел с ней общий бизнес), — и в его кабинете тоже стоит шкафчик с двойными стенками?

— Возможно, стоял бы — имейся у него кабинет, — сказал Лири. — Но мистер Ачарья Даса исповедует принцип улитки: omnia mea mecum porto.

— Ачарья Даса? — Хаттон весело вздернул бровь. — Неплохо! Главное — в духе времени. Скажу вам, джентльмены, что не удивлюсь, если очень скоро, придя в Сити, застану всех поголовно клерков сидящими в позе лотоса!

Он снова захохотал. Лорд же Александер на сей раз лишь мягко улыбнулся:

— Боюсь, Генри, все это серьезнее, чем вам кажется.

— Что именно? Поза лотоса или золото в Сибири?

— И то, и другое.

— В самом деле, Алекс? — сэр Эндрю выпятил губу и дернул себя за ус. — Вы, значит, тоже уверовали, что мы все живем по указке гималайских засушенных мудрецов? Этот самый Ачарья так на вас подействовал? Да он опасный тип!

— Еще какой опасный, — охотно подтвердил Лири, — некоторые вещи, что он проделывает… Пожалуй, не буду рассказывать на ночь. Впрочем, не беспокойтесь: Сазонофф крепко держит его в руках. И не позволит нас обидеть.

— Один медведь держит другого, — хмыкнул сэр Эндрю, а Хаттон попросил:

— Пожалуй, все-таки расскажите.

— Лично меня, — заявил барон, мрачно глядя, как моргает в камине гаснущее пламя, — гораздо больше волнует второй вопрос. Так есть там золото или нет? Это ваш славянский индус нагадал, что — есть? А как насчет доказательств?

— Помилуй Бог, — протянул Хаттон, слегка понижая свой жизнерадостный голос, — вам, по большому-то счету, не все ли равно?

— Не все. Я хочу знать, есть ли там реальное золото. От этого многое зависит.

— Что зависит? Барон, это же Россия! Та самая, с трудным детством и несчастной любовью. У них не сегодня — завтра начнется революция, и мы…

— Ну, нет, — решительно перебил лорд Александер, — никаких революций ни сегодня, ни завтра. Вот вернусь из Сибири…

— А, — сэр Эндрю снова потянул себя за ус, изображая приятное удивление, — так вы, значит, едете в Сибирь?

— Мы с мистером Сазонофф едем в Сибирь. Вернее, — на длинной физиономии Лири вспыхнула неотразимая улыбка, — поедем, если мы сегодня договоримся. Без вас я не справлюсь.

— А разве мы еще не договорились? — удивленно осведомился Хаттон.

Барон, отвернувшись от огня, устремил на лорда Александера вопрошающий взгляд. Он таки намерен был получить ответ насчет золота.

Ответ последовал:

— Мистер Ачарья Даса, барон, долго служил в армии. И, как все военные, чрезвычайно предусмотрителен. Так что доказательства есть. Но, к сожалению, — пауза и короткий обескураженный вздох, — есть еще и конкуренты.

— Конкуренты? Откуда?

— Из России, разумеется. Кое-кто в Петербурге намерен сам добывать сибирское реальное золото… Впрочем, эти трудности я беру на себя. Концессию мы получим. Главное, вы ведь понимаете, джентльмены — то, что будет здесь! Барон, в этом деле вы полезнее нас всех, вместе взятых.

Барон Голденвейзер прикрыл тяжелые черепашьи веки. Он прекрасно знал, что так и есть. Слова Лири — отнюдь не грубая лесть, а простая констатация факта. Ну, что ж… Компанию следует назвать просто и солидно. Скажем… какая там река, Ишим, кажется? Приятно звучит — почти по-английски. Ишимское золото. Или как-то еще в этом роде…

— Акции, — пробормотал Хаттон, — много-много акций…

Сдержанный кашель сэра Эндрю заглушил и его бормотанье, и мягкий стук открывшейся двери. В клубной библиотеке появились новые лица. Те самые славянские гости, которые — надо же! — все-таки прибыли, опоздав всего-то часа на полтора. Лорд Александер поднялся, с довольной улыбкой глядя, как Сазонофф неторопливо озирается в дверях, заслоняя спутника — человека тоже не мелкого, но за его громоздкой фигурой пропадающего совершенно. Увы, джентльмены, весело подумал Лири, вам придется долго терпеть этого монструозного славянина. Потому что я намерен продолжать с ним знакомство, невзирая на успех нашей концессии… Такими людьми, знаете, не бросаются!

М-р Генри Хаттон, славившийся острым глазом, приглядывался к вновь прибывшим, пытаясь — ради поддержания реноме — определить их национальную принадлежность. Русские?.. Хм! Как ни удивительно — вполне сойдут за англичан, особенно этот большой, с мрачной тяжелой физиономией. Выговор безупречен… вернее, это — выговор кокни, играющего в аристократа, или наоборот, но уж никак не иностранца! Хаттон тут же сочинил ему такую историю: мальчик из хорошей семьи, в ранней юности сбежавший из дома за приключениями — юнгой на корабль… жизнь, разумеется, проехалась по нему всласть, но, кажется, он до сих пор не наигрался. Угодно выдавать себя за славянина? Ради Бога!

Вот второй — тот да, наверняка. Болгарин или поляк, а еще точнее — серб. Огненный глаз и горбоносый профиль… в сочетании с индусской йогической худобой вполне впечатляет. Из-за такой вот экзотики сошел с ума когда-то милорд Байрон, и понесло его к черту на рога, в Митилены… Для Хаттона же господа с подобным типом внешности всегда ассоциировались с арабскими жеребцами — и, право, с последними дело иметь куда приятнее… да и безопаснее, пожалуй.

Впрочем, безопасностью никоим образом не пахло и от мистера Сазонофф. Да ее — в связи с предстоящей сделкой — никто и не обещал!

— Насчет Алтайской концессии мне все более или менее ясно. А вот насчет Ишима все-таки желательно узнать поподробнее: как это в болотах может быть золото?

Сказано было, разумеется, бароном Голденвейзером — уже за столом, в уютном уголке обеденной залы. Резная ширма красного дерева отделяла его от возможных назойливых глаз. Кажется — какие могут быть назойливые глаза в клубе, отбор в который проводится куда тщательнее, чем в парламент? Но если вы желаете, чтобы члены вашего клуба сделались вашими акционерами… В этом случае им, пожалуй, ни к чему знать, с кем вы делите поздний обед!

Легкомысленный мальчишка, брюзгливо подумал сэр Эндрю о лорде Александере. Что — не было других мест для переговоров? Нет, вот нравится ему этот бессмысленный детский риск! И в Сибири поведет себя так же.

— Почему бы вам, Генри, не поехать в Сибирь? — он поднес к губам бокал, глядя сквозь светлое вино отнюдь не на Хаттона, а на мистера Сазонофф, который с безмятежным видом рассматривал узоры на черенке вилки. Как бы не стащил, подумал сэр Эндрю слегка озабоченно. Ему, в отличие от Хаттона, никогда не являлись в голову романтические истории в духе г-жи Войнич. А уж тем более — на предмет этого субъекта…

— Делать вам всем там нечего, — заявил субъект, — если вы, конечно, не специалисты по рудному делу. Нет? Вот и мы тоже. Так что про золото на Ишиме ничего не можем вам сказать, кроме честного слова мистера Ачарья Даса. Его слово, конечно, чего-то стоит. У них ведь так: соврешь — в будущей жизни станешь лягушкой или кем похуже. А на Алтае, конечно, и золото, и медь — все есть. Это вы у кого хочешь разузнать можете, — Сазонофф взглянул за окно с таким видом, как будто бы именно сейчас там, по улице Лондона, в кэбе проезжали осведомленные об алтайских рудниках люди.

М-р Ачарья Даса молча вежливо улыбнулся. Он вообще предпочитал помалкивать. Сэр Эндрю подумал: сил, что ли, нет на разговоры? Оно конечно, если питаться одним шпинатом…

— Лягушкой в сибирских болотах? — фыркнул барон. — Нет уж. Я должен знать, во что вкладываю деньги. И как именно вкладываю. Покупка концессии на Алтае, арендных прав на Ишиме, взятки этому князю и российским чиновникам, закупка оборудования… вы же понимаете!

— Резонно, — отрываясь от жареного цыпленка, заметил лорд Александер. — Однако в России и в самом деле ни к чему толпиться, вполне хватит меня и еще доверенного человека от вас, барон. У вас ведь уже есть кто-нибудь на примете?

Тут м-р Ачарья Даса, опровергая соображения сэра Эндрю о шпинате, наконец заговорил:

— Оборудование понадобится безусловно, — голос у него был низкий, акцент — мягкий, чуть пришепетывающий (определенно серб, подумал Хаттон). — В этих болотах не просто золото, там — громадные залежи, ждущие разработки. Недавно построенная железная дорога. Энергичные, но дикие, сами недавно от сохи или тачки предприниматели. И нищее население, которому абсолютно некуда себя деть. Вы сделаете доброе дело, джентльмены, вложив деньги в подъем Сибири…

Джентльмены, включая мистера Сазонофф, обескуражено переглянулись.