Любовь тебя настигнет

Екатерина Мамай, 2023

Петр Горянов абсолютно уверен, что любовь не имеет с ним ничего общего. Тем более, когда ее объектом выступает молоденькая воспитательница детского сада. Они несовместимы.Полина Ольшанская с ним полностью согласна: такая серая мышь успешному и привлекательному мужчине ни к чему.Чтобы поверить в любовь, им придется пройти через войну, тайны прошлого и собственное упрямство.

Глава 2

— П! — задохнулась Полина, судорожно хватая ртом воздух.

— Пётл Иванысь, не бей Павлину Валеньевну, она хорросая, — Соня повисла на рукаве, гипнотизируя мужчину зелеными блюдцами.

"Вся в папу: в любой непонятной ситуации включай обаяние," — чуть не заржал безопасник.

"Зарычала!" — Полина расцвела от счастья, что ее воспитанница наконец выговорила этот ненавистный звук. Даже забыла о горящей щеке, которая в полной мере ощутила тяжесть мужской руки.

— Софья Львовна, признали все-таки, — пристыдил Горянов маленькую обманщицу. Девочка потупилась и стала ковырять носочком асфальт.

— Спасибо, что вмешались, — Полина аккуратно высвободилась из слишком крепких объятий. — Но ребенка я вам все равно не отдам.

— Не сильно-то и хотелось, — ухмыльнулся Петр, — тем более скоро бабушка с дедушкой приедут и заберут это чудо к себе.

— Давайте я еще раз позвоню… — попыталась сгладить неловкость Полина.

— Не тратьте время, — мужчина сам не заметил, когда стал почесывать Соню за ушком, отчего девочка разомлела и чуть не села на землю. Горянов оказался быстрее и подхватил малышку на руки. Малышка крепко его обняла, спрятав нос в плечо, и засопела. Не самый спокойный вечер вырубил ребенка задолго до детского времени. — Мама выйдет на связь часа через два — у нее сейчас глубокая ночь. Папа возьмет телефон в руки, только отработав программу, а она сегодня длинная и с фуршетом.

— Может, чаю? — растерянно предложила Полина. Пытаться оторвать сонного ребенка от теплого и безопасного мужчины было бесполезно.

Ничто не мешало Петру уйти в закат с долгожданной ношей. Да, Полина вполне могла устроить показательное выступление с привлечением внимания, но что-то ему подсказывало, что этого не случится. Вот только она сильно расстроится и точно в нем разочаруется. А этого мужчине не хотелось. И уходить тоже.

— А давайте, — милостиво согласился Горянов. Стоять на улице пару часов с дитём на руках ему не улыбалось. Под вечер похолодало. Петр привык к превратностям погоды. В отличие от Сони. Застуженный ребенок здорово бы осложнил жизнь Лёве, но мстить таким образом было недостойно офицера. Со спящим чудом на руках мужчина шагнул в подъезд следом за Полиной.

— И как вы тут еще ноги не переломали? — недоумевал Петр, пытаясь просчитать закономерность шагов в темном подъезде.

— Привычка, — ответила девушка, дробно стуча каблучками на полпролета впереди. — Пришли, — короткий звон ключей, скрип открываемой двери, глухой щелчок выключателя. Темнота осталась неизменной.

— Я могу понять отсутствие лампочек в подъезде, но в квартире… — удивился Горянов.

— Лампочка на месте, — включила фонарик на телефоне Полина и, встав на цыпочки, достала с антресоли большой прямоугольник промасленной бумаги. — Огоньку не найдется?

— Не курю, — ответил Петр.

— Я тоже, — вздохнула девушка и убежала со свертком в конец коридора. Петр замер, боясь что-нибудь снести сослепу.

— Проходите в комнату, — пичужка появилась с зажженной свечой в руках и приглашающе указала на ближайшую дверь, за которой пряталась небольшая спальня с большой кроватью. — Кладите, — девушка откинула плед и, подбив подушку, отступила, освобождая проход мужчине с ценным сонным грузом.

Отцепить ребенка оказалось не так-то просто.

"И как только Лёва гриву сберечь умудрился?" — удивился Горянов, когда маленькие пальчики в попытке удержаться на занятом плацдарме зарылись в его короткий ежик. Были б волосы подлиннее, отрывание львиного детеныша без снятия скальпа бы не прошло.

Уложив худенькую девочку в мягкую постель и укрыв ее пледом, взрослые тихонько выскользнули из спальни в коридор.

— У вас тапочек не найдется? — поинтересовался Петр, скосив глаза на свои кроссовки. Они поражали белизной, но воспитание не позволяло бороздить чужую жилплощадь в уличной обуви.

— Нет, — смутилась девушка. — У меня нечасто бывают гости.

— А вы не будете возражать против носков?

— Нет, — девушка смутилась еще больше, как будто он предлагал ей нижнее белье продемонстрировать, а не обычные белые носки.

На кухне было чуть светлее, чем в остальном помещении, благодаря большому окну с видом на проспект. Петр просочился к подоконнику и выглянул на улицу. Его машина стояла аккурат под окном пичужки."Вот что значит — годами тренированная интуиция," — похвалил себя мужчина.

— Петр, Вы будете чай или кофе? — шуршала чем-то у него за спиной пичужка.

— Коньяк, — на автомате ответил Горянов, оборачиваясь. Девушка прижимала к груди чайник и явно не знала, что делать. — Но при его отсутствии с удовольствием выпью кофе, — исправил собственную оплошность.

— У меня только растворимый, — огорчилась Полина.

— На безрыбье и рак рыба, — вздохнул мужчина, так некстати вспомнив канувшую в небытие рыбалку.

Наполнив пузатый чайник, девушка поставила его на плиту и в растерянности замерла, обхватив плечи руками. После рабочего дня очень хотелось есть, но гость откровенно смущал. Как при нем, таком холеном, явно знающем себе цену, строгать бутерброды и варить овсянку? Все решило громкое урчание, напомнившее Горянову, что разгрузочные дни — это, конечно, хорошо, но на голодовку организм не подписывался.

— Простите, — теперь настала очередь мужчины рассматривать напольное покрытие.

— Может, Вас покормить? Правда, у меня нет ничего такого, — Полина никак не могла собраться.

— А какое есть?

— Хлеб, колбаса. Вареная, — зачем-то уточнила девушка. В ее голове гость с вареной колбасой не стыковался. Такой должен был есть исключительно сыровяленую или балык. — Яйца, овсянка, — от последнего продукта Горянова перекосило.

— Буду благодарен за яичницу и бутерброд, если Вас не затруднит, — он постарался быть предельно любезным.

— Присаживайтесь, я быстро, — сказала радушная хозяйка и развела бурную деятельность. В неровном свете свечи она достала из пакета хлеб и колбасу, из холодильника — яйца, поставила на вторую конфорку сковороду.

Петр украдкой наблюдал, как она мужественно сражается с хлебом."Наверное, слишком свежий, весь крошится. Или что-то с ножом," — решил он. Откромсав ломоть, Полина сдула прядь со лба и занялась колбасой."Странно. На легкость нарезки колбасы ее свежесть не влияет," — озадачился Горянов. Встал. Подошел бесшумно, мягко накрыл руку с ножом, беря девушку в кольцо. Не ожидавшая такого коварства, она дернулась и впечаталась ему в грудь. Забыла, как дышать. Выпустила батон варенки из ослабевших пальцев.

— Давайте я, — тихо предложил Петр, забирая колюще–режущее орудие из дрожащих рук. — Сковорода готова.

Проблема оказалась в ноже, тупом до безобразия."Вот что значит — нет мужчины в доме," — обрадовался внутренний голос."Чего радуемся? Она ж ребенок совсем!" — не понял восторга мужчина."У детей груди нет. У нее есть. Интересно, своя или?" — внутренний голос ушел в дебри анализа информации."На зарплату бюджетника «или» весьма проблематично," — завершил обработку данных и переключил мысли исключительно в бытовое русло.

— Оселок есть? — спросил Горянов.

— Что? — не поняла девушка.

— Пилочка такая большая. Для ножей, — объяснил он.

— А-а, — Полина открыла нижний ящичек и достала искомое. — Вот.

— Спасибо. У Вас сковорода, — напомнил и занялся приведением ножа в божеский вид.

Шипение и тихое"Ай!"за спиной заставили бросить почти наточенное орудие в раковину и обернуться. Раскаленное масло угрожающе брызгало во все стороны. Глаза цвета мокрого асфальта испуганно таращились на мужчину. Мизинец почему-то был во рту.

— Масло? — спросил Петр. Жертва продуктового беспредела обиженно кивнула. Резко дернул на себя, прижимая, чтоб не вырвалась, открыл кран с холодной водой и сунул пострадавший палец под струю. Девушка всхлипнула и попыталась освободиться. Не на того напала. Мужчина держал крепко, млел от тепла изящной спины, плотно пристыкованной к его тонкой рубашке, и непроизвольно поглаживал большим пальцем нежную кожу около запястья.

Решив, что охладительные процедуры можно закончить, Полина ужиком вывернулась в объятьях Горянова и оказалась в еще более неловком положении: тыл прижат к раковине, фас — к мужчине. И взгляд у этого мужчины странный такой. То ли убить хочет и выбирает метод, то ли залюбить до смерти, что не сильно-то отличается от первого варианта, то ли съесть.

"Он же голодный," — услужливо маякнула память. Девушка попыталась просочиться в сторону плиты. Зацепилась. Попыталась идентифицировать мешающий бегству предмет. Осознала. Приготовилась к смерти.

Неловкий маневр с побегом вызвал не самые приятные ощущения у Петра."Издевается, что ли?" — подумал мужчина, когда это мелкокалиберное безобразие призывно потерлось об него всем корпусом. Постарался передать свое возмущение наглой провокацией глазами. Понял, что девушка ждала не такого эффекта и явно в шоке от полученного результата. Отскочил, но приготовился заткнуть рот на случай включения поруганной сирены. Сероглазая сигнализация покраснела, спрятала руки за спину, но не сработала.

— Бутерброд будете? — отмер Горянов. Кивнула. По дуге обойдя девушку, чтобы избежать любого телесного контакта, Петр взял дощечку, продукты, нож и принялся за нарезку.

Полина шумно выдохнула, разбила одно за другим четыре яйца в недовольно шкварчащее масло, разболтала вилкой желток, посолила. Дождалась пока зарумянится, разделила бело-желтый блин на условно равные части и бодро перевернула на другую сторону. Не глядя, потянулась за тарелкой, соприкоснулась с мужчиной, который как раз смотрел, что берет, шарахнулась. Тарелка встала на столешницу ребром и съехала на пол. Печальный"дзынь"ознаменовал конец ее существования.

— Я уберу! — засуетилась девушка.

— Замрите! — рявкнул Петр. — И сковороду с огня уберите, — добавил более миролюбиво, оценив эмоциональное состояние Полины. Слава Богу, она решила не пререкаться. Убрав следы погрома, Горянов удалился за стол, позволяя девушке переложить яичницу и упорядочить нарезку.

— А чем у вас так вкусно пахнет? — материализовалось на кухне мелкое привидение с косичками. И как по заказу, включился свет. Везде и сразу.

— Яичница, бутерброды с колбасой и чай, — перечислил Петр все возможные варианты, слегка щурясь после полумрака.

— Я тоже буду, — Соня резво взобралась на стул в ожидании еды.

— Наглость — второе счастье, — хмыкнул Петр. Полина тем временем переделила яичницу и докромсала колбасу с хлебом, подозревая в хрупком тельце далеко не детский аппетит.

— Это что? — мужчина удивленно поднял бровь, обозревая нечто с зажаристой корочкой на тарелке.

— Я-иш-ни-ца, — по слогам произнесла Соня и скорбно посмотрела на Горянова: мол, совсем вы, Петр Иванович, отупели в вашей охране.

Вилка звякнула по столу, Полина вылетела из кухни.

Взгляд Сони стал еще скорбней: не только тупой, но еще и бестактный, бесчувственный чурбан.

Петр медленно отложил столовый прибор и отправился извиняться. Критиковать кулинарные таланты хозяйки — последнее дело для воспитанного мужчины и первое для женской истерики. Даже если хозяйка умудряется испортить укроп.

В коридоре прислушался, решая, куда двигаться. Уловил тихие всхлипывания слева. Прикинул планировку и понял, что хозяйка решила дать волю слезам в ванной. Помялся несколько секунд: уж больно место интимное. Однако извиняться требовалось срочно, поэтому Петр вздохнул и открыл дверь.

Потревоженная вторжением нежданного свидетеля, Полина вскочила с фаянсового изделия и опять впечаталась в мужчину. Площадь уборной только с виду была большой.

"Да что за наказание такое!" — рычала девушка одними глазами цвета грозового неба.

"Чего прилипла?" — возмущались в ответ такие же.

"Хороша, наверно?" — ужаснулась Полина, представив, что сейчас видит этот Джеймс Бонд во плоти. Коса растрепалась, глаза зареванные, нос красный, губы покусанные. Мечта садиста, честное слово.

"Горянов, ты как юнец зеленый, — ехидничала совесть. — То кричишь, что она ребенок, то смотришь, как голодный на булку. Определись уже как-нибудь. Хороша же девка. Глазищи, как угольки. Прическа, как после ночи на сеновале, только сена в волосах и не хватает для полноты картины. А губы-то какие! Ни помады, ни силикона не надо. Даже не знаю, куда б их применить лучше…»

Варианты Петр слушать уже не стал. На автопилоте потянулся к приоткрытым губам цвета спелой вишни, не разрывая зрительного контакта, чтоб сбежать не успела. Хотя девушка вроде и не собиралась.

Кафельный романтик прервали нежные трели Рахманинова. Петр рыкнул и ответил на звонок.

— С приземлением, Аделаида Святославовна! — матушка Лёвы со всеми ее загонами вызывала у Горянова бурный восторг. В отличие от ее гениального дитятки. — Соня в полном порядке и даже ест."Наверное," — говорить, что объект не в поле зрения не стоило. — Приезжайте, конечно, — мужчина продиктовал адрес и завершил звонок.

— Кофе, — выдавила Полина.

— Что? — не сразу понял Петр.

— Вы кофе так и не попили, — пояснила и шмыгнула, в очередной раз задев самое ценное, на кухню.

— А вы что там делали? — подозрительно посмотрела на вернувшихся блудных взрослых Соня.

— С Аделаидой Святославовной общались, — взял ситуацию в свои руки безопасник.

— О-о, — только и сказала девочка и срочно занялась яичницей в прикуску сразу с двумя бутербродами.

— Соня, ты же лопнешь! — Полина наблюдала за поглощением еды со смесью ужаса, удивления и умиления.

— Она котенок, в нее поллитра молока залпом помещается. А тут всего лишь яичница и два бутерброда, — хмыкнул Горянов. — Молодой растущий организм, однако! — подмигнул довольной Соне и принялся за свою порцию. Странно выглядящее блюдо оказалось очень даже съедобным. А с бутербродами — просто божественным. Поэтому бабушке с дедушкой ребенка передавал практически сытый и условно довольный жизнью мужчина. Для полного счастья не хватало сущей мелочи, о длительном отсутствии которой напоминало неудобство ниже пояса.

"Дожили," — разозлился сам на себя Горянов и отправился домой срочно спасаться холодным душем.