Темное солнце в её руках

Екатерина Лоринова, 2020

Он жил спокойной жизнью эльфийского принца. Как и все, поклонялся Солнцу и не знал, что с младенчества носит иллюзию. Он пил лекарство и не подозревал, что это – кровь. Его семья, повинная в проклятии, всеми силами хранила тайну от него самого. Возможно, он бы никогда не понял, кем является. Но… Она видела страшные сны и не знала, что они пророческие. Она – дочь егеря, в дом которого он однажды постучался.

Глава 9. Милорада

— Что с ним? — я беспомощно смотрела на Федора у кровати Ленсара. Вот ведь судьба у них — то один «спящий принц», то второй.

— Все сложно, — снарр отошел и придвинул мне стул, — садись, расскажу. С самого детства — подозреваю, что с рождения, у него это происходит. Приступы, два раза в месяц. Мать говорит, это редкая врожденная болезнь.

— Но снарры почти ничем не болеют… — ни к месту блеснула знаниями из пыльных книжек, — прости.

— Верно, но из любого правила находится исключение, — Федор хмуро уставился на бледный лоб брата, с бисеринками пота — мой отец уже пошел искать целителя, и ожидание было невыносимо.

Я пыталась пристроить к снарру Царапку — у меня она неплохо снимала головную боль и не только, но кошка шипела, как гадюка, и наотрез отказывалась приближаться.

Я перевела взгляд на больного, и в памяти всплыло недавнее видение с бледным юношей в богатых покоях. Тогда ему давали лекарство…

— Это моя вина, — бормотал Федор, уронив голову на руки, — если бы не моя глупость, мы бы не оказались здесь, не застряли бы здесь… — и чуть слышно, — отец убьет меня.

— Не смей хоронить брата! — сама от себя не ожидала, каким властным окажется тон, — скоро придет целитель.

— Простой деревенский знахаришка, и то, если повезет! — у мага начиналась настоящая истерика, — лучшие столичные лекари бились над лекарством, а тут… — не понимая лица, он что-то забормотал на своем — наверное, молитвы. А мне подумалось, насколько иначе вел себя Ленс, когда был болен Федор. Тогда я не обращала на это внимания, но теперь было ясно видно, что за снартарийской красотой Федора скрывается мальчишка, в то время как Ленс был… мужчиной.

И сердце заходилось от беспокойства за его жизнь.

«Мила, ты мне нравишься», сказал он, как считал, перед смертью. Я бы многое отдала, чтобы услышать это еще раз.

Да, меня все еще тревожили ранние видения, но они становились все более зыбкими и расплывчатыми, как обычный сон после пробуждения. Образ настоящего Ленса — не иллюзорного — того, кто сидел со мной рядом и рассказывал о своих книгах, был куда ярче. Зеленые глаза с золотистыми вкрапинками все те же, но почти не пугают… скорее, притягивают. Только бы он снова их раскрыл.

Прошло не меньше часа, прежде чем снизу послышались торопливые шаги — тяжелые отца и вторые, незнакомые. Слишком легкие, чтобы быть мужскими. Так и есть, женщина. Достаточно молодая и красивая некой ирреальной, фарфоровой красотой, с иссиня-черными косами, переплетенными красной шерстяной нитью, и очень светлой кожей. Неужели… ведьма? Но не такая, как Лейра со стайринской кровью, а… из тех…? О которых ходит нехорошая молва? Никто доподлинно не знает, существуют ли они на самом деле, но нет дыма без огня.

Эта женщина молча приблизилась к Ленсу, и я незаметно коснулась ее рукава, надеясь вызвать видение. Солнце Милостивое! Меня обдало волной ледяной силы и на миг оглушило, как при падении в ледяную прорубь. Да меня подняли за шкирку, как несмышленого котенка, и швырнули туда. Все-таки байки не лгали… Только от смерти исходит такой холод, это знание пришло изнутри и было нерушимо.

Царапка не подавала признаков присутствия — как же хотелось последовать ее примеру и забиться куда-нибудь в угол, но оставить Ленсара было еще страшнее.

— Отец… — знал ли он, кого приводит в дом?

— Молчи, дочь. Госпожа милостиво согласилась помочь.

«Госпожа» водила руками над неподвижным телом, а мы с Федором переглянулись — какова вероятность, что эта благодетельница окажется лучше предыдущей любительницы выпечки?

Но выбора не было, и мы лишь молча наблюдали, готовые к действию в любой момент.

Руки черноволосой задержались над головой снарра, и на точеном лице почудилась усмешка.

— Что с ним? — не выдержал Федор.

— Он проклят Солнцем, — женщина повернула к нам белое лицо, — с рождения.

При этих словах снарр сравнялся по цвету с ведьмой.

— Почему я должен Вам верить… госпожа? — даже привычного лоска и обходительности не осталось. Обращение было добавлено скорее с иронией.

— Можете не верить, — она одарила его тяжелым взглядом, от которого даже мне стало не по себе, — я не настаиваю, милорд.

— У него такие приступы с детства, — сменил тон солнечный эльф, — но лекари с ними справлялись.

Помогите нам. Я заплачу столько, сколько скажете.

Грудь сдавило в страхе — что ответит ведьма?

— Он с рождения со свитой теней, что следуют за ним. Он давно предназначен Серебряным полям, но также послан этому миру.

— Это значит, что Вы не поможете? — голос Федора упал.

— В моих силах определить болезнь, но ее здесь нет. Договаривайтесь с Солнцем сами.

Это как же — прирезать барана на жертвенном алтаре? Закатать в тесто?

И она ушла, окутанная темной аурой, из-за которой ее не посмели остановить.

— Отец, кого ты привел! — наконец я смогла высказаться.

— Обыкновенная шарлатанка, — на счастье или на горе, батюшка ничего не понял, — побоялась связываться со снаррами и пошла на попятную. Тьфу!

Если бы шарлатанка. Если бы я могла поговорить с ней наедине!

Но, возможно, лучше провести время наедине с больным. Да, было безумно страшно увидеть что—то скверное, но какие еще варианты? Когда мы распределили время дежурства, и настала моя очередь (отец с Федором вместе ушли на поиски другого знахаря), я с трепетом приблизила руку к высокому лбу.

«…Высокая черноволосая девушка, немногим старше меня, входила под купол солнечного храма, какие я видела на гравюрах. Одета в кожаный костюм погонщицы драконов — это особая элитная каста при дворе, насколько я знала, а ей навстречу ступала древняя старуха в белом балахоне жрицы. Верховной жрицы, судя по количеству бряцающих украшений на поясе. Той самой верховной, чье место мне прочила Лейра.

— Ты хочешь узнать о сыне, — войдя под тень купола, старуха скрестила ноги на циновке и махнула рукой в приглашающем жесте, — но я спрошу — говорить тебе все или только часть увиденного?

— Делайте так, как будет лучше для него, — дрогнувшим голосом ответила черноволосая и добавила после недолгой паузы, — расскажите все.

— Что ж… боги поведали, что Ниарис породил необычное дитя. Долгоживущее, как представители снартарийской расы, но источник его долголетия в человеческой крови, ибо это дитя от смертной женщины, что испила из снартарийских вен. Часть его от эльфийской природы, часть от человеческой, и связаны они ядовитыми узами греха. Продолжать?

Словно примороженная к месту, девушка медленно кивнула. А хриплый старческий голос продолжил:

— Солнце отвернется от его потомков, сгорать они будут под его лучами, как в очистительном огне. То плата за преступление закона жизни, за противоестественный грех, за оскорбление солнечных эльфов. Назовут пьющих кровь вампирами, в напоминание о грехе вампиризма, совершенном снарром и тобой, — взгляд Смеи уперся посетительнице в лоб.

— Но это Он оскорбил собственную расу! Оскорбил богов! Он принудил меня… Почему должен расплачиваться мой ребенок?! — девушка не замечала, что повысила голос на саму верховную жрицу, — почему не Фил?!

— О, Сияющий расплачивается, и расплачивается жестоко, — старуха усмехнулась, — он исповедовался в страшных видениях, приходящих к нему по ночам. Мне неведомо, насколько они правдивы, но мучения его реальнее некуда.

— Но это не уменьшает несправедливости по отношению к моему сыну, — черноволосая погонщица кусала губы, — скажите, он может прожить обычную человеческую жизнь, если не будет пить кровь?

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — синие глаза жрицы смотрели серьезно и печально, — без нее он зачахнет, как растение без воды.

— Вы видите его судьбу?

Старуха покачала головой, но гостья не сдавалась.

— А ваше «проклятие Солнца» нельзя обратить? Я принесу любую жертву, если потребуется… отдам жизнь…

Под взглядом жрицы голос девушки слабел, пока окончательно не затих.

— Мне сие знание неведомо.

— Простите, мудрейшая. Могу ли я задать еще один вопрос?

— Говори, — ответ был одобрительным, но в воздухе чувствовалось едва уловимое напряжение.

— Чисты ли помыслы Сияющего? Могу ли я вверить ему безопасность сына?

— Есть в этом некая божественная ирония, — молодые глаза старухи сверкнули, — если кто и способен помочь тебе, то только он.»

Меня вынесло из видения резко и неприятно — словно изо всей силы толкнули в грудь. Когда круги перед глазами рассеялись, я перевела взгляд на больного.

Или лучше — проклятого? Видение странным образом подтвердило слова колдуньи, но породило еще больше вопросов.

Кто та девушка? Судя по всему, мать Ленса. И Федора — то ее глаза. Необычайной синевы.

С ней говорила верховная жрица Смея, отошедшая на серебряные поля лет тридцать назад. Отец парней — некий снарр по имени Фил. Поймала себя на мысли, что с жадностью скупщика древностей ищу любую мелочь, относящуюся к Ленсару.

Черноволосая погонщица согрешила с этим снарром — выпила его кровь. Как только их пути пересеклись, но она из столицы, так что все возможно. Но чтобы солнечный эльф дозволил поделиться кровью… тем более, «принудил»… я слышала сказки о том, что она способна исцелить недуги и даже вернуть с того света. Значит, не сказки. И, как оказалось, за подобное следует суровая кара.

Кто же ты, Ленсар? Вампир… Слово звучало непривычно и пугало неизвестностью.

Но я предельно точно поняла, что спасет его. Кровь. Те первые видения с ним были связаны с кровью. Шея отозвалась фантомной болью, напоминая о видениях. Солнце… неужели мне суждено погибнуть под клыками зверя?

Но страха, того ужаса, от которого я пряталась под одеялом, не было. Глупая. Мне бы думать о своей жизни, а не о губах снарра, которые должны коснуться моей кожи.

От этой мысли я едва устояла на ногах. Я ненормальная, сумасшедшая. Мало того, что позволила себе увлечься солнечным эльфом, так еще и проклятым.

Догадываюсь, что за лекарство ему давали дома. Донорскую кровь. Хм, вряд ли ее было много, и вряд ли кто-то от этого пострадал. Если я наберу немного своей…

Я молнией метнулась на кухню за ножом и кружкой. Прикусила губу, когда лезвие обожгло ладонь. Тяжелые маслянистые капли падали на жестяное донышко. Слишком медленно, слишком мало. Я сжала руку в кулак, чуть не закричав от боли, но процесс пошел быстрее.

Возможно, этого хватит. Перевязала ладонь найденной тряпицей и поднесла кружку к губам Ленсара.

Только бы подействовало, только бы… Солнце, это же снарр, а снарры всегда были твоими любимыми детьми. Помоги!

Мне пришлось приподнять голову больного и насильно разомкнуть челюсти.

Опоздала… Неужели я опоздала?! Ленс не реагировал. Сам он был белее мела и напоминал прекрасную мраморную статую.

Случайно коснулась его руки и поразилась холоду. Да он едва дышит! Нагнулась к лицу ниже, держа тонкое блюдце. Спустя полминуты оно слегка помутнело.

Положила ладони на грудь снарра, и сквозь рубаху с трудом ощутила движение жизни. Сердце едва билось.

— Ленсар! Если ты меня слышишь! Не смей!

Собственный голос показался слишком высоким, срывающимся и каким-то незнакомым.

Что же мне делать?

В отчаянии сорвала повязку и приблизила к его губам дрожащие пальцы. Ближе, еще.

Сердце рвалось из груди, так, что его неистовства хватало на двоих.

Но ничего не происходило. Рука упала плетью, и я сползла на деревянный пол. Мой дар бесполезен. Все краски потускнели, мне впервые открылся полный смысл этой книжной фразы.

— Милорада…

Я чуть не подскочила — как Ленс умудрился оказаться рядом? Копируя мою позу, потянув колени к подбородку? Плечом к моему плечу? Но это не главное.

— Ты жив!

Заглянув ему в глаза, я отшатнулась — они были ало-багровыми, как и кровь на его губах.

— Мила… Ты вкусная, — голос его, но взгляд чужой. Незнакомый.

И интонации тревожат неведомые струны внутри меня. Понимаю, что не убегу при всем желании, что сейчас снарр ловчее и быстрее, чем когда-либо. И его лицо так близко к моему.

Красивые пальцы откинули мои волосы с плеча, крылья носа едва заметно трепетали. Снарр был прекрасен противоестественной, пугающей красотой.

Я забыла, как дышать, когда его губы коснулись жилки на моей шее.

«Ленс», выдохнула я мысленно, потому что тело мне не подчинялось. Если бы я не сидела у кровати на дощатом полу, а стояла на ногах, то наверняка пошатнулась бы и упала.

Его лицо было нереально близко, я могла касаться мягких волос и мраморно-белой кожи, но не смела.

В какой-то момент давление губ стало сильнее, вызывая рой мурашек, и я закрыла глаза. Лучше бы я этого не делала! Легкие прикосновения перешли в откровенно дразнящие, он… смаковал каждый участок моей кожи, открытой платьем. Хорошо, что круглая горловина на шнурке довольно высока, но не успела я этому порадоваться, как Ленс рванул завязки, обнажая мое правое плечо.

Все в этом неправильное, противоестественное и веющее осязаемой опасностью, но стоило допустить подобную мысль, как ледяные руки — в противовес горячим губам — прижали меня теснее к себе — и со стороны мы, должно быть, смотрелись вполне невинно, сидя рядом, как дети. Но только со стороны и под покровом полумрака.

Какой бы зверь не проснулся в нем, он жаждал крови и… человеческого тепла. Это происходило одновременно, жажда и страсть, и готовилось сплестись в смертельном объятии.

Я словно пребывала в полусне, понимая только одно — мне нравится. Даже если я сейчас умру, то ни о чем не пожалею. Притупились все эмоции, потускнела память о прошлых годах, я находилась в ограниченном отрезке времени и пространства, очерченном ведьминым кругом. И, как заколдованная струна, была настроена на одно чувство — такое же сильное желание.

Оно скапливалось там, где Ленс терзал кожу странными, неистовыми поцелуями… и почему-то внизу живота, где все горело и трепетало.

Я была на краю сознания, когда шеи коснулся холод, почти сразу сменившийся пьянящим жаром — его губ… моей крови, стекающей за воротник…

Ленс пил меня, забирая душу и принося освобождение.