Темное солнце в её руках

Екатерина Лоринова, 2020

Он жил спокойной жизнью эльфийского принца. Как и все, поклонялся Солнцу и не знал, что с младенчества носит иллюзию. Он пил лекарство и не подозревал, что это – кровь. Его семья, повинная в проклятии, всеми силами хранила тайну от него самого. Возможно, он бы никогда не понял, кем является. Но… Она видела страшные сны и не знала, что они пророческие. Она – дочь егеря, в дом которого он однажды постучался.

Глава 7. Милорада, или Горячие пирожки

Комнат, как и ожидалось, хватило на всех. Стоило бы радоваться передышке после безумной встречи с лесными тварями, после непростой дороги до «Больших лопухов», но не получалось. И дело не в еде — шестое чувство подсказывало, что она куда полезнее привычной, меня не отпускало плохое предчувствие. Слишком яркой была реакция эльфов на новость о смерти шамана. Ничего хорошего, конечно, в том, чтобы застрять в изоляции посреди бури, но в глазах Ленсара мелькнула настоящая паника. Чего он так боится? За брата? Возможно, если тот не восстановит власть над силой, с ним что-то случится? Я слышала, что на помощь шамана снарры возлагали большие надежды.

Ну, где же ты, видение?

Царапка уже выбралась из-за пазухи и облюбовала себе местечко на кровати.

В дверь постучали, а затем два дюжих парня втащили деревянную лохань.

— Подарок для госпожи после дальней дороги, — пояснили они и испарились, чтобы вернуться с коромыслами. На каждом было по два тяжелых ведра с горячей и холодной водой.

Чудесно! Но почему сердце все сильнее сжимается в страхе? Кто может напасть на харчевню? Не пройдут ли сквозь шаманскую завесу дикие гхары?

Уходя, один из парней случайно коснулся моего локтя, и ко мне пришло забавное, но бесполезное видение — поборники «правильного эльфийского питания», во главе с ушастой хозяйкой, с аппетитом уплетали мясо. Кстати, подозреваю, что настоящие снарры еловые шишки и лопухи не жалуют, вон как кривился Федор за столом. Ладно, Солнце с ними.

Закрыв дверь на задвижку, я скинула тулуп, платье, шерстяные чулки, исподнее и с наслаждением погрузилась в воду. Хорошо-то как! Каждая заледеневшая косточка оттаивала и расслаблялась. От воды исходил приятный успокаивающий запах, и я, сама того не заметив, уснула.

Проснулась я в чем-то мягком и липковатом, по запаху и консистенции напоминающем… сырое тесто! Сверху закопченный потолок, витают ароматы тимьяна, розмарина и… яичного желтка. Или это продолжение невнятного сна, в котором я убегала от гхарового призрака? Я была спеленута этим белым тестом по рукам и ногам, только голова и торчала.

— Мила! — громкий шепот справа.

— Ленс?! — рядом на… кажется, это все же была столешница… лежало нечто, напоминающее большую личинку-переростка. С человеческой, то есть, эльфийской головой.

Теперь я ясно видела, что желтком было смазано именно тесто, как перед отправкой в печь. Гхар, в печь?! Я желаю немедленно проснуться!

— Тише! — прошипела «личинка», — ты должна меня выслушать. Когда я отрубился в лохани, меня куда-то перенесли, и сквозь полудрему — организм снарров немного отличается от людского — мне удалось кое-что узнать.

— Что?!

— В этой харчевне собираются гребаные сектанты, они верят, что получат некую Силу Светлого Пути, поедая человеческую плоть.

Меня замутило. Когда же этот сон закончится?!

–…в жертву приносят только путников. Местных, как я понял, не трогают по понятным причинам, — продолжал тем временем Ленс, — кормят ритуальной пищей, отмывают…и в печь.

— А где отец? Где Федор? — до меня начало медленно доходить, что это не сон. А также истинный смысл недавнего видения.

— Отца твоего тут нет, — хоть что-то хорошее, — полагаю, они выбирают только молодое мясо. Вот если бы Фе… дор шандарахнул по ним молнией, но нет.

Я проследила за взглядом снарра и с трудом скосила глаз влево — с противоположной стороны лежала «личинка» с головой Федора. Судя по крепко закрытым глазам, он спал, либо пребывал в беспамятстве.

— И что… будем делать? — я, как могла, гнала от себя панику. Получалось плохо, — у тебя есть план?

Ты пробовал… уползти со стола?

В другой ситуации я бы посмеялась над своими словами, но сейчас надо было действовать, как бы нелепо это не звучало.

Сама я попробовала проделать «дырки» там, где находились руки, но тесто прилегало слишком плотно. Клейкое, зараза, и прочное, как раствор для гнезд у чаек.

— А это идея.

И огромная гусеница неуклюже завозилась.

— Только не упади!

Поздно. Судя по звуку, ушастый собрат по несчастью грохнулся прямо на пол. Остается надеяться, что стол был не слишком высоким, и что тесто смягчило падение.

— Ты там жив?!

— Вроде да, — прокряхтел Ленс, — вот же гхар, не могу подтянуться без рук. Сейчас, попробую зацепиться подбородком…

«Ушами» — невесело подумала я и начала молитву Солнцу.

Я не прощалась с жизнью, нет — поневоле я верила в свое особенное предназначение, хотя и не желала его исполнять (такой вот парадокс), да и снарры, настоящие снарры, не могли взять и просто умереть.

Солнечные эльфы — настолько большая редкость в империи, что сумасшедшие подражатели даже не опознали «оригинал».

А вот и чей-то топот… Не стоило вспоминать о «веганах», ох, не стоило.

— Пирожочки мои, — пропела хозяйка харчевни, — чародейские…

Я ее не видела, но сразу узнала голос, и теперь он показался по-настоящему ненормальным.

— А вот и убежал один пирожочек-колобочек мой… куда же ты от мамочки?

Таким елейным голосом деревенские мамаши увещевают малых детей, когда они выкидывают деревянные погремушки, и сейчас это было… страшно.

— Отпусти нас, — Ленс говорил уверенно, как будто точно знал, что дело увенчается успехом. Я бы так не смогла, наверное, — зачем мы тебе? Ты же видишь, что мы снарры.

— Тем более, снартарийские деликатесы здесь редкость.

— Моя семья вам заплатит, — эльф зашел с другой стороны, — много, очень много золота.

— А потом пустит стрелу в сердце, — захохотала женщина, — не держи меня за дуру, пирожочек.

— Я дам клятву перед ликом Солнца. Мой народ никогда не отступается от подобных клятв.

Последовала тишина. Видимо, хозяйка размышляла.

— И все равно, я не могу быть уверена, что ты скажешь клятву, а не пролопочешь детскую скороговорку на своем снартарилле, так что нет, нет и нет.

— Отпусти хотя бы девушку.

Сердце кольнуло. Но не может быть все так плачевно! Отец нас обязательно спасет! Только бы он был жив!

— Еще чего! У нас давно не было невинной девицы.

— Да с чего Вы взяли, что она невинна, — не знала бы, что Ленс старается для нашего спасения, влепила бы сапогом, потом, когда выберемся, — вы ж знаете нравы нынешней молодежи…

Хорошо играет ушастый! Еще немного, и поверила бы в этот пренебрежительный тон.

— Ничего, невелик дефект, — я могла представить, как хозяйка харчевни махнула рукой, — ну что, печь растопилась горячо, пора вам, пирожочки, подрумяниться!

Послышался топот сапожищ, чьи-то грубые руки закинули Ленса обратно на стол, который оказался огромным противнем, и стены поехали. Точнее, мы поехали, прямиком в распахнутое жерло. Да, я обратила внимание, что тут было натоплено, но сейчас с печи сняли затвор, и стало по-настоящему жарко.

Даже за руки не возьмешься, из-за этого теста. Проклятые сектанты!

— Ты сумасшедшая старуха! — в сердцах выкрикнула я, — как бы ты ни пыталась продлить молодость, наша смерть тебе не поможет!

— Надо было нафаршировать тебя яблочками, — движение противня замедлилось, надо мной склонилось лицо злодейки, — ну да ладно. Скоро ты все равно замолчишь.

Вот бы ее саму, да в печку! Эту стерву!

Я забилась в своем коконе, но лишь вызвала смех. Стало слишком жарко, на глаза наползал пот, который даже не стереть. Еще и нос зачесался так, что невмоготу. Хоть эту ненормальную проси почесать, в качестве последнего желания.

— Мила, прости нас, — заговорил Ленс, — если бы мы не явились у тебя на пороге, ничего бы не случилось.

— Вы ни в чем не виноваты.

— Виноваты. И ты очень хорошая девушка. Жаль, что все… так глупо… Я хотел сказать… ты мне нравишься… но это бессмысленно, правда… Прости…

— Ты мне тоже… нравишься…

— Как мило! — Лицо сумасшедшей скривилось, и стало видно, сколько на нем морщин, — живее их, в печь!

Ну вот и все. Ноги уже жгло, и от страха хотелось плакать. Я боялась не столько смерти, сколько боли, ей предшествующей. Ведь даже малому ребенку известно, что умирать больно. Настолько больно, что от этого, гхары лысые, умирают!

Солнце, спаси нас!

Ленс что-то бормотал на своем языке — видимо, предсмертную молитву, а я молча глотала слезы и вспоминала отца.

Как вдруг… вокруг разлилось синеватое сияние. Глаза Федора, про которого мы благополучно забыли, открылись и сияли магическим огнем.

— Слава Солнцу! — выдохнул Ленс, — сработала родовая защита стихийника!

Огонь в печи стремительно гас, покатые стены покрывались инеем.

Я дернулась в коконе и он, о чудо, поддался — под влиянием температур?

Хозяйку и подельников отбросило ледяной волной, они лежали на полу сломанными куклами, но мне не было их жаль. Вот ни капельки. Скольких они загубили до нас?

Только бы не навредили отцу! Но страшного видения не было, и я себя успокаивала, что все будет хорошо.