Царевна гибельных болот

Екатерина Ильинская (2025)

Во всех моих бедах виноват Кощей! Проклял страну, а меня обратил в лягушку. Кому нужна такая невеста? Никому! Вот Иван-царевич и разорвал помолвку. Ненавижу обоих! Дайте только клинок Мары, и я прерву жизнь Бессмертного! Но когда оружие и вправду окажется в моих руках, смогу ли я нанести удар? В книге есть: героиня с проклятием жених-предатель мрачный колдун никто никому не доверяет ХЭ

Глава 4

— Нельзя! Княжна в купальне! — раздался возглас сенной девки. Шум, возня и вскрик.

Удар в дверь. Ещё. Треск вырванной щеколды. Бах! Дверь грохнула об пол.

— Вылезай из своего болота, Лягушечка.

— Выйди, пёс.

Я даже не повернула головы, лишь чуть глубже погрузилась в покрытую кувшинками воду. Колдуну, конечно, не было видно моей наготы через плотные листья, но сердце скакнуло и забилось в горле от страха. Никто ещё не вёл себя так дерзко со мной! Я не чернавка какая-нибудь! Я — княжна Василиса! И привыкла к почёту и уважению. Всю жизнь мне кланялись, глаз от пола поднять не смели. А кто смел, тот красой пленялся и уж больше спокойствия не видал.

А жрец Мары стоял, смотрел нагло и зло, словно не княжна перед ним, а девка продажная.

— Когда я сказал, что тебе надо подготовиться, то говорил про удобную одежду, а не купальню с цветочками. Вылезай!

— Не по своей воле я всю ночь в болоте макалась. Мне чтобы косы промыть и высушить, полдня надо, — проронила я, вернув присущую княжне выдержку. Что бы жрец Мары себе не позволял, а пусть видит — я его не боюсь. Да и не признаваться же в том, что разбирала слабость подточенное проклятием тело, а в воде хоть как-то удавалось восполнить силы.

— Солнце на полпути к закату…

Я фыркнула, глянула на колдуна и вздрогнула, увидев, как потемнели его глаза. Ой, зря ты, Василисушка, забыла, с кем разговариваешь… Ой, зря…

— Сейчас же не вылезешь, скажу царевичу, чтобы стрелял. И на горе покинутых духов окажешься, в чём мать родила! — рявкнул жрец Мары. Мрак пришёл в движение, замерцали железные полосы маски, щёлкнули зубы начертанного черепа, словно только они и сдерживали смертельный ужас, заключённый в ритуальной личине.

Я не стала подчиняться — всё внутри противилось, — хотя понимала, что угрозу колдун осуществит, не задумываясь. Но я же в жизни никого не слушала, кроме батюшки, да и тот ни к чему не принуждал, полагаясь на моё разумение. Куда же оно подевалось? Испарилось под действием кощеева проклятия, оставив только ненависть и впитанное с молоком матери княжеское достоинство?

Колдун медленно повернул голову в сторону выхода и открыл рот, чтобы позвать царевича. Страшная челюсть опустилась, заставляя задохнуться от ужаса.

— Стой! — успела выкрикнуть я. Даже протянула вперёд руку, словно пыталась удержать. Лист кувшинки облепил мокрую кожу предплечья, цветочный стебель соскользнул и плюхнулся в воду.

Колдун ничего не ответил, только чуть повернул голову, показывая, что если не подчинюсь, он сделает, как собирался.

Внутри всё дрожало от негодования, хотелось кричать и возмущаться, но я не вымолвила ни слова. Расправила плечи и поднялась одним плавным движением, возблагодарив чуров, что листья кувшинок налипли, словно вторая кожа, почти полностью скрыв нагое тело от чужого взгляда.

— Одевайся, — бросил колдун, резко отвернулся и вышел. Миг, и словно никого, кроме меня, в купальне никогда не было.

— Ох, княгинюшка. — Заскочила внутрь сенная девка. — Ох, страшный этот жрец! Ах он окаянный! Да пусть боги его покарают за этакое бесстыдство! И вы, и вы меня покарайте, что не остановила.

Служанка бухнулась на колени, прижала передник к лицу и горько зарыдала.

— Прекрати. Нет в том твоей вины, я сама виновата. Принеси одежду мужскую по моей мерке, да поторопись.

Заставлять жреца ждать не хотелось, но собраться я всё равно не успела — доплетала косу, когда дверь в покои распахнулась, и вошли колдун с царевичем.

— Бери её, — коротко приказал первый, закинул на плечо мой дорожный мешок и развернулся к двери. За спиной у него был лук и колчан с единственной золотой стрелой.

Царевич ухмыльнулся так, что от страха дыхание перехватило. Меня учили защищаться, и в прежние времена я могла хоть немного продержаться против обидчика. Но как проклятие легло, вся сила лягушке перешла, а я ослабела.

— Не тронь! Сама пойду!

Иван словно не услышал, медленно приближался и всё так же улыбался. Жутко и безжалостно. Я выхватила из поясных ножен кинжал и выставила вперёд. Ничего хорошего ждать не приходилось. Клинок Мары искать — его затея, а на смерть идти мне! Выжить на горе покинутых духов мог не каждый воин, что уж про девицу говорить. А если мне сейчас повредят, то и вовсе надежды спастись не останется.

Руки мелко дрожали, стоило лишь представить, куда меня отправят. Меня! Не Ивана, не колдуна, а меня! Ненавижу! Но здесь я изменить ничего не могла, а вот отпор царевичу дать хотела.

Продолжая усмехаться, он сделал плавный шаг в сторону и вперёд, перехватил моё запястье, сжал, и пальцы сами выпустили оружие. Кинжал глухо ударился об пол.

— Что же ты, Василисушка, к жениху неласкова. Наказывать тебя за такое надо.

— Не тебе меня стыдить, подлый пёс! Клялся беречь и любить, а сам…

Я задохнулась от злости. Внутри снова вспыхнули застарелые обида и боль, ослепили на миг. Этого хватило, чтобы мир перевернулся вверх ногами, заставляя вскрикнуть от страха — меня попросту перекинули через плечо, как мешок с репой!

— Отпусти, смерд!

— Я — царевич, — хохотнул Иван.

А я со злостью заколотила по его спине — только кулаки отбила. И голос сорвала, пока шли до стрельбища, — оглашала базарной руганью своды батюшкиного терема и широкий двор. Лишь когда горло начало саднить, смолкла.

— Ты можешь её снова угомонить, колдун? Как на болоте? — спросил царевич.

— Могу, — ответил тот, а я почувствовала, как Иван сбился с шага. Видимо, от радости и ускорился, стараясь догнать жреца. — Но помрёт.

Женишок ещё ускорился.

— Зачаруй, а.

— Твой долг тогда неоплатным станет.

Плечи царевича опустились, а я чуть не соскользнула, забилась и случайно пнула Ивана в бок. Потом пнула не случайно. Вреда не причинила, но и резкий хриплый выдох доставил радость. Но за это я получила шлепок пониже спины.

— Ах, ты!

— Снимай Лягушечку, пора наставления давать.

Царевич почти сбросил меня на землю. Если бы колдун не подхватил под руку, позволяя выровняться, легла бы под ноги Ивану ковриком-подстилкой.

— А будешь плохо слушать, то наставления окажутся последними.

Чужое дыхание шевельнуло прядку волос возле уха, а тело снова охватила слабость. Ноги подкосились, и я оперлась на колдуна, чтобы не упасть.

— Готовься, царевич.

Жрец передал Ивану лук и колчан, а потом снова повернулся ко мне.

— А ты, Лягушечка, запоминай: тебя перенесёт к части кинжала. Сразу в сторону отпрыгиваешь, чтобы не убило стрелой, хватаешь нужное и бежишь, как можно быстрее и дальше. И ни в коем случае не поранься. Одна капля крови, и тебе конец. Понятно?

— Это что, всё? — Меня объял ужас. Это и все советы? Хватай и беги, молясь всем богам, чтобы духи не прикончили?

— Не пытайся сражаться, всё равно не умеешь этим пользоваться… — Колдун отдал оружие, выроненное в покоях — не иначе как ворожбой притянул. — Переход строить хоть и недолго, но и небыстро. Не помри до нашего прихода. Ну, а если помрёшь — не жалуйся.

— Не-е-ет… — Я дёрнулась, пробуя скинуть чары, и это вдруг легко удалось. Отскочила, пытаясь понять, где скрыться.

— Держи её! — крикнул царевич.

Колдун вдруг оказался сзади и заломил мне руки, не давая сбежать. Рывком развернул к Ивану, который уже целил прямо в грудь.

— Нет! — закричала я.

— Прощай, Василиса, — усмехнулся Иван. Багровый закат бросил на его золотые кудри кровавые отблески.

— Стреляй уже, — буркнул колдун, а я трепыхалась в чужом плену, как пойманная в сеть рыба. С таким же, впрочем, успехом.

Взвизгнула тетива, сорвалась в полёт стрела, незримо ударила в сердце, а под ногами открылся чёрный провал. Я ухнула туда, только и успев крикнуть:

— Козлы-ы-ы…