История о краже. Месть прошлого

Екатерина Ивановна Гичко, 2021

Майяри столкнулась со сложным испытанием – влюблённым хареном. Ему не изменили его целеустремлённость и рассудительность, и взаимности он добивается с завидным упорством. Противостоять очень сложно, и ещё большее беспокойство доставляет его честность, от которой никуда не скрыться. Да и как сбежать, если наделённый даром сов Ранхаш способен найти возлюбленную где угодно? Тем временем заговорщики всё сильнее проявляют себя, нанося правящей семье один удар за другим. В Жаанидые поселяется страх, а над страной нависает угроза войны. Прошлое вернулось, чтобы отомстить за разрушенные мечты. Третий том тетралогии "История о краже".

Глава 13. Решение

Господина Ранхаша всё же разбудили.

— Давай, сын, приходи в себя, — Шидай, присев перед Майяри на корточки, добродушно подёргал спящего оборотня за косу. — Спать хорошо, но есть тоже нужно.

Тот поморщился, ещё сильнее навалился на девушку — спина ныла уже просто безбожно, — но глаза всё же открыл.

Стол накрыли в доме Бешки, но вот съестное на него тащили со всей деревни. В избе стоял весёлый гвалт, и Майяри, которую вместе с сонным хареном посадили во главе стола, всё больше и больше подозрительно щурилась. Очень уж нарастающий шум напоминал ей праздничный. Только вот что праздновать собирались?

Уже сытый Викан, расположившись в углу избы с девками, продолжал веселиться в тёплой компании, а вот Ирриван от приглашения к столу отказываться не стал и теперь молча и серьёзно наворачивал кашу из абдарики с мясом. Малышка Яйлика сидела рядом с ним и, глядя на оборотня, тоже с аппетитом уписывала еду. Харен сперва вроде бы за угощение принялся без энтузиазма, но потом разохотился, сонная хмарь с него слетела, и мужчина уже с жадностью набросился на мясо под растроганным взглядом Рыжжи. Майяри даже позавидовала: она-то, помнится, к местному мясу без всякого доверия отнеслась.

— Ну давай крепенького за хорошесть, — Бешка из глиняного кувшинчика, только-только принесённого из погребка, налил себе и господину Шидаю что-то желтоватое.

Рыжжа сперва вроде зыркнула неодобрительно, но потом смягчилась. Мол, можно. И Майяри окончательно убедилась, что тут явно готовятся что-то праздновать. И она даже заподозрила что. Но не обиделась, только помрачнела и тяжело посмотрела на господина Шидая.

Лекарь пригубил «крепенькое» с осторожностью, удивлённо приподнял брови и сделал уже хороший глоток. Дверь хлопнула, внутрь заглянул Тошкан со своей сердешной. Сердешная сразу направилась к Рыжже, а мужик с интересом повёл носом и плюхнулся на лавку рядом с Бешкой. Тот с готовностью подвинул к нему стакан.

— Ох, Майяри, так это ж тот молодчик, которому ты ногу-то залечивала! — Тошкан, озарённый внезапным воспоминанием, с удивлением уставился на осунувшегося харена.

Взгляды всех тут же переместились на мрачную Майяри. Только садовники смотрели с удивлением, а взгляды господина Шидая и господина Ранхаша казались одинаково неодобрительными.

— Ну он, — нехотя подтвердила Майяри, тыкая в кашу ложкой.

— Так это ж самих богов провиденье! — охнул Тошкан. — А ты ишо лечить его не хотела.

Тут уж неодобрительный взгляд лекаря стал возмущённым.

— Что вы на меня так смотрите? Да, не хотела. Потому и рассказывать не стала, — мрачно буркнула девушка. — Тошкана благодарить надо. Если бы не он — прошла бы мимо. Тут он главный спаситель, я так… орудие в его руках.

— Да ты не слушай её, — мужик хохотнул и подмигнул харену. — Майяри — девка добрая, просто кочевряжистая. Прошла бы мимо, а потом с руганью возверталась бы и без моих понуканий!

Голос садовника был полон твёрдой уверенности, но вот сама Майяри её не разделяла. Она уже не раз проходила мимо чужих страданий. Если не видела глаз страдающего. Старалась не вмешиваться в чужие судьбы, но вот плохо у неё получалось.

И всё же хорошо, что она тогда поддалась на уговоры Тошкана и пошла посмотреть, что же произошло на болотах. Глаза её столкнулись с пристальным взглядом харена, но девушка не отвела взор. Мир стал бы хуже, если бы господин Ранхаш умер.

Поспешно запихнув в рот последнюю ложку каши, Майяри поднялась из-за стола.

— Я пойду на крылечко.

Харен тут же встал.

— Ты-то кудась? — Рыжжа строго посмотрела на гостя. — Ешь уж, никуда она не денется.

— Ты ужо не переживай, — поддержал сестру слегка захмелевший и ещё более подобревший Бешка. — За воротами селашники ходют, сердешатся, а Майяри их дюже опасаится.

Девушка даже вздрогнула, припомнив костлявую, будто бы высушенную тварь. Любоваться на то, как она «сердешится», ей точно не хотелось.

— Я присмотрю за ней, — со своего места поднялся Ирриван, и харен очень и очень неохотно опустился обратно.

Погодка совсем распалилась, и от земли уже сильнее тянулась дымка испаряющихся холодов. Из-за того, что снега̀ на болотной земле не задерживались, весна приходила в эти места рано. Холод продолжал висеть в воздухе, но от самой земли шло тепло, будто в её глубине тихо побулькивал котёл. Сидеть на крылечке с Майяри оборотень не стал и вместе со следующей за ним по пятам Яйликой отправился к оставшейся куче чурбаков. Девушка даже вздохнула от облегчения: сидеть под строгим взором незнакомого мужика ей не хотелось. Дверь за спиной опять хлопнула, и на ступеньки рядом опустился улыбающийся Викан.

— Ух, весна! — оборотень глубоко вдохнул и слегка поморщился от ощутимой и здесь болотной вони. — Странное местечко. Кто бы мог подумать, что здесь вообще кто-то постоянно живёт. Да ещё и… — Викан запнулся, силясь подобрать подходящее определение, — с таким странным взглядом на мир.

Добродушие жителей и их особое отношение к злу бросалось в глаза так же сильно, как и необыкновенная внешность. Для мира за пределами болот доброта гавалиимцев казалась сопряжённой с наивностью: так искренне верить, что болота обязательно накажут за зло и что после «наказания» уже ничего злого в тебе не останется и ты обречён быть добрым…

— Это особый мир, — отозвалась Майяри.

— И значимое место для тебя? — прищурился Викан. — Даже удивлён, что тебе есть куда вернуться. Ты уж извини, — оборотень усмехнулся, — но ты мне всегда казалась одинокой волчицей, которой никто и не нужен.

— И поэтому ты решил привязаться ко мне с помолвкой? — чуть-чуть повеселела Майяри. — Ну, был уверен, что я точно не соглашусь и ты останешься свободным.

Викан закусил губу и отвёл взгляд.

— Ну да, — не стал спорить он, только вот Майяри почему-то посетило ощущение, что ей соврали.

Допытываться, впрочем, она не стала и тоскливо взглянула на взявшегося за топор Ирривана. По деревне прокатился треск расколотого чурбака.

— Наш единственный птиц, — решил представить брата Викан. — В тётушку Клеклэа пошёл, она из орлиного клана. Из предгорий Сумеречных гор, кстати.

Разговор не вязался. У Майяри совершенно не было настроения болтать, а Викан в кои-то веки не мог найти тему для беседы.

— Милое местечко, — тоскливо выдавил он.

— Боюсь, если о нём узнают, то оно исчезнет, — голос девушки дрогнул.

Для неё мир гавалиимцев был особенно ценен. Она родилась и выросла в общине, где высшими моральными качествами считались выдержанность и готовность пожертвовать всем — даже пойти против своей совести — ради «семьи». Может быть, за стенами домов, в кругу самых-самых близких были и другие отношения. Об этом Майяри не знала, но она помнила доброту брата. Она сама была почти такой же, как и все в общине, разница состояла только в том, что она ненавидела тех, с кем жила, и в противовес им старалась быть другой. Но в действительности была такой же.

Более шести лет назад с гор спустилась обозлённая, всего боящаяся девушка. Только через два года она с опаской, но всё же начала принимать новые реалии жизни, в которых существовали люди, дающие добро просто так. Последующие годы обучения в школе смягчили её ещё больше. Но только жизнь на болотах показала ей, какой может быть настоящая доброта: когда никто не ищет у тебя недостатков, а имеющиеся пытаются оправдать.

Майяри не верила, что гавалиимцы смогут сохранить себя в большом мире. Их слишком мало, чтобы они могли защититься.

— Если кто-то узнает о существовании этого места, то больные, любопытные и жадные до наживы потянутся сюда, — прошептала Майяри. — Сейчас его защищают только боги и болота.

Викан удивлённо посмотрел на неё.

— Ты веришь, что боги защищают это место?

— Верю, — просто ответила девушка. — Но от пороков и злобы внешнего мира не защитят и они. Сады разорят раньше, чем они станут прежними.

— Сады?

— Ты не знаешь? — Майяри взглянула на слегка обескураженного Викана. — Есть же легенда про Гава-Лиимские сады.

— Вот легенды меня интересуют меньше всего, — весело улыбнулся парень. — А ты ещё и в легенды, оказывается, веришь?

— Раньше не верила, — девушка опять перевела взгляд на Ирривана. — Но теперь верю. Здесь во многое начинаешь верить. Согласно легендам, раньше на этом месте были прекрасные Гава-Лиимские сады. В эпоху Древних войн какой-то злой бог проклял их, затопил, населил страшными монстрами. Другие боги, создатели садов, смогли спасти эту землю и часть садовников. Это их потомки, — Майяри кивнула подбородком на деревню. — Многие тысячи лет они занимаются своей работой и восстанавливают сады. Как видишь, вполне успешно.

— Гава-Лиимские сады? — крылечко скрипнуло, и Майяри вздрогнула.

Сзади подошёл господин Шидай и с интересом посмотрел на девушку. Та ответила испуганным взглядом: лекаря она всё ещё боялась. Не верила, что так легко отделалась.

— Похоже на правду, — задумчиво протянул оборотень. — По крайней мере, многое объясняет.

— Ты о чём, дядя? — удивился Викан.

— Посмотри на девочку, — Шидай кивнул на Яйлику, которая, пыхтя, перетаскивала наколотые дрова к поленнице. — Согласно тем же легендам, боги Лавридая и Куадар собрали в своих садах представителей многих рас. Вроде бы даже боги, чьих созданий они посчитали непригодными для работы, обиделись на них. Возможно, среди собранных здесь народов были и замийцы.

Страх на лице Майяри сменился интересом.

— Они малочисленны, осторожны и предпочитают северные холода. Кто-то считает их разумными родственниками драконов, — лекарь хмыкнул. — Очень они уж горячи. И невероятно живучи. И кровь у них сильная. Только вот запомните, что какие-то виды орехов для них ядовиты. Я уж не помню какие. Убить не убьют, но массу неприятных моментов доставят, так что орехами не угощать, — строго посмотрев на Викана и Майяри, господин Шидай опять взглянул на Яйлику. — Вероятно, местные жители — потомки перемешавшихся между собой рас. Поэтому и выглядят так странно.

— Ну не только поэтому. Вам ещё не рассказывали, как болота выедают зло? — Майяри вопросительно приподняла брови.

— М-м-м?

— Чешуйчатая нога Бешки ему не родная. Родную какая-то тварь откусила. Эту же взяли от одного местного зверя и прирастили.

— Майяри, ты мне сейчас за ту шутку с жрецом отомстить решила? — Шидай ласково прищурился.

— О чём вы? Я не шучу. На руке Рыжжи кусок шкуры той же твари, у Тошкана вся спина чешуйчатая… Здесь опасно, травмы, можно сказать, неизбежны, так что почти у всех есть заёмные час…

— Да быть того не может! — Шидай возмущённо посмотрел на девушку.

— Не верите мне, спросите у Бешки, — та ничуть не обиделась. — Между прочим, мазь, которой я ногу харена мазала после лечения, — тоже местное изобретение.

Более ничего не спрашивая, лекарь заскочил в дом.

— Ты серьёзно? — Викан обескураженно взглянул на Майяри.

Та кивнула.

— И именно поэтому лучше никому не знать о существовании этого места. Как я уже сказала, сюда потянутся больные, любопытные и жадные до наживы. Садовников просто сомнут, сады затопчут, растения начнут вывозить, чтобы выращивать их на большой земле. Только вот свою лечебную силу травы и деревья тянут из здешней земли. Все местные чудеса скрыты в ней.

— Да шо я тебе сказываю? — на крыльцо вышли Бешка и потрясённый господин Шидай. — Хошь, утром дойдём до соседской деревушки? Тама мой знакомец новой рукой обзавёлси. А што до настоек и помазанок, то пошли в погребок, я тебе их пока̀жу.

Мужчины спустились с крылечка и зашагали в сторону дома Рыжжи.

— Господина Шидая ждёт потрясение, — Майяри даже слегка улыбнулась.

Из подгребка донёсся вопль то ли восхищения, то ли ужаса.

— Так ты собираешься возвращаться? — полюбопытствовал Викан.

— Я пока думаю.

— Думаешь? — мужчина нехорошо прищурился. — Майяри, ты знаешь, Вотые очень упорные и не любят упускать то, что принадлежит им.

— А я уже вашей семье принадлежу? — вяло удивилась девушка.

— Увы-увы, — с притворным сочувствием выдохнул Викан. — Как насчёт сделки? Ты возвращаешься с нами, а мы молчим о том, что увидели здесь.

К его удивлению, Майяри даже не подумала возмутиться. Только без особого интереса уточнила:

— Угрожаешь?

— Угрожаю. Торжественно клянусь, что всё разболтаю!

— Не разболтаешь, — уверенно протянула девушка.

— Ты мне не веришь? Или… это угроза?

— Успокойся, харен мне уже пригрозил.

— Чем?! — поразился оборотень.

Майяри не ответила, только губу прикусила.

— Видать, плохо пригрозил, раз до сих пор думаешь. А, Ранхаш?

Вздрогнув, девушка развернулась и столкнулась с взглядом харена. Мужчина стоял, опёршись спиной на косяк, и пристально смотрел на неё. Майяри не выдержала и отвела взгляд.

— Мы ж всё равно утащим, — белозубо улыбнулся Викан.

— Господин Ранхаш сказал, что я сама вольна решать, — мрачно отозвалась девушка.

— Ну так это он сказал, — провокационно протянул оборотень. — Эй, Ирриван! Справимся с Майяри?

Брат опустил топор и, обернувшись, хмуро посмотрел на напрягшуюся девушку.

— В бессознательном состоянии дотащим, — вынес вердикт он.

Майяри испуганно взглянула на харена, и тот спокойно, излишне спокойно — нет бы суровым взглядом охолонуть заигравшихся родственников! — заверил её:

— Будет так, как вы захотите.

— Ранхаша тоже дотащим, — предугадал вопрос Викана Ирриван.

Но Майяри уже успокоилась. Ну относительно. Пристальный взгляд господина Ранхаша продолжал жечь спину.

Ирриван присел на последний чурбачок и, смахнув пот со лба, окинул взглядом деревню. Его не удивляли ни само поселение, ни его странные жители… Его словно бы вообще ничего не удивляло. Но Майяри оборотень казался несколько недовольным, будто он находился не там, где хотел, и занимался не тем, чем хотел. Взгляд мужчины привлекла Яйлика, подошедшая слишком близко, и Ирриван недовольно посмотрел на ребёнка. Та вздрогнула, будто он поймал её на чём-то плохом, замялась, но всё же робко протянула ладошку и положила её на грудь оборотня. На левую её сторону.

Майяри сперва не поверила своим глазам, а затем расхохоталась в голос.

— Ах, бесстыдная!

Яйлика испуганно отпрянула и круглыми глазами уставилась на свою мать, появившуюся невесть откуда.

— Да шо ж ты утворила?! А ну подь сюды! — женщина за руку оттащила дочь от непонимающе нахмурившегося оборотня и заискивающе извинилась: — Ты уж прости неразумную, — и уже дочери: — Бегом в избу!

Девочка обиженно посмотрела на мать, но перечить не посмела.

— Эй, Майяри, это что было? — Викан дёрнул девушку за рукав.

— А это, — Майяри утёрла заслезившийся глаз, — твоего брата в сердешные позвали.

— Ай да Ирриван! Везде успел. Лучшую невесту себе отхватил!

Запрокинув голову, Викан издевательски расхохотался.

Ирриван нехорошо прищурился и опять взялся за топор.

Исследование погребка затянулось аж до самого вечера, и на улицу Бешка и господин Шидай вышли уже изрядно весёлые и хорошо пьяные. И, обнявшись, начали на всю деревню горланить песни: лекарь — салейские и все сплошь похабные, а садовник — местные и исключительно «сердешные». Униматься и расцепляться пьяницы не хотели. Песнопения закончились, только когда Рыжжа потеряла терпение и хворостиной разогнала певунов по разным домам: брата в его собственную избу, а гостя к бабке Рьяке.

Викана и Ирривана прекрасно заняли местные девки и парни, и Майяри до сих пор слышала хохот молодёжи. Сама она, конечно, к ним не присоединилась. Не до веселья было, да и харен за ней хвостом ходил. С объятиями и поцелуями больше не лез, но смотрел так, что Майяри было ничуть не легче. Хорошо, что хоть сейчас ушёл: Рыжжа решила, что ещё одну ночь «сердешным» вместе проводить никак нельзя.

— Догляд за вами нужон, а мне не до того.

И отправила харена ночевать вместе с братьями, а Майяри к себе забрала.

Изба ходуном ходила от детского визга: в соседней комнате сердешный Рыжжи — молчаливый и крайне серьёзный мужик — играл со своими детишками и детьми Бешки. Майяри помогала женщине, старательно намывая в бадье грязные горшки.

— Так шо ты там порешила по сердешному? — неожиданно спросила Рыжжа.

Девушка едва удержала выскользнувший из рук мокрый горшок и аккуратно опустила его в воду.

— Ничего, — честно призналась она.

— Не по сердцу?

Майяри могла бы сказать, что да, не по сердцу, но почему-то не смогла. Вроде и не соврала бы, а язык всё равно не повернулся. Всё же харен трогал сердце. Не так, как возлюбленный, нет. Ну, кажется, нет…

Рыжжа истолковала молчание по-своему, но замечание всё же попало в точку.

— Страшишься? Да ты не убойся! Мужик у тебя по справедливости, как болота.

Майяри аж слюной поперхнулась от такого заявления.

— Коли не сложится, пойдёте своими путями.

Подавив вздох, девушка не стала говорить Рыжже, что во внешнем мире всё несколько сложнее. Там браки заключаются и расторгаются не так легко, как у гавалиимцев. Захотели в избе вместе жить, невзгоды и радости делить да детей растить — положите руки на груди друг друга и всё. Не прижились — плюнули да разбежались. Правда, местные браки были покрепче союзов, заключённых по самым сложным обрядам, и держались они исключительно на привязанности сердешных друг к другу. Вон Бешка. Овдовел, а до сих пор по бабе своей тоскует и другую хозяйку не ищет. Сам детишек растит, ну ещё Рыжжа помогает, и умудряется новых «плодить». Помнится, Майяри голову сломала, пытаясь разгадать фразу мужика, которую тот сказал в отношении своего младшего сына: «А этот ужо после смерти моей сердешной народился». Как народился, от кого народился? То, что мальчишку бросили на болотах разбойники, а Бешка вытащил его из пасти местной твари, она узнала уже позднее.

— Ну шо ты тоскливишься? — Рыжжа жалостливо погладила Майяри по голове. — Пригож мужик?

— Пригож, — согласилась с ней Майяри.

— Приятственен?

— Приятственен.

— Добр?

— Очень, — тяжело вздохнула девушка.

— Дитятков от него хочешь?

Майяри глубоко задумалась. К детям она относилась с опаской и весьма плохо представляла себя матерью. Править целой расой и вести народ к счастливому будущему её учили, а быть матерью — нет. У неё даже достойного примера в детстве перед глазами не было. Ну какая из неё мать?

— Даже не знаю, — с сомнением протянула Майяри.

— А ты сердешного как дитёночка увидь. Неужто приголубить не хочется?

Перед глазами мгновенно предстал маленький харен. Недовольный, мрачный и с испуганным взглядом. Где-то на фоне почти неуловимо обозначился силуэт госпожи Менвиа, и Майяри стало очень и очень жалко мальчика.

— Ну мимо бы я пройти не смогла, — честно призналась она.

— Во! — наставительно протянула Рыжжа. — Вот народятся у него ребетятки, а пригляду за ними не будет. Неужто сердешко за них не болит?

Сперва Майяри послушно представила ораву сероволосых малышей с печальными испуганными глазами, а затем возмущённо посмотрела на женщину. Она тут вообще-то терзается, вернуться или не вернуться ей вместе с хареном в Жаанидый, а не выйти за него замуж или не выйти!

— Да ты погодь-то с плеч сбрасывать, — Рыжжа лукаво улыбнулась. — К разумению прислушайся, — и постучала девушку когтем по груди.

Та с запозданием припомнила, что разумение, по мнению гавалиимцев, обитало не в голове. Но её «разумение» лишь бестолково металось и ничего дельного не подсказывало.

Домыв горшки, Майяри вышла из избы, чтобы немного отдохнуть от шума и всё же попытаться принять решение. Улица встретила её темнотой, поднимающейся от земли голубоватой дымкой и ярким светом звёзд и светил. От деревьев шло слабое голубое, оранжево-красное и жёлтое сияние, а меж их корней подмерзали синеватые лужи. По деревне всё ещё разносились весёлые голоса и смех молодёжи. Мечущаяся душа почувствовала долгожданное умиротворение, и Майяри наконец-то смогла признаться себе, что у неё не хватит духа позволить харену в одиночку противостоять её семье. Похоже, пришло время опробовать зубы, что она вырастила за эти шесть с половиной лет.

— И что он во мне нашёл? — спросила девушка у волчьего месяца.

— Всё, — раздался позади ответ.

Девушка резко обернулась и уставилась на господина Ранхаша. Он сидел на крылечке. Как она вообще умудрилась проскочить мимо и не заметить его?

— Что вы здесь делаете? — поражённо выдохнула она.

Отвечать оборотень не стал. Но Майяри и так знала ответ.

Стережёт.

В бледном свете волчьего месяца харен как никогда был похож на духа, только на этот раз на загадочного духа болот. Так же, как и болота ночью, он словно сиял. Слабо светились его глаза, серебрились будто инеем покрытые волосы… Сглотнув, девушка отвела взгляд и тихо произнесла:

— Идите спать. Я больше не буду бегать. И… я вернусь с вами.

Харен даже не пошевелился, его волнение выдали только сверкнувшие глаза.

— Не переживайте, на болотах я не смогу обхитрить вас своей силой, — Майяри немного покривила душой, всё же в этот раз у неё были ещё и артефакты. — Здесь я могу только лечить.

— Спасибо, — тихо выдохнул оборотень.

— Не надо благодарить меня. И идите спать.

Девушка прошмыгнула мимо мужчины и опять юркнула в избу. И уже там с сомнением посмотрела на дверь. Уйдёт ли?

Через полчаса Рыжжа грозными окликами разогнала бунтующих детей спать, и Майяри тоже легла. В окружении ворочающейся и шушукающей ребятни уснуть было сложновато, зато они прекрасно отвлекали от всех посторонних мыслей. Девушка невольно начала прислушиваться к их болтовне, с досадой отметила, что даже малышня обсуждает её «сердешного», и немного расслабилась, когда тихая, но горячая беседа свернула на решительную Яйлику.

Дверь скрипнула, и до слуха Майяри донёсся недовольный голос Рыжжи.

— Эк, окаянный, ты чево тута расселся?

Ответом было молчание.

— Ну што с тобой поделаешь, горемыка? Топай в избу, а то околеешь за ночь.

И Майяри, и ребятня живо взволновались.

— Ложся сюда, — Рыжжа бросила на пол ещё одно одеяло, и Майяри с замиранием сердца уставилась на харена.

Тот покладисто растянулся на предложенном месте, и Рыжжа, добродушно ворча что-то про «дурных младых», затушила лучину и, скрипя половицами, ушла к сердешному. Детские шепотки всколыхнулись с новой силой, и ребятня любопытно завозилась.

Майяри столкнулась со светящимся взглядом и уже больше не смогла отвести глаз.