«Нелюбимый» день недели

Екатерина Дубровина, 2021

Отец ушел, когда мне было девять. И нашелся в четырнадцать. Я его не звала, не искала и уж точно не просила вновь строить из себя любящего и преданного родителя, но он нарочно вмешивался во все, что я делала. И теперь он просто обязан прочувствовать, что такое – иметь трудного подростка.

Воскресение #3

Будучи убежденной в том, что отец не захочет меня видеть ни в это воскресение, ни во все следующие, я разрешила себе не вставать рано. С вечера отключила будильник и спрятала телефон под подушку, мечтательно разглядывая звезды за окном перед тем, как уснуть. А засыпала я с дурацкой улыбкой на губах. Не только потому, что находила свою исключительную изобретательность гениальной. Стыдно признаваться самой себе, а тем более вам, но я кое с кем переписывалась. Не знаю, как он умудрялся все чаще и чаще красть мое внимание, и все больше вклиниваться в мозг своей идеальностью. Веселый, по-глупому милый и забавный, готовый прийти на помощь. Ни в какое сравнение с Сережей, которому было важно только потискаться в кустах. Нет. Никита смешил меня, провожал вечерами до дома, заботился, не спорил, слушал. И почти не щетинился на колкости, какие бы жесткие я ни отпускала в его сторону. Я даже успела забыть, каково это — отвечать взаимностью, потому что мне нравится, а не наоборот.

«Увидимся завтра у Марины?»

«Ты тоже придешь?»

«Приду»

«И убираться будешь? Боря обблевал все стены в ванной»

«Козел»

«А на прошлой неделе я. Значит, и я коза»

«Ты не коза»

«Да ну? И чем я лучше?»

Светящиеся три точки набираемого сообщения перегоняли кровь быстрее, чем это делало сердце. И…

«Всем»

Луна по-особенному мягко заливала комнату светом, а золотистые точки мерцали в чернеющем небе. Я не хотела рушить момент робкой радости, поэтому просто погасила экран. Что бы он ни написал после, его «всем» раскрывалось внутри бутоном нежности. И пусть это все-таки лесть, и пусть я завтра не вспомню его слова, сегодня, сейчас, мне хорошо.

А для полного счастья не хватало только уверенности, что я все та же Вася, что и месяц назад. Хотя сон в ту ночь и без этого понимания был безмятежным.

Однако валяться до двенадцати позволить себе я, увы, не могла. Вчерашняя тусовка у Марины прошла, как обычно, на славу, с битьем посуды и блевотиной на стенах, потому моя помощь была нужна, как никогда. Скатившись с кровати в половине десятого, я бросила взгляд на утреннее солнце, пробивающееся сквозь тонкую вереницу серых облаков, и потянулась. Ну не может такой день что-то испортить!

Мама, занятая приготовлением завтрака, не сразу заметила, как я появилась на кухне. Знакомая незамысловатая мелодия из ее уст заполняла пространство, витала в воздухе вместе с ароматом свежеприготовленной яичницы, и, скручиваясь в тугую резинку, мой желудок выдал меня раньше, чем я хотела сознаться сама.

— О, ты уже встала, — мама порхала по комнате как парашютик одуванчика, сдутый кем-то из детей жарким июньским вечером. Она кружилась и улыбалась, продолжая напевать под нос, а я никак не могла вспомнить, откуда же я знаю эту песню.

— Только не говори, что это Пугачева, — жалобно попросила я.

— У-у, — ее улыбка стала еще шире.

— Ну древность же какая-то. Ты хочешь моей смерти? Что это?

Мама пожала плечами, продолжая заводить меня. Блин, да она сама не знает, что поет! А я теперь не успокоюсь, пока не вспомню название.

— И вообще, чему ты так светишься? — не выдержала я продолжительного утреннего позитива. Одно дело — я, но ее радость сбивала с толку. Обычно спокойная, сейчас мама с ее излишней игривостью казалась неестественной.

— Просто настроение хорошее, — с лопаткой наперевес она крутила попой, с легкостью попадая в такт. — Иди, умойся, я уже накладываю.

Недоверчиво хмуря лоб, я удалилась в ванную. Смутное предчувствие мягкими кошачьими лапками пробиралось в душу, но я отгоняла его. Сегодня будет хороший день. Потому что я так решила. Но когда я покинула королевство чистоты и порядка, то сразу почувствовала, как воздух вокруг изменился. Вместо мягкого и тягучего стал жестким и холодным. Но только войдя в кухню, я поняла почему.

За столом сидел отец, привычный, отдохнувший, посвежевший. Не здороваясь, я рванула к окну, огибая ненавистный силуэт, и уставилась на чистый и блестящий рендж. То есть как?

— Это хоть было весело? — отвлек от раздумий меня отец, доедающий мою яичницу.

Конечно, мама готовила еще, но эта точно была моя.

— Определенно, — кивнула я, озадаченно потирая локоть.

Мы же определенно рисовали краской. Я потерла ее рукой. И следов на пальцах не осталось. Как такое может быть?

— Ты купил новую машину? — единственное предположение, что пришло мне в голову.

— Ха-ха, — наигранное восхищение быстро сменилось безразличием, — просто помыл.

— И краска слезла?

— О чем это вы говорите? — мама поставила на стол тарелку с дымящимся завтраком. Теперь уже точно моим.

— Да так, — отец быстрее нашел слова. — Ешь давай. Нам скоро ехать.

И я послушно села.

Сев в машину, я быстро убедилась, что отец не врал. Все тот же выцветший попугай болтался на зеркале, все та же собачка лежала на торпеде, а сзади стояло кресло Марка. Даже чеки, небрежно скомканные, валялись в подстаканнике, как и в прошлую мою поездку. Сомнения в том, что автомобиль только выехал из салона, растворились, будто их и не было.

Конец ознакомительного фрагмента.