Продавец иллюзий, или Маска страсти

Екатерина Гринева, 2013

Каждая девушка мечтает о принце. Насте повезло: в своем захолустье она встретила именно его: Александр влюбился в нее с первого взгляда и в тот же день увез в Москву, в шикарную квартиру! Однако, как известно, чудес на свете не бывает: в один отнюдь не прекрасный день Настя застала мужа с темноволосой любовницей Аллой. Алла почему-то назвала обманутую жену Мариной, а вскоре красавицу-брюнетку убили и обвинили в этом преступлении… Настю! Так девушка оказалась вне закона, и надеяться ей было абсолютно не на кого, кроме… Вадима, телохранителя ее мужа, который, похоже, знал о нем гораздо больше законной жены…

Три недели назад

— Тебе кофе с корицей или без? — муж смотрел на меня, улыбаясь. От этой его улыбки хотелось спрятаться под одеяло и сладко мурлыкать. Что я и сделала. Он подошел ко мне и сдернул одеяло.

— Тиран! — завопила я. — Деспот, ты крадешь у меня полчаса утреннего сна.

— Не хватит ли спать?

— Сегодня выходной. Можно и поваляться!

— Крайне непродуктивная трата времени.

— Вот, — я села на кровати — растрепанная и раскрасневшаяся. — Сразу виден бизнесмен. Причем безнадежный бизнесмен. Сухарь, которого ничего не интересует, кроме собственного бизнеса. Ни жена, ни дом.

— Как раз жена меня даже очень интересует. — Александр сел на кровать и положил руку мне на спину. Потом рука скользнула ниже.

— Ну, нет уж! — я перехватила его руку. — Такими дешевыми приемчиками ты у меня прощения не выпросишь!

— А что, надо выпрашивать?

— Еще как! Утренний сон для меня священен. И ты это знаешь!

Муж встал с кровати и, отойдя на два шага, воздел вверх руки.

— И это говорит домохозяйка — человек, который свободно распоряжается своим временем. И может дрыхнуть, сколько ему заблагорассудится!

— Молчал бы правды ради! Кто встает рано утром и готовит тебе завтрак? А кто провожает тебя на работу утром? Мэри Поппинс?

— Кстати, мне никогда не нравилась эта старая дева. И книжки Трэвэрс я не люблю. Между прочим, она ненавидела Советский Союз. А коммунизм считала величайшим злом!

— И это говорит капиталист-либерал?

— Ну и что? В Советском Союзе прошло мое детство. И очернять его не надо даже всемирно известной детской писательнице.

— Оставим Трэвэрс в покое!

— Не возражаю. Так какой тебе кофе в постель? С корицей или без?

— Без! — я откинулась на подушки. — Сегодня — без. Надо же хоть иногда вносить разнообразие в семейную жизнь.

— Целиком и полностью с тобой согласен, — поддержал меня муж. — Возражать не стану.

— Вот и отлично.

Это было обычное семейное утро, расписанное как по нотам. Еще когда мы собирались пожениться, Александр сказал, что будет приносить мне кофе в постель. Я тогда подумала, что это сказано просто так, ради красного словца, но оказалось, что слово муж сдержал. И каждое воскресенье он приносил мне кофе в постель — такой вот маленький семейный ритуал. Потом нас ждал завтрак, затем мы выбирали, куда пойти. Иногда мы делали это в субботу. Боулинг, каток или поход в кино. На этот раз мы ничего не выбрали и планировали сделать это за завтраком. Я выбралась из-под одеяла и пошлепала босыми ногами к шкафу. Открыв зеркало, я какое-то время разглядывала себя.

К своей внешности я относилась ужасно критично и не понимала: что во мне мог найти такой интересный мужчина, как Александр. Худая, высокая, длинные светло-рыжие волосы доходили до лопаток. Рот был большим, губы — тонкими, как у Джулии Робертс, шутил муж. «Все ясно, — громко говорила я, — ты женился не на мне, а на Джулии Робертс». — «Ничего подобного, — возражал он. — Именно на тебе, моя колючка!»

Глаза… глаза были красивыми, здесь я не спорила. Светло-зеленые. Большие, с густыми ресницами…

Я не успела закончить самолюбование, когда услышала сзади вкрадчивое:

— А почему ты встала? Марш в постель! А то свой кофе не получишь! Сколько раз тебе можно говорить: до кофе не вставать…

Я нырнула обратно в постель и зажмурила глаза. Муж поставил на кровать поднос и торжественно провозгласил:

— Теперь можешь открыть.

Передо мной стоял мельхиоровый поднос с красивым витым узором по краям, на нем чашка из тонкого белого фарфора, а в ней — кофе с молочной пенкой.

— Все для тебя!

— Уф! Спасибо.

— Все для тебя — моря и океаны… — шутливо пропел муж. — Вот так я тебя люблю — старый, преданный и глупый.

— Ну, нет, — энергично запротестовала я. — Ты не старый и не глупый!

— Как посмотреть… Но за комплимент — отдельное спасибо. Приятно иметь такую любящую женушку!

Я отпила один глоток и посмотрела на мужа. Конечно, с точки зрения большинства женщин я была счастливицей, вытянувшей лотерейный билет. Мой муж был успешным красивым мужчиной. А я — Золушкой при нем. Во всяком случае, я не выглядела ни ярко, ни эффектно. Даже история моего замужества выглядела как сказка про Золушку.

До семнадцати лет я тихо-мирно жила себе в поселке городского типа под названием Косые Кручи. В советские годы поселок назывался Слава Октябрю, но в начале двадцать первого века, когда уже больше половины жителей разъехались кто куда, ему вернули старое название. После окончания школы молодняк рвался в районный центр и оседал там. Кем я хочу быть — я даже и не задумывалась. Мамаша гудела в уши про профессию бухгалтера, которая, как ей казалось, способна обеспечить безбедное и стабильное существование. С моим отцом она рассталась вскоре после моего рождения и воспитывала меня всю жизнь одна. Главной целью жизни мать считала «вывести меня в люди и выдать замуж».

«Вывести в люди» шло первым пунктом, и профессия бухгалтера способствовала, по мнению матери, достижению этой цели. Оно и понятно: примером для подражания для нее двоюродная сестра — тетя Люба, зарабатывавшая в какой-то фирме, по словам матери, бешеные деньги, которые позволили ей купить двухкомнатную квартиру и обставить ее современной мебелью, раз в год отдыхать в Турции или Египте. Правда, тетя Люба пила как извозчик, в свои сорок выглядела на добрые пятьдесят и чуть что — кляла мужчин на чем свет стоит. За ее плечами было два официальных и еще парочка неофициальных браков. Жития рядом с дамой-гусаром никто долго не выдерживал, поэтому спустя энное количество времени мужчины ретировались, оставляя тетю Любу с разбитым сердцем и очередной байкой на тему: «Все мужики сво…».

После окончания школы мать отправила меня к ней, чтобы та присмотрела мне соответствующее учебное заведение и вообще взяла под свое крыло. Чего это стоило маме, я не знаю, потому что уломать или подольститься к тете Любе было все равно что подружиться с ротвейлером. Но тем не менее маме удалось невозможное, и в июле я переехала к родственнице, предварительно получив от родственницы инструктаж: что мне можно было делать, а что нельзя.

Список «нельзя» был весьма внушительным. Мне запрещалось болтаться по улицам, заводить сомнительные знакомства, встречаться с лицами мужского пола без ее ведома, приводить кого бы то ни было домой, разбрасывать вещи по комнате, смотреть до полуночи телевизор… Остальные пункты были уже не столь существенны.

Список был написан на листе, вырванном из школьной тетради в клетку, и вручен мне, когда я приехала к ней «для разговору». Увидев пункт: «Ни с кем не встречаться без ее ведома», я вскинула глаза, чуть не лишившись дара речи.

— А это еще почему? — ткнула я в написанное.

— А потому, — мрачно возразила родственница. Был выходной день. Она сидела вместе со мной на кухне, обставленной новенькой мебелью «под дерево», и заглядывала в пустую чашку с кофе. Очевидно, ей хотелось с утра выпить чего покрепче. Но присутствие нежданной племянницы как-то сдерживало душевные порывы. — Забеременеешь. А мне расхлебывать. Перед Аделаидой отвечать.

Аделаида — это была моя мать.

— Так уж сразу и забеременею, — засомневалась я. — Для этого еще встречаться надо, женихаться!

— Сейчас все по-простому: прыгнули в койку и порезвились. А дите куда потом девать? Нет, давай уж сразу договариваться. За тебя ответственности я никакой нести не хочу. Не устраивает — можешь уезжать в свои Кручи и пасти там коров себе на здоровье. Тебя в люди пытаются вывести, а ты…

— Ну, хорошо, — устыдилась я. — Согласна!

— Все остальное прочитала?

— Просмотрела.

— А теперь подпись ставь.

У меня глаза на лоб полезли.

— Это еще что?

— А то! Подписано — значит… если что — не отвертишься. Знала, на что шла…

Работа в бухгалтерии заставила тетю Любу мыслить по-деловому. Правда, это ей не мешало пригревать время от времени на груди очередного прохвоста и кобеля.

Я поставила подпись на листе и протянула его родственнице.

— Это все?

— Не все! Будешь готовить, так как я на работе и устаю как собака, убираться, ходить за продуктами. И выгуливать Нору.

Нора была такса, превредное существо с обманчиво-кроткими глазами.

— Захомутали, — присвистнула я.

— Что?

— Это я сама с собой разговариваю.

— У психиатра давно проверялась?

— Неделю назад. Сказали, что здорова и можно на Марс лететь.

— Правда, что ли? — подозрительно спросила тетя Люба.

— Насчет Марса или психиатра? — уточнила я.

Но родственница лишь махнула рукой и наклонила голову так, что мне стали видны отросшие темные корни волос. Тетя Люба была типичной крашеной блондинкой.

С ее помощью я поступила в финансово-экономический техникум, и у меня оставался еще месяц до начала занятий. Я с тоской думала, что делать, — возвращаться к себе не хотелось. Слушать унылые причитания матери — кто как в жизни устроился и чего достиг — мне порядком надоело. Но и жить с тетей Любой было не сахар. Вот уже больше месяца я жила с ней. Крутилась как белка в колесе, но никакой благодарности не дождалась ни в письменной, ни в устной форме. Все мои развлечения сводились к гулянью с Норой в парке, и еще два раза я ходила в кино. В выходные я валялась в кровати и смотрела телевизор. Тетя Люба выделила мне комнату, предупредив, чтобы я ее «не засирала».

К тому же погода в августе здорово испортилась. Зарядили дожди один за другим, небо затянулось грозовыми тучами всерьез и надолго, и настроение было под стать. Будущая работа мне уже активно не нравилась — я не любила цифры, математику, работу в офисе… Но кем быть — не знала, точнее даже не задумывалась. Говорить о своих сомнениях я ни с кем не могла, меня бы не поняли. Поэтому оставалось только молчать, смотреть телевизор и гулять с капризной Норой.

В тот день я не хотела никуда выходить, но Нора уже нетерпеливо тявкала у дверей, тучи скопились, предвещая затяжной дождь, самым лучшим выходом было бы забраться с ногами на диван и включить телик. Но прогулки с Норой являлись и моей святой обязанностью.

— Привязалась на мою голову, — громко сказала я. — И отвязаться от тебя никак нельзя…

В парке, где мы обычно гуляли с Норой, никого не было. Оно и понятно: кому охота гулять в такую погоду, когда вот-вот разверзнутся хляби небесные и город затопит дождем? Нора рвалась куда-то вперед, я спустила ее с поводка, и она прытко побежала по тропинке, уходящей в кусты.

— Нора! — вяло позвала я ее. — Нора!

«Ничего, набегается и придет», — подумала я. Никуда не денется. Я села на скамейку, и тут первая тяжелая капля упала мне на руку.

— Погуляли, — вздохнула я. — Домой шлепать надо.

Нора не отзывалась, и я невольно забеспокоилась. В случае чего родственница мне запросто свинтит голову за свою любимую таксу, в этом я даже не сомневалась, так что собаку нужно искать, и срочно.

Парк пересекала дорога. Я кричала и звала Нору, но она не откликалась, я выбежала на дорогу и чуть не попала под машину, вылетевшую из-за поворота.

— Эй! — сердито крикнули мне. — Ненормальная, что ли, куда лезешь?

— Сам дурак! — огрызнулась я. — Смотреть надо! Это не трасса «Формулы-один», здесь пешеходы, между прочим, ходят! А не Шумахеры гоняют.

Машина затормозила, и я невольно втянула голову в плечи. Похоже, оттуда вылезет крутой чел, чтобы накостылять мне за дерзость.

— Девушка! — услышала я вкрадчивое. — А вам никто в детстве не говорил, что грубить незнакомым людям нехорошо?

— Так вы же первые начали!

— Я испугался от неожиданности. Мне потом охота в тюрьму садиться, если бы с вами что случилось?

— Мне тоже неохота на больничной койке валяться или… — я замолчала.

Мужчина вышел из машины, и с минуту-другую мы смотрели друг на друга.

Мужчина был хорош собой. Таких тетя Люба обычно называла «залетными соколами», намекая на то, что в жизни женщины они долго не задерживаются. Рост выше среднего, спортивная фигура, подтянутый; возраст слегка за тридцать; волосы пшеничные; глаза светлые, как с обложки мужского журнала, к тому же загорелый. «Отдыхал на Кипре или в Турции», — мелькнуло в голове.

— Вы что здесь делаете?

— А вы? — не растерялась я.

Он усмехнулся и повертел головой.

— За словом в карман не лезете!

Я вздернула вверх голову и уже собиралась развернуться, чтобы отправиться дальше на поиски Норы, как вдруг незнакомый мужчина спросил:

— Я в этом городе впервые. Не подскажете, где здесь можно остановиться на пару дней и вкусно поесть.

— В гостинице?

— Естественно.

— Самая лучшая — «Золотой ручей». Она недалеко отсюда.

— Так я и думал, — губы его скривились в ироничной ухмылке. — И почему это в провинциальных городах так обожают все, связанное с золотом. Повышение статуса? И как мне туда попасть?

— Очень просто: едете прямо, потом направо, потом все время прямо. А дальше спросите. Ехать минут пятнадцать.

В небе громыхнуло, налетевший ветер с протяжным свистом пригнул ветки деревьев, стоявших вдоль дороги, и дождь яростно застучал по полотну, листве, машине.

— Садитесь ко мне! — закричал мужчина. — А то вымокнете вмиг!

— Не могу! У меня собака!

— Что — собака?

— Пропала, где-то здесь бегает.

— Да садитесь же! Дождь постучит несколько минут и перестанет. Собака ваша отсиживается где-то в кустах. Не дура же она под дождем бегать! А вы моментально промокнете.

Он сделал несколько шагов ко мне и с силой потянул за руку.

Я оказалась в машине, где играла приятная негромкая музыка, пахло кожей и хорошим парфюмом.

— Ну и хватка у вас, — потерла я руки. — Завтра синяки будут.

— Простите, не рассчитал силу.

Мы сидели в машине, от дождя все вокруг было расплывчато-серым, капли барабанили по капоту и окнам звонко и часто.

— Ненавижу дожди, — сказал мужчина. — Терпеть их не могу.

— Кто же их любит? — откликнулась я.

— Бывает… — неопределенно сказал он. — Кофе хотите? У меня есть в термосе.

— Хочу.

Мы пили кофе из пластиковых стаканчиков и молчали. Дождь постепенно стихал. Меня мучили угрызения совести: бросила Нору и где она вообще?

Я открыла дверцу машины:

— За кофе спасибо, но я пойду.

— Зачем? Сидите здесь.

Ничего не говоря, я шагнула в дождь и моментально стала мокрой.

— Нора! Нора!

С радостным повизгиванием из-за кустов выбежала мокрая Нора и бросилась ко мне.

— Вот и ты, негодяйка! — потрепала я собаку по холке. — Куда убежала-то?

— Идите в машину, — услышала я сзади.

— А собака?

— Вместе с собакой!

— Она же мокрая!

— Ничего страшного.

Мы с Норой забрались в салон, и вокруг нас сразу образовались лужицы.

— Наследили…

— Теперь в гостиницу. Вы мне покажете путь. Как вас, кстати, зовут? Вы так и не представились.

— Вы — тоже. Настя.

— Александр.

В гостинице нас встретили подозрительными взглядами. Мокрая девушка с собакой — это было слишком. Но предусмотрительно и вовремя сунутая в карман администратора зеленая бумажка сделала свое дело — нас пропустили.

— И куда мы?

— В номер!

— Что вы себе позволяете! — в моем голосе прозвенели металлические нотки.

— А что вы подумали? — улыбнулся мужчина. — Посидите и обсохнете. Только и делов-то!

— Все так говорят!

— Богатый опыт?

— Что вы себе позволяете!!!

— Тогда лучше не препираться по пустякам.

Номер был из разряда люкс. С тяжелыми бархатными портьерами, темной мебелью, огромной двуспальной роскошной кроватью и плазменным телевизором.

— Провинциальный шик, — скривился мой собеседник.

— Вы чем-то недовольны?

— Нет-нет. Вполне прилично. Даже превосходит мои ожидания. Хотите принять ванну?

— Н-нет.

— Ну хотя бы снимете одежду и переоденьтесь в махровый халат!

— Мне, наверное, лучше уйти.

— Послушайте, — мужчина встал напротив меня, засунув руки в карманы. — Вы что так дичитесь? Я в конце концов вас не съем!

— Я не «дичусь». Мне и правда пора.

— Куда вы пойдете в таком виде? Обсохнете, давайте поедим в ресторане, а потом я вас довезу до дома.

— Ой, нет! — воскликнула я, представив, как на глазах у старушек на лавочке я вылезаю из импортной тачки в сопровождении импозантного мужчины.

— Все понятно. Местные нравы и обычаи, и еще кумушки на лавочках. Я угадал?

— Ну… почти.

— Так. Сейчас я вызываю администратора, и он дает вам одежду, вы переодеваетесь, и мы едем в ресторан. Потом возвращаемся, вы вновь переодеваетесь, и я высаживаю вас за два дома, чтобы никто не видел. Идет?

— Хорошо. Я согласна.

— Одолжение делаете? — спросил он с каким-то сумасшедшим веселым блеском в глазах.

— Делаю!

— Вас не поймешь: вы серьезно говорите или голову морочите?

В ответ я промолчала.

Через полчаса мы выходили из гостиницы в сопровождении администраторши с золотым зубом, расточавшей нам елейные улыбки (я подозреваю, что причиной тому была еще одна бумажка, перекочевавшая в ее карман), и таксы Норы. Я не пожелала оставить собаку, несмотря на уговоры Александра. На мне было платье, свободное в груди и плечах (меньший размер администраторша найти не смогла), и туфли, жавшие ногу. Но это уже были мелочи, на которые я не обращала внимания.

В ресторане мы сидели за столиком в углу, и Александр был так странно задумчив, что я приписала его состояние неловкой ситуации, в которой он оказался. Выгнать меня сию минуту он не мог, учитывая мои оставленные в гостинице вещи, а находиться дальше в моем обществе ему было тягостно. Я решила прервать затянувшуюся паузу:

— Спасибо, все было очень вкусно, но нам пора. Вы, наверное, с дороги устали…

— Откуда вы знаете, — сердито сказал мужчина, — устал я или нет?

— Догадываюсь. Нам пора ехать.

— Вы куда-то торопитесь?

Мне стало смешно.

— Да, тороплюсь, сдать собаку на руки хозяйке.

— И все дела?

— Почти. Меня еще ждет уборка квартиры, покупка продуктов и готовка ужина.

— Бог мой! Да вы что, Золушка, что ли?

— Почти.

— И у кого в услужении?

— Не в служении, а проживаю. У родной тети.

— А мамаша где?

— Мы будем обсуждать мою жизнь? — тут уже рассердилась я. — К чему это? Я вас жду у машины.

— Подождите… Настя… — мужчина накрыл мою руку своей. — Извини… те, если что не так. Я хочу еще попить кофе. Не возражаете?

— Н-нет. — Я плюхнулась обратно на стул. — Не возражаю.

— Извините, если я чем-то вас обидел. Не хотел.

Слышать извинения от этого мужчины было так странно, что я замолчала…

— Расскажите о себе…

Я тряхнула волосами.

— Рассказывать, собственно говоря, нечего. Да и не хочу я этого делать.

— Грустная история?

Я пожала плечами.

— Обычная провинциальная история. Вам это неинтересно.

— Не говорите так, — теперь в его голосе звучала почти мольба. — Мне — интересно.

Я отбарабанила вкратце свою биографию и снова замолчала. В ресторане зажегся мягкий свет.

— Вам кофе? — материализовался прыщавый официант.

— Барышне тоже.

— Я не пью кофе вечером.

— Привыкайте. В этом есть особый шик — пить кофе вечером.

Кофе был вкусным, в маленьких чашечках. Я выпила и посмотрела на мужчину. Он откинулся назад и смотрел на меня, не отрываясь. В глазах горели странные огоньки, и мне стало не по себе. Уж не влюбился ли он в меня? Ну, это, по меньшей мере, странно. Красотой я не блещу, особыми знаниями и умением вести бойкий разговор — тоже. У него, наверное, есть жена, комплект детишек и в придачу — длинноногая секретарша. Я съежилась под этим взглядом и повторила:

— Нам пора.

— Да-да…

Мы прошли к выходу, Нора бросилась к нам на крыльце, и мы пошли к машине.

— А погулять не хотите?

— Погулять? — растерялась я. — Нет. Не хочу. Меня ждет тетя…

— Я это уже слышал. А знаете что: представьте меня своей тете, и я уговорю ее отпустить вас погулять со мной. Небось без нее ничего не происходит?

Я вжалась, вспомнив текст на двух страницах и пункт насчет мужчин.

— Можно сказать и так. Но тетя… — и я запнулась.

— Меня не съест, — сказал Александр весело. — Не пугайтесь. С вашей тетей все будет в порядке.

— А с вами?

Тут он захохотал.

— Смешная вы, ей-богу! А со мной — тем более.

— Ну, знаете ли, — встала я с видом оскорбленной добродетели.

— И обижаетесь вы смешно. Как будто бы не знаете и прикидываете: обижаться или подождать. Такое поведение вам не идет.

— А что мне идет? — вырвалось у меня.

— Ромашки, зеленый цвет, смех, лицо без макияжа, вот как сейчас. Пушистые махровые халаты, мягкие подушки, плед, витые свечи, море…

Я смутилась. Все это очень плохо вязалось с моим сегодняшним образом жизни. И вообще… о чем мы тут толкуем!

— Я… вас… не понимаю.

— Я — тоже. В смысле сам себя не понимаю. Давайте не понимать вместе. Так лучше.

— Лучше — домой.

— К тете. — И он подмигнул мне.

Наше появление было воспринято тетей Любой как явление Христа народу. Она почему-то засуетилась-забегала по квартире, напирала на то, что стол у нее бедный, но красное вино имеется. И вообще она сейчас все соорудит. Александр подействовал на тетю Любу как удав на кролика, что было уж совсем невероятно. Она никак не могла успокоиться и взять в толк, что он здесь делает рядом со мной. Когда же он попросил отпустить меня с ним погулять, тетя Люба выпала в осадок и долго молчала, а потом выдавила:

— Куда?

Еще пять минут у нее ушло на переваривание информации, потом десять минут она сокрушалась, что мы не поели любительской колбасы и острой баклажановой закуски (присланной моей мамой в подарок) и не выпили по бокалу вина. А у нее еще и водочка есть. Но Александр так решительно отказался от ее угощения, что она замолчала и уставилась на него.

— Мы с Настей уходим.

— Ага! — икнула она. — Куда?

— Погулять.

— На улицу?

— На улицу, в парк, сквер, в кино. Мы еще не решили, куда мы пойдем. Будем думать…

— М-мм.

— Я верну вам ваше сокровище в целости и сохранности.

— А вы откуда будете? — встрепенулась тетя Люба.

— Из Москвы.

— Белокаменной, — хихикнула тетя.

— Она же — Первопрестольная и Златоглавая. Из нее, матушки.

— Надолго?

— Пока не знаю. Вот вам мой телефон. Если что — звоните.

Мы ушли, оставив родственницу в тягостном раздумье.

Мы гуляли в парке, потом посидели в кафе, потом опять пошли в парк, где уже зажглись фонари. И там Александр сказал, прислонившись к столбу:

— Послушайте, Настя, выходите за меня замуж.

От неожиданности я споткнулась.

— Вы… серьезно?

— Серьезней не бывает. Я всю жизнь искал такую девушку, как ты. И рад, что нашел!

— Вы смеетесь надо мной… — робко сказала я. — У вас в Москве полным-полно ярких столичных красавиц.

На минуту мне показалось, что в глазах Александра вспыхнули искорки смеха, но тут же погасли.

— Милая моя, если бы ты знала, как мне надоели эти яркие столичные штучки. Каждая мнит из себя королеву и на всех смотрит сверху вниз. В Москве девушки давным-давно стали охотницами за мужскими кошельками. Их ничего не интересует, кроме денег. Они сразу сканируют мужчину на предмет квартиры-денег-тачки. И даже не могут этого скрыть. Если бы ты только знала, как это надоело! В Москве невозможно встретить девушку, с которой можно было бы поговорить по душам и на которую можно было бы положиться. В глазах горит только желание заарканить жениха с бабками. Милая, это все так утомительно, если бы ты знала! Я устал от этого. — Он взял мою руку и поднес ее к губам. — Когда я увидел тебя, то понял: вот оно, мое сокровище…

— Вы… смеетесь надо мной!

— Ничуть. Если ты думаешь, что мужчина жаждет иметь дома эдакую современную амазонку, то глубоко ошибаешься. Мужчины — жутко консервативные существа. Им нужна преданная женщина, которая ждала бы дома и готовила вкусные обеды.

— Я не очень хорошо готовлю, — поспешно вставила я. — И я… не очень люблю сидеть дома. Мне нравится куда-нибудь выходить. Гулять.

— Милая. — Александр улыбнулся. — Ты даже не представляешь, какая ты наивная и неиспорченная натура. Этим ты мне и нравишься. Нам будет хорошо с тобой. Я обещаю тебе прекрасную семейную жизнь и кофе в постель.

Мне стало смешно.

— Я этого не просила.

— А я обещаю. Я буду носить тебя на руках, моя королева. Ты не представляешь, как я счастлив, что заехал сюда и встретил тебя. Теперь мне даже страшно подумать, что мы могли бы никогда не встретиться.

— А вы…

— Ты, — поправил он меня. — Называй меня на «ты».

— Ты был когда-нибудь женат?

Александр нахмурился.

— Я жил гражданским браком с одной женщиной. Четыре года. Но это очень печальная история.

— Почему? — спросила я.

— Видишь ли, — горько улыбнулся Александр. — Я любил эту девушку и мечтал на ней жениться. Но она сама откладывала этот момент. Ей нравилось держать меня в подвешенном состоянии. Женщины могут быть очень коварными. — Он замолчал. — А в один прекрасный день я вернулся пораньше домой из командировки и застал ее с лучшим другом. И… — Он провел рукой по волосам. — Я расстался с ней и какое-то время не мог смотреть на женщин. Мне было очень больно, что меня так предали… Я не ожидал этого от нее, и такой поступок больно ранил меня. Я утратил веру в женскую любовь и преданность, жизнь…

Конец ознакомительного фрагмента.