Рарок

Екатерина Быстрицкая, 2018

А что если то, чего мы больше всего боимся, нас в итоге спасает?Эта антимагическая повесть посвящается подросткам и адресована подросткам.В землях великих волшебников брушей рождается бездарный ребёнок, не наделённый ни одним из волшебных талантов. Древнее предсказание гласит, что именно с этим младенцем будет связано завершение Эпохи Брушей и наступление непредсказуемой Эры Перемен. Мудрейшие Рахи, старейшины племени брушей, желая «обмануть» предсказание, решают изгнать Рарока, как только он становится подростком, годуном. Однако эта жестокая мера не помогает – на племя вот-вот обрушится несчастье – братоубийственная война.

Часть II. Бора

…Гонит его

Беспокойного бруша

Прочь от деревни

Ярость и гнев,

Сонмы обид…

«Во что теперь верить?» —

Он вопрошает,

Найрад ответ,

Страхом ведом,

Произносит жестокий:

«Ты теперь враг нам,

Оставь нас, и в лес

Путь твой лежит,

Лес тёмный, далекий,

Там станешь изгоем —

Вот мой ответ».

И безбрежная Бора раскрыла объятья изгою…

Пробежав без отдыха почти сутки, он рухнул без сил на берегу какого-то небольшого ручья. Он проголодался, и его измучила жажда, но он уснул, потому что устал так, что не мог пошевелить и пальцем.

Сон стал его первым маленьким счастьем за последние часы. Во сне он увидел отца, который протягивал ему свежеиспеченный душистый хлеб и кружку парного молока. А рядом стояла мама в своем новом зелёном платье — она так любила зелёный цвет — вышитом золотыми розами и соловьями. Мама улыбалась…

Вдруг Людша очнулся. Что это? Что за неприятное чувство? Никогда такого раньше с ним не было… Это был холод. Живя в тёплом доме со своими заботливыми родителями, Людша и не знал никогда, что такое бывает с телом… Странное чувство… дрожь какая-то неутихающая… ломит пальцы рук и ног… и так хочется укрыться… и так хочется домой…

«А что я здесь сижу? Я бруш, и у меня есть дом! — было его первой мыслью».

«Нет. Нет у тебя больше никакого дома, — возразил он тут же сам себе, — Дома полагаются только тем, кто не представляет никакой опасности для окружающих. А ты опасен. Ты бездарный волшебник Людша Рарок. Ты «сама необузданность и ярость». А потому не жить тебе там, где важнее всего порядок и покой».

Людша лежал на земле… Дрожь била его. Самое ужасное было в том, что к ощущению принизывающего холода добавился голод. Да, это был он. Правда, Людша не знал, что боль в животе и сухость во рту называются именно так. Ни один бруш, рожденный в мире достатка и созидания, этого не знал.

— Мне бы съесть… хотя бы что-нибудь… — промолвил он сквозь слёзы и уронил голову на землю.

Он лежал на земле, положив голову набок. И тут вдруг он увидел, что на кустике земляники рядом с ним висят целых три красных сочных ягоды. Когда его друзья развлекались, играя во взрослую волшебную жизнь по всем правилам, он видел не раз, как Ясинка, красивая рыжеволосая девочка с косами до самой земли, взмахом мизинца заставляла листики земляники приподниматься, после чего ягодки сами отрывались от веточек и прыгали ей в подставленный подол. А потом она угощала всех этими сочными, сладкими ягодами…

«Постойте-ка… У меня нет дара Лан, — подумал Людша, — это я точно знаю, — Тем не менее, лёжа сейчас на земле, он прекрасно видел эти красные и сочные ягоды, и были они не так уж и далеко от него — всего-то на расстоянии вытянутой руки, — … А значит, их можно и сорвать…»

Он тут же протянул руку и сорвал одну ягодку. Она легко отсоединилась от веточки даже безо всякого колдовства. Людша поднес ее к губам и тут же проглотил.

Вторая и третья ягоды последовали за первой. Причем очень быстро. После чего он принялся ползать на животе, точно так же наклоняя голову набок и заглядывая под листики в поисках ягод. Обладающие даром Лан, разумеется, так не поступают — как можно! Но Людша лежал на животе, шарил по земле руками и поднимал каждый листочек. Ягодка за ягодкой, ягодка за ягодкой… А что, вкусно!

Насытившись и немного восстановив свои силы, он встал на ноги. Солнце уже вовсю сияло над лесом, согревая его замерзшее тело. Ах, как захотелось потянуться, будто в холодный вечер ты наконец согрелся дома у камина. Это конечно не дом, и камина рядом нет, но, по крайней мере, его согревает солнце, а после ночного холода и это неплохо.

«А вот интересно, — подумал он, — если я смог поесть немного без колдовства, может быть, мне удастся и согреться без колдовства? Сейчас, конечно, светит солнце, но мое изгнание никто не отменит до вечера, когда пронизывающий холод и сырость снова начнут меня мучить…. Надо подумать…»

Он вспоминал: если в их доме вдруг гас огонь в камине, отец приглашал бруша-повелителя огня, и тот щелчком пальцев наколдовывал эдакую свечечку, которую подносил потом к дровам, и в их камине снова вспыхивало согревающее пламя. Это был дар Жегор, дар огня — один из самых почитаемых даров брушей.

«Да, но я-то не повелитель Жегора… Что же делать мне?»

Еще Людша подумал о том, что ему не помешал бы дом.

«Так. Подумаем… Дом нам делал дядя Добруш из брёвен, привезённых брушем-лесорубом… Это всё созидательный дар Ивар, которого у меня нет…»

Он внимательно посмотрел на ствол одной из сосен неподалеку, и обратил внимание, что ствол сосны походит на те самые бревна. Очень похоже. Только ветки лишние. Стало быть, вот из чего он делал эти бревна! Только вот где взять топор? А если и взять, то вряд ли он будет слушаться того, кто не обладает даром Ивар…»

Людша было нахмурился…

«…Нет, постойте! Ведь ягоды-то мне удалось найти без волшебства. Я не собиратель, но ягод себе на завтрак добыть я смог!»

Это соображение его очень утешило, поскольку давало ему надежду. И он ухватился за эту идею. Других приятных новостей, увы, пока не было.

К исходу своего первого дня в изгнании он так и не придумал, как сделать дом и добыть огонь. Правда, удалось обеспечить себя обедом из ягод, полдником из ягод, ужином из ягод и вторым ужином из ягод…. Почти весь день Людша бродил по лесу, не переставая думать об устройстве жилища. И только под утро он уснул, рухнув под какой-то березой прямо на мягкий мох…

…Его разбудил гром и всполохи молнии. С запада к лесу подбиралась буря.

«Прекрасно… Прямо-таки волшебно… Только этого мне не хватало».

Мальчишка стал оглядываться по сторонам, ища, где бы ему укрыться. И тут он обратил внимание на старую ель с огромными лапами ветвей, спускавшимися до самой земли.

«Это похоже на дом! — радостно подумал он, — как же я сразу не догадался! Вот он, домик мой! — и скорее побежал к ели».

Одной рукой он придерживал подол своей туники с остатками ягод. Ничего, что несколько земляничек выпали и укатились в траву… Ценность, конечно, ну да ладно, соберёт он их потом… Пока Людша устраивался под разлапистой старой елью, буря приближалась. И тут вдруг небо прорвало.

«Как же вовремя я нашел этот дом, — подумал маленький бруш, — иначе промок бы до костей».

Что-то страшно громыхнуло. Послышался жуткий треск, причем где-то совсем близко. Людша стал судорожно оглядываться по сторонам: где и что это так трещит? Прямо над ним обломилась одна из укрывавших его массивных лап-ветвей. Он осторожно высунул голову и посмотрел вверх. Его укрытие! В верхнюю часть ствола той самой ели, под ветвями которой сидел мальчик, ударила молния. Удар расколол ствол пополам и едва не задел его самого. Половина ствола занялась, несмотря на неутихающий ливень.

Ему было страшно, очень страшно, однако, вид пламени заворожил его.

«Дар Жегор… — подумал он и посмотрел вверх туда, где резвились молнии, — так во оно что… Там наверху, среди этих тёмных туч, наверное, сидит тот, кто могущественней любого бруша-повелителя огня…»

Людша стоял под проливным дождем и не мог оторвать взгляд от зрелища, которое его так поразило, и, словно желая угодить благодарному зрителю, на небе ещё радостнее принялись отплясывать и резвиться молнии. Великий повелитель огня ещё долго и с большим наслаждением демонстрировал мальчишке свои таланты…

…Дождь закончился. С листьев кленов и березок падали маленькие капельки-слезинки. Людша решил, что поселится пока под ветвями упавшего на землю ствола ели. А что? На дом вроде похоже. Сыровато, правда, ну да ладно, что-нибудь придумается…

У Людши не было волшебного топора, поэтому острые сучки внутри своего домика, мешавшие ему устроиться удобнее, он решил обламывать прямо руками. Дело было не из легких. Всё кругом кололось, к тому же ужасно мешала еще свежая липкая смола… От такой работы его руки покрывались кровавыми царапинами, и он инстинктивно облизывал раненые пальцы.

«Я совсем как дикий зверь, — подумал он, — зализываю свои раны… Бруши так не делают. Что бы сказала моя мама, если бы увидела это? Мама… Что она сейчас делает? Как она там?Он ведь даже не зашел попрощаться с ней. Испугался… Наверное, она сейчас гадает, что с ним… Или, может быть, ей только стало лучше, когда он исчез? Может быть, после всего того, что случилось, с ее души будто камень тяжелый упал… Ведь она хранила его тайну, словно нож за пазухой, все эти годы, и это не могло ей не мешать. Да, так лучше! Лучше, что он ушел…

Людша смахнул слезу.

«Нет, но почему же она стала растить такого опасного ребёнка? Зачем? Чтобы обречь его на мучения? Затем, чтобы он теперь зализывал раны на руках?»

Перед глазами Людши встал образ его мамы. Она стояла на пороге их небольшого и аккуратного дома, сложив руки на груди, слегка наклонив голову вправо и зажмурив один глаз от солнца. Завидев его, она улыбнулась и раскрыла объятья…

«Нет. Мама не могла причинить мне никакого вреда. Только не она. Мама меня любит, — и тут уже Людша не выдержал и заплакал, — Смотри, Великий Небесный повелитель, теперь пришла моя пора устроить дождь…»

Выплакав добрую долю своего горя, он так и уснул в необустроенном жилище, прямо на мокрой земле, под прицелом острых сучьев-ножей.

Наступило еще одно утро. Сон придал Людше сил, и сейчас он чувствовал себя намного лучше. Он решил продолжить борьбу в своем новом мире — мире без волшебства.

На завтрак он набрал себе две горсти земляники и целый подол тех самых синих ягод, о которых вспоминал накануне. Еще ему удалось выдрать пару сладких корешков. Не ягоды, конечно, но тоже ничего, сойдет… И грибов насобирал. С грибами, правда, вышла незадача. Он помнил прекрасно, что повар что-то с ними делал, прежде чем подавать на стол, только вот что? Этого Людше вспомнить не удалось, потому что он на это внимание особенно никогда не обращал, и он решил попробовать сырой гриб.

— Фу, какая мерзость! — завопил он, едва разжевав кусочек гриба, и принялся плеваться и тереть язык руками.

А потом стало ещё хуже, потому что животу его сегодняшний обед понравился еще меньше, чем его языку…

На следующий день он проснулся с мыслью о том, что огонь нужен позарез. Ну, просто обязательно нужен. Без огня под утро ноги становятся словно ледышки… Одежда успевает высохнуть за день на солнце, а за ночь снова сыреет, и если так будет продолжаться, то недалеко и до простуды… А бруша с даром Барбата, который смог бы вылечить Людшу, поблизости, как известно, не появится, и даже надеяться на это глупо…

Однажды на лес снова налетела буря. Людша решил, что ему непременно нужно попросить Небесного Повелителя Жегора помочь ему.

На этот раз буря принесла ещё и град. Кусочки льда ударяли Людшу по бокам, кололи лицо. Глаза приходилось всё время зажмуривать… Людша лез по стволу одной из елей все выше и выше. Добравшись почти до самой макушки, он глянул вниз, и голова его закружилась так, что он едва не отпустил ветку, за которую держался. Расслабляться было нельзя. Сейчас он так высоко забрался, что Небесный Повелитель его наверняка услышит. И Людша закричал в наглухо забитое тучами и измученное бурей небо, что было сил:

— О, великий Повелитель Жегора! Мне нужен твой огонь! Без огня мне не выжить, а наколдовывать огонь я не умею! Прошу тебя, помоги мне! Я Людша из племени брушей! Помоги мне, дай огня!

Но Небесный Повелитель молчал. То ли ему не понравилось, как просил Людша. То ли он был просто не в настроении помогать изгою, отвергнутому волшебным Витамиром брушей — Людша зря проторчал на верхушке ели, мотавшейся от ударов ветра из стороны в сторону. Он только вымок до нитки и охрип от своих криков. И это было еще не самое плохое, потому что мальчишка ко всему прочему еще и простудился.

В очередной раз проснувшись в сырости, он понял, что весь горит, и встать с земли у него совершенно нет сил. Дрожь била его так, что зуб на зуб не попадал, даже руки тряслись. Здесь в сырости Людше оставаться было никак нельзя. Солнце уже вовсю светило, и ему просто необходимо было выбраться из-под плотных еловых лап, чтобы просушить на солнце одежду и согреться. И из последних сил он пополз.

Вот он лежит на сухой траве под ярким солнцем. Солнце светит ему прямо в глаза. Он даже не пытается сдерживать дрожь, заставляющую дергаться и биться в ознобе его ослабевшее тело. Его мысли путаются. Из какого-то темного пятна слева выплывают странные фигуры. Сначала возникает мама в своем прекрасном зелёном платье с золотым шитьем. Появляется отец, но как-то нечётко, словно отражение на воде. Буда нежно берёт маму за локоть, смотрит с укоризной прямо в глаза сыну, а потом уводит её. Она всё оглядывается — то через левое плечо, то через правое, пытается улыбнуться, машет рукой, но всё же подчиняется отцу, и наконец они скрываются в тёмно-синем искрящемся облаке… На месте матери тут же вырастает огромная ель. Ель почему-то бордовая, кровавая. К самой вершине ели прикасается великанская рука буквально одним пальцем, и ель тут же рассыпается на сотни и тысячи крошечных земляник, которые катятся прямо на Людшу. Он пытается хватать их ртом, но ничего не выходит — едва долетев до него, ягодки тут же исчезают… Потом из-за голого ствола начинает расти тёмная фигура с маленькой головой и широченными, будто крылья, плечами. Голова великана увенчана короной из ярких, постоянно движущихся молний.

«Это же Повелитель Жегора, — догадывается Людша во сне, — он сам пришел ко мне, и я должен просить его, я должен просить его дать мне огня, чтобы выжить… О, великий и могучий Повелитель, прошу тебя, дай мне огня! Огня! Прошу тебя! Я… Я Людша из племени брушей… дай… дай…»

Видение с молниями на голове сразу застыло. Затем оно наклонило голову вправо и хитро улыбнулось, и Людше показалось, что где-то и у кого-то он уже видел такую манеру улыбаться, только вот у кого же? Это ведь было что-то ужасно знакомое, родное какое-то… И тут чёрная тень Небесного Повелителя протягивает руку вперед, направив свой указательный палец прямо в лицо Людше. На самом кончике гигантского пальца загораются маленькие искры, точь-в-точь как те, что появлялись на пальцах его мамы, когда та принималась наколдовывать наряды. И вдруг одна крошечная искорка за одно мгновение превращается в молнию и ударяет мальчишку прямо в лоб!

…Глаза невыносимо жжёт. Людша попытался их открыть. Он всё так же лежит на сухой траве, вокруг о чем-то ругаются и спорят птицы. Совсем недалеко и совершенно его не опасаясь, сидит заяц, прядает ушами и чем-то прерывисто хрумкает.

Людша встал на ноги. Болезнь отпустила его. Волосы были все еще влажными от испарины. Одежда вся вымокла. Необходимо было срочно её просушить. А еще лучше было бы эту выбросить, и наколдовать себе новенькую. Только вот кто бы это для него сделал? Некому. Значит, придется что-то придумывать.

Людша разделся донага, развесил свою тунику, штаны, нижнюю рубаху и пояс на ветках кустов, а сам снова улегся на сухую траву прямо на живот и принялся искать ягоды.

Пока он так завтракал, ему вспомнилось, что, когда повара желали вымыть посуду после пиршества, они всегда звали водоноса. Тот одним взмахом руки наливал водой огромные баки, куда под действием волшебства прыгала грязная посуда и принималась плескаться, и только окончательно отмывшись, выскакивала из баков. Потом, все как одна, тарелочки-ложечки-чашечки тёрлись о разложенные прямо на столе махровые полотенца и тут же становились в ровные ряды на полочках сервантов.

Конец ознакомительного фрагмента.