Искусство ведьмовства. Обучение

Екатерина Богданова, 2018

Весения – юная необученная ведьмочка, по воле отца попадает в единственную на всё Семиречное княжество школу ведьмовства. Что ждёт её на пути познания своего дара? Сможет ли слободская девчонка прижиться в столичной школе? А тут ещё и зло древнее пробудилось, как всегда некстати. Старого магистра сила тёмная загубила, а нового Веся сама прибьёт, коли ерепениться будет. Внимание! Необычный стиль повествования, славянизмы, старорусский.

Глава четвёртая: Я не умею летать, я только учусь!

Вышли мы из спаленки, а там, в проходе, что творится-то! Девки в платьях чёрных носятся, лягухи по полу скачут, ветер воет, лужи, куда ни глянь. Мимо пронеслась табуретка оглашенная, вереща, как порось молодой. Откуда ни возьмись жаром пыхнуло, да так, что у меня волосёнки скукожились на руках. За косу ухватилась — цела! Ведьмы бегают, гомонят, причитают.

— А чего делается-то? — спросила шёпотом, уцепившись за Фатию, как за подругу сердешную.

— Никак аттестацию новый магистр назначил, — испуганно прошептала она в ответ.

— Да как же так? Только горе такое пережили, а тут ещё и проверка! И знают же, что мы — ведьмы, больно на эмоции слабые, а всё равно, — покачала головой Перла. — Пошли отсюда, пока не случилось чего. Когда надо будет, позовут.

И мы пошли, когда перескакивая через лужи и живность всяку-разну, а когда и припуская стрекача. Чуть добрались до лесенки живьём. Сбежали мы вниз, а там будто и нет ничего. Ни криков не слыхать, ни другого какого гомону. Будто и нет непорядку на верхах.

— Ты не удивляйся, второй этаж защищён от погромов и бедствий. Если что, духи умерших впитают излишки энергии, — поведала мне Перла.

— Да я и не боюсь, — соврала я.

— Вот и хорошо, пошли пока в сад, там, скорее всего, никого нет. Окна учебных классов и наставничьих комнат туда выходят, — улыбнулась Фатия.

— А не приметит ли нас там магистр новый? — вдруг забеспокоилась Перла.

— Коли и приметит, что с того? Мы правила не нарушаем, — пожала плечами Фатия.

А мне больно не охота было магистру этому на глаза опять казаться. Матушка Евдора сказывала сидеть тихо в спаленке. А ну как покажусь, и плохо будет?

— А может, я тут обожду? — испросила, оглядывая залу эту огроменную, в которую они всех принимают.

— И что, так и будешь стенку подпирать, пока не позовут? — усмехнулась Перла.

— Да хоть бы и подпёрла, мешаюсь кому что ли? — надулась я.

— Оставь её, Перл, видишь — волнуется сильно, — потеребила за рукав подруженьку Фатия.

— А я что? Пусть стоит, — пожала округлыми плечами Перла.

— Ты только не ходи никуда, хорошо? — нахмурилась Фатия.

— Да куда ж я пойду-то? — всплеснула руками. — Здесь обожду.

Так и осталась столбом стенку подпирать, а девчонки ушли, перед окнами хозяйскими крутиться. И пусть вертятся, да глаз магистра на себя оттягивают! Я про магистров этих мало чего ведаю, да не дура, смекнула — коли маг, да ещё и такой высокий, что за школой смотреть приставили, значит видать сильным колдовством владеет. Мужик же он как дитё, если чего в руки попало, будет вертеть, покуда всем худо не станет. А тут аж магистр да такую затею в свои руки заполучил, целую школу ведьминскую, знамо дело — остеречься надобно. Посижу покуда здесь, пережду до вечеру. А там, глядишь, и утихнет всё. С такими думами и уселась на полы начищенные, привалилась к стеночке и глаза прикрыла. Так и не приметила, как сморило меня.

— Послушница. Послушница! — У вас угла своего здесь нет что ли?

Охальник какой-то прицепился и принялся пинать меня в тапку. Я ногой дёрнула, отмахнулась и глаза отворила, уже собираясь ответить, как полагается, да тут же язык и прикусила.

Надо мной стоял давешний мужик, который мужчина, магистр, господин и бесы пойми кто ещё. Стоит, щурится, недовольством пышет. И чем я ему тут не угодила, спрашается? Места пройти что ли мало?

И тут, что гусыня по болото, выплывает из прохода Златания. Увесилась вся побрякушками, того и глянь, посыплется всё. Сама выступает, будто пава. Платье нацепила красное, длинное в пол, рукава клешоные. А волосёнки-то как закрутила, аж кожа на лице натянулась вся. Губёнки тонкие намалевала краской, надухарилась, не хуже того мужика, и ступает величаво, только служек с метёлками у ног и не хватает.

— Эк тебя распёрло-то, — покачала я головой.

Княжна с шага сбилась, на подол наступила, да и чуть не сковырнулась. Благо, магистр прыткий оказался, подхватил за шкирку и поставил, как стояло. Златания зарделась, засмущалась, ножку отставила и молвит голосочком тонюсеньким:

— Вы мой герой, магистр Дарлат! Сегодня же отцу весточку отправлю, что вы меня от гибели спасли, и потребую для вас титул.

— Вам ли не знать, послушница Златания, что маги в титулах не нуждаются, — как ледышкой по носу мазнул, ответил магистр.

Княжна посерела вся, плечики узенькие расправила, да и говорит величаво:

— Княжна Златания.

— Здесь вы послушница, — улыбнулся магистр, ласково так, как дитю неразумному.

А потом и вовсе ко мне повернулся. Я глаза в пол, сижу, нету меня тут.

— Вы так и будете на полу сидеть, послушница? — вопросил он, поближе подступив.

И как это у него сапоги-то не запылились? Сверкают, аки красно солнышко, и не гляди, что чёрные.

— Я к вам обращаюсь, послушница.

Вот же привязался, бес вонючий!

— Убогая она, магистр Дарлат, — подскочила к нему Златания. — Мало того, что из глуши деревенской, так ещё и умом скудна.

— Это кто убогая?! — взъерепенилась я.

Голову задрала, коршуном на пигалицу княжескую глянула и давай вставать. А тут мужик этот окаянный ещё и руку ко мне тянет.

— Чего это? — шарахнулась я.

И тут откуда-то сбоку шёпот:

— Руку примай, дурёха, вишь, цельный магистр тебе подсобить изволит.

Я подпрыгнула, огляделась — а нет никого кругом. Только магистр да княжна стоят надо мной и смотрят, как на блаженную.

— Хватай руку, кому говорю, а то сам пособлю, — зашипел, не хуже аспида, голос неведомый.

Я с перепугу за магистрову руку так хватанулась, он аж вздрогнул. Но ничего, крепкий мужик оказался, поднял меня и глядит, с прищуром так.

— А не та ли вы послушница, которую в обход общего набора приняли?

Спросил и ладошку-то мою не пущает. Я потянула — не даёт! Дёрнула — никак.

— Она это, вчера к ночи только заявилась. Поговаривают, матушка Евдора её по кумовству приняла, — подоспела тут Златания.

— А вы, послушница, идите к аттестации готовиться, — посоветовал ей магистр, даже не глянув в её сторону.

Стоит, вцепился в меня, как гусак в порты, смотрит и ждёт. А я вспомнила наущения матушки Евдоры, голову подняла, прямо в глазищи его чёрные, басурманские поглядела и как на духу ответила:

— Я это. Батюшка не ведал, когда тут у вас привечают. Как приспичило, так и свёз.

— Ясно, — кивнул магистр, а сам глядит, не оторвётся.

И вижу, что глаз не добрый у него, того и гляди, дыру проглядит. Потом отвернулся, на княжну глянул, от меня отцепился да и говорит ей:

— Вы ещё здесь, послушница Златания?

Княжна совсем забелелась, повернулась и потащилась к лесенке заветной, подолом пол протирая. Вот же чурбан какой, магистр этот их, совсем девку затюкал. Я за ней, пожалеть надобно. А он меня опять за руку цап!

— А вы за мной, — говорит, да повелительно так. Батюшка и тот мне так не указывал.

Златания у лесенки оглянулась, да так на меня глянула — вся жалость выветрилась. Чую, не спустит она мне своего позору.

— Представьтесь, послушница, — затребовал магистр, как княжна с глаз ушла.

— Веся я, это, то есть Весения, — пробубнила, на его лапищу, мой локоть зажимающую, поглядывая.

— А по батюшке? — привязался постылый.

— Весения, Радира Залучного дочка, из Уточной слободы, что при городе Приточном, — гаркнула в сердцах.

И знаю же, что не с руки мне ерепениться, да одолел, вонючка столишная.

— Следуйте за мной, Весения Радировна, — приказал магистр, отцепился от меня и зашагал размашисто к лесенке цветастой.

— Какой мужик, ужо он-то возьмёт это бабье царство в кулак, — послышался сзади давешний шёпот.

Я повернулась — никого. Почудилось? Али духи местные играются?

— Ты иди давай, простота, покуда хозяина нового не разгневала, — прошипел мне голос неведомый.

— Да кто ты будешь-то, тварь неведома?! — не удержалась я.

Магистр, уже до лесенки дошагавший, с шагу сбился, остановился, развернулся, и как рявкнет:

— Что?!

— Это я не вам, это я ему, — повела руками.

А кому ему — и сама не ведаю. Да только этот кто-то из угла захрюкал, загоготал и причитать принялся.

— Ой дурная девка, ой оглашенная. Давненько меня так не задорили.

— Я тебя сейчас так позадорю, неделю ховаться будешь! — заорала я на всю залу, потрясая кулаками во все стороны.

А магистр вдруг заулыбался, головой покачал и говорит:

— И не стыдно вам, домовой народец, девушку позорить и путать?

— Ох ты ж батюшкины косточки, никак слышит, — пропыхтел голос неведомый.

— Да не, приставляется, — ответил ещё один голосок.

— Тикать надобно, покуда не пальнул магияй своёй, — зашептал голос из угла.

Я, как ни глядела, как глаза свои ни пучила, никого там не углядела, но слышу же! Не почудилось, точно знаю.

— Весения Радировна, это с вами домовые шалят. Не обращайте внимания. И поторопитесь, у меня времени мало, а нам нужно ещё с вашим статусом разобраться, — обратился ко мне магистр.

— А чего разбирать-то? — пожала я плечами. — Ведьминские силы есть, вот батюшка и свёз, куда положено.

— Дело в том, что решать — положено или нет, не вашему отцу, и даже не матушке Евдоре. У неё нет полномочий одобрять кандидатуры послушниц. Посему, следуйте за мной, — как отсёк проговорил магистр и пошёл по лесенке вверх.

Я ещё раз оглядела зал, никого не углядела, вздохнула тяжко, да и за магом поплелась. Эка невидаль — домовые, да ещё и такие окаянные. Как же я тут с ними? Хотя, рано ещё за домовых печалиться, сначала остаться здесь надобно. Неспроста же магистр этот Златанию послушницей кличет, а меня по батюшке величает. Не послушница я ещё, а невесть кто и почём сюда явилась. Вот магу тому мою судьбу и решать, а он больно грозный, весь из себя такой сердитый. И не гляди, что на лицо молод да пригож. Матушка Евдора неспроста про года маговы долгие сказывала.

Поднялись мы по лесенке, прошли по проходу и свернули к двери большой, дубовой да чернёной. Магистр дверь ту отворил и рукой мне указал. Я прошла, встала у стеночки, от прохода недалеко, да голову опустила. Страшно-то как. Но напутствия матушки Евдоры помню, сподоблюсь как-нибудь отбрехаться от мага цеплючего.

— Проходите, Весения Радировна, — кивнул магистр на стул резной, что у стола стоял.

Ох и несподручно, когда по батюшке кличут. Всю жизнь Веськой была, Радиркиной девкой малой, а тут целая Весения Радировна. Но деваться некуда, не буду ж я столичного мага, да ещё и магистра, поправлять. Прошла, села, куда велено, и ручки на коленках сложила. Магистр стол обошёл, кафтан скинул, рубахой белоснежной хорошась, бросил его на высокую спинку своего стула, уселся, руки сложил на груди и на меня уставился.

— Веся я, мне так сподручнее, — выпалила, растерявшись от взгляда такого прямого да пристального.

— Хорошо, Веся, — улыбнулся он. — А меня можете называть магистром Дарлатом. Понимаю, вам непривычно такое обращение, но, как вам, наверное, известно, мы — маги, не делаем различий по сословиям. Каждая личность достойна уважения, если она не скомпрометировала себя дурными поступками.

Так и вертелось на языке «Чегось?», но промолчала. Пусть бает, раз ему так хочется. А я буду слушать, да запоминать. Глядишь, и всколыхнётся в памяти что из матушкиных поучений. Пока с этим как-то не срослось, всё страшно, да непривычно, от того и думы, и душа к слободе родной тянутся. Да и путается всё, речи привычные с говором столичным перекликаются.

— Так вот, Весения, матушка Евдора вкратце рассказала мне о вашей семейной проблеме. И я склонен пойти вам навстречу, но только после того, как удостоверюсь, что вы действительно являетесь ведьмой, пригодной для обучения в этой школе.

— Я грамоте обучена! — протараторила, теребя подол сарафана. — Читать-писать умею, и даже по-вашему разговаривать могу… только не сейчас. Отдышаться бы мне.

— Вот и отдышитесь, успокойтесь, и попутно расскажите мне о вашей силе, — улыбнулся магистр Дарлат, по-доброму так, чисто и не норовит меня на чём подловить.

— А чего там рассказывать? — рукой махнула я. — Ведьмой меня признали, вот батюшка и свёз, от греха подальше.

— Это я и так понял, — продолжил лыбиться магистр. — Вы мне расскажите, как ваша ведьминская сила проявляется.

— Ну цветни там, Дудоню по ветру пустила, на коня залетела, — принялась лепетать я.

Матушка Евдора как учила? Спросят про что — отвечай правду, да не всю. А он же, аспид холёный, не спрашивает, он рассказу требует!

— Так, давайте по порядку. Что с цветнями приключилось? — нахмурился маг.

— Так выросли, и зацвели, — пояснила я.

— И в чём тут сила ведьминская? — не понял он.

— Так зимой же, по снегу! — всплеснула я руками.

— Ясно, — задумался магистр. — А с Дадоном что?

— Каким Дадоном? — растерялась я.

— Так вы же сами сказали, что Дадона на ветер пустили, — теперь уже он растерялся.

— Ааа! Так то не Дадон, а Дудоня, бык наш тягловый, — засмеялась я. Вспомнила Дудоню и скисла. — Батюшка забил его, красавца такого, а я по нему больно болела. Вот он по ветру и развеялся туманом утренним.

— С этим пока не всё ясно, но допустим. А с конём что приключилось? — подался вперёд магистр.

— С каким таким конём? — выпучила я глаза.

Это какого мерина он мне прописать удумал?

— Вы, адептка, меня не путайте, — осерчал мужик.

— Ади чего? — не уразумела я.

— Тьфу! Послушница, прекращайте мне голову морочить! — вскочил маг.

— А я чего? Я ж ничего, я ответ держу, как велено было, — скукожилась я на стуле.

— Кем велено?! — рявкнул, не хуже нашей Тявки, магистр столичный.

— Так вами ж. Сами велели отвечать, да рассказывать, — пропищала, ножонки поджавши.

Мужик резко выдохнул и упал на стул дубовый, а тот и заскрипел с натуги-то. Магистр выпрямился, руки в кулачища сжал, на стол их брякнул, и спокойно так, до холода в поджилках, спрашивает:

— Вы, Весения Радировна, часом не по наущению магистрата сюда поступили? Сдаётся мне, неспроста всё это.

— Чего? — опустив коленки, пропищала я.

А из угла комнатки гогот постылый:

— Во девка мага довела, наша порода!

Тут я уже смекнула, что маг этих речей и слыхом не слыхивает. Всё только мне. Глянула в угол, прищурилась, да и приметила тень мелькнувшую. Вот вы, значит, как, домовые ведьминские?! Насмехаться удумали?!

— Весения, вы можете мне сейчас продемонстрировать свои силы? — затребовал магистр.

— Да откуда же? Я и сама не ведаю — что к чему, — пожала я плечами.

— Хороша ведьма! — из угла донеслось.

— Ага, хороша, да такими путями и не наша будет, — пропищал второй голосок.

— Твоя правда, выручать надобно, — загоготал первый.

— Да что вы всё взгляд отводите? — взбеленился маг. — На меня смотреть, и отвечать быстро. Силу чувствуешь? Ведьмой себя видишь?

И как глянет на меня, а в глазах огонь, чисто в печи! Так и полыхают очи давеча чёрные красным пламенем.

Я со стула-то сползла и рачками-рачками к двери попятилась.

— Стоять! — загорланил злыдень столичный. — Встать, и отвечать!

Я вскочила, сарафан оправила, да и заревела. А чего он ором орёт, да ещё и огнём глядит? Чистый бес по мою душу.

— Всё, я сдаюсь, — простонал мужик зверем раненым, и на стул опять брякнулся.

Дерево затрещало, маг вскочил, ногою отопнул ломатьё и так на меня глянул, что прежний огонь мне за здравие почудился.

— Прекратить реветь! — велел раздухарившийся мужик, да толку-то.

Я ж испугалась, навертела всего в голове-то, уже и с жизнью прощаться принялась.

— Зови Евдору, совсем маг девку застращал, — пропищал голосок неведомый из угла дальнего.

— Так ужо скликал, бежит родненька, — прошипел второй.

Я тут и успокоилась. Коли даже домовые за меня — не попрёт из школы магистр этот. Домовые они же сила извечная, ну вроде старики так говорят, а там, кто их разберёт.

— Вот, — протянул мужик мне тряпицу белую да вонючую.

Никак сопли утереть предлагает. Я и утёрла, отревелась и слёзы отёрла, сжамкала тряпицу и обратно ему протягиваю.

— Оставь себе, — тихо так проговорил он, будто с устатку, после поля паханого.

— А куда ж я её? — спрашиваю, сама в пол гляжу.

— Давай сюда! — гаркнул он, и тряпицу из руки выдрал.

От же злыдень какой! Я ж ему ничегошеньки супротив не сотворила, а он!

И тут спасение моё пришло. Дверка отворилась и в комнатку матушка Евдора влетела. Отдышалась, за бока хватаясь, покряхтела, головой покачала, да и говорит:

— Вы что же это удумали, магистр Дарлат? Неужто не знаете, чтомолодые ведьмы неуравновешенны и грубости не терпят?

— Как видите, ничего страшного не произошло, — насупил чёрные брови маг. — Послушница совершенно не подготовлена к собеседованию, но это ещё не значит, что я должен давать ей какие-то поблажки.

— Да вы девочку до слёз довели! — всплеснула руками матушка.

Так и захотелось нажалиться, но я смекнула — этого мужика лучше лишний раз не серчать. И так больно осерчалый.

— Да ничего, матушка Евдора. Не сговорились, бывает, — обратилась я к бабушке.

— Давайте вместе разбираться, — кивнула Евдора.

И дело пошло. Она сама магистру расписала, что у меня да как. И про батюшку поведала, и про полёты на крышу. И даже про утопленницу рассказала. Маг только всё кивал да на меня поглядывал.

А потом возьми и скажи:

— Хорошо вы всё расписали, матушка Евдора, да только мне не ваш рассказ нужен, а реальное подтверждение ведьминских сил, и желательно с определением их направления. Результаты проверки вы мне так и не предоставили. Посему, я вынужден затребовать повторную экзаменацию.

— Да когда же? Вы аттестацию назначили на вечер поздний, а Весению теперь ночью мурыжить будете, что ли? — вознегодовала Евдора.

— Ночью ведьминские способности как никогда сильны, — гаденько так улыбнулся маг столичный.

А потом на меня глянул и говорит:

— Вы, Весения Радировна, пока успокойтесь, с силами соберитесь, а как аттестация направлений закончится, так я и вами займусь. А сейчас идите.

Матушка Евдора рукой мне махнула, мол, беги, покуда не передумал, а сама с ним осталась. А я учесала, не оглядываясь. Как в комнатку свою вернулась, и сама не упомню. Да только там, в спаленке, никого и не нашла. Покликала, по проходу прошлась, глядь, навстречу бежит девка в платье ведьминском.

— А где все? — крикнула ей.

Она на меня глянула мельком, руками махнула и как заголосит:

— Аттестация у нас, по распределениям. Если какое направление не сдаст, так закроют и исключат всех. Одним боевым хорошо, они всегда на спросе, а как же мы? Мы куда, я спрашиваю?

Я так и убежала в спаленку, покуда тумаков с горячки не отвесили. Да что же это делается-то? Всех бес магический застращал! И управы на него нет!

— Ну я тебе, морда столишная, холёная да вонючая! — погрозила кулаком в сторону двери.

— Так его, неча у нас тут свои порядки наводить, — пропищал кто-то из-под кровати.

— Я и говорю — неча! — прокричала в сердцах.

Опомнилась, поняла, что это со мной домовой переговаривается и ещё пуще осерчала.

— Ах ты, нечисть эдакая! Ты пошто меня под позор подводишь?! — заорала, под кровать заглядывая.

— А нет меня там, — послышалось сверху.

Выглянула и обомлела — сидит маленький такой человечек на краю кровати, ножки-ручки коротки, кафтанчик умело вышитый на нём, бородёнка сивая половину морды скрывает, а сверхукрасная шапка набекрень залихватски нахлобучена. И сапожки такие махонькие на ножках, красные, да серебром расшитые. Чисто игрушка искусная.

— Чего глаза лупишь? Домового никада не видала? — рассмеялся махонький мужичонка.

— Не видала, — как на духу призналась я.

— Да то-то и оно, не всем мы кажимся, — принялся болтать ножонками мужичок.

— А мне с чего такая невидаль? — потянула я руку, чтобы потрогать чудо дивное.

А он возьми и испарись дымкой туманною. А на другом краю кровати тут же и проявился.

— Ты ручонки-то не распускай, вестник. Знамо дело — твоя рука век укорачивает, — прицокнул языком мужичонка.

— Чего? — не поняла я.

— Никак и правда не ведаешь, кто ты и почто пришла? — замотал бородой домовой. Как есть домовой!

— Знамо дело кто, да и пришла по батюшкиному велению, — запечалилась я.

— Тююю, не знаешь, и не ведаешь. А всё туда же, ведьмой кличишься, — протянул мужичонка. — Бяда нам с тобой будет, коли ты не ведаешь, на что появилась. Ой, бяда.

И домовой исчез, вот только тут был, и не стало.

— Эй, куда?! — крикнула я, да толку-то, пропал человечек.

И осталась я одна, со своими думами, да вопросами неотвеченными. А впереди неведомо что, и магистр ко мне строжится. Ох и угодила, да знать бы куда и как выбраться.