Ниже мёртвых. Сибирские рассказы. Часть первая

Екатерина Блынская

Никто теперь в Сибирь за мужем не едет. Ну, кроме меня. Я поехала и прожила там три года в шахтёрском посёлке Тайжина. В этой книге и память, и впечатления, и размышления, и рассказы тех, кто и хотел бы их рассказать многим, но у них есть только я, которая теперь уже расскажет, и голос найдёт. И свой услышит своего. Книга содержит нецензурную брань.

Техника безопасности

В пятом часу вечера Сергей возвращался со смены домой, уже выпив пару бутылок пива, прихваченных на остановке между Мысками и Осинниками. Он вруливал в сыроватую, огромную квартиру с видом победителя, откидывал изжёванные кроссовки с прохода резким движением щиколотки, и шёл мыть руки и глаза. Не всегда получалось в мойке избавиться от угольной пыли. Да и дома не всегда. Хотелось есть. Хотелось спать. Чёрт с ней, с пылью.

Он шёл на кухню, отворял холодильник. Хороший холодильник. Он мог себе позволить купить большой, хороший холодильник на зарплату машиниста горновыемочных машин. Он ведь сейчас работал в лаве, а лава пёрла. Шла добыча. Шли деньги.

Поев ленивого борща, с оковалками капустных кочерыжек, заправившись ста граммами водки и закусив её недоетой забутовкой, что брал с собой на работу, Сергей шёл в спальню.

Там обычно сидела жена Танюша. Она приходила из поселкового магазина, где работала продавщицей и надорвавшись за день с ящиками хурмы и мандаринов сразу же падала за компьютер смотреть свою страницу в «Одноклассниках»

— Вее… опять эта Людка Дорохина свою рожу выставляет… Опять пятёрки ставь. Да кому «пятёрки»? Этой харе невпроворотной? Фу…

— Ну, не ставь… — вяло отвечал Сергей, развалившись в кресле и попивая чай. — Давай, комп освобождай. Меня ребята ждут.

— Чо, опять? Опять, да? Достали твои долбаные танки.

Танюша сидела ещё полчаса или час, работая в фоторедакторе. Украшала своё фото, снятое на мобильный телефон разными рамочками, цветочками, пчёлками и гусеничками.

— Ты чо там, заснула, лапа? Выходи, давай.

— Надо второй ноутбук покупать, чтоб ты наигрался.

— Да щас тебе. Тебя тогда не вытащишь.

— Тебя вытащишь!

Словесная перепалка кончалась тем, что Танюша, психанув, резко отодвигала стул и уходила, хлопнув себя по жирным ляжкам, мотнув куцым чёрным хвостишкой и зардевшись гневными щеками.

— Да когда тебя уже там чпокнут. — кидала она Сергею, надевавшему наушники, чтобы погрузиться в игру.

— Успеешь ещё… дай мне пива. Пива, говорю, дай, овца! И чего ты тут на клавиатуру печенек своих накрошила, слепошарая кобыла!

Танюша уходила на кухню, включала телевизор и набирала подругу.

Так подходила ночь. Сияли прощальным закатным светом вызолоченные верха берёз, гребешки предгорий светлели, выпирая чёрными пирамидками пихтовых наверший. Тайга засыпала древним, как сам космос её окружавший, сном. Беззвучно таясь и укрывая свой мир до нового утра, пока эхо разрезов и гул заводов не пробуждал её от хрупкого сна.

Сергей ложился поздно, Танюша чуть пораньше и ждала его в постели час или два, думая над жизнью. Думала куда потратить зарплату, которую обещали дать завтра. Думала, что им пора съездить в Китай. А они уже девять лет не могут оторваться. Думала, не зальёт ли высокая вода Кондомы дачу, низко лежащую у края воды, не стоит ли купить новый насос, чтобы откачать воду из погреба, где залежи картошки ждут весны. Потом засыпала. Сергей приходил, ложился тихо рядом, тёр красные глаза, долго кашлял и засыпал счастливый, что выиграл очередное сражение в « танчики»

Наутро Танюша собирала его на работу. Резала сало, чёрный хлеб, заворачивала в фольгу котлеты и наливала термос чефира с сахаром. Обычно, они прощались переругиваясь. Это была их семейная привычка.

За всё время не получалось завести ребёнка. То жили с матерью Сергея, старухой-язвой, потом снимали комнату. Потом взяли кредит. На ребёнка как-то не было времени. Не было сил, а что первопричинно: не было желания. Танюша ещё хотела поездить — покататься, так сказать, предъявить себя миру. На кой чёрт она этому миру такая нужна? Но Сергей не отговаривал. В выходные уходил в баню, уезжал на охоту с друзьями.

Охота случалась какая-то всегда непонятная. То подстрелят горного козлика, а он ухнет в пропасть. То сеть с рыбой зацепится за корягу и никак её не достать… Редко приносил Сергей добычу и приходил, что называется, на рогах и без рогов, и без хвостов. Однажды, правда, принёс хвост бобра и велел Танюше приготовить. Она кинула хвост в духовку с омерзением и пока смотрела сериал, хвост сгорел и завонял так, словно тысяча дохлых бобров. Танюша с обидой долго выветривала квартиру, выбросив хвост собакам, за стайку.

Сергей любил, кажется, свою работу. Работал, как сумасшедший. Пролезал в любую щель, мог забраться в круто падающий пласт и там часами громыхать отбойником, думая об осенней тайге и столпах света, которые проходят через смыкающуюся сень кедрача, о бегущей воде, урчащей под днищем лодки и одновременно о конце смены и хорошенькой продавщице Ирке, отпускающей « алкашку» ларьке за остановкой. Но давно уже пласты пошли по пять, семь метров. Теперь и он ездил на ГВМ. На комбайне.

Теперь он отпустил усы и бачки. Насмотрелся в прошлую командировку на московских хипстеров. Только здесь, в Сибири, это было не к месту. Тут так не брились.

В тот день Танюша на работу не пошла. Взяла больничный. Валялась перед телевизором, читала «Караван историй» и сподобилась напечь блинов, которые, как обычно, стали гореть по кругу и Танюша, выругавшись, бросила это дело.

Села за компьютер, промаявшись весь день. Пока она сидела с бокалом пива в соцсетях, что-то ухнуло, громыхнуло вдали. Танюша обернулась на окно. Стекло легонечко вздрогнуло несколько раз. Жидкий полуснег — полудождь брызнул на него, размазав силуэты обрезанных тополей.

— Ударило… — подумала Танюша и глотнула из вспотевшего стакана пузырчатого пива.

…

Авария случилась десять лет назад. Рванул метан. Погибло пятьдесят человек. Около ста получили различные травмы и теперь им платили регрессы. Приходилось каждый год доказывать, что они не перестали быть инвалидами. Из этих ста уже половина погибла по разным причинам. Кто-то кончал с собой. Не мог пережить, что друзья в могиле, а они живут. Кто-то спился, замёрз, угорел. Часто живые завидовали мёртвым, что семьи погибших получили по миллиону, или по два. Могут купить квартиру в городе и какое-то время жить. Отправить детей учиться. Но всех можно было оправдать. И все оправдывали себя сами.

После этой страшной аварии градообразующее предприятие закрыли. За год разобрали здание комбината. За три года клуб и столовую. За пять лет вывезли блоки фундаментов. За десять — пучки арматуры и горки битого кирпича были затянуты возрождающейся тайгой. Дорога, идущая к комбинату, по которой прежде ездил рейсовый автобус, размылась дождями, растрескалась, просела и по ней ходили теперь только грибники, чтобы срезать путь до остановки общественного транспорта, следующего в город.

Соседняя шахта, Капитальная, которая приютила безработных с аварийной Тайжинской была на шесть километров дальше. И добывали уголь ниже. Лава, уголь марки «ж», залегал прямо под Тайжинскими выработками.

Из — за всеобщей экономии, закрыли на Тайжинской шахте последний участок водоотлива. Насосы перестали качать воду, идущую по полым норам — выработкам. А воды было много. Здесь не озёра, не речки, а подземные моря.

Воды пошли. Сочились через пласты, через породу, вниз, в глубину. В Капитальной стала мокнуть лава, пропитавшись тайжинской водой. Падала кусками, высыпалась рисовым зерном прямо на головы горнорабочих.

Сергей в свои тридцать пять не знал другой работы. Его прабабка была коногоном, дед взрывником, отец электриком. Всех уела эта шахта. Но Сергей любил работать. Натрудившись, он удовлетворённо радовался тому, что теперь можно и отдохнуть. Не будет стыдно смотреть людям в глаза. В мойке, греясь под чуть тёплой струёй воды, или ожидая своей очереди, он шутил с парнями про жизнь, тёр мочалкой лицо, которое постарело до времени от постоянного сурового мытья. Курил на остановке, прикладываясь к горлу бутылки и это было время его счастья. И то, что он не знал и не хотел знать другой жизни его держало на плаву. Он гордился своим трудом и радовался, когда наступал день зарплаты и телефон присылал заветную «смс» о переведённой сумме.

В начале смены лило с потолка. Все промокли насквозь, но работать как — то было надо. Лава шла жирная, богатая. Восемьсот десять метров под землёй. Час сорок пешком до выхода по убегающим вверх рештакам.

Сергей работал, думая как бы сегодня ему успеть зарегистрироваться на онлайн — сражение. Чтобы не задержался, как вчера, шахтовый автобус. Руки его, с чёрными пальцами, взволнованно перебирали рычаги комбайна. «Что за жизнь пошла? Всё автоматизировано, всё чётко. Копай, ломи внутренности земли. Мы и на ней хозяева, и в ней тоже. Так скоро мы докопаемся до самого ада» — думал Сергей.

Притащился звеньевой.

— Серёга, там насос сломался на водоотливе! Я пойду, посмотрю. — крикнул он в окошко.

Сергей выглянул.

— Иди! Чего там с метаном?

— Нормально!

— Прохладно становится!

— Сергей! — крикнул звеньевой. — У тебя ещё наряд! Так что добивай этот участок и иди к нам на помощь, воду надо выгнать.

В лаве обычно было жарко. Мужики потели, забивая на то, что пот из — под касок лил на глаза, но теперь откуда то, словно морской бриз, потянуло влажным холодом. В забое стало тяжело дышать, как будто порода сдавливала со всех сторон с невиданной силой. Сергей выключил телефон, вытащил наушники из ушей и заглушил машину. Он спрыгнул на уложенные штабелем швеллера, и хотел было сойти на почву, но оказался не на полу, а в воде по колено.

Капли воды, падающие с кровли, плюхались вниз, словно камушки, и всё чаще и чаще ударяли, нарастающим ритмом поднимая назойливую, тревожную музыку. Да, и вчера все промокли. Мужики примёрзли в струях сквозняка и человек семь с соплями и кашлем… В мойке вода из душа чуть тёплая. Полуживая. Позавчера начальство уже не спускалось. Только горный мастер ходил с озабоченным лицом. Проходчиков завернули. Теперь только добыча идёт.

— Не умеют они работать. Какая техника безопасности! Какая может быть у нас техника безопасности! — сказал Сергей, разводя коленями воду с жирными кусками угля, вывалившегося из — под крепи. — Где все? Куда провалились?

В выработке было тихо. Издалека доносилось еле слышное гудение дизеля, подъехавшего за сменой.

Сергей пошёл вперёд, то и дело отплёвываясь от грязной воды, падающей и текущей сверху. Ему стало не по себе. Он дошёл до ленты и заскочил на неё, удивившись, что ещё немного и лента утопнет.

Сейчас они вели добычу прямо под тайжинским горизонтом. Вон там, высоко, как облака над землёй в дождь, теперь смесь породы, угля и подземного моря всей тяжестью, через трёхсотметровый слой сочатся сюда.

Сергей шёл вперёд под мигающим светом коротящих лампочек. Ощупал самоспасатель, думая, поможет ли, если что? Впереди участок водоотлива. Насос молчит. Разговоры мужиков.

Вдруг, глубоко вверху, что — то сдавленно хряснуло, и за этим гулким, нутряным звуком, послышался удар и лампочки под потолком заходили ходуном.

— Горный удар… Пласты садятся. — успокоил Сергей сам себя.

За поворотом выработки слышны знакомые матерки звеньевого и грозовцев. Они идут сюда с водоотлива, шумно расталкивая загустевшую воду сапогами.

— Серый! Серый! Слыхал, как бахнуло? — спросил звеньевой, даже с какой — то идиотской радостью.

— Слыхал! — ответил Сергей и улыбнулся, блеснув зубами с чёрного, как сковородка, лица. — Бахнуло и что? Поднимаемся?

— Да, дизель ушёл. Пешком пойдём. — укоризненно произнёс звеньевой и плюнул пылью.

— Да что там… в первый раз? У меня вот сегодня Прохоровка, вот что! Танк уже, как конь ржёт, я прямо здесь его слышу.

— Ага? — звеньевой хлопнул Сергея по плечу. — Ты бы уже, что ли, взрослел… Какие игрушки — то?

— Такие как я не взрослеют. — гордо сказал Сергей. — Что, разве нас мало таких? Пришибленных?

— Да что с тобой говорить, с дубом…

Сергей снова улыбнулся.

Повскакивали на ленту и пошли вперёд, по наклонной, к выходу. Лента стояла.

— А чего лента стоит? Почему не едет? — спросил Антона один из рабочих.

— Да хер её знает, чего она стоит.

— Может, там авария какая? — подумал Сергей.

Если бы он не был уверен в том, что будет приходить с работы всегда живым и здоровым, он бы не полез в шахту. Никогда бы не полез. Но в душе всегда ворочалось сомнение. И порой ему казалось, что здесь конец всему. И не надо искать других концов, другой судьбы. Вот есть люди, что ищут себя, а есть, которые уже наши. И не сдвинутся им теперь. Пока он ходит сюда, он жив и выйдет. А если уж не выйдет, то о чём тоже грустить? Все конечны.

Шесть человек в звене. Седьмой звеньевой. Что бояться с такими? Двое поотстали. Сергей шёл по ленте, когда свод снова свело в судороге удара и он громыхнул сразу вокруг. Сергей дрогнул на этот раз.

— Пласты садятся. — сказал звеньевой и потянул руку к поясу.

— А где Водяной с Решетовым? — спросил Сергей.

— Сзади пёхают.

Вода неожиданно плюхнула под лентой и напёрла.

— Что, надо наверх звонить! — вскрикнул Сергей и почувствовал омерзительный холод вдоль позвоночника. — Вадик, Антон, давайте звонить и бежать. По ходу там что-то бахнуло.

Звеньевой, вытерев круглый нос, зло рявкнул на Сергея.

— Чего! Чего там! Бахнуло? Да и что?

Вода зажурчала под лентой и перехлестнула её.

— Парни! Бегите! — крикнул огромный, как шкаф, Вадик и побежал по ленте.

Поток шёл из глубины выработки. Он нарос, отяжелел влекомыми в своих недрах камнями, кусками опалубки, углём, выбитыми стойками и мчался следом. Проплыл захлебнувшийся Решетов, за ним Водяной, вытянув руки вдоль спины. Сергей обмер и побежал следом за звеньевым, доставая на бегу самоспасатель.

Но впереди тяжело осел свод, прямо на ленту, в нескольких шагах от Сергея, в глазах которого пробежала вся его жизнь и почему — то Танюшка, стоящая на кухне в коротком, бесстыдном халатишке, с мобильником в руке.

…

Танюшка нервничала. Она не могла включить компьютер.

— Ну, блин, дебильный бук! Включайся, а?

Она таращилась на потухший экран. Клацала мышкой. Решилась на последнее. Вытащить батарею. Нет… а вдруг Серёгина игра потеряется… Он тогда её пришибёт.

Танюшка набрала подругу.

— Оль… привет. Скажи Марику, пусть придёт с компом моим разберётся. Он глюканул. Да я не знаю! Чего ударило? В лаве? Твой пошёл на работу? Нет? Зачем спасатели?

Танюшка положила трубку и задрожала.

За окном лил дождь, на глазах превращаясь в колючую, каменную соль.