Фиолетовый снег

Екатерина Бердичева, 2016

Школьные годы ни для кого не проходят бесследно. Кто-то хочет забыть о них поскорей, а кому-то хочется вернуться в знакомые стены, чтобы заново пережить юношеские годы, постепенно накладывая на восторженное познание мира опыт взрослого человека. Ученики и учителя… Оказывается, от неприятия до любви всего один шаг. Или… дело вовсе не в этом?

— Ты выглядишь одиноким, — сказал я ему издали.

— Ты тоже.

— Не хочу мешать тебе. Если я лишний, полечу дальше.

— Нет, я ждал тебя.

Я улыбнулся на это:

— Прости, что опоздал.

— Ничего.

Ричард Бах. «Иллюзии»

***

С работы домой я возвращалась счастливой. Мой отпуск был, наконец, подписан, и с завтрашнего дня, с полным на то основанием, я начну предаваться упоительному ничегонеделанию. Хотя конечно, понятие это относительное. По отношению к моей работе. Я могу по нескольку раз перекапывать бабушкины грядки и считать это приятным времяпровождением и легкой разминкой, поскольку тружусь я после окончания института и по настоящую пору, строителем человеческих душ. Это так кто-то из ранних и великих обозвал профессию учителя. Хотя, кто кого строит, это еще необходимо планомерно и с разных ракурсов рассматривать, ибо за те десять лет, что я преподаю в школе языки, мой характер из робкого и доверчивого превратился в подозрительный и склочный. Причем, зубы научилась я показывать не только нашим замечательным детям, но и не менее замечательным родителям и коллегам, которым, как подтвердила многолетняя практика, не только палец в рот нельзя закладывать или даже просто давать посмотреть, а лучше сразу, еще при первой встрече, обнажать хищный оскал голодной, годами некормленой, акулы. Однако до сих пор, несмотря на мою широкую белозубую улыбку, находятся некоторые несознательные ученики, пытающиеся пробить брешь в моей железобетонной обороне. А этот год был просто на редкость выдающимся.

***

Подходя к стоянке рядом с соседним от нашей школы домом, где я обычно бросаю на день свой маленький красный «марч», я вспомнила второе сентября прошедшего года. В ярко-голубом осеннем небе светило радостное солнышко, и ни одна призрачно-белая тучка не омрачала моего хорошего настроения. То лето получилось насыщенным различными интересными поездками, и в родную школу я шла посвежевшая, загоревшая и не совсем собравшаяся с мыслями. И поэтому не обратившая особенного внимания на компанию из подростков обоего пола, привычно кучкующихся с сигаретами под ветками старой ивы, росшей недалеко от ворот. Их голоса вразнобой поздоровались со мной:

— Светлана Васильевна, здрасьте!

Я привычно мазнула взглядом. Конечно, выросший и похорошевший 10-в, с этого года 11-й.

— Здравствуйте, леди`s энд джентльмен`s. — Пожелала, не останавливаясь, я.

— И какую же страницу в местной табели о рангах занимает вот это эфемерное создание? — Уже за моей спиной прозвучал хрипловатый, с ленцой, мягкий юношеский голос. Девчоночий голос подобострастно хихикнул. Многолетняя выучка в одно мгновение собрала в кучку мой расслабленный мозг. Пока я тормозила, поворачивала голову и фокусировала глаза на объекте, он выдал первую, не проверенную, но, как показывает опыт, где-то на восемьдесят процентов верную информацию: чужак, с задатками лидера, хорошей успеваемостью и гладкой мордахой. И, как правило, крутыми родителями, отнюдь не в наших краях разбогатевшими на торговле. Хочу в их оправдание заметить, что подчас родственники впихивают в ненаглядное чадушко все, чего сами были лишены в детстве, и радуюсь, если подобный ребенок науки не только воспринимает, но и наслаждается процессом. Так что пока в моей голове со скоростью света пролетали подобные мысли, я успела не только остановиться, но и обнаружить в толпе искомое, поскольку лишь оно в единственном экземпляре нагло прошивало мои глаза своими. Остальные разглядывали небо, кусты, сигаретный дым, ногти на руках… но только не меня. Еще одна малолетняя дурочка, кажется, из девятого «А», повиснув на локте молодого нахала, смотрела ему в рот. В этом, уже не первый год, ведомым мной классе, проверки на вшивость я как-то не ожидала. Да еще такой глупой, что ли? Я считала их знакомыми, привычными и своими. Однако, когда нарисовался несомненный лидер, класс, как любое стадо, будь оно хоть овечьим, хоть человечьим, занял выжидательную позицию. Кто победил, того и поляна. Ну что ж. Пободаемся. Обнажив в нежной улыбке все свои зубы, я ласково спросила:

— Это ты обо мне, деточка? Я тебя не знаю. Возможно ты — новенький мальчик? Будем знакомы: Светлана Васильевна, преподаватель иностранных языков. — Не переставая скалить зубы, я жестко посмотрела ему в глаза. Народ исподлобья, но с интересом уставился на нашу игру в гляделки. — Представься, пожалуйста, — Попросила я, не отрывая взгляда. Тот давления все-таки не выдержал, сморгнул, мотнул головой и тут же в шутливом жесте вскинул вверх руки:

— Очень приятно, — улыбнулся он. — Иван. Бортников.

Один — ноль! Мой кровожадный оскал снова стал женственной улыбкой.

— До встречи на занятиях, мальчик! — Распрямив плечи и вытянувшись вверх насколько возможно, я медленно поцокала к подъезду школы.

Учительская встретила знакомым хихиканьем Олечки Александровны, нашей исторички, и мужественным очарованием физика — черноволосого красивого мужчины в дорогом костюме, рассказывающего краснеющей молоденькой Оленьке очередной пошлый анекдот.

— Где все? — поздоровавшись и обойдя по дуге любезничающую парочку, осведомилась я.

Владимир Леонидович тотчас переключился на меня:

— Вы, Светочка, неотразимы! Ваш шоколадный загар, темные волосы и синие глаза будят воображение даже такого застарелого циника, как я…

Сделав мягкий пируэт, физик приподнял ладони и поступью охотника за бабочками направился в мою сторону.

— Извините, Владимир Леонидович, — сказала я, отодвигаясь и сверяя расписание, — геронтофилия — не мой профиль.

Обойдя дышащего мне на макушку мужчину, я села за стол и начала заполнять журнал. Нет, все-таки какая скотина умудрилась пристроить этого глупца и бабника в нашу среднестатистическую школу? Пыталась я как-то поговорить на эту тему с директором Сергеем Вениаминовичем, но тот просто махнул рукой и показал пальцем куда-то в потолок.

— Оттуда? — догадалась я. — Протеже Олимпийских высот?

Витаминыч вздохнул и посмотрел на меня отеческим мудрым взглядом.

— Против тамошних совершеннолетних бабушек ничего не имею. — Фыркнула тогда я. — Но он девчонок — старшеклассниц… обнимает!

— Я поговорю с ним. Иди, работай, Светочка. — Мягко, словно неразумное дитя, спровадил меня директор. — Ты с девочками, теми, кого… обнимает, поговори, пожалуйста… о пользе контрацепции. — Невинно покраснев, попросил он.

…Скоро учительская заполнилась остальными преподавателями. Перездоровкавшись со всеми и сунув руку для пожатия нашему физруку, невысокому, но плотному дядечке лет пятидесяти шести, дожимавшему в школе пенсию, я поспешила в класс.

Иногда я задумывалась, почему мне, такой маленькой и худенькой, приспичило идти работать в школу? Не иначе, как выбить из себя труса. Ибо каждый год я его выбиваю, выбиваю… Надеюсь, успешно. Потому что по-другому я бы замуж за своего мужа никогда бы не вышла. Не хватило бы смелости подойти. Мой Семен высокий, симпатичный, сильный и практичный. Столько положительных качеств на одну маленькую меня! До сих пор к себе самой завидки берут!

***

Пять лет назад мы совершенно случайно познакомились в ресторане. У нас, учителей, был день рождения Сергея Вениаминовича. У них, бизнесменов, получение первой прибыли от реализации нового проекта. Мы пили шампанское и хвалили юбиляра — нашего самого лучшего директора школы. Они пили коньяк, и хвалили себя, самых умных и дальновидных. Всем было хорошо. Физик обнял двух наших учительниц и слюнявил им ушки. Мальчики за соседним столиком подцепили девиц и скармливали им вместе с пирожными и шампанским крутую лапшу. Физрук жаловался на орущего по ночам внука, а Оленька пыталась привлечь мое внимание рассказом о новом воздыхателе из соседнего подъезда. Я кивала головой и неторопливо уничтожала лежащую на тарелке рыбу. И тут в соседнем зале послышалась музыка… Живая! Пианино, ударные, гитара… и чистый профессиональный баритон. Мне стало интересно до такой степени, что я вдруг поняла, что очень хочу петь. Обожаю караоке, а живое исполнение — в особенности! Все-таки музыкалку закончила. Поэтому, похлопав слегка обиженную моим невниманием к самому захватывающему эпизоду ее любовных похождений коллегу по плечу, я решительно направилась в соседний зал. Утверждаю, как истину: современная школа делает из любой комплексующей девочки воина!

Дойдя до сцены, я помахала мальчикам, сидевшим за инструментами, ручкой. Пианист, видимо, их руководитель, увидел мои подпрыгивания и спустился ко мне вниз.

— Что желает леди? — Наклонился ко мне он.

— Леди желает петь! — Честно ответила я.

— Пять тысяч. — Озвучил он, желая меня отпугнуть.

— Пятнадцать, если попросите продолжения. — Нагло мурлыкнула я.

— По рукам! — Оскалясь, кивнул парень. — Что будем исполнять?

Я оглядела пьющую, жующую и беседующую публику. В конце-то концов, пела я по молодости в рок-группе или как? Начнем с разогрева. Поднявшись к музыкантам на сцену, я собрала их в кучу, и мы немножко пошептались. Потом пианист заиграл. Его группа подхватила проигрыш, а я взяла микрофон. На позвоночнике на секундочку шерстка встала дыбом. Как давно не пела я перед публикой! Ладно, поехали!

«Окрасился месяц багрянцем, где волны бушуют у скал, — начала я, —

Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал…»

Рассказывая публике историю о девушке, ее коварном возлюбленном и о том, на что способна безответная любовь отвергнутой женщины, я смотрела в зал. И вот народ начал оборачиваться, зажигая в глазах огоньки сопричастного внимания. Я же вдохновенно пела, протягивая свободную руку ко всем, меня слушающим:

«Меня обманул ты однажды, сегодня тебя провела.

Смотри же: вот ножик булатный, недаром с собою взяла!

И это сказавши, вонзила в грудь ножик булатный ему.

Сама с обессиленным сердцем нырнула в морскую волну…»

Когда дело дошло до двух трупов на песчаном берегу и обломков лодки, мужчины шумно вздыхали, а женщины тихо рыдали в платочки. Я закончила петь и, подняв брови, посмотрела на пианиста.

— Продолжаем! — Кивнул он. — Дальше что?

А потом, с микрофоном в одной руке, со стаканом воды в другой, я исполнила «У церкви стояла карета», «Нiчь яка мiсячна», «По муромской дорожке», чего-то еще… И вдруг поняла, что кураж вот-вот закончится. Оба ресторанных зала, то есть все люди, в них сидящие, вместе с официантами, уборщицами и даже гардеробщиком, теперь стояли у сцены и с затуманенными взглядами внимали чудесному волшебству музыки и прекрасным трогательным историям, рассказанным русскими, и не только, сочинителями. Остановившись перевести дух, я посмотрела на музыкантов и сложила крест-накрест руки, поскольку слов слышно не было. Народ хлопал, свистел и кричал, требуя продолжения. Пианист встал и подошел ко мне. Опустивши микрофон, я помотала головой.

— Здорово поешь. — Сказал парень. — Может, продолжим?

— Больше не могу! — Честно призналась я.

— Последнюю? — Пошелестел купюрами музыкант.

— «I will always love you» сыграете?

— Хочешь, вместе споем? — Неожиданно предложил он.

— Согласна.

Парень тоже взял микрофон и, встав рядом, обнял меня за плечи.

— Всем женщинам и мужчинам моей родной школы посвящается! — Заметила я стоявших неподалеку коллег.

И мы начали петь. У пианиста оказался красивый хрипловатый голос, оттеняющий мое сопрано, словно золото благородный самоцвет. Мы выкладывались по полной, обнажая перед слушателями счастье и боль своей души. Парень с гитарой, бывший их фронтменом, одобрительно поглядывал в нашу сторону. Посмотрев на публику, я увидела сияющие глаза женщин и влажные — мужчин.

–…Прощай, и пожалуйста, не плачь. Мы оба знаем, что я не та, кто тебе нужен, — пела я по-английски, переведя глаза на музыканта. — Я желаю тебе радости и счастья. Но, самое главное, я желаю тебе любви…

— Я всегда буду любить тебя! — Закончили мы, прижавшись и глядя друг на друга. Зал взорвался. Со сцены меня спустили на руках, поставили на ноги и сунули бокал с шампанским. Я лихо выпила до дна. Стены тихо кружились от усталости и эйфории. Я так давно не пела, что уже успела позабыть, какой это кайф!

Парень-пианист отдал честно заработанные пятнадцать тысяч. Нескромно думая, что они на мне сделали месячную выручку, ибо деньги, пока я пела, тянули со всех сторон, я, пошатываясь, брела к коллективу, в кои загребущие ручки в конце концов и попала. Тут же была накормлена и усыпана дифирамбами так, что возгордилась и стала оглядываться в поисках дальнейших приключений. И здесь мой взор упал на соседний столик с парнями-бизнесменами. Один из них, черноглазый, черноволосый, с печатью балагура и души компании на лице, приглянулся мне настолько, что, отодвинув рукой пьяного физика, я пошла на штурм.

— Могу я Вас пригласить потанцевать? — Спросила я, держась за спинку его стула.

— Разве такой девушке можно в чем-либо отказать? — Усмехнулся он, и мы пошли на танцпол.

Весь оставшийся вечер я провела в их компании. Потом, поздней ночью, мы гуляли по улицам вместе с его другом и какими-то другими девицами. Потеряв друзей моего нового знакомого у дверей какого-то кабака, мы, улыбнувшись удаче, сели в такси и поехали к нему домой. Середина следующего дня достала меня телефонным звонком матери и огромным букетом белых роз, благоухавших у изголовья незнакомой мне кровати. Рядом лежал самый прекрасный мужчина, которого я раньше только лишь представляла в своих ночных грезах. Мы стали встречаться практически каждый день, а через месяц я уже обосновалась в его квартире вместе с вещами. Еще через полгода, сделав вывод, что вместе лучше, чем порознь, мы поженились и вот уже живем душа в душу пять лет. Детей у нас, правда, нет. Но Семен говорит, что успеем. В этом году мы побывали в Италии и объехали там все, до чего мог дотянуться любопытный русский нос. А с детьми ничего бы не получилось, говорил мой муж. Наверное, он прав.

***

И вот, думая таким образом, я потихоньку дошла до своего класса. Сегодня у меня совсем легкий день: одни пятиклашки. Хорошо, если с прошлого года они помнят хоть какие-нибудь слова, кроме «wow» и «morning»! Отработав положенные часы, я стала собираться домой. И тут ко мне, уже накинувшей плащ, подошла завуч и попросила взять еще час за Сергея Вениаминовича, которого зачем-то срочно вызвали в местное отделение Департамента.

— У других все расписано, а детей отпускать не хочется, разбегутся. — Виновато улыбнулась моя начальница. — Вряд ли кто-то в такой погожий день захочет остаться на историю.

— Точно, — согласилась я, — разбегутся. А класс какой?

— 11 — В, — вздохнула та, — выпускной.

— Ты там уже работала? — Я вспомнила сегодняшнее утро.

— Завтра, а что? — Сразу насторожилась завуч.

— Пока не знаю… — С сомнением в голосе, покачала головой. — Все — завтра.

Плащик снова оказался на вешалке. Я же взяла журнал и снова пошла отпирать опустевший кабинет.

Когда прозвенел звонок на перемену, в школьные коридоры вырвался табун диких мустангов из далеких прерий. Я подошла к двери и, распахнув ее, отловила старосту восьмого класса, которая по стеночке пробиралась по своим делам.

— Вероника, — позвала я ее, — на обратном пути зайди в класс Сергея Вениаминовича. Найдешь старосту 11 — В, Кузнецова. Так вот… скажешь, чтобы спускались сюда, математики сегодня у них не будет.

— Хорошо. — Кивнула ответственная девочка и побежала дальше вдоль стенки.

Где-то за пять минут до звонка в двери моего класса показалась голова Тани Коротковой и, хлопая глазами, спросила:

— А чего, у нас, правда, языки будут?

— Будут, будут, Короткова. Не стесняйтесь, заходите… Ни к чему создавать в коридоре затор своими мощными телами.

Девчонка хихикнула. В открытую дверь, медленно и вальяжно, стали заходить молодые люди. Мой Бог! Я помню их еще маленькими пятиклашками со смешными хохолками и косичками, грязными руками и сопливыми носами. Теперь… по классу поплыл разноплановый аромат духов, дезодорантов и прочего парфюма. Юбочки длиной в ширину пояса, джинсы с дырками, брючки в обтяжку, леггинсы на упитанной попе пампушечки Бурковой… Какими же высокими и фигуристыми стали девчонки! Мальчишки только еще пытаются подравняться, но есть и отдельные, вполне уже сформированные экземпляры, можно сказать, молодые мужчины. Увы… На фоне кипящих юношеских гормонов я выглядела просто девочкой со своим ростом метр шестьдесят, в прыжке чуть повыше, и сорок шестым… почти, размером.

Прозвенел звонок на урок, но народ рассаживаться не торопился.

— Скажите, Светлана Васильевна, а немцам куда идти? — Спросил кто-то из ребят. Я с места оглядела это броуновское движение, встала и гаркнула:

— Ти-хо!

Народ застыл и медленно, как рядом с бочкой с динамитом и уже зажженным фитилем, начал разворачиваться ко мне.

— Ребята! — В полной тишине продолжила я. — Сегодня у вас языки. Завтра, вместо моего предмета, будет спаренная математика. Сергей Вениаминович успеет вам и тему объяснить, и поспрашивать по прошлогоднему материалу. — С ходу загрузила я их еще расслабленные мозги. Класс задумчиво забубнил. — Кстати, немцы сегодня тоже занимаются со мной.

— А Вы осилите? — Ехидно ввернула первая красавица Дроздова.

Проследив за отрешенными взглядами парней, скользящими по ее ногам и даже выше, я улыбнулась.

— Садись, Наташа. Твои ножки на меня впечатления не производят, посему постарайся поразить меня грамотной речью и помощью не считающим себя одаренными. — Невозмутимо ответила я. — Вдруг я одна не справлюсь?

Класс дружно посмотрел на джинсовые дыры и острые в них коленки. Девочки засмеялись. Дроздова метнула злобный взгляд на девчоночью оппозицию.

— Петрова, ты бы духи сменила что ли… Иприт сейчас несколько не в тренде. — Продолжила я.

— Что? — Гладкий лоб Петровой изобразил продольную морщину.

Теперь обидным смехом разразилась компания Дроздовой.

— Садимся, садимся. Звонок уже отзвенел.

Подростки неспешно разместились за столами. Я, взяв журнал, продолжила.

— Итак, проверим количество. О качестве — несколько позже. Абрамов! Бортников! — Я оглядела класс. — И где оно, ваше новое приобретение? — Народ, обрадовано выдохнув, что издеваются не над ними, да и сам урок откладывается, спешил выложить свои предположения. Но все их смелые теории были разбиты открывшейся дверью, впустившей опоздавшего Бортникова, в руках которого, кроме сумки, была шикарная белая роза. Мы все на секунду дружно зависли. За это время Бортников преодолел пространство до учительского стола, встал передо мной на колено, протянул розу и сказал:

— Take this lovely flower, please as a token of my esteem and apologies for misbehavior this morning!

(Примите, пожалуйста, этот прекрасный цветок как знак моего уважения и извинения за недостойное поведение утром — англ.)

Я пару раз растерянно хлопнула ресницами и прищурила глаза:

— Inexcusable to be late for a lessons, Бортников! (Непростительно опаздывать на занятия — англ.)

В классе замерла даже муха. Я продолжила уже на великом и могучем, который понимали все, в отличие от английского:

— Смотрите, как много людей Вас ждет! Или Вы — принц крови, чтобы себе это позволить?

Принц покаянно опустил голову и уронил цветок на пол.

— I hope I`ll deserve forgiveness someday? (Надеюсь, я заслужу Ваше прощение когда-нибудь? — англ.)

Я злобно перешла на немецкий:

— Versuchen. Beurteilen jeden nach seinen Werken. (Попробуй, ибо каждого судят по делам его. — нем.)

Он поднял голову и блеснул глазами:

— Ich werde versuchen, Ihre Hoffnung zu rechtfertigen…(Постараюсь оправдать Вашу надежду — нем.)

Я мысленно застонала: один-один! На деле же улыбнулась и спросила:

— В предыдущей школе ты изучал…?

— Английский. — Мило скаля зубы на публику и вставая с колен, сказал этот вундеркинд. Обожание в глазах девушек и восхищение юношеских умов он себе обеспечил. Я же, вздохнув, посмотрела на лежавший на полу красивый цветок. Иван, перехватив мой взгляд, оглядел класс и прищелкнул пальцами.

— Прекрасная леди! — Позвал он Дроздову и снял вазу со шкафа. — Будь добра, воды набери!

Наташа метеорчиком вымелась за дверь. Бортников поднял цветок и, нежно коснувшись пальцами лепестков, протянул его мне. Поставив его в принесенную Дроздовой вазу, я снова тихо выдохнула. Надеюсь, никто не ощутил вырвавшегося из моих ноздрей раскаленного пара: внутри души бушевал огонь, и шипели адские сковородки, на которых я поджаривала малолетнего нахала.

Пока ученики, перешептываясь и хихикая, доставали учебники, я раздала задания на темы, которые разбирались в прошлом году. Это было что-то вроде тестов на отдельных листочках. Подойдя к столу, где сидел раздражающий меня фактор, я положила листочек перед его соседкой, той самой Дроздовой, прогнавшей подружку, чтобы усадить Ивана рядом, и на секунду задумалась.

— Вас что-то смущает? — Вежливо поинтересовался парень.

— Ты. — Откровенно ответила я и продолжила. — Боюсь то, что здесь написано, ты и так прекрасно знаешь.

— И все же. — Он вытащил бумажку из моих пальцев. — Негоже отрываться от коллектива.

Я пожала плечами и выпустила листочек из рук. Он наклонился над заданием с ехидной физиономией кота, сожравшего сметану и благополучно скрывшегося на крыше от гнева хозяйки. Я села за учительский стол и начала разглядывать класс, попутно контролируя ситуацию. Но мои глаза против воли все время упирались в новенького. «Гаденыш…» — Шипело мое статус-кво, нарушенное юным оболтусом, который за мой счет решил пролезть в лидеры. — «Почему я?» — Плакала внутри меня маленькая девочка. — «Потому что нельзя расслабляться. Забыла, в каком гадючнике обитаешь?» — Отвечало ей мое альтер эго.

Я периодически поглядывала то на часы, то на класс. Скоро звонок, а они все копаются. Никак не могут отойти от беззаботных летних каникул. Ладно, первый день на раскачку. Но потом впрягу всех желающих закончить выпускной год с хорошими отметками по полной программе. Конечно же, кто-то куда-то собрался поступать. Далеко не все будут сдавать у меня экзамен, но тех, кому нужен язык, буду гонять, как сидорову козу. Мое внимание опять привлек новичок. Интересно, почему ему не сиделось в своей школе до ее окончания? Это довольно безрассудный поступок — менять преподавателей накануне выпуска. Надо узнать о нем поподробней. Классной руководительницей у них, вроде, Оленька. Любопытно, как к ней отнесется этот выдающийся экземпляр?

Экземпляр сидел и скучающе глядел в окно. Работу сдавать пока не собирался. Не отрываемся от коллектива, или помогаем Дроздовой? Та вдохновенно чесала ручкой идеально выщипанную бровь, периодически толкая локтем соседа. «Интересный мальчик». — Неожиданно всплыло в моей голове. Действительно. Умный, знающий себе цену. Несомненный лидер по жизни. — «Такие везде вылезают за чужой счет. На бледном общем фоне он — сверкающий бриллиант, умеющий в любой ситуации выгодно себя показать. Не сомневаюсь, что через какое-то время в него будут влюблены не только ученики, но и учителя». — Кипело внутри меня уязвленное самолюбие. Внешность у парня тоже была выигрышной. Ребята в этом возрасте только растут, набираются сил, а он уже вступил в ту замечательную пору, когда прыщи на лбу ушли в далекое прошлое, а из маленького лопоухого мальчишки вдруг вырос высокий и красивый молодой мужчина. Да, по меркам этого класса он был высок: где-то под метр семьдесят пять или даже восемьдесят. Пепельные густые и прямые волосы по плечи, темные брови, черные ресницы, узкое живое лицо, идеально ровный нос и неожиданно прозрачные серые глаза, какие бывают, вероятно, у альбиносов. Их взгляд казался мне пронизывающим. Широкие плечи, длинные прямые ноги — скорее всего, занимается спортом, делали этого мальчика неотразимым для всех представительниц женского пола. Он бесил, и в то же время чертовски нравился. И, самое смешное, я все-таки начала догадываться, почему объектом своих утонченных издевательств он выбрал меня. Я была независима и счастлива. То есть, по определению, могла бы и не заметить такую выдающуюся личность. Но мальчик привык к вниманию и поклонению. А маленькое божество стремится к чему? Правильно, набрать как можно больше адептов. И если в их число попадет человек с независимой точкой зрения, то для него это огромный бонус в свою копилку.

Осознав, что забрела в крутые психологические дебри, из которых не смогли выбраться лучшие умы человечества, променяв веру в добро и справедливость просто на веру, я посмотрела на часы. До перемены осталось десять минут. Пришлось выбросить из головы личные мысли и отправиться по рядам собирать задания.

— Ребята! — Обратилась я к классу. — Сегодня задавать ничего не буду, только посмотрю ваши работы. А пока подумайте сами над своими трудностями и, по возможности, повторите эти темы. Урок окончен.

Прозвенел звонок, и детишек легким переменным ветром унесло в сторону кабинета истории. Я облегченно выдохнула. Забрав сумку и вазу с цветком, быстро заперла кабинет и пошла в учительскую.

— Неужели расщедрились родители пятиклашек? — Кивнул на розу физрук.

Остановившись в середине комнаты, я подняла руку с вазой кверху.

— Нет. Это — символ! В нашем тихом болоте грядут перемены!

Оставив вазу на столе посреди учительской, я уехала домой.

Следующий урок в этом классе у меня должен был состояться где-то дней через пять. И о Бортникове, и о 11-в я как-то позабыла. Да, попадались в коридорах, да, здоровались, проходя мимо. Забот с началом учебного года и так хватало. Тем более, что и в моей родной семье начались какие-то непонятные проблемы. В выходные позвонила мать и неожиданно попросила заехать. «Мне нужно серьезно с тобой поговорить, и не по телефону». — Сказала она.

***

В воскресенье днем, оставив дома скучающего мужа, я поехала к матери. В нашей старой квартире все было, как и всегда, на привычных с детства местах. Я бросила свое пальто на вешалку и обернулась к встретившей меня маме:

— Что случилось?

Мама, вздохнув, провела рукой по моему плечу.

— Пойдем на кухню, Светланка.

Приготовив чай, она достала из шкафчика безе и поставила в блюдечке рядом со мной. Это была очень серьезная заявка. Я забеспокоилась:

— Что-то с твоим здоровьем? Ты плохо себя чувствуешь?

Она рассмеялась.

— Я позвала тебя из-за Маринки.

— А с ней-то чего стряслось? — Удивилась я.

Маринка — моя родная младшая сестра. Отец девять лет назад умер от сердечного приступа, и мы в нашей типовой маленькой квартирке остались втроем. Мама после его смерти всю нежность своего сердца отдавала нам, пытаясь вырастить из хрупких и не очень-то красивых девчонок не только грамотных во всех отношениях, но и самостоятельных людей. По отношению ко мне, надеюсь, это получилось. А с Маринкой всегда возникали какие-то проблемы. В детстве я была маленькой и чернявенькой, такой, впрочем, и осталась. Сестра же наоборот, была худой высокой блондинкой с прямым точеным носом, каштановыми бровями, карими глазами и большим ртом. В школе над ребенком смеялись, считая ее ужасно тощей и некрасивой. Однако после пятнадцати лет из лягушонка медленно, но верно вылупилась настоящая славянская царевна с женственными формами и презрительным взглядом из-под длиннющих ресниц. Но это случилось позже. А до того мы боролись с общественным мнением, как могли. Собственные, как мне казалось в детстве, недостатки внешности я компенсировала усиленной учебой, занятиями спортом и музыкой. Поэтому, когда мне исполнилось пятнадцать лет, мальчишки из нашей музыкальной школы, создавая свою рок-панк-фолк — и т. д. группу, пригласили меня сначала клавишницей, а потом и вокалисткой. Маринка же, на правах любимой и младшенькой, постоянно мне завидовала, не пытаясь изменить свою жизнь к лучшему. Однажды я привела ее на гимнастику, которой с удовольствием занималась сама, рассказывая сестре про гибкость и мышцы. Вдохновившись моими словами, она сходила на пару занятий и отказалась, заявив, что на нее давит преподавательница. Я искренне возмутилась: ведь если не постараешься, то и результатов и не получишь! Но мама ее пожалела и отдала заниматься модным тогда теннисом, уговорив отца и своего брата проспонсировать недешевые тренировки. Но Маринка его тоже бросила, изобретя предлогом боль в сердце, хотя, думаю, у нее ныли неразвитые мышцы. В музыкалку она вообще не пошла, отговорившись тем, что от моих упражнений у нее звенит в ушах, а на свои тем более не хватит сил. Но, надо отдать ей должное, училась она хорошо, что позволило поступить ей в юридическую академию и благополучно ее закончить. К тому времени она как раз почувствовала свою внешнюю исключительность и сделала для себя вывод, что завидовать ей должна я. Каким же ударом тогда для нее стало мое замужество! Она обиделась и не разговаривала со мной почти три года. Поэтому и к матери я ходила не часто. В-основном, когда Маринка была на работе. Вот и теперь, оказывается, с ней что-то приключилось. Не дай Бог, разгребать мне придется. А ведь точно, иначе бы мать и не позвала.

— Так что произошло? Свадьба, пожар, беременность? — Лаконично еще раз поинтересовалась я.

— Мариночку с работы уволили. — Пожаловалась мама.

— И что она натворила? В постель к боссу запрыгнула на глазах всего коллектива? Или его жена их застала?

— Света, как ты можешь! Марина такая ранимая девочка… — Начала хвататься за сердце мама. — Все пытаются ее оклеветать, все ей завидуют!

— А, значит, коллектив присутствовал!

— Понимаешь, после таких инсинуаций любая порядочная девушка уйти просто обязана!

— Мама, чего ты хочешь от меня? — Прервала я воспевание моральных качеств сестрички.

— Пожалуйста, поговори с Семеном! Может, он возьмет ее в свою фирму или куда пристроит? Все-таки она привыкла получать определенный доход, и лучше, если ее примут не просто с улицы, а по знакомству!

— Она, конечно, мне сама позвонить не могла?

— Дочка, ну ты же знаешь, какая она гордая и независимая!

— А заставить тебя меня упрашивать ее гордыня позволила?

— Что ты… Это я сама! Просто так ее жалко, что сердце болит! — Мать прижала к груди ладонь посильнее, прибегнув к единственному аргументу, против которого бороться после ухода папы я не могла. И она это знала. Смерть отца для меня была страшным ударом. Маринка была маминой дочкой, а я — папиной. Нас интересовали одни и те же события: в зимние выходные мы катались с гор на лыжах и санках, летом — рассекали на велосипедах и плавали в речке. У нас была одна на двоих жизненная позиция и один характер. Хотя я внешне похожа на маму, а Марина — на отца. Короче, мать применила запрещенный прием, чтобы заставить меня пристроить свою ненаглядную и лучшую в мире девочку.

— Хорошо, — скрепя сердце, пообещала я. — Поговорю с Семеном на выходных.

— Вот и ладно… — Засуетилась вокруг меня мать. — Тебе, наверное, уже пора?

— Конечно пора. — Поднялась я с табуретки. — Береги себя.

В выходные я поговорила с Семеном, он взял Маринин телефон и в течение недели обещал с ней побеседовать. Сказал, что у них в юридическом отделе как раз освободилась вакансия. Я облегченно вздохнула и занялась своими текущими делами.

***

Второй понедельник сентября встретил меня мелким дождем и восторженной Олечкой Александровной. Увидев, как я припарковалась, она поспешила мне навстречу и тут же схватила меня под руку.

— У нас необыкновенные новости? — Спросила я хмуро, раздражаясь на дождь и промокающее пальто.

— Ты видела новенького мальчика в моем классе? — С сияющими глазами сразу спросила она.

— Видела. И что? — Заинтересовалась я.

— У нас был классный час! Мы с ним побеседовали. Ты даже не представляешь, насколько он милый и обходительный! Ребята избрали его старостой!

— Да-а?

— Девочки так за него голосовали! Даже Дроздова с Петровой не спорила!

— А мальчики? — Я посмотрела ей в глаза.

— Часть класса тоже была за. Остальные — за Кузнецова. Ты же знаешь, он старостой у них с пятого класса!

— И ты позволила выбрать Бортникова?

— А что? Он хороший, вежливый мальчик. Настоящий лидер! Умеет организовывать ребят.

— Ты не забывай, что класс у них выпускной. Им надо заниматься учебой, а не отвлекаться на всякие разборки и недоразумения. А при резкой смене лидера возможен конфликт.

— Не преувеличивай! — Обиделась Олечка. — Все будет хорошо.

— Кстати случайно не знаешь, откуда он у нас появился, весь такой из себя замечательный?

— Знаю! — Ответила тут же Олечка, обрадованная тем, что я чего-то не знаю. — Он приехал из Питера. Говорит, отца перевели к нам. Военный, кажется.

Дождь припустил сильнее, и последние метры до школы мы уже бежали. Вешая пальто на просушку в учительской раздевалке, вдруг показалось, что по мне мазнул пристальный взгляд серых прозрачных глаз. Я дернулась. Наверное, померещилось.

***

Уже с понедельника все учителя, пообщавшиеся с Бортниковым, ходили целиком и полностью очарованные его знаниями и безупречно-вежливой манерой поведения. Белая роза, не сбрасывая лепестков, символично стояла посреди учительской. Место его присутствия в школе можно было определить по толпе поклонниц, робко гуляющих в сторонке неподалеку от своего кумира. А в воздухе ощущался запах назревающего конфликта.

Четверг той же недели начался для меня весьма досадно. Уходивший на работу муж забыл меня поцеловать, как он делал все пять лет нашей с ним совместной жизни. Нос тут же почувствовал запах грядущих неприятностей. Однако настроение испортилось окончательно, когда я вспомнила про урок в 11-В.

Так случилось, что, входя в двери школы, первым на кого наткнулся мой взгляд, был именно Бортников. Он расслабленно стоял у колонны на первом этаже напротив входа и переговаривался с одноклассниками, которых, как магнитом, втягивало в его мощное энергетическое поле. Парень сразу меня заметил и слегка улыбнулся. «Урок легким не будет». — Как-то сразу подумалось мне. Подходя к двери своего класса, я увидела всю их группу, собравшуюся у дверей. Прозвенел звонок.

— Опаздываете, Светлана Васильевна! — Наклонившись к моему виску, мягко сказал Иван.

— Звонок существует для учеников. Прошу в класс. — Отперла я дверь. Дети быстро прошелестели мимо меня и заняли свои места. Я села за стол, отметила в журнале посещаемость и достала стопку прошлых работ.

— Что хочу вам сказать. Кто-то меня порадовал, как всегда. Кто-то огорчил, также, как всегда. Дроздова! — Та вскинула накрашенные ресницы. Я продолжила. — Свежий маникюр на руках — вещь, конечно необходимая. Но ты, такая красивая девушка, разве не хотела бы поразить иноземный мир не только своей ослепительной внешностью, но и грамотной речью? Представь, — продолжила стимулировать я ее, — ты прилетаешь с мужем-бизнесменом в Лондон. — Та представила, и улыбка заплясала на ее губах. — Он уехал на переговоры, а ты отправляешься… куда, Наташа? Конечно, в модный салон! А там не сможешь даже спросить, где дамская комната…

Все захихикали, а Дроздова нахмурила в размышлениях лоб.

— Кузнецов! — Обратилась я к свергнутому с пьедестала фавориту. — Неправильные глаголы надо заучивать. Все три формы. А так, более-менее. — Ободряюще улыбнулась ему, и раздала всем листочки с моими пометками. Затем начала урок. Но Бортников, зевнув, демонстративно достал из сумки какую-то книгу. Положив ее на стол, он начал читать. Все стали переглядываться. Я хлопнула ладонью по столу:

— Либо внимательно меня слушаем, либо самостоятельное изучение материала. В конце урока — проверочная работа.

Все подравнялись и посмотрели на меня. Кроме Бортникова. Душа Петровой не выдержала первой:

— А Ваня книжку читает!

— Параграф первый, прочитать. Упражнение 2. Сделать. — Металлическим голосом отозвалась я и подошла к парню. Все уткнулись в учебники.

— Что изучаем? — Спокойно спросила его.

Он мило показал ровные зубы и протянул мне книгу:

— Вы, Светлана Васильевна, сами прошлый раз сказали, что меня Вам учить нечему. Вот… решил самообразовываться.

Я взяла том и открыла заголовок: Guy de Maupassant “Clair de Lune”. Книга была на французском.

— Не знала, Бортников, что вы любите Мопассана. Обычно его читают девушки. — Вернула я книгу ему.

— А Вы, Светлана Васильевна, не любите? — Его светлые глаза спокойно посмотрели на меня, и лишь где-то глубоко внутри их невообразимой прозрачности плясал маленький нахальный чертенок. — Или не понимаете по-французски?

— Бортников… — Я нежно посмотрела на него. — Sit u ne veux pas faire, tu peux partir de la class. Nous nous retrouverons sur les examens. (Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти из класса. Встретимся на экзаменах. — фр.)

Поведала ему я и повернулась к нему спиной. «Два — один». — Подпрыгнула маленькая девочка внутри. Бортников закрыл книгу и начал делать задание.

Дальше все пошло, как по маслу. Я спрашивала, мне отвечали. Напоследок, перед окончанием урока, еще раз пробежала по сегодняшней теме и задала на дом. Прозвенел долгожданный звонок. Я выдохнула, а мальчики и девочки, переговариваясь, потянулись на математику. Следующим у меня был 7-б, в котором был лидером лентяй и оторва Степанов. Преподаваемые педагогами дисциплины у них не считались обязательными не только к запоминанию, но иногда даже и к прослушиванию. Поэтому учительский коллектив в этом классе боролся за каждого, кто хотел и не боялся учиться.

Я достала материал и, разложив на столе самостоятельные работы, крепко задумалась.

— Светлана Васильевна! — Неожиданно окликнул меня мягкий и вкрадчивый баритон, от которого по телу поползли мурашки. «Ну что еще?!» — Застонала внутри душа.

— Ты что-то здесь забыл, Бортников? — Произнесла я вслух.

— Просто хотел задать один маленький, но важный для меня вопрос. — Начал говорить он, подойдя ко мне сбоку и опершись на спинку моего стула рукой. Я встала. Ненавижу, когда надо мной нависают!

— Задавай. — Грустно кивнула я, глядя на него снизу вверх.

— А почему Вы не ведете французский?

— Его нет в школьных часах. — Объяснила ему, а про себя подумала: «Плохо знаю. Надо бы подтянуть».

— А частные уроки даете?

— Бортников, звонок на урок. У вас сейчас — математика. У меня — другой класс! — Семиклассники входили и садились, удивленно поглядывая на стоявшего рядом со мной кумира местной молодежи.

— Мы же еще об этом поговорим? — Спросил он, разворачиваясь к двери.

«Два — два» — Уныло констатировала я, заметив, как одна из девочек оценивающим взглядом прошлась по моей фигуре, а потом спросила:

— Вы что, всем желающим частные уроки даете?

— Мамедова, тебе бесполезно думать о частных уроках. — Ответила ей. Глядя на худую и кривоногую девчонку, класс заржал. Получилось… двусмысленно.

Когда в тот же вечер, вместо того, чтобы заняться с мужем репетиторством, я открыла учебник французского, то вдруг поняла, что жизнь перестала сверкать праздником. «Тяжела ты, доля солдатская…» — Буркнула я благоверному любимую присказку отца, повторяя глагольные формы. Муж пожал плечами, открыл ноутбук и углубился в заманчивые интернетские дебри.

***

Школа, с появлением в ее стенах господина Бортникова, стояла на ушах каждый день. Ваня с ребятами и классным руководителем ездили на родину великого поэта. Ваня достал билеты на концерт… Придешь утром в учительскую, тебе сразу вываливают последние новости: Бортников выиграл городскую олимпиаду по химии. Я упорно учила французский. Сумасшествие какое-то! Даже наш бесценный и неподражаемый Владимир Леонидович рассказывал на ушко Анне Петровне не очередной анекдот фривольного содержания, а о том, как замечательно Бортников разбирается в его предмете. У меня же с ним продолжались мелкие стычки и затяжная позиционная война с переменным успехом.

***

Я шла перекусить в буфет на большой перемене, когда ко мне подлетела красавица Дроздова. Вид у нее был возбужденный и одновременно испуганный.

— Светлана Васильевна! Там, — она махнула рукой в сторону гаражей, — Кузнецов с Тищенко и Терентьевым пошли Ваню бить!

— Глупости какие-то! — Не поверила я.

— Да! Ваня сказал про Вас, что Вы чересчур много на себя берете и считаете себя выше всех, а Костька сказал, что Вы умная, грамотная и красивая, и не ему судить! Вообще мы с Вами всю жизнь учимся, и Вы всегда были объективны! — Выпалила она на одном дыханье.

Я резко затормозила. Приехала, голубушка. Ученики дерутся из-за учительницы! Позор какой… Не отмоешься. Хотя причиной этому — всего лишь уязвленные амбиции самовлюбленного юнца. Но говорить-то будут не о причинах, а о следствии. А там и до выговора недалеко! Мой Бог!

— Куда, говоришь, пошли? — Переспросила ее.

— За гаражи!

— Дроздова! Найди нашего физрука, позови Ольгу Александровну, и бегом туда. Только чтобы тихо!

— Да, Светлана Васильевна! Уже бегу! — Она ланью, вернее, северным оленем, резво пронеслась через толпу учеников, сметая со своего пути всех, кто не успел отпрыгнуть в сторону. Я оделась и спокойно вышла на улицу, стараясь не привлекать внимания охранника. Хотелось обойтись без скандала.

За забором нашей школы есть злачное место — гаражный самострой восьмидесятых годов прошлого века. Именно там наши самостоятельные, взрослеющие с каждым годом, ученики обычно курят на большой перемене. Там же иногда происходит выяснение отношений между группировками и отдельными личностями. Но обычно их стычки приходятся на переходный возраст: двенадцать — тринадцать лет. А выпускники… Это нонсенс! Что если о причине ссоры узнает мой муж? Руки сразу стали ледяными.

Неторопливо выйдя из подъезда, за воротами я сразу перешла на бег рысцой. Зато к гаражам уже подкрадывалась чуть ли не на цыпочках. Вдруг Дроздова соврала, или ей померещилось? Они здесь курят, а я вылетаю! Комедия. Прижавшись к стеночке, словно шпион в примитивном отечественном фильме, аккуратно заглянула за угол. Стоят, голубчики. Разговаривают. Костик Кузнецов кричит, Бортников слушает.

— Какого черта ты тут появился, такой умный? Выгнали из старой школы за поведение? — Донеслось до меня. — За сто первый километр?

— Тебя не касается. — Спокойно ответил Бортников, глядя в глаза Кузнецову.

— Мы учимся тут последний год. Скажи, зачем тебе понадобилось всех баламутить? — Пробасил Тищенко. — Все было хорошо и спокойно. А теперь девки слезами весь пол в школе закапали, уборщица тряпки отжимать не успевает…

— Завидно? — Поинтересовался Бортников.

— Нет. — Опустил сжатые кулаки Кузнецов. — Тебе-то самому не мешает? В подъезде почетный караул еще не все стены сердечками расписал?

— Тебе что с того? Твоя бывшая тоже там дежурит, а?

— Нарываешься, учительский любимчик! Ах, он талантливый, ах он такой, ах сякой, а на деле?

— Какой есть, не тебе меня воспитывать. Они на мне план делают, им премия, а мне — медаль. Здорово!

— Противно слушать. — Плюнул на стену гаража Тищенко. — Англичанка наша — молодец. Сразу тебя раскусила. А ты ее доводишь, подонок.

— Смешная… — Усмехнулся Бортников. — Маленькая, а гонору… Ничего, пусть взбодрится. А то совсем завяла в местном болоте.

— Зачем тебе все это? — Удивленно отступил от него Кузнецов.

— Смешно на вас, человеков, смотреть. Пыжитесь, в дурацкие игры друг с другом играете…

— Ты, гад, не играешь? Это у тебя игра дурацкая, а у нас — жизнь. — Кузнецов взял оппонента за грудки и как следует тряхнул. — Германн недоделанный!

— Ага. — Со знанием дела согласился Терентьев. — Был такой персонаж. «Почему ж не попробовать своего счастия?» — Покачал он головой. — Все на карты надеялся.

— Точно. — Скривился Кузнецов. — Только плохо кончил.

— «Яду мне, яду…» — Схватился за грудь Тищенко. Опустив руку, он медленно сжал пальцы в кулак.

— До прокуратора ему далеко, да и мы не боги. — Кузнецов снял куртку и отдал ее другу. — Щеки подставлять не будем.

— Хорош болтать. Пока не кончилась перемена, начистим ему рыло! — Подвел итог Терентьев и стал закатывать рукава.

— Трое на одного?

— Можно и один на один. — Пожал плечами Кузнецов, делая шаг навстречу. — Давай, красавчик, шагай ко мне. Так и быть, займусь тобой персонально: абсолютно бесплатно доведу твое личико до совершенства.

Бортников тоже стянул свою куртку и повесил на ветку рябины. А потом парни сцепились. Вот этого я допустить не могла. Драка в выпускном классе может привести к печальным последствиям не только ребят, но и школу! Однако самые большие неприятности будут у нашего замечательного Сергея Вениаминовича. Поэтому, хоть и не хочется, но придется вылезать из кустов и брать ответственность на себя. Оттолкнувшись от стенки, я пошла к ребятам.

— Что здесь происходит? — Осведомилась я ледяным голосом.

— Ой, Светлана Васильевна, мы тут просто разговариваем… — Застенчиво улыбнулся мне Терентьев.

— В такой экспрессивной форме? И о чем же, позвольте узнать?

Драчуны опустили руки и развернулись ко мне лицом. Кузнецов молчал, только сжимал и разжимал кулаки. В глазах Бортникова на секунду промелькнула какая-то искра и исчезла. Он усмехнулся:

— «Пиковую даму» вспомнили… Там была девушка Лизавета, а у нас — Дроздова.

— Костик, мальчики… — Сказала я. — Идите в школу. Если встретите Ольгу Александровну, уведите с собой. Мне нужно поговорить с Ванечкой.

Кузнецов нерешительно посмотрел на меня.

— Быстро! — Завопила я.

Мальчишки, постоянно оборачиваясь, двинулись на выход. Я проследила за ними до поворота и повернулась к Ивану.

— Нестыковочка, дружок. Лизавета была бедной приживалкой. Дроздова — местная королева, чьего внимания добиваются все старшие парни. Но ведь суть не в этом… Не так ли? Бортников! Мы с тобой сейчас одни. — Скрестив на груди руки, внимательно посмотрела ему в глаза. — И что хочу тебе сказать. Я не дам тебе испортить нашу жизнь. Играем мы или нет, выйти отсюда, — повела подбородком, — можем лишь на тот свет. Нравится тебе, или не совсем, но я буду бороться за своих девочек и мальчиков. За наших учителей. Буду следить за каждым твоим шагом. И любая пакость, сделанная тобой кому-либо, обойдется тебе очень и очень дорого! Понял?

Бортников опустил голову, помолчал и выдал:

— Я думал, Вы хотите казаться самой умной, самой правильной, самой интересной. А Вы действительно такая. — Он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. — Самая интересная и самая прекрасная женщина, встреченная мной за мою короткую жизнь. Простите за весь этот фарс. — Он махнул рукой в сторону ушедших соучеников. — Я просто хотел, чтоб Вы пришли. Хотел посмотреть Вам в лицо. Один на один. Понимаете? — Он потихоньку погладил ладонями мои локти.

Я резко дернулась и прошипела:

— Еще одно движение, и я закончу начатое твоими одноклассниками!

Тот опустил руки и рассмеялся:

— Маленькая жестокая фея! — Потом помолчал и тряхнул волосами. — Клянусь, Светлана Васильевна, я больше не потревожу Ваш покой. И этих оболтусов тоже. Не трону.

Он быстро схватил мои ладони в свои и, склонившись, поцеловал. И сразу отпустил.

— Надо идти, а то соберется народ. Вы идите, я приду потом.

Он схватил куртку, накинул ее на плечи и исчез между гаражей.

Я медленно побрела к школе. Голова шла кругом. Что это было? В страсть или, как угодно, нежное чувство ученика к учительнице в два раза его старше, простите, не верю. Идиотизм какой-то. В один момент захотелось поменяться классами с другой нашей англичанкой. «Довыделялась!» — Печально думалось мне. Но если я откажусь от борьбы, то потеряю себя как личность, которую шлифовала и доводила до ума годами. Я сама себя сделала умной, независимой, красивой. Как же, оказывается, просто все это разрушить. Во мне начала снова поднимать голову та самая, маленькая и невзрачная девочка с крысиными хвостиками на голове. Соберись, Светка. Жизнь, она такая. Кажется, все у тебя хорошо, паришь в небесах и наслаждаешься свободой… Но пролетит высоко за облаками маленькая птичка под названием неожиданность, нагадит сверху, и сразу кажется, что небо затянули тучи и легли безнадежные осенние снега. Я — боец. Я разберусь и не дам никому себя сбить с толку.

Пришла в себя я вовремя. Из-за поворота навстречу бежала группа поддержки в лице Оленьки и физрука.

— Что случилось, кто дрался? — Окружили меня они.

— Все в порядке. Мальчики не поделили девочку. Бывает. — Я пожала плечами. — Парни раскаялись и обещали, что это больше не повторится. Так что, коллеги, прошу, давайте забудем эту досадную неприятность, тем более что все разошлись.

Улыбнувшись, и с гордо поднятой головой, я подцепила Оленьку под руку, и мы двинулись в школу. Длинная перемена закончилась, а я даже чаю не попила.

***

Бортников держал данное мне за гаражами слово. С группой Кузнецова его отношения наладились. Более того, Костик тоже перешел в ряды верных поклонников нашего гения, поскольку всякие мероприятия они теперь придумывали и воплощали в жизнь вместе. К Кузнецову вернулся привычный за эти годы статус лидера, которым щедро поделился с ним новый друг. К безграничному нашему учительскому удивлению, отстающие в этом классе резко подтянули хвосты, и теперь даже троечников у них не осталось. Соревновательный инстинкт проснулся в 11-А и в 11-Б. Выпускники дружно вгрызлись в гранит науки. Как же это радовало! Наш удивительный директор, Сергей Вениаминович, всегда объяснял нам и наставлял, что это мы работаем для учеников, а не они посещают школу ради нас. Мы, в большей мере, отвечаем за то, какой выйдет из стен нашей школы человек, какие жизненные ценности будут превалировать в его сознании, и какую дорогу в будущее нарисует себе его воображение. Мы, педагоги, были коллективом, и выпускали в свет тоже коллективы, состоящие из таких разных в социальном положении и осознании своего места в жизни ребят. Но все равно, раз в год, где-то в середине сентября, эти взрослые люди встречались, заходили в школу и дарили нам цветы. А мы тихо за них радовались. Кстати, Олечка Александровна — тоже выпускница нашей школы. А Бортников… Он мне больше не дерзил. Спокойно ходил на занятия и помогал с отстающими ребятами. В углах не отлавливал и не изъявлял желания поговорить наедине. Класс покидал вместе со всеми. Я успокоилась. Только, даже не видя его в толпе учащихся, я точно знала, когда меня настигал взгляд его серых глаз. Или мне это мерещилось?

***

За всеми сомнениями, переживаниями, радостями и страхами незаметно подкрался на снежных лапах долгожданный, любимый взрослыми и детьми, Новый год. Домой я купила маленькую елочку в горшочке, поскольку не люблю срезанные деревья. Такое ощущение, что дома у тебя находится смертельно больной человек, а ты прыгаешь вокруг его одра и радуешься. Я свято верю в то, что вся наша Земля и все, находящееся на ней, живое. Все имеет свое сознание и душу. И каково этим молодым, только начинающим жить, деревьям знать, что их убивают для того, чтобы какой-то, ни о чем не задумывающийся, человек попрыгал вокруг них пару дней в алкогольном угаре? А умирают они медленно и все видят… Как же, наверное, они плачут! Я не принадлежу к партии зеленых и не призываю ходить босым и кушать только то, что выросло в огороде, но считаю, ко всему должен быть разумный подход и планирование будущего. Купи ты себе синтетическую елку, они сейчас такие красивые, наряжай каждый год и радуйся себе тихонько или шумно. Дай вырасти и увидеть небо еще одной живой душе, такой же, как ты… только не говорящей и не умеющей себя защитить! Поэтому делать на этом деньги, считаю, просто бесчеловечно. То же самое и с домами: построй себе дачу из шлакоблоков, кирпича, утепли — будет тебе счастье. Тем более современные технологии создают не только вредные, но и дышащие материалы. Нажиться можно на чем-то другом. Как-то так.

…Елочка моя была полита, наряжена шариками, дождиком и огонечками. Настроение было праздничное. Любимый муж обещал неделю во Франции или Андорре. Горы уже манили к себе заснеженными вершинами, голубым небом, ярким солнцем, чудесными лыжными спусками, удобными, никогда не ломающимися, как у нас, подъемниками и маленькими уютными гостиницами. Как же я люблю этот прозрачный, чистый воздух, ослепительный скрипящий снег и алое закатное солнце, заполняющее ущелья фиолетовым насыщенным цветом!

Но это — впереди, а текущий момент был занят итоговыми контрольными, чьей-то, уже новогодней, ленью и витанием в облаках отдельных несознательных граждан. Наши выпускники всеми тремя классами готовили Большой Новогодний Бал. Моя интуиция прямо-таки семафорила, что идея этого мероприятия принадлежала неподражаемому Бортникову. Вдруг появился не приглашенный, а наш собственный музыкальный коллектив, практически каждый вечер репетировавший в актовом зале. Это было до того удивительно, что экономный директор расщедрился и прикупил синтезатор с ударной установкой. Гитары у ребят были свои. Вечерами из приоткрытых окон летели ритмы, а у нас в предвкушении блестели глаза. Кроме этого, наш театральный кружок обещал разразиться новогодним спектаклем «про чудеса». Именно так выразился его бессменный режиссер и руководитель Борис Игнатьевич, наш учитель по рисованию. Собственно говоря, он и пришел к нам работать только из-за того, что директор пообещал ему «не мешать развивать творческие способности подрастающего поколения». Декорации к спектаклю мальчики и девочки весь предыдущий месяц делали на его уроках. Шептались, что получится что-то грандиозное. Поживем — увидим. Родители, которых задобрили билетиками, сначала восхитились, но потом призадумались. Обычно праздничный вечер мы делали небольшим: традиционный спектакль, поздравления директора… и ребята расходились по классам. Дальше — кто как. Старшие шли в кафешки, младшим собирали угощение в классе. Но теперь на балу хотели быть все. Волевым решением Сергея Вениаминовича было установлено: с девятого по одиннадцатый классы идут на бал обязательно. С пятого по восьмой — смотрят спектакль. Что будет дальше — решат родители и классный руководитель. Я лично считаю, что малышей там находиться не должно. Ну а самым младшеньким полагался утренник, и — до свидания в новом году. Так что родители старшеклассников оказались финансово нагруженными больше всего. Сейчас — бал, летом — бал. А для этого, как минимум, надо купить нарядные платья девочкам и костюмы мальчикам. И далеко не все взрослые были готовы к подобным тратам, несмотря на умоляющие вопли своих чад. Но объединенный родительский комитет подумал и решил найти спонсоров из состоятельных семей для малоимущих учеников, поскольку, как говорила одна волшебная героиня, будет плохо всем, если сказка не получится.

Конец ознакомительного фрагмента.