Роковое пророчество Распутина

Екатерина Барсова, 2017

Популярность «черного» гения императорской семьи Григория Распутина чрезвычайно велика – что при жизни старца, что через сотню лет после его смерти. В начале XX века тайна его гибели так и не была до конца раскрыта. В наши дни расследовать все обстоятельства его убийства берется молодой ученый Василий Курочкин и его аспирантка Анна. Им в руки попадает дневник девушки, которая некогда входила в круг почитательниц Распутина и подробно описывала жизнь своего кумира. Но тема убийства Распутина волнует не только скромных ученых, документами заинтересовались и сотрудники некой секретной организации, на которую, как оказывается, работает родственница Курочкина. И так ли случайно именно в это время едет в странную заграничную командировку сестра Анны, известная телеведущая? Или даже после смерти «святой чёрт» влияет на жизни людей, которые решились приблизиться к разгадке его тайны?

Глава 3

Уроки нежной силы

Слабые люди выжидают благоприятных случаев, сильные их создают.

Александр Н. Афиногенов

Варвара Епифанова терпеть не могла встречи одноклассников и никогда на них не ходила. Несмотря на то что через одноименную популярную сеть ей время от времени присылали приглашения прийти на то или иное мероприятие и «встретиться с любимыми друзьями из прошлого». Так слезливо, с надрывом зазывала ее бывший лидер их класса — Зина Морошкина, а ныне Зинаида Кругликова, мать четверых детей.

Варвара собиралась отмахнуться от приглашения и на этот раз, то есть попросту проигнорировать очередное воззвание многодетной матери, но внизу шла приписка. «Варвара, Григорий Семенович очень хочет встретиться с тобой. И лично просил, чтобы ты пришла».

Это был прием из разряда «ниже пояса». Дело в том, что к их математику Раскину Григорию Семеновичу Варя питала нежнейшее почтение, смешанное с благоговением. Именно Григорий Семенович, учитель от Бога, как о нем говорили родители, с успехом прививал детям любовь к такому трудному предмету, как математика. Он последовательно выводил вчерашних троечников и хорошистов на районные и городские олимпиады, где они неизменно получали высокие баллы, а после с легкостью поступали в престижнейшие вузы Москвы.

Математика возникла в жизни Варвары Епифановой в самый трудный период ее жизни — когда родители расстались и до нее никому не было дела. Отец создал новую семью с «провинциальной профурсеткой», как говорила ее мать, и разом отрезал Варвару от себя. А в той прошлой жизни осталось немало хорошего: воскресные походы с отцом в парк Сокольники, зимой катание на коньках, летом и осенью — на велосипедах, тающее мороженое в руках, смех, совместно прочитанные книжки, зычный глубокий голос отца «Варю-юнь» и его звонкие поцелуи в щеку или в подбородок. И всего этого сразу не стало.

Взамен возникла озабоченная мать с вертикальной морщиной на лбу, ее краткие реплики: «Эта гнида ничего не получит!», «захотел потискать молодое тело», «старый козел», «провинциальная шлюшка». Мать бросала эти реплики по телефону своим подругам, не думая о том, что их может услышать Варвара. Или, напротив, ей доставляло удовольствие показать Варваре: какой скотиной, в конце концов, оказался ее отец.

Варя в это верить не могла. Ей очень хотелось встретиться с отцом и как-то объясниться. Спросить его, а как теперь будет жить она, Варвара? Будет ли он приходить к ним, гулять с ней в парке, целовать в подбородок и покупать мороженое?..

Но отец ушел однажды утром с чемоданом и никак не давал о себе знать.

Мать, когда Варя приставала к ней с вопросами, отмахивалась от дочери, как от назойливой мухи. Брезгливо поджимала губы и говорила: «Ему теперь не до тебя, там вот-вот родится ребенок».

Варвара затыкала уши и уходила к себе в комнату, когда и это не помогало, когда находиться дома рядом с наэлектризованной матерью становилось невыносимо, она уходила гулять в парк одна и бродила по дорожкам допоздна — просто так, без всякой цели. Потом она стала прогуливать уроки, потому что жизнь разом потеряла всякий смысл и не было желания вообще куда-то ходить и чем-то заниматься. Отец ушел в августе, и всю осень Варвара блуждала в парке, периодически пропуская уроки и не думая о том, что будет дальше.

С наступлением холодов прогулки не прекратились. Однажды Варвара, обессиленная, опустилась прямо на дощатый пол летней веранды и равнодушно-тупо смотрела, как кружатся в воздухе первые снежинки. Незаметно она уснула и проснулась закоченевшая от холода. Она даже не могла разогнуть пальцы.

Где-то рядом раздалась матерная брань, и Варвара вжалась в стену, надеясь, что ее не заметят. Но случилось обратное.

Трое парней остановились напротив нее. И один из них отпустил длинное замысловатое ругательство, сплюнув на землю. Варвара попыталась встать, но ноги плохо слушались. Она поднялась, держась руками за стенку, но ноги подкосились, и Варвара снова рухнула на пол.

С гоготаньем отморозки подошли к ней. Один из них ботинком легонько коснулся ее рук, как будто бы она была лягушкой или полудохлым зверьком, которого пытаются перевернуть на спину. Варвара сжала руки в кулаки, смех раздался еще громче. Сознание мутилось, было противно. Подташнивало и еще шумело в голове…

Рядом раздался звук льющейся воды, в нос ударил запах мочи. Она невольно подняла голову, стоявший рядом парень ссал, пытаясь направить струю на нее, но мешал ветер. Варвара рывком села, но кто-то подошел сзади и опустил ей на плечи руки, тем самым лишив маневра.

«Варю-ю-ю-нь! — раздавалось в ушах. — Варю-ю-нь…» И ее смех в ответ, и липкое мороженое в руках. Она слизывала его с пальцев, и еще легкость в теле, и чувство полета, когда летишь на велосипеде и отрываешься от земли, а ноги крутят педали все быстрее и быстрее… Ветер свистит в ушах…

— А она, придурочная, что ли? Пощупаем ее, Серый, а? Проверим целочку…

Слова не доходили до сознания, они были как тяжелые камни, которые катились сверху горы и готовы были расплющить ее.

— По-ща-дите, — хотела выдавить Варвара, но из горла вырвался лишь слабый писк. В ответ раздался взрыв смеха.

Некое «существо» присело рядом с ней на корточки.

— Как ты себя чувствуешь, а?

Наглые глаза, запах табака и страшный оскал.

«Наверное, я сейчас здесь умру, — подумала Варвара. — Вот прямо сейчас. И лучше умереть, чем…»

Мысль она не закончила, потому что сидевший на корточках стал расстегивать молнию на ее джинсах. Ему никак не удавалось это сделать, и, выругавшись, тот, кто стоял сзади, рывком поднял Варвару на ноги. Молча она лягнула парня, стоявшего перед ней. Тот, охнув, врезал ей изо всех сил по лицу. Рот наполнился кровью. Она нащупала языком выпавшие зубы.

— Вот тварь! — сказал один из парней с веселым изумлением.

На ней рвали одежду, она отбивалась, но силы были неравны. Она уже чувствовала, что падает в обморок, что все куда-то исчезло… Вдруг послышались еще мужские крики, ругательства, звук металла, ударившего о трубу…

И она снова лежала на земле, над ней склонялись двое мужчин. Как потом выяснилось — это были военные, которые шли парком на день рождения своего сослуживца. Они хотели срезать путь, но заплутали и вышли к летнему шахматному клубу, где и находилась Варвара в окружении банды отморозков.

Полумертвую от страха и холода Варвару отвели домой и передали матери, которая с перекошенным лицом кинулась к ней и стала трясти и выговаривать — почему она где-то шляется, не поставив ее в известность.

— Мамаша! — вежливо, но строго осадил ее один из провожатых. — Девочка ваша полужива, вы что, не видите? Ее из рук подонков вырвали. Еще немного, и изнасиловали бы, твари. Слава богу, все обошлось.

Мать вскинула на военного глаза, сказанное доходило до нее с трудом, потом она бросилась к Варваре и стала исступленно гладить ее по волосам, обнимать, приговаривая, что «все хорошо и ничего не надо бояться».

Мужчины ушли, а Варвара стояла в коридоре в разорванных джинсах и куртке с оторванным рукавом. Мать, внимательно вглядевшись в нее, охнула:

— У тебя лицо в кровоподтеках.

— И зубы выбиты, — спокойно сказала Варвара. Собственный голос показался ей отстраненно-чужим, словно эти слова говорила не она, а кто-то посторонний.

— Зубы? — истерично вскинулась мать. — Но надо же что-то делать! Бежать к врачу, писать заявление в полицию!

— Ничего не надо, — пробормотала Варвара. — Я просто умру, если придется куда-то идти. Давай все решим завтра. А сегодня я хочу принять ванну и спать… Прошу…

— Да, да, девочка моя. Это все старый козел довел, если бы он…

— Мама! — осадила ее Варвара. — Не надо.

Принять ванну не было сил, от горячей воды раны и ушибы болели еще сильнее. Она включила холодный душ. И постояв под ним минут десять, вышла из ванны, обернувшись в полотенце. Мать стояла в коридоре.

— Есть будешь?

— Неа, — кровоточащие дырки во рту мешали говорить, и Варвара сильно шепелявила. — Не хочу, только спать…

Она рухнула в кровать, обессиленная, униженная, тело горело от чужих жадных рук, скользивших по ней, срывавших одежду, ей казалось, что до сих пор она ощущает запах табака и перегара.

Варвара приложила руку ко лбу. Он горел…

— Я заболела, — прошептала Варвара. — У меня температура…

Выздоровление было долгим: две недели Варя пролежала с температурой, мать хлопотала рядом, бестолково суетясь и негодуя на «козла». Он был виновен во всех прошлых и будущих бедах — это стало жизненным кредо матери, превратившимся в манию.

Но и после того, как температура спала, оказалось, что до полного выздоровления Варе далеко. В ее мире что-то безвозвратно треснуло, нарушилось, и ей было не под силу восстановить утраченную цельность.

В школе она скрыла случившееся, но все видели, что с Варварой Епифановой что-то происходит.

Первым забил тревогу Григорий Семенович, математик. Он как-то попросил Варю остаться после уроков и попытался вызвать ее на разговор. Варвара молчала, наконец математик, вплеснув руками, воскликнул:

— Деточка, ну ты же просто терзаешь себя! Я это вижу. У меня есть племянница в этом же возрасте, весьма капризная девочка, и я все хорошо понимаю, но нельзя же так. Давай займемся математикой, чтобы восстановить душевное равновесие? Математика лучше всех справится с этим.

— Почему? — машинально спросила Варвара.

Преподаватель снял очки и протер их.

— Потому… Математика — это божественная гармония чисел. «Музыка сфер». Все подчиняется числу. Вся мировая гармония. Вот Пифагор…

Григорий Семенович рассказывал ей о Пифагоре так, словно лично знал его. А потом ему удалось почти невозможное — он вернул Варе интерес к жизни через сухие формулы, которые как голые стебли заполняли доску, а потом в конце взрывались цветочным ковром. И Варвара, решая задачи, словно бежала по цветущему лугу.

Уже после Варвара узнала, что у математика не было никакой племянницы, а была дочь Аля, погибшая в возрасте Вари. Погибшая нелепо и случайно, она переходила железнодорожные пути, споткнулась и упала на рельс прямо виском. Мгновенная смерть.

Чем-то Варвара напоминала Григорию Семеновичу Алю, возможно, поэтому он и принял в ее судьбе такое участие. А может быть, математик был просто добр по своей натуре и видеть страдания ученицы ему было тяжело. Правды Варвара никогда не узнала, да и не пыталась узнать.

К Варваре постепенно вернулся интерес к жизни, она полюбила математику, участвовала в олимпиадах, но главное — стала без страха смотреть в будущее.

А потом в один прекрасный момент в класс пришел Гоша Кунцевич, и он легко потеснил Варвару с пьедестала. Он стал лучшим и любимым учеником Григория Семеновича, и Варвара жутко страдала от этого, но поделать ничего не могла. Когда Гоша обращался к ней, она грубила, отвечала резко или вовсе поворачивалась спиной. До нее не сразу дошло, что она нравится Гоше, что он пытается завоевать ее внимание. Неприязнь к нему застилала глаза и не давала увидеть то, что было на самом деле.

Несмотря на отчаянные Гошины попытки склонить ее к симпатии, Варвара дулась и сердилась на него совершенно по-детски — словно мстила за то, что теперь она не занимает в сердце Григория Семеновича безоговорочно первое место.

Ни Гошины цветы, ни билеты в кино, ни кафе, куда он водил ее пару раз, не заставили Варю сменить гнев на милость. Правда, иногда она делала вид, что принимает его ухаживания, а потом одним махом опрокидывала робкие мечты влюбленного в нее парня. Оборвалось все внезапно. Гоша в десятом классе уехал вместе с родителями в Америку, первое время писал ей, а потом переписка оборвалась. Варвара отнеслась к этому философски, и вскоре Гоша стал для нее тусклым воспоминанием, оставшимся в прошлом, так как настоящее уже бурлило и выходило из берегов, грозясь затопить все и вся.

Перемены происходили во всех направлениях. Отец наконец-то отсудил у матери квартиру, надо было размениваться. Переезжать из трехкомнатной в двухкомнатную, искать варианты.

Отец за прошедший период возник в жизни Варвары всего два раза. В последний раз она с трудом узнала его — вместо поджарого стройного мужчины с веселыми глазами — перед ней был отекший располневший дядька, который изо всех сил старался на нее не смотреть, мямлил, что жизнь — сложная штука, обещал еще встретиться, говорил, что «у него все трудно», а Варвара стала «настоящей красавицей». И все было ложью от начала до конца.

На самом деле у него все было прекрасно — молодая жена родила еще одного наследника, точнее — наследницу, теперь у отца был полный комплект: сын и дочь, которую он назвал красивым именем Эльвира. Отец основал собственную фирму на паях с бывшим однокурсником, ставшим большим человеком и имевшим связи в московской мэрии и властных структурах. Итак, у отца были деньги, молодая красавица жена, собственное дело, сытая благополучная жизнь, куда Варя никак не вписывалась, и ее оставили за бортом, как надоевшую куклу или плюшевого мишку.

А его слова насчет красавицы — можно было счесть откровенной насмешкой. К своей внешности Варвара относилась более чем критически и терпеть не могла слюнявые комплименты, как она их называла, тем более от близких людей.

После свидания с отцом она сказала матери:

— Как он изменился!

Мать вскинула на нее глаза, обведенные черным карандашом, что придавало ей сходство с грустным Пьеро.

— Да? И как ты его находишь? Мне Алексей показался таким холеным, ухоженным.

— Как кот, слопавший мышку.

— Да-да, мы бедные мыши, которых он съел, — подхватила мать. — А теперь собирается нас выселить из нашей же квартиры. Нет чтобы оставить квартиру своей кровной дочери и жене, которая угробила на него свои лучшие годы…

Ни слова не говоря, Варвара повернулась и пошла в свою комнату. Там она долго стояла и изучала себя перед зеркалом. Серые глаза, русые волосы. Толстая коса, с которой она не хотела расставаться, хотя прекрасно понимала, что это несовременно и не модно. Но коса ей нравилась, она придавала Варе какую-то приземленность, в хорошем смысле этого слова. Ей нравилось распускать волосы и ощущать под пальцами тугой шелк, волосы становились мягкими, послушными и, вырываясь на свободу, с облегчением струились по спине и плечам.

Но красивой ее назвать было нельзя. Миловидной, симпатичной — но не красавицей. Здесь отец перегнул палку. Вот только — зачем? Хотел снискать ее расположения, подольстить?

Свою трехкомнатную в районе Сокольников они разменяли на маленькую двушку в Перове, о чем мать сокрушалась почти каждый день.

После окончания школы Варвара поступила в МИФИ, училась она без интереса, с однокурсниками не сходилась, держалась дичком и получила прозвище «странной особы» и «малахольной». А Варваре было невыносимо скучно. Скучны были люди, занятия, вся окружающая обстановка… Скучна жизнь. Она думала о себе как о маленькой старушке, которую уже ничего впереди не ждет.

Так бы все и шло по накатанной колее, если бы на четвертом курсе не состоялось судьбоносное знакомство с одним человеком, перевернувшим всю ее жизнь.

В тот день ничего, абсолютно ничего не предвещало никакие перемены. Все начиналось как обычно: занятия в институте, потом нужно было по просьбе матери поехать в аптеку и купить ей лекарство. Ну и домой.

Стоял апрель. В воздухе пахло свежестью и беспокойным ветром. Аптека находилась в центре, купив лекарство, Варвара неожиданно для себя решилась пройтись по Пречистенке. Она шла по тротуару, как вдруг увидела между домами в одном из переулков человека, который сползал по стене.

«Пьяный», — подумала Варвара и собиралась уже идти дальше, как что-то остановило ее, и быстрыми шагами она направилась в переулок. Мужчина тихо стонал, держась за сердце.

— Вам плохо? — наклонилась к нему Варвара.

Он с трудом открыл глаза.

— Вы кто? — спросил он.

— Варвара Епифанова.

— Откуда?

— Студентка МИФИ. Это что — принципиально важно? — сердито спросила Варвара. — Вы сейчас, кажется, концы отдадите.

Даже в темноте было видно, как слабая улыбка тронула его губы.

— Грубите, девушка, нехорошо.

— Нехорошо пререкаться, когда вам плохо.

— Откуда вы знаете, что мне плохо?

— Да ну вас! — рассердилась Варвара. — Сидите тут. А я пошла.

Где-то совсем рядом раздался сухой щелчок, и человек вцепился ей в руку.

— Пожалуйста… — выдавил он. — Спрячьте меня!

— Куда? — растерялась Варвара.

— Куда-нибудь, хотя бы в кафе.

— Где я его возьму?

— На Пречистенке. Скорее же! Давайте я обопрусь на вас.

Варвара помогла мужчине подняться. Он оказался тяжелым, но и Варвара была не хрупкого сложения. Стиснув зубы, она чуть ли не волоком вытащила его из переулка на Пречистенку.

Через десять метров обнаружилось кафе.

— Сюда! — скомандовал он.

Они вошли в кафе, и ее спутник выбрал самый дальний столик в углу. Опустился на диван и застонал, вытянув ногу.

Варвара села напротив. Теперь она разглядела его как следует. Это был молодой мужчина не старше тридцати лет, кудрявый, темноволосый, с блестящими карими глазами. Он напоминал классического итальянца.

Конец ознакомительного фрагмента.