Разбитые часы Гипербореи

Екатерина Барсова, 2022

Анфиса устроилась на работу в фонд, который готовит экспедицию к таинственному месту силы на Севере. Кто бы знал, к чему это приведет! Секретарь руководителя – должность маленькая, в секреты и тонкости Анфису не посвящают. Но если проявлять внимание и не гнушаться подслушивать чужие разговоры, умная девушка может раздобыть немало интересной информации, которая очень дорого стоит. Кто-то дает за нее большие деньги, а кто-то – расплачивается жизнью… В захватывающих остросюжетных драмах Екатерины Барсовой из серии «Великие тайны прошлого» прогремевшие на весь мир преступления, до сих пор оставшиеся нераскрытыми, перекликаются с современностью и находят неожиданное продолжение в настоящем. Прошлое возвращается и становится причиной нового преступления.

Глава четвертая. Аукцион с сюрпризом

Чем человек несчастнее, тем больше он боится изменить свое положение из страха стать еще несчастнее.

Петр Кропоткин

* * *

Москва. Наши дни

Анфиса была собой недовольна. В самый последний момент начальник позвонил ей и сказал, что завтра состоится аукцион, на котором будет продаваться одна вещь, которую Анфиса непременно должна купить. Каталог аукциона им в офис принес курьер. Вот как люди за клиентами бегают, сказал ей Воркунов. Видимо, подготовились серьезно. Задания, которые сваливались на голову неожиданно, Анфиса не любила. Но делать было нечего — босс велел. Ей следовало взять под козырек и сказать — «будет сделано». По закону подлости (из-за того, что Анфиса находилась в состоянии раздражения, а в такие минуты все нервы обострены и можно легко сделать один ляп за другим) она поскользнулась на кухне — пролила воду и чуть не растянулась на полу, но вовремя ухватилась за край стола, а там стояла чашка с кофе… Соответственно черная жижа тоже оказалась на полу, забрызгав красивую дымчато-серую юбку, в которой Анфиса и собиралась на аукцион.

Это было уже слишком. Она не просто любила эту юбку, та в какой-то степени была ее талисманом. Обычно, когда Анфиса надевала эту юбку, ей сразу несказанно везло. Можно верить в приметы или нет, но это было доказано многократно — юбка честно служила волшебной палочкой-выручалочкой. А после маленькой кухонной аварии с кофе тщательно продуманный наряд пришлось отложить в сторону, и настроение от этого, понятное дело, не взлетело вверх, а напротив — опустилось вниз. Еще на одну ступень.

Снова заварив кофе, Анфиса посмотрела в окно. День обещал быть пасмурным, и это тоже не прибавляло оптимизма.

Юбка отправилась в стирку, пришлось открыть гардероб и начать пересматривать вещи, висевшие в нем: строгий серый костюм был забракован сразу, так как выглядел слишком строгим. В таком наряде она походила на офисного работника. Брюки жизнерадостного канареечного цвета тоже были отложены в сторону, так как позволяли подумать, будто их владелица пребывает под кайфом или в легком неадеквате. Перебрав гардероб, Анфиса подумала, что одеть ей совсем уж нечего — она все забраковывала, — как вдруг ее взгляд упал на нежно-фиолетовое платье легкого струящегося силуэта длиной чуть ниже колен, и она подумала — это то, что надо. Вполне подходящий вариант для аукциона. Сверху еще идеально подходил серый пиджак с серебристым отливом, на лацкане которого красовалась старинная серебряная брошь. Теперь ее облик был полностью завершен. Оставалось выпить кофе…

Две чашки крепкого эспрессо привели Анфису в состояние умиротворения: теперь она была готова к труду и обороне.

Валя Лавочкин рвался идти с ней, но она его остановила, сказав, что там скучная обстановка и ему на аукционе совершенно нечего делать.

— Ты не хочешь, чтобы я там был? — голос Лавочкина в телефонной трубке звучал недовольно.

— Это скукота.

— Ничуть! Все это очень увлекательно, аукционы — это здорово! — парировал Лавочкин.

— Ты просто насмотрелся голливудских фильмов. И все. На деле это выглядит далеко не так заманчиво, как расписывают киношники.

— И все же! У меня свободный день.

— И что с этого? Ты же не породистая собачка, чтобы тебя везде таскать.

— Спасибо за сравнение.

— Всегда пожалуйста.

Анфиса все-таки настояла на своем и пошла на аукцион одна. Без Лавочкина. Впрочем, потом она об этом пожалела.

На аукционах Анфиса была всего два раза и поэтому считать себя завсегдатаем подобных мероприятий никак не могла.

Аукцион проходил в небольшом помещении антикварного салона. Она пришла заранее и теперь смотрела, как публика заполняет помещение.

Люди старались не смотреть друг на друга; все были сосредоточены, готовились к предстоящим схваткам. Анфиса подумала, что она, пожалуй, выглядит слишком спокойной и расслабленной. Не в пример другим. Она даже пыталась улыбнуться одному старичку в темно-зеленом бархатном пиджаке. Но он, нахмурившись, отвернулся. Словно она не улыбалась ему, а показала язык или выкинула другую хулиганскую шутку.

Аукцион начался вовремя. На помост взошла женщина лет сорока с небольшим — плотная блондинка в очках, черных брюках и свободной блузке навыпуск. Постучав молоточком, оглядела зал.

— Добрый вечер! — прожурчала она. — Рада всех приветствовать. Объявляю аукцион открытым.

Сначала были выставлены две книги, изданные в эпоху Петра Первого. Одна ушла за сто пятьдесят, другая — за двести тысяч. Далее пошли гравюры и картины. Была одна позолоченная статуэтка из дворца Шереметевых. Анфиса немного заскучала, как вдруг услышала:

— Лот тридцать два. Крест из кости. Резьба. Найден в Германии… Начальная ставка…

Анфиса напряглась.

— Тридцать пять тысяч, — сказала она.

Сзади послышалось:

— Тридцать восемь.

Голос был мужской, с легкой хрипотцой.

— Сорок, — не моргнув глазом бросила Анфиса.

— Сорок две.

Они дошли до семидесяти, и здесь незнакомец сдался.

Анфиса ощутила внутреннее удовлетворение. Она сделала все, как ей поручили, и имела все основания быть собой довольной.

Ей упаковали лот, она вышла на улицу, к ней бросился мужчина.

— Уступите мне! — Это был тот самый тип, который торговался с ней, повышая ставки.

Она подняла брови вверх.

— Вы о чем?

— Уступите мне эту вещь, — попросил он. — Я заплачу вам ту сумму, которая у меня есть. А потом соберу недостающую. За короткий срок, — он помедлил: — Недели за две.

— Разговор вообще неуместен, — холодно сказала Анфиса. — И ваши деньги мне не нужны. Я купила то, что хотела. И ни на какие уступки не пойду.

— Я заплачу еще больше, — в голосе послышалась мольба.

— Отойдите, пожалуйста, с дороги.

— Подумайте, а!

— И не собираюсь. Мы уже обо всем поговорили.

— Я бы так не сказал, — теперь мужчина говорил с вызовом.

— Что вы имеете в виду? — осведомилась Анфиса.

— Все, что угодно!

— Ого! Вы мне, кажется, угрожаете.

— Я провожу вас.

— Ни в коем случае. Я не собираюсь разговаривать с вами ни о чем. — Сейчас они стояли друг напротив друга. Она разглядела мужчину получше.

Лицо вытянутое, осунувшееся, маленькие усики, глаза — широко расставленные. Скулы… Угадывается что-то монгольское. Впрочем, весьма отдаленно…

— Так как? Согласны с моими условиями?

Анфиса взяла в руки мобильный и вызвала такси. Оно подъехало очень быстро.

Когда она уже садилась в машину, мужчина, сложив руки рупором, выкрикнул:

— Мы еще с вам встретимся, Анфиса!

Приехав на работу, Анфиса позвонила Лавочкину.

— Приезжай. Мне нужно тебе кое-что рассказать…

Когда Валя прибыл, она рассказала ему о случившемся.

— Я бы ему врезал как следует!

— И сел бы в тюрьму! — мгновенно откликнулась она.

— И пусть! Но морду бы набил…

— Слабое утешение. Носить тебе передачи я не намерена.

— Как этот тип посмел преследовать тебя!

— Коллекционер. Они все такие…

— Я же говорил: надо было ехать вместе.

— Это была плохая идея! Тебе чай или кофе сварить?

— Чай! — мрачно буркнул Лавочкин. — Зеленый.

— Сейчас…

После чая Валентин немного расслабился. Он рассказывал один из случаев на своей работе, когда Анфиса внезапно приложила палец к губам:

— Тише…

— Что такое? — забеспокоился Лавочкин.

— Ты слышишь? Кто-то ходит внизу.

Он прислушался.

— Вроде нет.

— А я слышу, — нахмурившись, сказала Анфиса. — Кто-то бродит на первом этаже.

— Может, пришли в одну из контор.

— Какой офис? «Шива и Лотос» — закрыты. «Розовое детство» работают сейчас редко. А в угловой комнате — никого нет.

— Надо выйти и посмотреть.

— Пошли вместе, — предложила Анфиса. — Я тебя одного отпустить не могу.

— Обижаешь! — повертел головой Лавочкин.

Они потушили свет и вышли, закрыв за собой дверь. Коридор, казалось, уходил в бесконечность. Они приблизились к лестнице и посмотрели вниз. Слева мигал слабый огонек.

— Видишь? — шепнула Анфиса.

— Вижу, — также шепотом ответил Валентин.

— И кто здесь бродит?

Она сложила руки рупором и крикнула:

— Эй, тут кто-то есть?

В ответ — тишина. Все это Лавочкину жутко не понравилось.

— Ты сейчас домой?

— Да. Я тебя провожу. Мне тут в голову одна мысль пришла. Короче, тут кто-то ходит, я не могу тебя здесь оставить.

— Лавочкин! Ты сошел с ума. — Анфиса смотрела на него почти сердито. Но Валентин знал — она не сердится, а только притворяется. Ему было прекрасно известно, что в гневе Анфиса — ого-го какая и лучше ей под руку не попадать. Однажды она швырнула в него тарелку и та со свистом пролетела в десяти сантиметрах от головы. А если бы попала? Он не преминул иронически спросить ее об том. Но Анфиса не повела и бровью. Мол, я шутя. Это — во-первых. А во-вторых… Если бы захотела попасть, то не промазала бы.

— Я не сошел с ума! — защищался Лавочкин. — Так все и есть. Я не выдумываю. Кто-то здесь ходит. Пока ты и в ус не дуешь… Нельзя же быть такой беспечной…

— Откуда ты знаешь, что здесь кто-то шастает? Или это все твои фантазии?

Они сидели в маленькой комнате и спорили. Это помещение высокопарно называлось кабинетом, хотя больше походило на чулан. Тут были свалены книги, предметы быта, стоял узкий диван, ломберный столик, на нем — огромных размеров старинная чернильница и маленький глобус. — Если ты думаешь обмануть меня — даже и не думай!

— Я? — притворно улыбнулся Валентин Лавочкин и в нарочитом ужасе оглянулся. — Упаси боже!

— То-то и оно! — кивнула Анфиса. — И не вздумай…

Они находились в здании, где Анфисин фонд занимал три комнаты на пятом этаже и четыре на четвертом. Фонд носил гордое название «За развитие Русского Севера». Между собой сотрудники и те, кто работал с ними, иногда называли его — «ЗАРУСЕВ». Никакой вывески внизу еще не было, руководитель фонда, бывший член исполкома одной из проправительственных партий Мстислав Воркунов утверждал, что на данном этапе никакая шумиха им не нужна. Пока они только накапливают материал и продумывают концепцию. Официальный фонд заседал в одном из бизнес-центров и занимал там две комнаты. А тут у них были склады, как говаривал Мстислав Александрович. Хотя это были, конечно, никакие не склады, а уютные помещения. Сам он бывал здесь нечасто. Приходил, сияя неприличным красивым загаром, давал указания Анфисе и снова исчезал по своим делам. Анфиса была его помощницей по фонду — историком, архивистом, аукционистом, — в ее обязанности входило отслеживать на аукционах интересные вещи, связанные с культурой и традицией Русского Севера, и докладывать о них начальству. А Воркунов уж решал: приобретать им эти вещи или нет.

— Ты думаешь, этот тот сегодняшний тип? — спросил Валя.

— Думаю, — честно призналась Анфиса. — Соображаю. Может, успела еще каких-то врагов нажить за последнее время.

— Долго будешь соображать?

— Сколько понадобится, — отрезала она. — И не мешай.

Процесс интенсивного раздумья чередовался у Анфисы с закатыванием глаз к потолку. Как будто бы она хотела что-то там прочитать. Валя покорно ждал, боясь попасть под горячую руку или вызвать неудовольствие своей подруги. Невольно он любовался Анфисой — ее длинной шеей, пепельными волосами, спадавшими красивой волной, кожей почти мраморной — но живой и теплой…

Свет от фонаря падал на стол…

— Ничего тут не придумаешь, — с усталым вдохом констатировала Анфиса. — И вообще пора по домам. Не находишь?

— Нахожу. Ты останешься здесь?

— Догадливый ты мой, — усмехнулась Анфиса. — Приз в студию за смекалку. Мне еще какое-то время нужно поработать.

— Э… — Валентин замялся. — Тебе не страшно здесь оставаться?

Она подняла вверх брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Говорю прямо, если ты не хочешь понимать мои намеки. Ты здесь одна. Обстановка вокруг опасненькая… Мало ли что. И не говори, что я излишне все нагнетаю.

— Это все твои фантазии, кажется, я тебе говорила об этом, — голос Анфисы звучал спокойно. — И не напоминай мне об том типе. У страха, как ты знаешь, глаза велики. Я тоже стану воображать себе всякое…

— Анфис! — выкрикнул Валя почти с отчаянием. — Давай я останусь и буду тебя караулить. Так мне спокойней, да и тебе — тоже.

— Еще чего? Тоже мне рыцарь нашелся!

— Рыцарь не рыцарь. А в случае чего…

— Лавка! — Анфиса скрестила руки на груди. — Прошу тебя, не испытывай моего терпения. Даже не прошу, а требую. Все в порядке. Я всегда смогу за себя постоять. Так что твоя помощь здесь не нужна. Я тебе за нее благодарна. Но…

— Ну хорошо, — Валя старался, чтобы его голос звучал невозмутимо и не дрожал. — Я ухожу. Спокойной ночи…

Он знал, чувствовал, что Анфисе страшно, но она хорохорится. Она любит подчеркивать свою независимость и ей не нравится принимать помощь со стороны. Даже от него. Ну что за несносный характер, рассердился на нее Лавочкин. Просто ужас, а не характер. А что ему делать? Не может же он оставить ее наедине с этим типом, который шастает рядом.

— Спокойной ночи…

Валя ушел, хлопнув дверью. Спустившись на первый этаж, он задумался. Никто не знал, что будет дальше… История с типом, который угрожал Анфисе, Лавочкину категорически не понравилась. Более того — он испытывал самый настоящий страх за подругу, поэтому уйти никак не мог. Он должен был остаться и присмотреть за ней, за беспечной дурочкой, которая никак не могла взять в толк, что ей угрожает опасность. «Легкомыслие — удел женщины», — вспомнил он вычитанную когда-то фразу. Нет, Анфиса положительно сошла с ума, если решила наплевать на осторожность. И его первейший долг — подставить ей плечо, даже если она об этом не просит, а наоборот, посылает его к черту. Если он сейчас оставит Анфису одну, то случиться может все, что угодно… Дальше его воображение совсем разыгралось — вот на Анфису нападают, вот ей скручивают руки… Девушка она, конечно, боевая, но супротив мужика, да еще с револьвером, к примеру, или с ножом, она ничего поделать не сможет, как бы ни хорохорилась и ни строила из себя самостоятельную даму… Он хорошо знал Анфису, понимал, что просить о помощи и выставлять себя слабой беспомощной девушкой было совершенно не в ее духе. Напротив, там, где надо бы разжалобить или сыграть на типичных женских качествах — Анфиса все делала наоборот. Нет, уйти сейчас было бы верхом его собственного, Лавочкина, легкомыслия и непростительной глупостью…

Хотя, собственно говоря, что делать — он не знал.

И все же… все же…

Валя уже собирался открыть дверь особняка и шагнуть в ночь, как увидел в высоком верхнем окне какие-то колышущиеся тени, как от ветвей деревьев. Неясное чувство тревоги сжало сердце Лавочкина. Он не был суеверным человеком, но ведь беспокойство на пустом месте не возникает?

Вернуться назад или оставаться здесь? Он не знал, как поступить, но тут другие звуки внезапно привлекли его внимание. Легкий шорох наверху, и стук открывшейся двери — едва слышный. Ветер? Сквозняк, открывший дверь… Хотя откуда здесь взяться сквозняку. Но старый дом способен и не на такие сюрпризы… Валя вновь бросил взгляд на улицу — все вроде спокойно. Внезапно раздался какой-то грохот и Анфисин крик. Лавочкин моментально взлетел наверх.

Анфиса стояла у двери и при виде Лавочкина отпрянула.

— Ты? Как ты меня напугала.

— Ну… я… А что… Это ты шел сверху?

— Я? — мысли Лавочкина лихорадочно забурлили. — Откуда?

— С верхнего этажа…

— А что мне там делать?

— Значит, это был не ты? — Анфиса всматривалась в него, словно желая прочитать ответ.

— Конечно, не я.

— А где был ты?

— Внизу.

— Ты же ушел?

— Ушел… Но решил вернуться.

Анфиса сдвинула брови.

— Понимаешь, — сбивчиво начал Лавочкин. — Все-таки я не смог оставить тебя здесь одну. Это было бы неправильным. Поэтому я сделал вид, что ушел. А сам стоял на первом этаже. Ждал.

— Чего?

— Ну… — он пожал плечами. — Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, а все остальное — плод моих расстроенных нервов. Но как видишь — я оказался прав в своих подозрениях. Так что ты напрасно гнала меня. Мое чутье меня не подвело. А что это был за грохот?

— Я уронила фонарь. Услышала звуки, как будто кто-то скребется в коридоре. Я подумала: мыши или крысы. Я давно говорила Воркунову, что нужно здесь поставить капканы. А он все отмахивался. Решив, что здесь резвится какая-то живность, я взяла фонарь. И какой-то был звук со стороны… Шаги, что ли? Я выронила фонарь. А здесь ты появился… И я… рада…

Лавочкин почувствовал себя польщенным.

Он поднял фонарь, лежавший на полу.

— Поехали к тебе, — решительно сказал он. — Я возьму такси и отвезу тебя домой. И не успокоюсь, пока не увижу, что ты находишься у себя и в безопасности. Даже не возражай.

Он отвез Анфису домой и, только когда убедился, что она закрыла за собой дверь на ключ, уехал к себе, взяв с нее слово, что она будет очень осторожна, а если что — сразу позвонит ему.