Синее пламя Юга

Екатерина Бакулина, 2022

Я единственная дочь герцога Рёйгена и наследница Северных земель. Моего отца король казнил, обвинив в предательстве, а меня решил отдать в жены своему любимчику, сделав его новым герцогом. Но в предательство я не верю и не стану мириться со своей судьбой. Север не станет мириться и не примет чужака. Я сбегу из замка и найду себе мужа сама. Лучше уж выйти замуж за первого встречного, чем подчиниться. Вот только первый встречный не так-то прост… И все совсем не так, как кажется на первый взгляд.

Глава 4. В горе и в радости

Эй, да ветры буйные

Да снега белые.

Ой, да ты, подружка наша,

Да подруженька,

Эй, да зачем же рано во замуж пошла?

Народная свадебная песня

Вечером, в трактире, я слышала, как они орали друг на друга.

Вернее, не то чтобы орали, но Кадим очень настойчиво пытался Отеру что-то доказать. Он слышал клятву, и ему это не понравилось. Как только появилась возможность, он оттащил Отера в сторону, за порог. Я почти не слышала того, о чем он говорит, только отдельные слова. Не подслушивала, просто он говорил слишком громко.

«Откажись!» «Да ты с ума сошел? Что ты творишь?» «Давай уйдем, пока не поздно!»

Если Отер не женится на мне, его клятва не будет иметь силы, это условие.

«Поздно», — сказал Отер.

Кадим пытался ему что-то доказать. Сначала на уэйском, потом, когда Отер одернул: «Все слышат, прекрати!» — Кадим перешел на данхарский. Отер слушал, изредка по-уэйски что-то тихо отвечал, но это значит, он понимал данхарский отлично. Ничего удивительного, наверно, это я нигде не была, а он…

Отвечал, а потом, когда, очевидно, устал Кадима слушать, вдруг рявкнул по-данхарски сам, что-то страшное, очень резкое, всего несколько слов. Так, что даже мне, за стеной, захотелось пригнуться. И вышел. Вернее, зашел в дом, хлопнув дверью.

Увидел меня.

Я не подслушивала.

Но и прятаться сейчас не стану.

Он окинул меня взглядом с ног до головы.

— Сейчас начнем, — бросил коротко. Глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться и прийти в себя, разговор с Кадимом дался ему нелегко. — Сейчас, только умоюсь…

Дернул головой и быстро пошел наверх, в комнату.

Я пошла за ним, он не возражал.

Там у окна на столе ведерко с водой и кувшинчик. Видела, как Отер зачерпнул, плеснул себе в лицо. Потом снова. Оперся ладонями о стол.

— Отер? — позвала я. — Ты сомневаешься?

— Нет, — сказал он. — Не сомневаюсь. Не бойся, я не отказываюсь от своих слов.

— Я не боюсь, — сказала я. — Только хочу понять. Кадим сказал, что ты упрямый, привык получать все, что задумал.

— Да, — сказал он. — Так и есть.

— Отер… если сейчас… — я и сама точно не понимала, что хочу сказать, видела только, что все идет не так… не очень правильно.

— Нет, — он очень быстро повернулся, подошел ко мне, взял меня за плечи. — Все правильно, не сомневайся. Сейчас мы пойдем, принесем клятвы друг другу перед всеми и станем мужем и женой. Так и должно было случиться. Тебе точно нечего бояться.

— А тебе?

Наши жизни отныне будут связаны. Уверена ли я?

Его пальцы чуть сжались на моих плечах, но он вовремя опомнился, отпустил меня. Дернулся кадык, ноздри дрогнули. Он пытался то ли решиться на что-то, то ли просто взять себя в руки.

И что-то в нем изменилось, едва заметно. Но потеплело.

Он даже улыбнулся мне, только я не поверила этой улыбке.

— Не бойся, Ингрид, — сказал Отер тихо, очень мягко. — Все хорошо. Я уверен, что сама судьба свела нас. Я сделаю все, чтобы ты не пожалела о своем решении. Чтобы вернулась в Ормхольм полноправной хозяйкой. Чтобы жила счастливо. Чтобы увидела, как растут твои дети и внуки. Ничего не бойся. Мы сейчас пойдем, и я повторю это перед всеми, но сейчас я хочу сказать это тебе. Наедине. Я делаю это не потому, что вижу выгоду для себя… хотя и это тоже, мы взрослые люди и все понимаем. Я делаю это потому, что только увидев тебя, я… наверно, никогда уже не смог бы забыть. Я понимаю, мы знакомы-то всего два дня, и говорить о чем-то серьезном… — он поджал губы, покачал головой. — Я уверен, мы все делаем правильно.

Он смотрел на меня, сверху вниз… я чувствовала тепло его ладоней. Вдруг подумала, что мы ведь женимся, а значит, совсем скоро, уже через несколько часов в этой спальне мы…

От этой мысли, от тепла его рук, от его взгляда — уши вдруг начали неуловимо краснеть.

И он вдруг улыбнулся совсем иначе, очень искренне. Наклонился, поцеловал меня в лоб. Легко, едва коснувшись губами. Но мои уши огнем залило окончательно. Я никогда не была с мужчиной…

— Ты прекрасна, правда, — сказал он. — На тебя просто невозможно равнодушно смотреть. В тебе есть огонь. Идем.

И взял меня за руку.

Да, я представляла себе свою свадьбу совсем иной. Не так.

Это должно было быть торжественно, в светлом чертоге Ормхольма, я в красивом платье, вокруг много гостей… а не уставших путников и пьяных крестьян, заглянувших сюда вечерком. Красивые люди, красивая музыка, полные столы…

Но ведь это не важно, на самом деле.

Мы сможем все отпраздновать потом, когда я получу Ормхольм назад. Сделать все по правилам.

Да и не в пирах дело.

А в человеке, с которым я решила связать свою судьбу.

Как же это вышло?

Совсем чужой мужчина, который сейчас держит меня за руку. Который, не сомневаясь, клянется любить и защищать меня до последнего дня. Который отлично понимает, какой отчаянный шаг сейчас совершает и чем его клятва может обернуться… не эта клятва, но и эта тоже.

Во время свадебных обещаний клятва символична, без крови. В старые времена клялись по-настоящему. Но заставлять двоих клясться на крови — любить и хранить верность до конца дней… особенно если это договорной брак, по воле родителей, особенно когда о любви изначально речи и не идет, это слишком жестоко.

Сейчас это просто слова. Но даже слова имеют силу.

У Отера в глазах мечутся чуть безумные отчаянные искры. Он клянется, словно прыгает с высокой скалы, не зная, достаточно ли глубоко внизу, не разобьется ли он. Я тоже не знаю.

Но обратного пути нет. Мы уже летим.

И я клянусь тоже.

А потом он целует меня. Легко, почти по-братски, едва коснувшись губами.

Зрители улюлюкают, веселятся, требуют целоваться еще.

— Потанцуем? — говорит Отер, подхватывает меня.

Слегка нетрезвый лютнист, и где только его нашли, ударяет по струнам, заводя веселую и слегка неприличную песню. У меня кружится голова.

— Ты теперь моя жена, — говорит Отер, обнимая меня.

У него теплые сильные руки. И хочется довериться ему… по крайней мере в танце. Это так легко. Рядом с ним кажется, что все будет хорошо.

* * *

— Если хочешь, если тебе нужно для начала привыкнуть ко мне, — шепотом говорит он мне в макушку, — мы можем просто тихо лечь спать.

Я натанцевалась так, что не чувствую ног. Я упала бы, если бы он не держал меня. Не нашла бы сил подняться, если бы он сам, на руках, не втащил меня по лестнице и через порог спальни. Если бы не обнимал так сейчас. Как-то совсем иначе теперь обнимал, и даже дыхание его менялось.

— А тебе не нужно ко мне привыкнуть? — сказала я.

Он засмеялся.

— Я уже, — шепнул, словно доверяя тайну, голос вдруг стал ниже и глуше.

Уже. Это я чувствовала.

Его руки поглаживали мою спину нетерпеливо, и шнуровку на платье — подхватывая пальцами тесемочки, на пальцы накручивая, но пока не распуская. Отер пытался держаться из последних сил.

Что ж, по крайней мере, в одном он точно не соврал, я нравлюсь ему как женщина. Так не сыграть.

Его сердце колотилось.

Он ждал моего ответа.

— Не хочу ждать, — сказала я. — Хочу сейчас. А то вдруг потом одумаюсь и пожалею.

— Поздно жалеть, — сказал он и потянул за тесемочки.

Я принадлежу ему теперь.

А он мне.

Подняла на него глаза. Его лицо оказалось совсем близко, его глаза, вдруг потемневшие, расширившиеся зрачки, огонь, полыхающий в глубине.

До дрожи.

Его губы осторожно коснулись моего виска… его теплое дыхание… и я невольно сама потянулась к нему. Прильнула. И обняла за шею, я хотела… просто не знала как…

— Ты ведь никогда не была с мужчиной, да? — спросил он. Потерся щекой о мою щеку. Так щекотно, у него ужасно колючая.

— Нет, — сказала я.

— Ничего, — сказал он. — Все бывает в первый раз.

— Ничего? — удивилась я. Разве он ожидал чего-то другого?

— Ты дрожишь, — сказал он. — Не знаешь, чего ожидать, не знаешь, что тебе делать. Но это ничего, надо лишь начать. Подожди… сейчас, — довольно улыбаясь, взял мои руки. — Холодные…

Немного подышал на них, согревая.

— Сейчас… — и точно задумал что-то, точно все знал.

Отпустил, быстро отстегнул перевязь с мечом, отбросил в сторону. И ремень. И взяв мои руки снова, сунул к себе под рубашку, ладонями к коже. Ближе к сердцу сначала.

— Чувствуешь? — спросил с интересом. — Ох, холодные все равно, я-то точно чувствую.

Ему было весело, при всем при этом. Глаза смеялись, легкие пучки морщинок у глаз…

А у меня покраснели не только уши, но, наверно, я вся… Замерла.

— Сердце бьется…

— Да, — согласился он, улыбаясь еще шире. — А вот тут?

Одну мою руку он сдвинул чуть вбок, и под моими пальцами оказалась кривая, выпуклая веревочка шрама.

— Чувствуешь? — спросил он.

— Что это?

— Довольно свежий, — сказал он. — Этой весной тяжелое копье сорвало стальные нашивки и пропороло мне бок. Под Интакой, в поле. Меня выбило из седла.

— Как на турнире?

Турниры у нас редкость, все больше в Уэйсвике, но я видела однажды.

— Как на турнире, — согласился он, криво ухмыльнулся. — А потом мне дали в морду, совсем не как на турнире, но я успел вывернуться и прирезать его.

— С пробитым боком?

— Очень уж хотел жить. Правда, после этого в бою от меня было мало толку. Я просидел там, около лошади, ну… кому-то успел вроде врезать по ногам…

Улыбался. Герой.

— Болит?

Я не удержалась, провела пальцами вдоль шрама, пытаясь понять, где он начинается, насколько большой. Едва касаясь пока. Мне показалось, рядом ребро чуть выпирает.

— Уже нет, — Отер покачал головой. — На таких, как мы, все быстро заживает. Не волнуйся, ты не сделаешь мне больно. Ребро тоже оказалось сломано, но уже все срослось. Вот ты трогаешь сейчас.

Его кожа была теплой тоже, мои холодные пальцы почти обжигало. Твердые мышцы под кожей. Так интересно, я чувствовала, как мышцы двигаются, когда он делает вдох…

— А можно… посмотреть? — спросила я. Наверно, странно все это. Я не так себе представляла.

Но неожиданно увлекало. Узнать его получше?

— Подожди, — сказал он. — Руками сначала. Вот тут… — вторую мою ладонь он сдвинул чуть ниже, на живот. И чуть напрягся, когда я погладила, пытаясь нащупать. — Этот старый.

Полоска гладкой кожи, не выпуклая, скорее даже чуть наоборот.

Между прочим, живот у него волосатый, куда более волосатый, чем там, под ребрами… прощупать не так легко. Но и я слегка осмелела.

— А этот откуда? — спросила с интересом.

— Этот еще в детстве почти. Мы учились драться, и парень, который был со мной в паре, чиркнул кончиком меча.

— В учебном поединке? Ненастоящем?

— Да, — согласился он. — Но и шрам почти ненастоящий. Так, слегка порезало кожу, неглубоко.

— И что ты сделал с тем парнем?

— Ничего, — сказал он. — Он был сильнее меня, быстрее, да и умнее, пожалуй. В тот день он навалял мне от души. И еще пару лет потом я не мог с ним справиться.

— Пару лет? А потом?

— Потом… научился отвечать.

В этом месте он почти дыхание затаил, потому что моя рука скользнула чуть ниже… Но нет, я ведь ничего такого… я просто хотела нащупать еще какой-нибудь шрам.

— А как звали того парня? — спросила я.

Он задумался на мгновение.

— Альфред.

— Альфред? Как короля?

— Как короля, — согласился он. — Еще показать?

— А еще есть? — спросила я.

Он хмыкнул — ну, еще бы! Правда, чуть сдавленно вышло, облизал губы. Азартно прищурился.

— Есть. Попробуй найти сама?

— Хорошо, — согласилась я.

Поняла, что почти совсем перестала смущаться, это похоже на игру, ничего такого… ну, не знаю.

И даже ближе к нему подвинулась, нужно же все ощупать. Вот уж никогда бы не подумала, что буду вот так запросто лапать постороннего мужика.

А он не мешал ничуть, просто спокойно стоял и наблюдал за мной, и сам не тянул ко мне свои лапы…

У него куча шрамов, там и искать-то нечего.

Рядом с первым, у ребер, совсем маленький, почти круглый, но вполне ощутимый.

— А это? — я обвела шрам пальцем.

— Это… хм… от стрелы, — сказал он.

— Где-то в Тарве?

— Нет, в Тунсете, полез куда не надо, меня подстрелили.

— В Тунсете? В Рёйгене? Ты говорил, что еще в детстве уехал отсюда.

— Да. Это так, ненадолго забегал… По делам, скажем. Ты еще на спине не видела, что мне с того раза осталось!

И сам чуть подался вперед, чтобы я не его со спины обойти пыталась, а обняла, обхватив руками, щупая спину. Ох ты… словно дерево обнимаешь! Он здоровый и жесткий такой… А на спине тонкие длинные полосы.

— Плетью? — спросила я.

— Ага, — кивнул он.

— За что?

Там столько полос под пальцами, что и представить страшно.

— Да вот, за то, что куда не надо полез.

— Это куда?

— К девке, — он неопределенно дернул щекой.

А я вдруг не поверила. Вот не знаю от чего. С другой стороны, мое ли это дело? За кражу его поймали? Не похож он на того, кто красть будет. Что-то еще. Но сейчас не самое удобное время выяснять. Завтра спрошу. Он ведь теперь никуда от меня не денется.

И от этой мысли вдруг как-то тепло стало.

— Рубашку сними, — сказала я, — посмотреть хочу.

И сама взялась, принялась снимать с него, он сопротивляться не стал.

А ведь хорош.

Рубашку он в сторону бросил.

Я, разглядывая его, обошла кругом. Поймала себя на том, что так по-хозяйски осматриваю, он послушно стоит. Мой муж, чтоб его… Я принадлежу ему, а он мне, и я имею на все это право.

А без рубашки даже еще крупнее кажется, плечи широкие… Шрамов на нем… На плечах куда больше, чем на груди, а руки и вовсе все изрезаны. Как он жив после всего этого? Или огонь в крови? Таких не убьешь.

Я провела рукой по плечу, погладила.

— А сколько тебе лет?

Очень своевременно. Он усмехнулся.

— Двадцать девять. Выгляжу старше?

— Да нет… Просто — когда ты все это успел?

— Да вот, знаешь, огонь в крови, как шило в заднице, спокойно сидеть не дает.

Глаза весело смеялись.

Огонь, значит…

— А это?

Я провела рукой у его ключицы.

— В Райне, — сказал он. И вдруг поймал меня за руку, притянул к себе, и я оказалась совсем близко. — А можно теперь я с тебя что-нибудь сниму? — спросил вкрадчиво.

Одну мою руку он держал, а второй я сама держалась за него, чтобы удобней стоять… ну, как держалась? Обнимала. И щекой к его плечу. Его запах, тот самый — паленой травы, нагретых камней… запах огня. Притягивал. Невозможно сопротивляться этому. Очень правильный запах.

Вдруг поняла, что хочется не только щекой, а всем телом прижаться. И не отпускать.

— Попробуй, сними, — согласилась тихо.

* * *

Когда проснулась, поняла, что он улыбается.

Лежит рядом, гладит меня пальцами по бедру, зараза такая, и улыбается. Спать не дает. Но так довольно, что сердиться невозможно.

После этой ночи — вдвойне невозможно.

И даже ничего такого, никаких чудес, никакого особого блаженства, как мне Ута с нашей кухни рассказывала. Но Ута и говорила, что в первый раз ничего ждать не стоит. Я все равно больше смущалась и не могла расслабиться, как бы Отер ни развлекал меня.

Но было хорошо.

Действительно хорошо, я бы не прочь все это повторить. И не раз.

И даже притом, что этой ночью мы больше болтали и веселились, чем то, чем в первую ночь заниматься положено… Оно и к лучшему. За эту ночь он перестал быть чужим.

Я пододвинулась ближе, прижаться к нему боком, он сгреб меня в охапку, затащил на себя. Теперь я лежала у него на животе.

— Ну, как ты? — тихо спросил он и, прежде чем я ответила, потянулся поцеловать. Нежно. По-настоящему. Увлеченно так.

— Отлично, — сказала я. Не соврала. — Ты умеешь обращаться с женщинами.

Он заулыбался еще довольнее.

— Это просто, — погладил меня по бедру. — С юными девушками надо так же, как с дикими волчатами, не лезть к ним сразу со своими ласками, это только пугать. Пусть чувствуют себя в безопасности, не лапать и не пытаться с ходу раздеть. Одежда — это тоже защита. Не стоит первому нарушать границы. Заинтересовать. Потом дать себя обнюхать со всех сторон, — он тихо хмыкнул. — Попробовать на зуб, если нужно, потому что пока волчонок не изучит тебя, доверять не начнет. Показать, что ты открыт и не тронешь. А вот когда тебе начнет доверять, можно уже и самому тянуть руки и начинать осторожно чесать за ушком.

— За ушком? Да ты страшный человек, Отер, — я была почти поражена, но и почти готова простить ему все это. По крайней мере, в это утро простить. — Значит, я — дикий волчонок?

— Уже нет, — он, ничуть не сомневаясь, меня за ушком почесал.

— Думаешь, приручил? Волк никогда не станет домашней собакой.

— Это ведь хорошо, — беспечно сказал он. — Ты тоже страшная женщина, между прочим, — и немного повел плечом. — Смотри, как покусала!

— О-о-о, — я попыталась изобразить раскаянье, но что-то не вышло. На плече действительно черный синяк. — Я попробовала тебя на зуб? А ты это говоришь сейчас, чтобы я прощение попросила или чтобы покусала еще?

Тут он просто заржал. Обнял меня так крепко.

— Второй вариант мне нравится больше, — сказал, ни капли не сомневаясь. — Ты же не просто так кусать будешь, а и все остальное тоже?

— И все остальное тебе тоже покусать? — удивилась я.

— Страшная женщина, я же говорю! — подхватил и заставил меня рывком перевернуться, сам оказавшись сверху.

— Но тебе нравится, — сказала я.

— Да, — согласился он. — Знаешь… — и как-то вдруг посерьезнел, — я очень рад, что судьба свела нас вот так. Что все так вышло. Что встретил тебя. Как бы ни повернулось потом. Очень рад. Наверно, вот такую жену я всю жизнь и ждал.

Он лежал, опираясь на локти, глядя на меня.

И вдруг сожаление в его глазах, почти тоска.

Да, мне тоже жаль, что мы не встретились раньше, что все это не просто так… что это почти договор, ради общей цели. Почти война. И забыть об этом не выйдет, даже на одно утро.

— Знаешь, — сказала я, — сейчас я почти готова поехать с тобой в Мьёльвуд и забыть обо всем.

Он улыбнулся мягко и тепло. Коснулся губами моего виска, у самой брови.

— Я очень рад этому, Ингрид, — сказал честно. — Я тоже почти готов уехать и забыть. Но у нас не выйдет. Пройдет день, два, неделя… и ты сама начнешь жалеть, что поддалась этому чувству.

— Начну жалеть, — признала я. — Но так же буду жалеть, если не попробую.

Отер кивнул и по моим волосам легонько провел пальцами.

— Нам не стоит терять время, — сказал он. — Если Камень признает Искандера, то мне к нему уже не подобраться. Лучше решить все как можно скорее.

— Не признает, — сказала я.

— Почему? Потому что чужак? В твоем отце не было ни капли рёйгенской крови, но Камень в конце концов признал его. Камню достаточно огня. И если огонь сильный, остальное уже не важно. Думаешь, в Искандере только южная данхарская кровь? Да за столько веков перекрестных браков все перемешалось.

Я вдруг… вдруг взглянула на него другими глазами.

— Ты его видел? — спросила я. — Искандера?

— Да, — сказал Отер.

— И что он за человек?

Отер вздохнул, и вся утренняя мягкость и легкость исчезла окончательно.

— Он привык получать то, что хочет.

— Как и ты?

— Как и я. — Отер оттолкнулся от кровати, сел.

Он сидел, отвернувшись, все еще голый. Я смотрела ему в спину… Широкая крепкая спина, исполосованная плетью. И не такие уж старые эти следы, не в детстве, не мальчишкой заработанные. Сбоку они перекрывают другой широкий шрам, явно полученный в бою.

Так ведь не может быть? Если это…

Если он командовал людьми, то точно не простой голодранец. И высечь его плетью? Кто мог позволить себе такое?

Тунсет… Года три или четыре назад, я как-то не придала этому значение тогда, просто случайно слышала… К отцу приезжал человек. Из Тунсета. Я случайно слышала, как орал отец: «Как вы могли упустить его?! Да еще приехать с этим ко мне! Хоть понимаешь, что это значит?» Тот человек понимал. Гнев отца пугал его. «Он подыхал, милорд! Он не мог уйти сам! С пробитым легким… да у него вся шкура со спины под плетью слезла… он подыхал…»

Я не знаю, что было потом, что это был за человек. Мне было лет пятнадцать тогда, и я совсем о других вещах хотела думать. Подумала, может, вор и что-то серьезное там…

И сейчас приподнялась сама, потянулась к Отеру, коснулась его спины, провела пальцами.

— Скажи, у тебя свои счеты с Севером, да?

— С Севером? — удивился он. — Нет.

— А с кем?

Он покачал головой.

— Я не мстить сюда приехал. А попытаться исправить. — Вздохнул тяжело, поднялся на ноги. Подобрал штаны. — Ингрид, нам нужно собираться, иначе не успеем к вечеру доехать до жилья.

Когда спустились вниз, оказалось, что ни Кадима, ни Уилла уже нет.

— Доброго утра, милорд! — хозяин трактира кланялся, с интересом поглядывая на нас. — Желаете завтрак?

Так поглядывал!

Мы шумно ночью себя вели? Я подумала об этом только сейчас…

— Давайте завтрак. Что там у вас? — согласился Отер.

— О-о, милорд! Вы наверняка голодны! У вас прекрасная жена и такая горячая, что наверняка требуется много сил! У меня есть копченые…

Отер глянул на него так, что трактирщик разом заткнулся, подавившись словами.

— Простите, милорд, — краснея, еще ниже поклонился он. — Миледи…

Отер кивнул, прощая.

— Несите… что у вас там? На троих.

Трактирщик неуверенно оглянулся.

— На троих, милорд? Ваши друзья уехали.

Но… Уилл уехал? Не сказав мне?

— Оба? И Уилл? Белобрысый? — Отера это тоже удивило.

— Да, милорд.

— А то, что уехал Кадим, ты знал? — спросила я.

— Да, — сказал он. — Мы говорили вчера, что теперь каждый пойдет своей дорогой. Я знал, он попрощался. А Уилл не говорил ничего?

Отер внимательно смотрел на меня.

— Нет, — сказала я. — Я даже не думала…

И Отеру это не понравилось.

— В какую сторону он поехал? — спросил трактирщика.

— Он поехал дальше, милорд. На запад. Ничего не сказал, на рассвете просто вышел, взял лошадь и уехал.

— Он просто ревнует меня, — сказала я неуверенно. — Мы выросли вместе, и сейчас Уилл…

— Может, и так, — согласился Отер. — Ингрид, скажи… а Уилл часто ездил с твоим отцом?

Меня передернуло даже.

— О чем ты говоришь?

— Это просто вопрос. Твой отец доверял ему? Насколько Уилл был посвящен в дела?

Мне даже не по себе стало. И Отер… снова совсем чужой вдруг. Все вдруг показалось ложью, все эти игры и ласки, и только…

— Ингрид, — он сделал шаг ко мне, взял за плечи, заглянул мне в глаза. — Посмотри на меня, — попросил он. — Я ведь не желаю зла твоему Уиллу, он хороший парень и наверняка верен тебе. Но он молод и горяч, и сейчас совсем один в зимнем лесу. Я переживаю, как бы он не наделал глупостей. Чтобы с ним ничего не случилось. Ну… Ты веришь мне?

Я не знаю.

— Зачем тогда ты спрашиваешь о делах отца?

— Хочу понять, куда Уилл мог рвануть. Вдруг какие-то незавершенные дела?

Почти убедительно. То, как он говорит это, то, как смотрит. Этому почти невозможно сопротивляться.

— Ты поедешь за ним?

— Нет, — Отер покачал головой. — У нас нет времени, нужно возвращаться.