Кафе. Читай по главе в день

Екатерина Аполлонова

Эта книга создана, чтобы раскрыть в читателе то, что он про себя и так знал, но забыл: отвлечь, расширить, настроить – вывести в силу. То, на что он опирался когда-то, может быть в раннем детстве, но отчего-то перестал. Она напоминает о тех ресурсах, что с нами всегда… воспоминания, опыт, красота жизни. Сборник зарисовок, эссе, небольших историй.С любовью, Катя

7. За шторой

За шторой примерочной, которая очень долго не открывалась, оказалась девушка с небольшим ворохом вещей. Я ожидала увидеть их груду — так много времени она провела там. Когда она выходила, я заметила выражение её лица. На нём читалось удовлетворение собой. Девушка словно декларировала: у меня гладкие волосы, чистая кожа, фигурка подтянутая — я прекрасна… И мне обычно нравится такая энергетика самолюбования и внутренней уверенности в своей красоте. Но в этот раз было неприятно. И дело не в закрытой передо мной «двери». Дело в другом.

Неплохо бы думать о других, когда ты занимаешь часть общей территории: входишь в автобус и застреваешь в проходе, выясняешь по телефону отношения в толпе посторонних людей — словом, вы меня понимаете. Внешне девушка была действительно идеальна, но её неблагополучное внутреннее состояние прочитывалось за этой безупречностью. Она хотела, чтобы её заметили. Возможно, специально для того, чтобы отвергнуть каждого, кто подойдёт. Или она понимала, что так неотразима, только урвав часть пространства для себя на общей территории. Или, может быть, у неё была или будет встреча, за которой стояла внешняя загадочность, но внутренняя неуверенность. В любом случае её вид заставил меня задуматься об иллюзии красоты и хрупкости созданного внешнего образа. О тонкости маски.

Одна женщина, из очень богатых, как-то заметила, что она очень легко пережила наступление старости, потому что «всегда была толстой и некрасивой». По её словам, время не коснулось её внешности, природа не попортила на ней ничего, потому что изначально всё было невзрачно. «Мне всегда было легко жить в этом смысле. Я никогда не думала о внешней красоте. И мне искренне больно смотреть на увядающих красавиц и их попытки сохранить молодость…»

Тут же вспоминаю, как в одном интервью, которое я брала у актёра театра, он упомянул о немолодой актрисе, которая не позволила себе ни одну пластическую операцию. И в свои великие годы она была, по его словам, богоподобна. Он увидел её за кулисами и обомлел, восхищаясь её осанкой, подачей, благородством и спокойным выражением лица.

Я живо представила себе портрет его «музы». Воображение цепляется за княжескую осанку — я даже не знаю, какая фигура, не могу рассмотреть. Вижу только осанку, медленные грациозные движения и взгляд. Мудрой хищной птицы. Он внимательный, смелый, спокойный, и в нём читается недопустимость приближения к «птице» сверх того, что она позволит, дабы не нарушить покой вокруг неё. Тот покой, который создаётся уверенностью хищника (не жертвы) в том, что никто помимо его воли не вторгнется в его пространство.

Мы столкнулись у кассы, девушка снова прошла мимо меня, выражая всё те же раздражающе двойственные флюиды. И мне невольно пришёл в голову вопрос: «А когда уже наступит такой возраст, что я не буду думать о внешности, фигуре?»

Кто-то внутри, кто задал вопрос, тут же ответил, что, во-первых, мне нравится заниматься своей внешностью, и я делаю это, не напрягаясь, всю жизнь, и это входит в мои радости жизни. Поэтому первый ответ: такой возраст не наступит никогда. И следом мысль о том, что я с детства учусь не врать себе и миру, учусь снимать социальные маски и не делать вид, что я есть та, кем не являюсь. То есть возраст, когда я принимаю себя такой, какая я есть, со всеми особенностями внешности и её проявлениями, — всегда. Он был всегда и, чувствую, будет длиться ещё какое-то время.

Я с десяти до семнадцати лет жила в городке, где люди внешне очень непохожи на меня. Они принадлежат к этническому типу, для которого характерны такие черты: невысокий рост и смуглая кожа. А стандартами красоты были маленький рот, узкие губы, тоненький аккуратный носик и «вместо глаз — очи». Особенность населения. Я же диаметрально противоположна по всем показателям. Меня воспринимали или как «безобразную», или как «прекрасную». Первое вызывало чувство опасения: человек с непривычным образом непредсказуем. Второе — зависть и ревность. Третьего не было. Равнодушным я не оставляла никого.

У меня было ещё много особенностей, на которые резко реагировало общество: характер, социальное положение, особенности мышления, способ коммуникации… Поэтому внешность — это то, что мне впоследствии удалось отпустить легче всего. Как-то даже само собой получилось. Другие обстоятельства давили так, что… Спасибо, словом, этому особому миру за всё пройденное. По крайней мере, я до сих пор ни разу не «укололась», то есть не сделала косметических операций: не надула губы, не растянула щёки, не переделала себе нос. Считаю, что возрастные изменения на лице и фигуре идут в ногу с моим психическим и профессиональным развитием. Успевают за ростом моего статуса в моих же глазах.

У каждого из нас открыта возможность наслаждаться собой в том периоде жизни, в каком сейчас находишься. В одном возрасте открыто одно — закрыто другое. Меняется возраст — меняются возможности. Но плыть по течению не так-то просто.

***

Первый раз пишу главу в другом городе. Здесь кафе, которое я очень люблю за тишину. Но оно (как и весь город) любит шутки. Я не одна в зале. Здесь несколько посетителей, и все они сидят, как мышки, в ноутбуках, телефонах, книгах. И только один — он есть всегда — звонит без конца по телефону, разговаривает на весь зал, мы все его слышим, мы погружены уже во все его проблемы. При этом я пишу. Стараюсь, чтобы мысль не спотыкалась о его ипотеки, договоры и разборки — кто и почему не взял вовремя трубку.

Я сделала замечание. Парень за столиком напротив улыбнулся и кивнул мне в знак благодарности. «Говорун» бегло извинился и понизил тон. Ненадолго. Да и я не была резка, как умею. Мне иногда и не нужно. Внешность, опять же, она выражает принятие себя и своей позиции. Я уверена в том, что я являюсь тем, кем я являюсь: пустой формой пустоты, изменяющейся по обстоятельствам и импульсам. Комфорт был нарушен. Теперь — восстановлен. Кажется, в минуту раздражения я была «безобразна», теперь — «прекрасна». Но разница с моей жизнью в детстве сейчас в том, что есть и третий вариант, и четвёртый, и ещё много-много. Какая я? Разная. Потому что я доверяю природе и синхронна с ней. Она разная — я разная. Она меняется — я меняюсь. С пластикой и фиксаторами мышц на лице вряд ли бы мне удалось быть с ней в гармонии. Скорее, это был бы нелепый диссонанс.

Когда же в моду войдёт невыспавшийся, всклокоченный образ? Чтобы сейчас я не просто сонная и вялая сидела в кафе и писала новую главу, а сонная, вялая и модная… Когда? А, уже вошёл! Раз я думаю, что я модная, — значит, я модная. Мы сами творцы своей реальности.