Озаряя тьму

Екатерина Андреевна Богданова, 2023

Нестор и Юлия после венчания переезжают в Петербург, в красивый дом на Фонтанке. Молодые живут мирно и счастливо. Однако тёмные силы не дремлют. Виссарион Вяземский приходит в ярость от своевольного поступка сына, и страшное возмездие не заставляет себя ждать. Ведьма Маргарита также решает жестоко отомстить сопернице и увести бывшего любовника, страсть к которому в ней не угасает. Что делать, если медовый месяц превратился в настоящий ад? Нестор и Юля готовы отдать всё на свете, чтобы в их семью вернулись безмятежность и радость.

Глава 5. Разрыв

Около дома Гавриловых толпился бедно одетый крестьянский народ. Всё село пришло в последний раз взглянуть на Варвару Гаврилову и её погибших детей. Старики тяжело вздыхали и качали седыми головами, а после угрюмо глядели в землю, прикидывая, сколько кому осталось до смертного часа. Женщины плакали, вспоминая добродетели соседки. «Какая кроткая и смирная была! Какая добрая! А как детишек любила! Что своих, что чужих! Всех приласкает, всех приголубит да пирожком угостит. Готовила диво как вкусно! И дома ни соринки, красота, чистота! Как же муж без неё теперь? Где хозяюшку такую найдёт?» — слышалось отовсюду.

— Здравствуйте, любезные, — поприветствовал Нестор двух мужиков, спустившихся с крыльца. — Как Варфоломей?

— Здравствуйте, барин. Совсем он, горемычный, разум потерял, — вздохнул один из крестьян. — На похороны идти не хочет. «Все у меня живы, никто не умер», — говорит.

— Скверно. Что ж, пускай будет дома. Пусть жена и дети останутся в его памяти живыми. Только оставьте кого-то за ним присмотреть, — сказал мой супруг, и я мысленно согласилась с ним. — Готовьте две телеги: одну для Варвары, другую для детей. Не станем медлить. Дурное это дело — под вечер хоронить.

Мужики откланялись и стали запрягать лошадей. Я по-прежнему косилась в сторону, не решаясь ни взглянуть на мужа, ни что-либо сказать ему.

— Ирод треклятый! Деток малых ни за что, ни про что загубил! — вдруг донёсся до нас ворчливый голос укутанной в тёмно-синий платок крестьянки.

— Тихо, Авдотья! Барин молодой с женою тут! — попыталась одёрнуть её собеседница.

— Говорила я Варфоломейке: «Зря ты змеёныша на груди пригрел, отольётся дружба эта горькими слезами». Не слушал. Вот и расплата пришла. Бог-то всё видит, — продолжила недовольно кудахтать Авдотья.

Она обмерла от стыда и разинула рот от испуга и недоумения, когда молодой хозяин положил руку на её плечо.

— Не судила бы ты других, милейшая. Глядишь, и самой бы полегчало, да и дети болеть бы перестали, — назидательно произнёс мой супруг.

Моё появление на похоронах и мой богатый наряд тоже стали причиной бурных обсуждений. «Ишь, как вырядилась! Ты погляди-ка, погляди! Словно бы на бал в свой Петембурх! — судачили обо мне, глядя, как я подбираю полы чёрного платья. — Девчонка ещё, а уж в царской шубе ходит!». «В постели, небось, угодила — вот и подарил!» — заключил уже другой немолодой завистливый голосок. «Так ведь она жена ему законная! Они в церкви венчались!» — стал кто-то защищать меня. «Ну да, ну да! — хором осмеяли заступницу соседки. — Это тебе Манефа наболтала? Не верь ей, дуре, она из ума выжила совсем! Старый князь бы в жизни сыну своему обвенчаться не дал. Зараз бы венчание в отпеванье для невесты превратил. Вот вам крест истинный — она его любовница!»

Зажав от отвращения уши, я с трудом протиснулась сквозь толпу крестьян туда, где стоял Варварин гроб.

— Ох, девонька ты наша, Варварушка-а-а! На кого ж ты нас оставила-а-а? Как мы без тебя будем, осиротившие-е-е? — завывая, по старинной традиции причитали над гробом покойной дряхленькие, согнувшиеся в три погибели старушки в чёрных платках.

— Прости, Варюша, если что было не так. Прости и прощай, — тихо и угрюмо сказал Нестор, опёршись рукою на крышку гроба. — Ты мне как мать вторая была. Даст Бог, теперь свидишься с любимой хозяйкой своею в раю. Мужа твоего не оставлю — обещаю. И о дочке младшей позабочусь. Царствие тебе небесное!

— Прости нас, Варенька, — не скрывая слёз, еле вымолвила я, когда настала моя очередь подойти к закрытому гробу. — Мы тебя никогда не забудем!

Гроб Варвары давно заколотили. Тела Акулины и Феди были накрыты саванами до подбородка. Ноги мои подкосились, стоило мне увидеть два белых, как нехоженый снег, безжизненно вытянутых личика. Простившись с матерью, мы отправились к детям, и тут я уже не смогла держать себя в руках. Упав на колени, я закрыла лицо руками и зарыдала в голос.

— Барыня, барыня! — бросилась поднимать меня какая-то сердобольная старушка. — Встаньте, милая! Так ведь и шубку испачкать недолго. Небось, огромных денег стоит!

— Да пропади она пропадом! — в отчаянии воскликнула я. — Всё пропади, только пусть они живут! Ни дома в Петербурге, ни богатств всех этих — ничего не надо!

— Тише, Юлия, тише, — появившись из ниоткуда, произнёс Ананий и протянул мне платочек, который я по рассеянности забыла. — Полно плакать. Слезами горю не поможешь!

— Это мы виноваты. Только мы, понимаешь?! — не в силах успокоиться, продолжила сокрушаться я. — Мы опоздали, не успели их спасти!

— Полно, Юлия. Им ничуть не легче от твоих сожалений. Иди лучше к барину, рядышком постой, — сказал Ананий, и я последовала его совету.

Нестор заканчивал прощаться с детьми. Я не слышала начала его речи, но отчётливо разобрала несколько последних фраз.

— Прощайте и вы, ангелочки безвинные. Нет мне прощения за то, что я вас не уберёг! Сладких снов, Акулина и Федя. Пусть земля будет пухом! — он поцеловал девочку и мальчика в лоб и ласково пригладил светлые Акулькины волосы.

— Нестор! — позабыв на миг обо всех обидах и размолвках, позвала его я, когда он вдруг резко отвернулся и обхватил руками голову.

Он не откликнулся. Молодой князь Вяземский словно бы не видел и не слышал меня, пребывая в каком-то сверхъестественном, оторванном от всей Вселенной состоянии. Состояние сие, продлившись несколько минут, оборвалось неестественно резко.

— Коли все попрощались, несите гробы на подводы! — строго и дерзко, как-то даже озлобленно крикнул Нестор зазевавшимся мужикам. — Стемнеет уж скоро, а нам отпевать ещё…. Незачем время тянуть!

— Как скажете, ваше сиятельство, — сказал один из крестьян и немало удивился, когда хозяин сам решительно направился к Вариному гробу.

— Зачем же, вашество? Мы бы сами…. — забормотал один из мужиков, однако Нестор заставил его замолчать одним пронзительным испепеляющим взглядом. — Хорошо, как вам угодно будет. Токмо не гневайтесь.

Мне удалось лишь на короткое мгновение поймать его взгляд, но и этого оказалось достаточно. Его бледные щёки были сухими: он не мог позволить себе проявление слабости. Однако огромные чернильные глаза Нестора блестели от слёз. В них холодным огнём горела такая неистовая злоба на самого себя, что мне стало стыдно за свои обвинения. «Я обозвала его бесчувственным, обвинила в эгоизме и в легкомыслии. Как я заблуждалась, Господи! — осознала я. — Да он сам живым бы лёг в могилу, если бы этим можно было что-то исправить!»

— Вы поедете в экипаже, — подойдя к Ананию, сказал Нестор. — На козлах будет Иван, а ты сопровождай княгиню.

— Как скажешь, барин, — не стал перечить юный мальчуган.

— Видишь, как он заботится о тебе? — сказал Ананий, когда повозка тронулась и заколесила по просёлочной дороге в сторону сосняка, за которым приютилась деревянная, почерневшая от болотной сырости кладбищенская церквушка.

— Почему же он сам не поехал со мною? — задалась вопросом я и сама нашла ответ. — Я очень обидела его. Наговорила столько гадостей! Глупо ждать от него чего-то другого.

— Да всё у вас наладится, уверен. Дай только срок, — утешил юный конюх. — Юлия, потом всё как прежде будет!

— Нет, так, как прежде, никогда уже не будет. Я, наверное, всегда буду жить в страхе того, что из-за нас с Нестором кого-то убьют. К тому же, мне кажется, он никогда меня не простит!

За разговором мы и не заметили, как закрытый экипаж подъехал к старенькой церкви, купол которой одиноко серел на склоне заболоченного оврага. Нам пришлось подождать, ибо крестьяне шли пешком, по размытой осенними дождями и подмёрзшей за ночь лесной дороге. Нестор приехал на той же подводе, на которую погрузили гроб Варвары.

— Счастливая Варя, отпевать её будут и детишек тоже, — сказал один из мужиков. — Старый барин-то, сказывают, в самую преисподнюю спустился да там и остался! Никто, стало быть, наказывать не станет.

— Сказки всё. К соседям подался или в столицу уехал, — не поверил его приятель.

— Нет, Митрофан! Я сам видел, как его нечисть забрала. Незнамо, жив он там ещё али нет. Или уж Нестор Виссарионович таперича наш хозяин стал.

Отпевание длилось недолго. Я смотрела то на спящую вечным сном Акулину, то на разделившего жуткую участь сестры Федьку, и глаза мои не просыхали от слёз. Нестор стоял рядом, и я по-прежнему боялась встретиться с ним взглядом, только с грустью смотрела, как тает тонкая восковая свеча в его бледной руке.

Хоронили Варю и детей на сельском кладбище, которое являло собою самое жалкое и мрачное зрелище: усыпанные пожухшей листвою холмики могил без оград и почерневшие от непогоды, прогнившие, покосившиеся деревянные кресты. Дальние ряды крестов давно заросли бурьяном. Лишь кое-где на свежих могилах виднелись следы памяти живых о покойных: скромные букетики и веночки убитых морозом полевых цветов.

— Отчего на крестах нет табличек? — не подумав, спросила я.

— Это вы, барыня, читать, писать умеете. А люди-то простые не умеют. Вы посмотрите на них! — сказал юный конюх, и горечь наполнила моё сердце, стоило мне взглянуть на крепостных в потемневших изношенных лаптях, на их натруженные спины и мозолистые, огрубевшие от работы руки.

После поминального обеда мы с Нестором и Ананием отправились домой к Варвариной двоюродной сестре Авдотье, у которой находилась ни о чём не подозревающая Алёнка.

— Молчите оба, будто воды в рот набрали. Как дети малые! — шутливо упрекнул нас по дороге юный конюх. — Гордые оба, ну да Бог с вами! Посмотрим, надолго ли вас хватит!

— Полно читать хозяевам морали, — остановил его мой супруг и указал на приоткрытые ворота. — Скажи-ка лучше: этот дом?

— Он самый, — ответил Ананий и отворил перед нами скрипучую калитку.

В бедной и закопчённой избёнке нас встретила дряхлая, уже неходячая старушка-долгожительница, которая, по словам юного конюха, приходилась мужу Авдотьи матерью. В ответ на вопрос об Алёнке пожилая женщина что-то слабо прокряхтела и указала нам на открытую дверь в соседнюю горницу.

— Алёнушка, здравствуй! — произнесли мы с Нестором, увидев уже знакомую нам трёхлетнюю девочку, перебирающую клубки тёткиной пряжи.

— Здравствуй, барин! Здравствуй, барыня! — сказала смышлёная голубоглазая малютка в зелёном сарафанчике. — А почему ты плачешь? Кто тебя обидел?

— Она просто резала лук, — притворно улыбнулся молодой князь, не решившись тут же, с порога открывать горькую правду.

— Барыни не режут лук, — почуяв ложь, нахмурилась Алёнка и откинула за спину золотисто-русую косичку. — Они только пряники жуют.

— А вот и нет, — возразил Нестор и уселся рядом на лавку. — Барыни много учатся, хорошо умеют читать и писать, говорят на иностранных языках, играют на музыкальных инструментах и танцуют.

— Папа тоже умеет читать, — с гордостью заметила Алёнка.

— Он большой молодец, — вновь улыбнулся мой муж. — Не всякий дворянин так умён и благороден, как Варфоломей Гаврилов. Иди ко мне, маленькая красавица!

Нестор взял девочку на руки и направился к выходу, но тут она забеспокоилась.

— А куда ты несёшь меня? К маме? — настороженно спросила девочка.

— Не говори ей, Нестор! Я тебя очень прошу! — забыв обо всех обидах, шепнула я.

— Скажи: ты когда-нибудь каталась в барском экипаже? — спросил Нестор, помогая малютке укутаться платком и одеться в маленький тулупчик.

— Нет, — сказала она.

— А хочешь прокатиться?

— Да. Но только вместе с мамой! — вновь нахмурившись, ответила Алёнка.

— А с папой поедешь? — спросил мой супруг.

— Поеду! А куда?

— Пойдём на улицу. По дороге я тебе всё расскажу, — стараясь выглядеть весёлым и беззаботным, сказал Нестор, и любопытная девочка послушалась его. — Есть на свете город большой и очень красивый, столица империи Российской. Называется он Санкт-Петербург. Там живёт во дворце и правит страной наш государь император. Не так давно я купил в этом городе дом. Туда мы и поедем жить. Здорово, правда?

— Здорово! — заслушавшись речью молодого князя, ответила Алёнка и засмеялась.

— В Петербурге много высоких каменных домов, рек, мостов, величественных дворцов и храмов. А ещё там есть театры, магазины, булочные и конфетные лавочки. Ты же любишь пирожные и конфетки?

— Очень! — простодушно ответила девочка. — Но мамины пирожки ещё больше люблю. Они такие вкусные, что просто пальчики оближешь!

Я с затаённым умилением смотрела, как Нестор некрепко сжимает в большой ладони маленькую ручку малютки, а та доверчиво шагает рядом. Он говорил с нею так ласково и вкрадчиво, словно рассказывал волшебную сказку.

«Он будет замечательным отцом», — мелькнуло в моей голове, но гордость взяла верх над восхищением талантом Нестора сходиться с детьми.

«Ты любила не меня, а святого с моим лицом, которого сама же придумала!» — загремела в моей голове отвратительная фраза, брошенная мужем вчера в порыве гнева, и все романтические мечты о материнстве разбились вдребезги. «Я ему всю себя отдала: и невинное тело своё, и первую нежность, и всю душу свою, а он даже не верит в то, что я люблю его! Какая неблагодарность, какая чёрствость, Господи! — глядя себе под ноги, с разочарованием и досадой подумала я. — Да, я сама выбрала его себе в мужья и пошла с ним под венец. Но разве я могла предвидеть то, что он всего через неделю станет таким? Боже, неужели он никогда уже не будет прежним?»

Зайдя во флигель, мы застали Варфоломея в постели. В горнице стоял неприятный запах спиртного. На полу вокруг его кровати в беспорядке валялись опустошённые бутылки, некоторые из которых были разбиты.

— Отца твоего лечить нужно. Гляди, как расхворался! — сказал Алёнке Нестор.

Переступив через порог, мы подошли ближе.

— Вот видите, хозяева! Аж верёвка на шее отпечаталась, — указал на шею Варфоломея Ананий.

Варфоломей с трудом приподнял голову и, щурясь, посмотрел на нас отёкшими и мутными глазами.

— Погляди, на кого ты стал похож! — продолжил юный конюх. — Был благоразумный порядочный мужик, а теперь срам один! Вот, гляди: я хозяев привёл. Пусть решают, что делать с тобою таким.

— Приводи кого хочешь, пострел. Всё одно удавлюсь, — шлёпая через губу, заявил вдовец, а после плюхнулся на кровать лицом вниз.

— Ты с ума сошёл? У тебя дочь трёхлетняя! — схватив Варфоломея за плечи, не выдержал Нестор. — На кого ты её оставишь?

— Да нет у меня никого! Умерли все! — с трудом справляясь с заплетающимся языком, воскликнул несчастный крестьянин, и из глаз его покатились слёзы. — Всех старый дьявол растерзал! И мне жить незачем!

Нестор шумно перевёл дыхание, а после обратился к малютке:

— Иди-ка сюда, милая, покажись отцу на глаза. Пускай он о тебе вспомнит! И пускай стыдно ему станет за свои слова!

— Папа, ты что про меня забыл? — обиженно спросила Алёнка, а после едва не заплакала, увидев, что отец обездвижен верёвками. — Злые вы, нехорошие! Зачем вы его привязали?

— Это, милая, чтобы батька твой себе не навредил, — объяснил Нестор.

Наказав Ананию позаботиться о Варфоломее и накормить его, Нестор увёл меня и Алёнку в соседнюю горницу. В ней стоял обеденный стол, который всегда так искусно и щедро накрывала Варвара.

— А где мама? Где Акулька и Федя? Куда они ушли? — спросила Алёна, и, не дождавшись ответа, обиделась. — Вы все меня обманываете!

— Алёна, мы не обманываем тебя. Напротив, мы хотим поговорить с тобою как со взрослой, — возразил мой супруг. — Ты только не плачь, хорошо?

— Хорошо, — насупившись, промычала девочка.

— Юля, может быть, ты? — спросил Нестор, и я не смогла отказать ему.

— Понимаешь, дело в том, что мама твоя…. — произнесла я, но тут мой язык словно бы онемел. — Она теперь на небе будет жить. И Акулина с Федей тоже.

— Почему? — округлив глаза, изумлённо спросила девочка.

— Не знаю, Алёнушка. Бог так решил.

— Но я хочу к маме! Когда она вернётся? Боженька, забери меня к маме!

— Не говори так, не нужно! — испугавшись, перебила её я. — Беду накличешь! Нельзя так говорить!

— К маме хочу! — захныкала Алёнка, а после и вовсе заревела.

— Господи, что я наделала? — сорвалось с моих губ. — Я не знала, как сказать это иначе! Я не хотела причинить ей боль!

— Ты всё сделала правильно. Побудь с ней, — сказал мой муж и отправился в соседнюю горницу, очевидно, чтобы поговорить с Варфоломеем.

Алёнушка продолжала плакать. Оставшись с девочкой, я вытирала ей слёзки, гладила её по голове и утешала. Все слова мои были бессмысленны, как и игрушки, которыми я пыталась её отвлечь. Наконец, малютка выбилась из сил и уснула прямо на застеленной лоскутным одеялом лавке. Переложив Алёнку на кроватку, мы с Нестором отправились спать, ибо на дворе была уже глубокая ночь, а подъём на следующий день нам предстоял ранний.

Нестору насилу удалось разговорить Варфоломея, который прежде только с безразличием глядел в потолок и молчал.

— Я не поеду, — угрюмо пробубнил он в ответ на приказ хозяина собирать вещи.

— Почему же? — спросил Нестор.

— Всё рухнуло, что на земле держало. Сил нет жить. Да и смысл теперь?

— А дочь? — напомнил вдовцу мой супруг. — У тебя трёхлетняя дочь! Ты сиротой её решил оставить? Умный мужик, а такую ересь говоришь! Ты нужен всем: нам с Юлией, дочке, Пантелею…..

— И мне ты, старик, тоже нужен, — очень кстати добавил Ананий.

— Тем более, — продолжил Нестор. — Да, я понимаю, что это невосполнимая потеря и великое горе, но нет ничего глупее, чем грех самоубийства! Послушай меня. Ты поедешь в Петербург, будешь службу нести вместе с братом. И девочка твоя нам не помешает. Пускай с Татьяной живёт. Таня — Варварина сестрица, родное дитя её погибло. Она только рада будет!

— Не поеду, — упрямо повторил Варфоломей.

— А куда ты денешься, старик? — вмешался Ананий.

— Да уж. Прав ты, пострел, — хмуро признал вдовец. — Воля барская — закон. Поеду, коли во мне нужда такая. Одна у меня только просьба.

— Какая же? Говори! — велел мой супруг.

— Жениться я более не собираюсь. Посему Христом Богом молю: никого ко мне не сватайте, барин, — сказал Варфоломей. — Всё равно ни одна баба не сравнится с Варенькой моей.

— Что ж, как скажешь, — сочувственно вздохнул мой супруг. — Хотя я бы на твоём месте с плеча не рубил.

— Молоды вы ещё, барин, — грустно улыбнулся Варфоломей. — Вот были бы в годах моих да трижды отцом, прожили бы с женою в честном православном браке пятнадцать лет!

— Тихо, тихо старик, — поспешил успокоить его юный конюх. — Он всё понимает. Ты не кипятись почём зря. Лучше умойся и делом займись.

— И правда: довольно тебе уже лежать. Все бока уж, небось, отлежал, — согласился Нестор и принялся тормошить Варфоломея. — Вставай и собирай вещи немедля! И для себя, и для дочери! А ты, Ананий, помоги ему!

— Слушаю, барин, — покорно пробубнил себе под нос Варфоломей и, покачиваясь, поплёлся к платяному сундуку.

****

Мы возвратились в Петербург, приехали в дом, который покинули всего три дня назад, но как всё переменилось! Мы с Нестором настолько отдалились друг от друга, что слуги не могли нас узнать. Я продолжила учиться. Он по-прежнему ходил в Академию наук. Но если прежде всю вторую половину дня, с обеда и до позднего вечера мы проводили вместе, то теперь, живя в одном доме, почти перестали видеться.

«Bonjour, madame», — соблюдая приличие, сухо говорил он, когда я, разлепив веки, видела его уже одетым и торопящимся на службу. «Bon appétit!» — слышала я за обедом и произносила то же самое в ответ. Ели мы молча. Каждый смотрел в свою тарелку и старался скорее расправиться с её содержимым, дабы не тяготиться напряжённой тишиною. Потом Нестор ссылался на необходимость поработать в кабинете и уходил, разрешая мне в случае, если он задержится, ложиться спать без него.

В первую ночь Нестор пришёл в спальню после двенадцати. В дальнейшем даже тёмное время суток он проводил в кабинете со стеклянными колбами, ворохами документов, останками животных и книгами, которые приносил домой целыми связками. «Неужели я стала для него настолько омерзительна?» — просыпаясь утром в одиночестве, с горечью думала я, а после уже по привычке надевала траурное платье, которое привезла из поместья.

Только маленькой Алёнке удавалось ненадолго развеять мою грусть. Каждый день я заходила в людскую, чтобы поиграть с нею и побаловать её какой-нибудь приятной мелочью. Татьяна не тяготилась необходимостью приглядывать за девочкой. Оплакав сестру, она с удовольствием проводила время с Алёнкой и показывала себя образцовой тётей.

Варфоломей, заняв место второго лакея, стал помогать брату. Он безукоризненно исполнял все хозяйские наказы, хотя и оставался угрюмым и молчаливым. Лицо его застыло, как неподатливая гипсовая маска, взгляд добрых и умных глаз потух и обратился вовнутрь, а на висках серебрилось всё больше седых волос. «Ты пошёл бы, прогулялся что ли, старик, — пытался растормошить его Ананий. — Уж сколько дней из дома не выходишь!» Однако тот, пробубнив себе под нос, что у него много работы, уходил в другую комнату.

Между мною и Нестором словно бы выросла холодная несокрушимая стена. Мы стали похожими на малознакомых соседей, которые снимают комнаты на разных этажах. Но чем больше времени проходило со дня похорон Гавриловых, тем меньше я винила Нестора в трагической смерти Варвары и детей.

Однажды я проснулась с мыслью о том, что безмерно тоскую по молодому князю. Всему виною был сон. Мне приснилась небольшая, полукруглой формы застеклённая веранда, вся уставленная пышными букетами розовых пионов. Мы были здесь вдвоём: я и Нестор. Мы сидели рядом на чём-то светлом и очень мягком. И казалось, никого и ничего в целом мире больше не существовало.

«Зачем мы здесь?» — спросила я. Мой любимый не произнёс ни слова: только загадочная лукавая улыбка загорелась на устах его. Нестор взял один цветок, нежно поцеловал его венчик и медленно провёл им по моей груди. Что было дальше? Всё то же будоражащее кровь лёгкое скольжение свежих лепестков по моей чувствительной коже. Тончайший невесомый пеньюар, сам собою упавший с моих плеч. Жадные всполохи в его смеющихся фиолетовых глазах, объятья, слияние губ, сплетение рук и волнующий трепет двух горячих тел…

После пробуждения я ещё не раз и не два мысленно возвращалась на застеклённую веранду. «Ты хочешь увидеть рай на земле?» — вспоминала я слова своего счастливого, безумно влюблённого мужа, и на глаза наворачивались слёзы.

Через неделю я не выдержала. Улёгшись в постель, я несколько минут смотрела в потолок и собиралась с мыслями. В этот вечер я была полна решимости. В сердце моём ещё тлела надежда на то, что всё можно изменить. Я подошла к двери в кабинет и приоткрыла её: как ни странно, оказалось не заперто.

— Что вам угодно, княгиня? — обжёг меня резкий и равнодушный вопрос. — Признаться, вы не совсем вовремя….

Крылья мои вмиг поникли, а грудь словно бы напоролась на остроконечный вражеский штык. Такая интонация больше подошла бы для лакея, сидящего в приёмной значительного лица и уже изрядно уставшего от назойливых посетителей.

— Нет. Ничего, — пробормотала я, присмирев перед величием до невозможности занятого гения, к которому, как оказалось, можно заходить только с докладом. — Извините за беспокойство, князь.

Я не стала умолять о разговоре, ибо тоже имела чувство собственного достоинства. Не подав и вида, что хоть немного опечалена, с каменным лицом проследовала к выходу и закрыла снаружи дверь его кабинета. Тотчас же уйти наверх я всё-таки не смогла. Я ещё минуту оставалась у двери в надежде, что он бросится за мною, что он почувствует, что я ещё здесь и с мучительным нетерпением жду его. Однако он ничего не почувствовал. Или почувствовал, но гордость задушила желание поддаться любовной слабости и забыть все мои оскорбления.

На этом мы и расстались. Я медленным шагом поднялась по лестнице и возвратилась в опустевшую спальню. Я не могла уснуть ещё целый час, безутешно рыдая в подушку и желая оторвать свой глупый язык за то, что он неделю назад разрушил наше с Нестором счастье. «Он будет помнить все мои слова, все до единого! Даже если он когда-нибудь и простит меня. Даже спустя много лет! Какой кошмар!.. И поделом мне! Поделом! Виновный должен быть наказан, и я справедливо наказана. Муки совести и одиночество стали моим наказанием. Нет, не надо роптать. Полно жалеть себя! Надо достойно нести свой крест. В конце концов, есть тысячи людей, которым намного хуже, чем мне, но они держатся и продолжают бороться, не разуверяются в милосердии и справедливости божьей. Никто из моих родных хотя бы не умер. А вот Алёнка потеряла мать, брата и сестру. Она ещё малютка, но ведь уже всё понимает. Алёнке наверняка очень больно, но она живёт. Хорошо кушает, играет, а иногда даже смеётся. И Варфоломей живёт. Ради единственной дочки, ради брата, ради Анания и нас…. Каждое утро, даже в воскресный день он просыпается раньше всех в доме и идёт к любимому хозяину, чтобы выяснить, не угодно ли ему что-нибудь. В любое время дня и ночи он готов исполнить нашу просьбу. Удивительная преданность! И стальная, несгибаемая воля!»

Влекомая потоком подобных мыслей, за полночь я наконец-то провалилась в сон. Но и во сне я не могла перестать терзаться переживаниями, связанными с Нестором и с произошедшей в нём переменой. И одному Богу известно, чем мог бы закончиться этот разрыв, если бы не произошла одна чудесная встреча.