Узник острова Кос. Греческий дневник

Егор Шевелёв

Перед нами судьба человека, героя нашего времени. Жизнь сурова и жестока. Тем не менее наше молодое поколение находит в себе мужество и выдержку доказать, что является носителем достоинства и правды, способно определить своё место в истории. Ирония и юмор помогают взглянуть на мир глазами «наших людей» и увидеть судьбы обыкновенных людей в чрезвычайных ситуациях.

Глава II. Приключения

Просыпаюсь от непонятного шума. В номере находится куча людей, при этом все сосредоточенно что-то ищут.

— Егор Шевелёв?

— Да. А что случилось?

— Вы находитесь в розыске американским Интерполом, — заявляет какой-то толстый дядька в гражданской одежде.

— Это должно быть какая-то ошибка! — сказал я и окончательно проснулся.

— Вам предъявлены обвинения в хищении 22 тысяч ворованных кредитных карт и 1 миллиона долларов у компании Western Express.

Уже лучше, значит, древняя монета их не интересует. Интересно, что за это будет, если её найдут. Думаю дальше. Никаких переводов лично от этой компании я не получал. Никаких карт, тем более ворованных, у меня отродясь не было.

— Где ваш портативный компьютер? — спросил второй офицер.

— Дома, где ему и положено быть. — Как хорошо, что я его таки не взял с собой. Надо будет обязательно запаролить хотя бы фотоархив и удалить ненужный пиратский софт.

Моему ответу они не верят и упорно ищут компьютер. На мелкую сумочку с монетой они ноль внимания. Заглядывают под телевизор, кровать, тумбочки. Тем временем их босс защёлкивает на мне наручники. Я в одних трусах и футболке. Он, что серьёзно думает тащить меня так в участок? Прошу разрешить одеться: надеваю свитер, джинсы, кроссовки, в карман кладу носовой платок. Надеюсь, что ненадолго придётся съездить: всё равно ничего компрометирующего у меня нет, с какой стати им меня держать. Открываю сейф и беру с собой сто евро на такси на обратный путь и мобильный телефон. Менты в шоке — как это они не подумали посмотреть сейф. Начинают обыск бумажника. Забирают водительские права, паспорт и мобилку. Жадно осмотрев комнату, берут заодно и мой фотоаппарат. Эх, какие замечательные кадры накопились за три дня на мобилке и фотеке! Настя в слезах и глубочайшем шоке. Нежно целую её, и обещаю скоро вернуться. (Интересный поворот событий.) Руки за спиной в наручниках. Трое местных ментов сопровождают меня в тесном кольце до машины. Стараюсь держаться весело и все время говорю, что это какая-то ошибка. Они не менее весело (не каждый же день они миллионеров ловят) говорят, что моя песенка спета и отправлюсь я в Америку. Расспрашивают, как я это всё сделал? Говорят, что за мной уже давно велась слежка (хм, неужели и на пляже тоже?) и против меня куча улик. Не верю ни на грош. Едем до участка довольно долго минут 40. За это время толстый водитель-босс всё время намекал, что не мешало бы поскорее решить эту проблему. Вот я такой большой и крутой, могу стать твоим другом и телохранителем. А где ты живёшь, а какая у тебя машина, а сколько ты зарабатываешь. Спрашивает за сколько я мог бы нанять его моим телохранителем, чтоб решить все мои проблемы. Называет 60 тысяч евро и выжидательно смотрит. Похоже, один миллион долларов в обвинении лишили его рассудка окончательно. К концу поездки в процессе монолога доторговывается до шести тысяч. Интуиция подсказывает мне — это чистой воды провокация. Совсем они не похожи на наших ментов, которые действительно могут решить всё на месте. Лежащее рядом со мной на заднем сидении хендс-фри настораживало: точно записывают всё, что я говорю. Говорю я немного нечётко, всё время их переспрашиваю. Процесс сбора улик против меня пошёл, значит, действительно против меня ничего нет.

Довозят до участка. Тесные улочки города Родоса, уйма машин. Только возле самого участка свободное место для парковки. Входим во внутрь. Сидеть в наручниках жутко неудобно. Эх, скорее бы меня отпустили. Ведут в кабинет к следователю. Спрашивают имя, фамилию, дату рождения.

— Вам знакома компания «western express»?

— Нет.

— Вы украли 22 тысячи кредитных карт у этой компании?

— Нет.

— Сколько вам нужно лет, чтоб заработать миллион долларов?

— Лет 400, не раздумывая, отвечаю я.

Смеются и называют меня Абрамовичем. Попутно проверяют содержимое карманов, а затем и добытых трофеев. Начали с фотоаппарата. Чехол расстёгивали минуты две. Достали, покрутили в руках, понажимали кнопочки, но так и не смогли его включить. Значит, с техникой не дружат.

Следующим объектом пристального внимания стал телефон. Первым делом полезли читать СМ-мески. Как же хорошо, что я все потёр в самолёте! Никаких подробностей личной жизни и переписки этим глупцам не видать. Начинают просматривать записную книжку. Прочитать, что там написано он не может — буквы кириллицы хоть ему и знакомы, но в греческом языке читаются совсем по-другому. Дальше после заполнения бумаг волокут меня в коридор и оставляют сидеть меня там. Вот прицепились ко мне, как банный лист! Интересно, а меня назад в отель отвезут или просто так на улицу выпрут? Но происходит нечто совсем другое, чем я ожидал. Меня тащат в камеру. Я в шоке. Телефона нет, позвонить Насте и предупредить я не могу. Снимают наручники и загоняют меня в камеру. Ну, ничего ж себе отдых выдался!

Камера представляет собой каморку 3 на 3 метра. Две шконки, стол посередине. Между шконок дурно пахнущий сортир. На стенах грибок, облезшая краска и много надписей на разных языках. Меня встречают фразой: «Браток, тебя за что?» Опа, русскоязычные. Не ожидал я встретить наших зеков в местной тюрьме. «Подсадные утки, сейчас будут улики собирать», — пронеслось в голове. Честно говоря, я их побаивался. Воздух в помещении спёртый, сильно воняет из туалета. Единственный источник свежего воздуха — маленькое окошко 50 на 50 см с толстенными железными прутьями. Вдоволь налюбовавшись обстановкой, начал изучать сокамерников. Вроде на серьёзных бандитов не похожи. Одного звали Александр. Высоченный парень с длинными волосами, обшарпанные кроссовки, вместо шнурков полиэтиленовый пакет. Разбирается в компьютерах, играет в игры. Заробитчанин из Мариуполя. Приехал на Родос, побродил два часа на воле и его сцапали стражи правопорядка за истёкшую шенгенскую визу. Второй — 24 летний парень Иван из Донецка. Приехал на заработки несколько лет назад. За это время успел выучить греческий язык и ассимилироваться с местными жителями.

Тем временем смеркалось. Стало ясно, что эту ночь мне придётся провести здесь. Из состояния шока я так и не вышел, сна ни в одном глазу. Да, и где спать: нас трое, а спальных мест только два. Никакой простыни у меня нет, матрасы далеко не первой свежести: грязный брезентовый чехол, натянутый на продавленный поролон. Тем временем принесли ужин. Кусок хлеба, одноразовая вилка и непонятная субстанция в миске из фольги, почти как в самолёте. Эх, где же ты мой ол-инклюзивный ужин на шведском столе! Кушать не хочется, пить тоже не хочется. Весь целиком я впал то ли в транс, то ли в анабиоз. Отсчитываю время до завтрашнего утра. Ну, хоть что-то должно случиться! Позвонить нет возможности — телефон в коридоре, телефонных карточек у меня нет, мобильный забрали. Из всех номеров я помню наизусть только Настин мобильный и свой домашний. Бедная Настя, как она там без меня? Едва ли она пошла на ужин, скорей всего сидит в номере и дожидается моего возвращения. Впервые ситуация, когда я абсолютно ничего не могу поделать. Лишь рой мыслей проносятся у меня в голове: если бы да кабы. За стенкой шумят албанцы: их там аж четыре человека в камере. Смена ментов, которые меня арестовывали, закончилась. Новые — заступили на дежурство. Перво-наперво, они забрали у меня шнурки. Теперь стало ясно, почему Александр, в своих кроссовках сидит без шнурков. Комната наполовину освещена лампой с коридора. Постепенно на свет начинают слетаться комары. Время, кажется, стоит на месте. Который час — неизвестно. Раз стемнело — часов 9 примерно. Значит, через 12 часов будет примерно 9 утра и мной может быть займутся. Тем временем Александр с Иваном достали со второй кровати запасной матрас, более чистый и приличный с виду. Сгруппировав рядом оба матраса и подогнув кверху мешающие края, получилось два спальных места на одной шконке. Александр улегся к стене, и в моем распоряжении оказалось спальное место. Просидев на нём часа 2, я наконец-то на него лёг. Заснуть этой ночью мне так и не удалось: мешали комары, гомонливые албанцы за стеной, вонь из туалета, запахи перегара и дешёвого табака в душной комнате. Засунув нос в воротник свитера, где всё еще оставался запах духов, я пролежал до рассвета.

11 мая. 2008.

Светало. Улица напротив полицейского участка постепенно оживала. С такой милой родной свободы доносился шум машин, мотороллеров, спешащих прохожих. Скорее бы покинуть этот каземат! Сегодня уже воскресенье. Завтра в час дня у меня самолет на Киев. Вещи не собраны, билеты не с собой; как там Настя — неизвестно. Вот уж и сокамерники начали просыпаться. Чертовски подозрительные личности, всё время нахожусь настороже. Город ожил в этот праздничный выходной, чего не скажешь о полицейском участке. Дверь открыта, но кроме двух человек. Эй, кто-нибудь придите и освободите меня отсюда! Сил лежать больше не было. Встал, подошел к окну, помахал руками, потоптался на месте. В такой тесной каморке не разгуляешься. С каким бы удовольствием я вернулся в номер отеля и залез в горячую ванну! Незабываемый день рождения получился у моей пассии, ничего не скажешь!

Пришли менты, ведущие дела. Как пришли, так и ушли за кофе. Что-то мне не везет. Стоял всё время у окна и выглядывал: ну когда же вы там напьётесь кофе, и приступите к выполнению своих прямых обязанностей. Наконец они пришли и начали копошиться в своих бумагах. Пришел мент и спросил мою дату рождения (как будто в паспорте и водительском удостоверении не написано) и ушёл. Я, как дурак, стою и жду, что же дальше будет. А дальше — ничего. Часа через два принесли завтрак. Сокамерники сказали, что сегодня мной, скорее всего, заниматься не будут, так как сегодня выходной. Офигенная перспектива провести ещё сутки в полном неведении: что и когда дальше будет со мной, как там Настя. После отдельного чистого номера в отеле, в компании любимой девушки — тюремные казематы кажутся адом. Ну ничего, главное не сдаваться! Завтрак с макаронами меня не прельщает, тем более порций только две. Определённо я тут лишний. Заглянул через пару часов тот же мент. Сообщил мне, что пришли документы с Америки, и меня, увы,… не освобождают, а обвиняют в хищении уже двух миллионов долларов, при этом у самого рожа такая довольная. Спустя некоторое время я понял — местные менты получают огромнейшее удовольствие от того, что они сажают людей в тюрьму. Стало совершенно ясно, что и этот день я буду здесь. Стараюсь ничего не трогать руками — помыть их тут нормально не получиться, да и мало ли кто с какими болячками трогал двери, стены, решётки, а тем более спал на матрацах. Ложась на кровать, прячу кисти рук в рукава, а лицом не дотрагиваюсь до матраца. Интересно насколько ещё хватит ресурса организма, чтоб не спать, не есть и не пить. Прошли сутки, а я ещё ничего не пил! Без еды вроде бы человек живёт месяц, а без воды три дня. Сокамерники удивлены моими обвинениями. Не зло шутят и подбадривают, что завтра меня обязательно выпустят, и я успею на самолёт. Ну почему пять дней отдыха пролетели так быстро, а день в тюрьме тянется целую вечность! Вдруг ко мне гость — Настя приехала! Боже, на кого она похожа! Красное заплаканное лицо, надрывный всхлипывающий голос. Тем временем я уже мысленно давно приготовил речь для неё. Вот меня выпускают из камеры на свидание. Садимся рядышком друг с дружкой на скамейке. Настя ничего не может сказать, слёзы текут рекой, вся трясётся. Я её обнимаю крепко-крепко. Она прижимается ко мне, хочет поцеловать. Да куда ж меня целовать, я грязный как поросёнок, лучше не надо. Немного успокоив девочку, нашептываю ей инструкции. После фразы «… если тебе придётся ехать без меня завтра…» у неё начинается повторная истерика. Такой я её ещё не видел ни разу. Рассказывает мне, что она всё время ничего не ела, не спала, и всё время плакала. Ей страшно быть одной в номере в чужой стране, она переживает за меня. Обещаю ей, что всё обязательно будет хорошо! « Принеси мне завтра с утра чистое бельё, носки, зубную щётку, пасту, туалетную бумагу и ещё 100 евро.» Настя от мысли, что я опять буду ночевать в полицейском участке, заливается слезами. Мне её становиться так жалко. Чувствую себя абсолютно бессильным в сложившейся ситуации. Это невероятно подавляет и угнетает. Вот уже мент прерывает нашу беседу. Никакого времени нам не хватит, если впереди придёт расставание. Нашептываю последние важные инструкции на ушко, целую, машу рукой и подбадриваю в след. Чтобы не произошло, а завтра утром я вновь увижу свою любимую, это придаёт мне жизненных сил. Сокамерники посоветовали, какую телефонную карту лучше всего купить (face card), и я поручил это Насте.

Меньше суток остаётся до отлёта, а я ещё в полицейском участке. Все надежды на завтра. Лишь бы не пропустить самолёт домой! Вечером решаюсь поужинать: половина курицы гриль, запеканка из овощей и картофеля, апельсин. Кушать не очень хочется, но мне настойчиво советуют поесть. После самого странного ужина в моей жизни ложусь спать и даже засыпаю. Просыпаюсь глубокой ночью от пения албанцев. Пением это трудно назвать, скорее звучит как завывания без мелодии и смысла противными прокуренными голосами. Мысленно прикидываю, сколько там осталось до открытия и начала трудового дня. Спать совсем не хочется и не получается. Мозг обдумывает сотни диалогов, монологов и разных мыслей. Остановить этот мыслительный процесс я не могу, мысли лезут как бы сами собой, независимо от меня.

12 мая. Понедельник.

Светало. Албанцы в соседней камере угомонились, сокамерники дремлют. Я же дремать не в силах. Топчусь на месте, разминая конечности у окна. Время замерло. Сколько до самолёта или прихода Насти — неизвестно. Вообще ничего не известно и это страшно пугает. Вскоре чартер Родос—Киев отправится домой и мне очень хочется оказаться на борту, а не остаться здесь. Тишина. Капает вода в туалете. Как хорошо, что мой нос тоже находиться в шоковом состоянии, и не ощущает запахи. К отсутствию свежего воздуха я уже привык. Как восхитительно, что черепаший суп не просится на волю. Сходить по-большому тут никак не получится. Поза орла исключена, унитаз треснутый и грязный. Изощрённый ум наших сограждан придумал потрясающее решение этой проблемы. Из старого матраца они извлекли поролон и выколупали из него подобие буквы «о». Эта сидушка ложиться на унитаз для отправления естественных нужд. Но она меня не вдохновляет. В этот туалет даже по-маленькому нет совершенно никакого желания сходить. Мой ум тоже неожиданно проявил смекалку. Расчет борьбы с запахом. Мозг из недр подсознания выдал картинку: где-то я уже видел — в писсуарах разбросаны нарезанные лимоны для борьбы с запахом. Лимонов у нас нет. Есть апельсины, точнее осталась кожура, складываем её в судочек из фольги, предварительно покрошив на мелкие кусочки. Сильно пахнет апельсином — может это поможет. И вот сегодня после ночи стояния апельсиновых отходов в туалете, я зашел в него пописать. Нос в воротнике, шагаю (хотя где там разгуляешься в квадратном метре) вовнутрь. Пахнет фекалиями со слабым намёком на апельсин. В срочном порядке учусь не дышать минуту-другую. Определённо отсюда надо сваливать поскорее. Полицейский участок начинает оживать вместе с заключёнными. Запах туалета постепенно перемешиваается с запахом табака. «Поправил здоровье отдыхом» — называется. Неожиданно меня вызывают. Выводят из клетки и ведут в соседний кабинет. Там сидит какой-то новый молодой улыбающийся следователь. Познания английского у него на уровне ребёнка начальных классов. Говорит, что мне светит пожизненное заключение (forever — и скрещивает кисти рук с намёком на наручники), а сам аж светится от радости. Мне вдруг в голову приходят мысли о геноциде, жутко необходимом геноциде греческого народа, начиная с индивидуумов полицейского участка города Родос. Из этих глупых пузатиков получиться отличное удобрение для здешней каменистой почвы. Тем временем он спрашивает моё имя, год рождения (видимо, паспорт открыть и скопировать данные он не умеет), рост, шрамы, тату. Анкета заполнена, на мне защелкивают наручники и куда-то тащат. Улица, дорога, пожарная часть, кабинет. Фотоаппарат на штативе, Стенка в полоску с указанием роста. В углу компьютер с запущенной «косынкой», за ним очередной ленивый толстяк. Сколько раз я видел нечто подобное в фильмах! А вот и дощечка с номером, написанным мелом. Толстяк берет её, стирает последнюю цифру и меняет её на новую. Вешает табличку мне на шею. Любуется. Два мента сопровождавших меня сюда, что-то говорят ему. Он бурчит, снимает с меня табличку, ищет тряпку, находит и стирает дату с таблички, пишет 12—05—08.