Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

Егор Холмогоров, 2020

Бисмарку приписывают фразу о том, что Пруссия своей победой над врагом обязана школьному учителю. Так или иначе, с этим не поспоришь: германская нация ковалась тысячами школьных учителей, трудившимися над умами и душами немецких школьников. Егор Холмогоров, «публицист, политический деятель, консервативный идеолог, русский националист», в своей новой книге, соединившей в себе размышления о русской литературе, истории и будущем России, заставляет по-новому взглянуть на знакомые имена из прошлого и настоящего нашей словесности, переосмыслить отношение к некоторым известным авторам и их творчеству и ставит ребром вопрос: а есть ли у русского народа будущее без того, чтобы школьный учитель великой русской литературы не был поставлен во главу угла процесса образования в России? Более того, а будет ли без этого существовать Россия как единое культурное и политическое пространство? Прослеживая развитие отечественной литературы от «Слова о полку Игореве» и Пушкина до Бродского и Лимонова, автор доказывает, что национальная литература и национальный характер – суть сообщающиеся сосуды, и судьба одного неразрывно связана с судьбой другого. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Рцы слово твердо

I.

Глаголь добро есть. Собственный язык — основа независимого существования нации. Непонятность нашей речи для чужаков мешает слишком уж просто забыть себя и слиться с ними. Пока живы хотя бы несколько слов родного языка, народ себя еще хранит. Собственная система письменности — основа независимого существования целой цивилизации. Засечной чертой стоят буквы, ограждая духовное пространство от поглощения иными культурами.

Алфавит же — декларация цивилизационного суверенитета. Многовековой секрет устойчивости Поднебесной — в ее тысячах иероглифов, в космосе письмен, практически непостижимом для внешних. Невозможно себе представить, чтобы сломлен был и армянский народ, пока он пользуется буквами, изобретенными Месропом Маштоцем. И напротив, новая идея, новая религия приносит и новые письмена. Сокрушив царство персов, ислам навязал им арабскую письменность, скрепляющую единство устремленного к Мекке культурного пространства.

Именно этот дар алфавита, не пролив и капли людской крови, преподнесли славянским народам братья Константин-Кирилл и Мефодий. Установив на греческой основе оригинальный алфавит, они открыли саму возможность развития самобытной славянской цивилизации — учащейся у Древней Греции и Византии, продолжающей, но и превосходящей их.

Этой независимости не хотели для славян немецкие епископы, гнавшие Константина и мучившие в застенках Мефодия во имя торжества латинской азбуки. Они желали, чтобы славян поглотил находившийся на подъеме романо-германский мир. Ободриты, руяне, лужичане — многие славянские этносы навсегда были стерты из учебников. Полякам и чехам с превеликим трудом, в конечном счете, не без помощи русских удалось отстоять независимость. И то, полякам борьба эта, пожалуй, стоила славянской души…

Бережно приняв дар солунских братьев, русский народ хранил его тысячелетие и создал на этой основе великое государство, великую культуру, а главное — язык и литературу, равных которым в истории человечества сыщется не так уж и много.

«Аз, буки, веди», — лепетал мальчишка, учимый читать строгим дьячком по старинному «Часослову». И в этом лепете заключены были «Слово о полку Игореве» и «Сказание о Мамаевом побоище», Аввакум и Ломоносов, Пушкин и Достоевский. Никто не осмелится даже спорить, что сей великий язык дан великому народу.

Иностранцу, выросшему на строгих и суховатых литерах латинского алфавита, изживших даже средневековую вычурность готических шрифтов, русские буквы кажутся причудливыми, порой несуразными и раздражающими. Сколько раз я слышал и нытье наших «патриотов заграницы», что русскому шрифту невозможно придать латинское изящество и простоту. Сколько раз они тонко намекали, что след бы и нам «латинизироваться», вырубив разделяющий нас с Европой «Герцинский лес» кириллицы.

Но упрямая неуступчивость букв, начертанных святой рукой, служила оградой древу нашего языка даже в эпоху петровских реформ, когда он был буквально полонен заимствованиями: «виктория», «фортеция» «баталия», «першпектива». Но начертание «чужебесных» (как выражался славянский просветитель Юрий Крижанич) слов требовало перекодировки.

И вот уже язык, между буквенными жерновами, как бы сам собой перетирал чужие слова. Не «першпектива», а Невский проспект. Не «баталия», а Полтавская битва. Не «фортеция», а Брестская крепость. Не «виктория», а Победа.

Грустно наблюдать сегодня, как кириллические славянские языки один за другим капитулируют под натиском латиницы. В Черногории, Болгарии и Сербии все больше латинских надписей и вывесок. Поддаваясь магии прибыли, славянские языки «евроинтегрируются», хороня будущее ради надежды на еврокомфорт. А там уже недалеко и до иудиного греха, отступничества и от Православия, и от дружбы с Россией, поразившего власти страны Монтенегро.

Отказ от кириллицы — признак цивилизационной неустойчивости, потери самих себя, комплекса неполноценности перед западными небратьями. Но в центре кириллического мира несокрушимо возвышается Россия. И тем яснее, что провидение призвало солунских братьев создать алфавит именно для нашей цивилизации, заложив фундамент ее величия.

В то время как кто-то «латинизируется», я бы рекомендовал нам прочнее утверждать русский язык на древней церковнославянской основе. Именно «славянизировав» с невероятным остроумием и тактом наш язык, Пушкин создал саму возможность уникальной русской литературы. И нам следует пойти по тому же пути в литературном образовании (особенно школьном), лексиконе и даже в алфавите. Не то что вернуться к старой орфографии, но возвратить, быть может, иные из исторических букв: фиту, ижицу, омегу, увеличив тем самым лица необщее выраженье русской азбуки.

Русский язык! Настоящий пушкинский русский, который наши дети усваивают с младенчества, когда им читаешь «там лес и дол видений полны, там о заре прихлынут волны», — это тайна для иностранца, наш национальный секрет. Нет и не может быть никаких отступлений и уклонений от кириллицы, никаких компромиссов. Мы молимся Богу, а не «Воgu». Эта неуступчивость подсказана русским самим нашим древним алфавитом. Разве не сказано в нем: «Рцы слово твердо»?

II.

Кириллица — самый ненавидимый и гонимый алфавит на свете.

Так было при его рождении, когда св. Константина-Кирилла травили сторонники «трехъязычной ереси», согласно которой христианское богослужение может вестись только на языках, на которых была начертана табличка на кресте Христовом: иврите, греческом и латыни.

Так было, когда его брата святителя Мефодия немцы бросили в заключение в монастыре Райхенау, а папство запретило славянскую литургию.

Но так обстоит дело и сегодня.

Демонстративный отказ от кириллицы становится символом стремления к «евроинтеграции» и «общечеловеческим ценностям», а потому ханы и курултаи всего незалежного пространства вот уже четверть века задрав штаны декириллизируются, не считаясь ни с какими последствиями, включая искусственную неграмотность своих народов.

Положение кириллицы на острие атаки во многом уникально.

От успешно вписавшихся в Запад японских самураев и не менее успешно влившихся в капиталистический рынок китайских коммунистов никто не требует отказаться от иероглифов или слогового письма.

Израиль пользуется до наглядности азиатским алфавитом, который вместе с его древним языком пережил в прошлом столетии новый расцвет.

В ту пору, когда цветут армянские и грузинские революционные розы, никому не приходит в голову заявлять, что ради вящей евроинтеграции этим народам нужно бы поскорее отказаться от своих алфавитов.

И только русские и пространство Русского мира, а также сохранившие кириллицу народы находятся под воздействием беспрецедентной по интенсивности антикириллической кампанейщины.

Любой разговор о кириллице обязательно начинается с пафосного надутого уточнения, что никакая она не кириллица.

Мол, св. Константин изобрел вычурную глаголицу, которая долго не продержалась и была вытеснена (а некоторые настаивают даже, что силовым путем, о чем свидетельствуют палимпсесты — рукописи, где были стерты глаголические надписи и поверх нанесены кириллические) составленным св. Климентом Охридским алфавитом, который мы и называем кириллицей.

Гипотеза о первичности глаголицы была выдвинута словацким ученым Шафариком еще в середине XIX века, и под нею было столько же научных, сколь и политико-религиозных оснований.

Святой Кирилл к тому моменту уже рассматривался как символ славянского единства и самобытности. И если бы он изобрел кириллицу, письменность православных народов, то получалось бы, что православие — это настоящее славянское христианство, что ни лично Шафарику, сыну евангелического пастора, ни западным панславистам, относившимся с подозрением к православной России, не могло нравиться.

Нейтральная, никого не касающаяся, не используемая уже глаголица (к тому же иногда начертательно совпадающая с латиницей) подходила на роль примиряющего западных, восточных и южных славян, православных, католиков и протестантов «аутентичного кириллова алфавита» куда лучше. А дальше высказанная авторитетом гипотеза перешла в стадию самоподдержки.

Однако тезис «глаголица — кириллова азбука» встречается с неразрешимыми противоречиями. Миссия солунских братьев состояла в укреплении византийского влияния у славянских народов, среди которых уже использовалось письмо с помощью греческих букв.

Зачем св. Константину было «изобретать» вычурное непонятное письмо с латинскими элементами вместо понятного и ближе стоящего к греческому? Как ученики почитаемого сразу после смерти как святого Константина-Кирилла осмелились бы, во-первых, уничтожить большую часть книг с изобретенным им письмом, а во-вторых, приписать ему азбуку, которой он не создавал?

Все это настолько противоречит известным нам фактам о миссии святых Кирилла и Мефодия, что гипотезу «глаголица — это кириллово письмо» можно считать невероятной.

В её случае речь идет либо о докирилловском славянском письме, развивавшемся в Хорватии и Моравии, либо как раз о локальной переработке кириллицы, появившейся в результате гонений на нее немецких «трехъязычников».

Напротив, есть все основания полагать, что св. Константин-Кирилл изобрел для славянского языка именно ту азбуку на основе греческого алфавита, которую мы и называем «кириллицей», и с ее же помощью сделал первые переводы из Священного Писания и православного богослужения.

То, что дело обстояло именно так, подтверждают и археологические данные.

Св. Климент Охридский, ученик солунских братьев, которому глаголическая теория приписывает изобретение кириллицы, скончался в 916 году. К моменту его смерти распространение кириллицы было уже повсеместным.

В русском Гнездово, под Смоленском, в могильнике при крупном торгово-транзитном центре найдена древнейшая кириллическая надпись на территории России, выцарапанная на глиняном сосуде. Найденные в том же захоронении дирхемы датируются самое позднее 908 годом, то есть, с учетом скорости монетного оборота в тогдашней Восточной Европе, захоронение произошло в ближайшие к этой дате годы.

На амфоре четко выцарапаны несколько букв: «ГОРОУNА». Все эти буквы однозначно кириллические, со специфичным именно для ориентированного на греческий алфавит написанием, выдающем себя, в частности, в начертании буквы «а».

Некоторые споры идут только вокруг знака N (старокириллическое написание буквы «наш» — строго горизонтальная черта появилась в ней не сразу), некоторые видят в загогулине наверху букву «ш», и тогда надпись бы читалась как «горушна» (что толкуется как «горчица») или «горунша», другие видят в ней обычный охранный знак. Наиболее вероятно, перед нами подпись на горшке: «Горуна». То есть этот сосуд принадлежал обладателю славянского имени Горун (распространенного в Болгарии).

Но все это детали. Написано ли там «Гороуnа» или что-то еще, важен сам факт — за десять лет до смерти мнимого «изобретателя» кириллицы св. Климента это письмо уже использовалось для тривиальных подписей на горшках, что означало как грамотность владельца, так и наличие вокруг — и в Болгарии, и в Гнездово — достаточного количества тех, кто может эти надписи прочесть.

Разумеется, такая скорость распространения этого письма в эпоху крайне малоинтенсивных информационных обменов, когда не было ни интернета, ни книгопечатания, причем распространения не в церковной и придворной среде, не в высокой книжности Болгарского царства, а в повседневном купеческом обороте, говорит о том, что к моменту смерти Горуна кириллица была не нововведением еще здравствующего св. Климента, а уже более полувека повсеместно распространяемым наследием св. Кирилла.

Итак, около 910 года кириллические буквы добрались на горшке уже до северных окраин славянского мира.

С тех пор они там и поселились, ими начертаны уже не бирочки от товаров, а важнейшие произведения мировой литературы, включая ее величайшие романы. Русский стал одним из универсальных языков мировой культуры, причем сделал он это не «вопреки» кириллице, а благодаря ей. Ни один из соседних латинографических славянских языков даже близко не достиг такой культурной интенсивности. При всем уважении, Сенкевич — не Толстой, Гашек — не Достоевский, и даже Кафка написал по-чешски всего несколько писем.

III.

Кириллица оказалась для русского языка своего рода засечной чертой.

Она требовала того, чтобы мы вытесняли иноземцев не «автохтонными» славянскими словами, каковых в латинизированных славянских языках порой и поболе будет, а лексиконом высокой древнерусской литературы, церковнославянизмами, то есть наследием Кирилла, Мефодия и их продолжателей как переводчиков и творцов православной славянской культуры.

При этом и полезные нашему языку заимствования мы можем себе позволить не отвергать именно благодаря кириллической перекодировке. Будучи записаны кириллицей, они тем самым уже наполовину русифицируются, перестают торчать иноязычными вкраплениями, как, к примеру, бесчисленные латинизмы в польском.

Наша кириллическая азбука — это декларация нашей цивилизационной независимости, тот волшебный барьер, который ограждает святыню русской речи от растворения в глобальном «пиджин-инглише».

И именно поэтому кириллицу столь отчаянно ненавидят — в том числе и в России, в том числе и вроде бы русские люди, которые, однако, свято уверены в том, что у «белых западных богов» все устроено лучше.

Сколько тонн яда и чернил излито на трактаты об «уродливой корявой кириллице» и о том, как славно было бы заменить ее латиницей.

Один раз, впрочем, в эпоху, когда бесы разгулялись по Русской земле особенно вволю, почти попытались.

В ноябре 1929 года большевистский Наркомпрос создал специальную комиссию по латинизации русского языка. Задача была прописана четко — дерусификация, деклерикализация, разрыв с алфавитом, который «является алфавитом самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма… алфавитом национал-буржуазной велико русской идеологии». Комиссия решила «признать… что переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит неизбежен».

«Только латинский алфавит соответствует задачам истинного интернационализма» (то есть дерусификации), сообщал в 1932 году в книге «Латинизация — орудие ленинской национальной политики» некий Хансуваров.

Впрочем, в 1933 году, обнаружив приход в Германии к власти бешенных национал-реваншистов, советские вожди задумались: а что если пролетарии, не имеющие отечества, не захотят защищать и свое большевистское начальство? Начался пусть ограниченный, но разворот в сторону «советского патриотизма» от интернационалистического космополитизма.

Латинизаторские проекты прикрыли. Вместе с ними прикрыли и движение эсперантистов, адептов «универсального языка» на латинской основе, которые на вопрос «Кто ты?» гордо отвечали «satan», то есть член SAT — Всемирного Безнационального Союза.

Политбюро приняло решение кириллизировать даже те языки нацреспублик, которые были до этого в рамках ленинской национальной политики столь же принудительно латинизированы.

И вот сегодня Казахстан возвращается как якобы к своему «наследию» к кривляниям и ужимкам советской латинизации, с 1929 по 1940 год действовавшей в автономной, а с 1936 года — союзной (расчленять Россию на части советские вожди не забывали, даже играя в патриотов) республике.

Трудно даже представить, какой уровень функциональной неграмотности и какая степень культурного дефолта ждет новое поколение казахов. Большая часть литературы художественной и научной, созданной на казахском языке за эти годы, будет полностью упразднена. Игра слов в названии романа классика казахской литературы (еще живого и протестующего против латинизации) Олжаса Сулейменова «Аз и Я» будет непонятна его соплеменникам, поскольку ни об «Аз», ни об «Я» они уже ничего знать не будут. Приведет это к еще большему понижению статуса казахского — к чему он будет вообще, и не проще ли будет сразу же перейти на английский, надеясь на то, что возьмут в «Асашай».

Впрочем, что нам до Казахстана (ну, кроме судьбы живущих там миллионов русских, которые тоже окажутся в ситуации языкового прессинга), если на нашей суверенной территории, в Татарстане, нет-нет да возобновится ползучая латинизация, несмотря на многократные запреты, наложенные федеральным центром, включая Конституционный суд.

И всюду одно и то же: кириллица мешает слиться с «цивилизованным миром».

Латинизация, в представлении её сторонников, не сохраняет национальные языки, а, наоборот, стирает их в правильном направлении — английском, в то время как кириллица стирала в «неправильном» — русском.

Вопрос о кириллице оказывается, таким образом, не вопросом об алфавите и экономии бумаги. В целях экономии лучше не ограничиваться алфавитом, а сразу начинать борьбу с флексивной природой русского языка — вспомните шутку про десятки русских слов, переводимых на английский как run.

Это и не вопрос об эстетике букв. Эстетика вообще вещь зачастую субъективная — я знаю мало более прекрасных букв, чем ненавидимая декириллизаторами «Ф». И если говорить о красоте, то нужно вести речь о том, чтобы наш гражданский шрифт вернулся от послепетровской и большевистской огрубелости к своим изысканным славянским корням, чтобы в него вернулись ижицы и юсы. Чтобы наши дети могли читать древнерусские и славянские тексты свободно, без переучивания.

Вопрос о кириллице — это вопрос о существовании или несуществовании Русского мира, русской цивилизации. Русский мир — это пространство, на котором главенствует кириллица, необоримой стеной противостоящая любому другому господству, любой другой цивилизации, облекающей свои глобалистские притязания и в форму экспансии алфавита.

Но мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово.