Тунисские напевы

Егор Уланов, 2021

Однажды услышав напев, всегда будешь помнить о нём. Сквозь легенду проникни в Тунис восемнадцатого века. За двери гарема, где развернется исторический роман. В месте, которое современности видится излишне экзальтированно. В месте, где заложником может быть каждый. Узнай жизнь пленного слуги, познавшего чуждую ему традицию. Открой любовь и драму в декорациях востока. Сама структура произведения представлена необычно: в начале автор встречает арабку, которая обещает спеть ему тунисский напев – древнюю легенду. А сами события романа являются как бы пересказом этой песни.

Пролог

Наши дни. Пляж отеля, где гуляют беспечные туристы. Волны кидаются под серебряное покрывало. На небе горит ковш медведицы и ещё пару неизвестных мне звёзд. В вышине то и дело поблескивают огни самолётов, а пальмы недвижимо нависают над водой.

Где-то вдали играет музыка.

— Продолжай, — говорю я. — Ты обещала старинную легенду!

— Она сидела на берегу… — начинает она и вновь сбивается на отвлеченные мысли, — в иных песнях есть мотив, в других рифма, в-третьих смысл. Не зря того, кто уместит всё в одной, называют гением. Не потому ли, что он умеет соединять противоположное? Так обычно и случается, что в момент, когда кажется, будто можешь всё — ничего не делаешь. А в минуту горькой ненависти к самому себе совершаешь великие поступки. Не есть ли это ещё одна забава гения: считать себя ничем, будучи великим?

Уже запели мечети. Красивый мужской тенор пролетает над морем, то затихая, извиваясь как змея, то становясь громче и сильнее, подобно степному волу. Тёмное восточное небо внимает молитве. А меж тем благодатную тишину в паузах нарушает шум моря. Две птицы летятс востока на запад.

— Продолжай! — Требую вновь.

— У всякой песни есть своё начало. Не торопись, — отвечает она, — ведь редко удаётся увидеть волны в ночном небе.

— Волны?

— Да, волны. Что удивительного? Иногда, в час подобный этому, в здешних краях происходит диво: ветер подхватывает песок пустыни и проносит его по ночному небосклону. Так и выходит, что внимательный зритель увидит эту волну в небе и поразится их схожести с морской влагой. Явление это, надо сказать, редкое, хотя и проходит довольно часто. Не думай, что я несу чепуху… оно редкое и частое от того, что его никто не наблюдает. У всех нет времени, чтобы поднять голову. Нынче даже медлительный араб мечтает о прибытке. Хотя, между нами, прибыток — дело низкое.

— Отчего же низкое? — не выдержал я.

— От того, что в нём часто решает случай. А полагаться на случай вместо разума — низко.

— Ну, — обыкновенно начинаю долгое обоснование.

— Тише… — прерывает она. — Видел? Снова волна в небе.

— Что-то краем глаза…

— Видел? Опять. Присмотрись лучше. Это Кирго…

— Что?

— Слышишь? Тунисские напевы. Это Кирго их поёт в самой ночи…

— Что ты бормочешь, не пойму?

Волна пронеслась по небу. Песок, отражая свет луны, становился серебром и освещал полуночный простор. Звёзды при том стали ярче, будто соревновались с тем, что болтливая арабка называла «Кирго». А я так и не мог её понять. Разбирал два-три слова, хотя она и приноровилась говорить по-русски из-за большого наплыва туристов,

Прошло время. Мы ушли с пляжа. Там было слишком темно, и я решительно ничего не мог записать. Мы по-прежнему были одни. Она смиряла меня взглядом, я чувствовал себя глупо. Однако африканская ночь баловала теплом, и со временем я расслабился и забылся.

Свет звёзд меркнул в сиянии фонарей. Зато теперь я всё видел и мог делать заметки.

— Когда ты уже начнешь свою песню? Я ведь приготовил листок с карандашом, чтобы записать, а ты молчишь или говоришь что-то бессвязное.

— Сейчас….

И она затянула плавный напев арабских слов. Я ничего не разобрал, но насладился чистой красотой её голоса.

— По-русски, это будет… вот…

«Так говорил мой любимый:

Не пой мне песен грусти и печали;

Был он в хмелю от любви.

Я ему слух услаждала

Песней хорошей одной,

Что о любви сплетена.

Часто потом он просил

Петь эту песню простую.

Нынче любимого нет.

Хочешь тебе я спою?

Но песня эта грустна.

Хоть не хотел мой любимый

Душу тоской огорчать,

Всё же заплакал над нею

И полюбил навсегда.

Хочешь, её я спою?

Пусть она будет твоею.

Ай, да песня — река».

И она начала напевать.