Время Пи

Егор Роге

Мир, который мы не бережем – так можно определить антиутопию в рассказе «Разрушитель».Как отличить сон от правды, и почему мы уверены, что наша жизнь реальна? Повесть автора об играх подсознания – «Время Пи». «Простая история» – эта повесть Егора Роге не так уж и проста: холодок по коже и желание перечитать сразу после прочтения вам гарантированы.

© Егор Роге, 2022

ISBN 978-5-0059-0838-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Время Пи

«Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог»

Евр 13:4.

«Безумие — один из самых странных, самых страшных, но все-таки — способов самосохранения человека. Человек не может с чем-то справиться и убегает в безумие. Безумие дает ему возможность как бы скорчившись, закрывшись существовать в этом мире».

Игумен Нектарий (Морозов)

0.

Он открыл глаза. Белый потолок палаты, причудливый рисунок созданный маленькими трещинками, напоминавшими… о чем?

Он же ничего не мог вспомнить!

Он? Да, конечно он.

Это он знал точно. Ответ на вопрос кто отчасти прояснился.

Где?

Он совсем не знал. Хотя почему-то хочется ответить 3.14

Когда?

Нет ответа. Хотя почему-то снова приходит в ответ 3.14…

1.

Машины уже десять минут стояли без какого-либо движения. А то, что было перед этим в течение часа, и движением-то назвать было сложно, семь километров за час.

«Эта проблема не имеет решения, — подумал Олег, — машин все больше, а дороги все те же — и я никогда не смогу приезжать домой раньше десяти вечера».

— Похоже, можно закурить, — высокий парень из стоявшего рядом Пежо «4007» захлопнул дверь своей машины, — либо авария, либо кто-то из правительства улетает в отпуск.

— Они в отпуск из Внуково летают, — ответил Олег, борясь с желанием выйти из своего автомобиля прямо под моросящий дождь, чтобы просто размять заметно затекшие ноги — сорок два года, уже не восемнадцать.

— Ну, да. Логично, это же южнее, — пошутил тот, — ближе к теплым странам.

Олег улыбнулся в ответ.

— Хоть квартиру в Москве снимай, надоело жить в машине, — продолжал парень, — купил квартиру в Зеленограде на свою голову, по пять часов в день на дорогу трачу…».

Желания продолжать разговор не было, и Олег, сделав вид что, собирается позвонить, приподнял стекло пассажирской двери.

Чуть прибавив звук своего «Накамиши», он переключил деловую волну коммерческой станции на аудиокнигу Азимова в мр3.

«Основание» он слушал уже третий день. Начал слушать книги для разнообразия. А сейчас уже все диски в чейнджере это книги: Азимов, Брэдбери, Чехов, Достоевский, уже книг двадцать прослушал по дороге на работу и назад.

Они с Катей купили дом в клубном поселке по Ленинградскому направлению четыре года назад.

Решение было «совместно выстрадано», как шутила Катя.

Действительно, осуществление идеи переехать с привычного и годами насиженного Кутузовского проспекта далеко за МКАД, далось не просто.

После рождения Семена, когда потребность в еще одной комнате стала очевидна, они не спеша приступили к поиску подходящего варианта. Рублевку и Новую Ригу пришлось исключить из поиска — слишком дорого.

Ярославку, Щелковку и Дмитровку — из-за отсутствия достойных предложений.

Вот «Норвежский поселок» в сорока километрах от города по Ленинградскому шоссе и был выбран как оптимальный вариант.

Хорошая школа для Даши, пусть и недешевая в соседнем городке — в двенадцать лет дети уже искренне тянутся к знаниям. А родители обязаны предоставить все возможности.

Плюс к этому фитнес-клуб в поселке с хорошим бассейном, детский развивающий центр, что для четырехлетнего Семена — то, что надо. Да и Кате не нужно теперь в Москву ездить.

Когда дела в бизнесе пошли в гору, все это перестало быть проблемой. Месячные траты редко превышали десять тысяч долларов, а доходы чаще всего превышали сто.

Конечно, работа все еще занимала почти все время, но он надеялся, что через пять-шесть лет сможет работать меньше.

«Ну, наконец-то, — Олег увидел огромный щит с картинкой с указателем „Норвежский поселок“, на котором была изображена семья: мама обнимала старшую дочь, а сын сидел на плечах у папы, — как будто с нас срисовали»

2.

Лексус 350 повернул на дорожку к дому тридцать пять. Олег, нажал кнопку на своем пульте и ворота гаража начали бесшумно подниматься.

«Хорман» недешево, но удобно», — Олег слегка нахмурился, вспомнив, во что ему обошлись эти ворота с маленьким брелоком-пультом, — бесшумные ворота, бесшумная машина…»

Олег достал из багажника пакет из «Азбуки вкуса», и, открыв внутреннюю дверь, вошел в дом.

— Опять легли не дождавшись папы, — Катя, в красном вечернем платье и пустым бокалом стояла в прихожей, как они называли по-старому огромный холл при входе, — Семен отказывался даже подниматься в свою комнату, говорил что ты обещал рассказать про немецкие танки.

— Не про немецкие, а про наши, — Олег поцеловал жену и передал пакет из магазина, — улитки, сыр, виноград и вино, вроде ничего не забыл. А то стоишь тут немым укором, да еще с пустым фужером.

— Бокалом, — улыбнулась жена — Забыл про семью, даже субботы и те, на работе.

— Катенька, прошу, не начинай, — Олег начал раздражаться, — в такой день.

— Даже в такой день, — продолжила Катя уже без улыбки, — ты приезжаешь после одиннадцати.

Олег знал, что чем раньше он уступит, тем быстрее наступит мир. За тринадцать лет он научился с легкостью избегать конфликтов, особенно там, где все предопределено обстоятельствами.

— Как раз передали в новостях, что скоро откроют платную дорогу, и можно будет долетать за двадцать минут, — спокойно ответил Олег.

— Верно, — подтвердила Катя, — я тоже видела репортаж, через пять лет откроют, как раз Даше будет удобно в институт ездить. Ты в комнату-то проходи, собирайся с мыслями, готовься сказать тост, все же тринадцать лет вместе.

Олег открыл дверь в гостиную.

Большой деревянный стол с шестью массивными стульями с кожаными вставками, теми, что для него сделали в Ирландии.

Огромный кожаный диван и два кресла, которые он заказал в Донегале годом позже.

Прекрасная поездка получилась. Четыре года прошло, а впечатления от замков Блерни, Мейнузе и Килкенни, не говоря уже о Дублине с его пабами.

Ирландцы большие любители порассуждать на тему «что если бы мы сохранили свою независимость…». Эта черта делает их задумчивыми мечтателями, — подумал Олег, линия судьбы отдельного человека, народа, страны всегда прямая, и всяких «если бы» не бывает…

— А вот и ужин, — Катя принесла большую сырную тарелку, улитки с соусом из голубого сыра, — сейчас принесу вино.

— Давай помогу, — Олег обнял жену, — не сердись!

— Дети так скучают, — сказала Катя, — это же не будет продолжаться вечно, пойми, когда тебе будет нужно их внимание, они уже привыкнут обходиться без твоего.

3.

Олег посмотрел на свое отражение в окне — на него смотрел молодой, уверенный в себе мужчина, выглядевший максимум на тридцать пять.

«Режим дня, диета, хороший сон, спорт и отдых, — одним словом велнес» — усмехнулся он.

В последнее время он научился обходиться без ужина. Не совсем конечно, но без тяжелой пищи на ночь.

После семи вечера он редко ел что-либо калорийнее вареного яйца. Вот и сейчас, ужин с сыром и улитками показался очень сытным, и Олег, взяв оставшиеся фрукты и вино, предложил Кате пересесть в «большой донегал», как он называл свой любимый массивный кожаный диван.

«Проверю, как там дети, и вернусь» — ответила на приглашение Катя и поднялась наверх.

Четвертая ступенька скрипнула, и Катя хмыкнула.

«Всегда забываем про этот скрип, — подумал Олег, — говорят, что если лестница скрипит, это уже не исправить. Как в жизни, всегда останется след от ошибки, и всегда будет скрипеть при надавливании».

Катя вернулась «радионяней» в руках.

— Семен так спит беспокойно последнее время, — опережая вопрос, сказала Катя, — всегда встает в начале четвертого.

Олег налил в бокал еще немного Соаве Сан Микеле, Катя прикрыла бокал рукой — верный признак, что придется уговаривать.

— Как же судьба благосклонна к нам, — поддавшись, на уговоры Олега и открыв бокал для соаве, вдруг сказала Катя, — как ты думаешь, почему?

— В чем ты видишь благосклонность? — уточнил Олег, направляя в рот виноградину.

— Во всем этом, — Катя обвела рукой гостиную, — в наших детях, в твоей работе, в моих картинах, ты знаешь хоть кого-нибудь счастливее тебя?

— Я был счастлив и в «однушке» на Кутузовском, — Олег посмотрел на камин, — даже легче как-то жилось, забот было меньше, что-ли.

— А помнишь, эта история в начале нашего знакомства?

— История, — Олег удивленно посмотрел на жену, — что за история?

— История, про Любовь…

— Про нашу?

— Про твою. История про Любу Пластинину.

— Ты же обещала, никогда, никогда больше не говорить об этом! — Олег почувствовал, как сотни маленьких иголок начинают буравить мозг, — так нельзя, сколько лет прошло.

— Да, прошло. Извини, я не должна была напоминать, но она всегда сама приходит напоминанием в этот день.

— Люба погибла много лет назад, — Олег залпом допил вино, — она теперь совсем в другом мире. А мы в этом. И нам надо как-то жить здесь.

Вечер был безнадежно испорчен.

Катя, взяв бокалы, ушла на кухню, и вскоре Олег услышал скрип ступени.

«Ну что ж, — вздохнул Олег, — поспим, пожалуй, на «большом донегале».

Он достал плед, и, укрывшись им попытался заснуть.

Сон, когда он так нужен — никогда не приходит быстро.

«Жарко как, — подумал Олег, — из-за камина что-ли? Или вино дает тепло.

Люба, Люба… куда ты ехала в тот вечер? Вот так разом все проблемы и сняла, уйдя из жизни. Я же метался между вами с Катькой как безумный. Так что может и к лучшему…»

И он погрузился в сон.

4.

Олег открыл глаза.

Три часа, четырнадцать минут. 3.14.

«Вот что такое бессоница, — подумал Олег, одевая тапки и, — это не тогда когда не можешь заснуть, а тогда когда встаешь в три утра»

Сон какой странный, — Олег пытался сосредоточиться, но сновидение быстро улетучивалось, — и холодно то как». Он поежился и направился в ванну.

Выключатель «дал искру» и свет в ванной лишь на секунду вспыхнув, погас.

«Пробки выбило, давно нужно заменить было. А еще лучше выключатель. В старом доме все всегда ломается, бесконечный процесс» — сказал себе Олег.

Он наощупь из шкафа в коридоре достал свечу и коробок спичек.

«Надо спички купить, это последняя, — подумал Олег, как плиту зажечь теперь?

Ясно как — свечу не гасить — ответил он сам себе».

Из зеркала ванной на него посмотрел немолодой мужчина, с черными кругами под глазами, в углах которых была заметна сеточка морщин.

Немного грязные волосы свисали на лоб. Смочив лицо водой, он почувствовал что окончательно проснулся.

После замены пробок свет на кухне загорелся без происшествий.

Желтоватый, щадящий свет быстро разогнал по углам двух тараканов, которые в поисках еды выбрались на просторы кухни.

Налив в чайник воды, Олег зажег газ от свечи, которую все еще держал в руке.

Воск попал на тыльную сторону ладони и Олег поморщился.

Дверь комнаты скрипнула, и Олег услышал шаги — слегка щурясь от света на кухню зашла Люба.

Длинные темные волосы были всклокочены, две верхние пуговицы ночной рубашки расстегнуты.

— Ну что ж ты вскочил-то ни свет, ни заря?!

— Да не знаю я, — пробормотал Олег, словно извинялся, — вот что-то не спится.

— А чего не спится-то? Отдыхать тебе надо, вон вымотался весь. Если что-нибудь с тобой случиться, как мы с мамой то проживем?

— Да что ж со мной случиться-то может, — улыбнулся Олег, — я же даже не работаю сам, так… руковожу. Только сплю вот плоховато. Лампу, выключатель в выходные поменяю, маме твоей картошки привезу.

— Ох, Олежка, ты это уже третью неделю говоришь. А картошки мы с мамой сами вчера принесли

— Без двадцати четыре, через час двадцать зазвонит будильник, — он виновато посмотрел на Любу — ложиться больше не буду.

— Ну иди уже, умывайся, я пока завтраком займусь.

Побрившись, он набрал в ладонь немного одеколона «Лиго», того, что жена подарила весной и сожалением отметил, что флакон почти опустел.

Люба приготовив в большой чугунной сковороде его любимое блюдо — яичницу с картошкой и колбасой вместе с крупными ломтями черного бородинского хлеба, аккуратно раскладывала блюдо лопаткой на две тарелки. Он сел к столу и молча начал есть.

— Сегодня, то зайдешь в магазин? — наконец прервала тишину Люба, — яйца надо купить, сыр, курицу.

— Конечно, зайду, — ответил Олег, — ребята на работе по интернету заказывают через «Утконос» какой-то. Говорят, быстро привозят, и недорого.

— Давай попробуем, пока я дома — могу и принимать.

— Не звонил ли кто по работе? — поинтересовался Олег, — что-нибудь есть на горизонте?

— Звонили, только все предлагают кассиром в магазин, да диспетчером. И все в Москве. Это ж не наездишься.

Олег кивнул.

Одевая джинсы и кроссовки, он сказал Любе в коридоре, чтобы помыла кухню получше, а то опять ночью тараканы хозяйничают.

5.

Из старого Пушкино до Москвы Олег доезжал за полтора часа, главное пересечь мост на проспекте Мира, а там уже и Шереметьевская улица.

Олег принимал в цеху все конструкции, которые нужно было установить, контролировал процесс загрузки и комплектации.

Конструкции, а это рамки, створки и двери для остекления балконов на «Газели» с двумя ребятами из его бригады отправлялись к заказчику, а он на своей «четверке» с двумя другими парнями подъезжал немного позже.

Прибыль от каждого заказа делилась на шесть равных частей, и Олег, как бригадир, брал себе две части.

Конечно два высших образования, одно из которых финансовое, другое инженерное, не требовались для этой работы, но сейчас не та ситуация, чтобы жалеть себя.

«Осталось всего миллион отдать за квартиру, — думал Олег, — тогда и выдохнем».

6.

Заказ на установку огромной лоджии в только что сданном доме в Королёве ребята смонтировали уже к пяти вечера. Собрали инструмент: шуруповерты, перфораторы, отвертки, балоны монтажной пены, и погрузили в багажник «четверки».

— Повезло тебе, Олег — сказал один из парней, — от Королёва до твоего Пушкино рукой подать, за полчаса доедешь.

— Да, надо торопиться, — ответил Олег, — мне еще в магазин надо зайти.

— С «Утконосом» то попробовал?

— В следующий раз.

Ярославка была еще свободна, и Олег разогнал машину до девяносто километров, можно было и быстрее, но летняя резина в ноябре — штука коварная.

«Завтра суббота, надо встать пораньше да колеса поменять, не ровен час…»

«Какие-то несуразные мы с Любой, — рассуждал он, — ни денег, ни хорошей работы, ни нормальной квартиры. Кто бы сказал мне, что такое возможно!

Хотя в моей жизни все возможно. Две свадьбы за полгода.

Только поженились с Катей и тут командировка эта в Германию. Трое нас и поехало.

Я, парень из нашего отдела и Люба Пластинина из логистики — первая красавица компании.

Три месяца стажировки в Штутгарте, и результат: отличный немецкий и беременная любовница.

Что мне оставалось делать? Как и не со мной было.

Все не решался Кате сказать, а у Любки то… само ж не рассосется.

Кошмарный развод.

Катя попала в больницу, почти три месяца пролежала в психиатрии в первой ПКБ на Загородном шоссе.

Меня не хотела видеть категорически, а когда я все равно приехал, несмотря на запреты, Миша, старший брат Кати сломал мне нос с первого удара. Второго, впрочем, не было — мне хватило.

А вот родить Люба не смогла. Врачи сказали что, нервы здесь ни при чем, но Люба никогда не говорит на эту тему — семейное табу…»

Идущий впереди «Мерседес» с номером 314 резко затормозил, и Олег, притормаживая рывками, как учили, успел остановить машину, едва не съехав в кювет.

«Первым делом колеса поменяю, — заключил он, — а сейчас, пожалуй, шестьдесят и в правый ряд».

«Не судьба, видать пока, — продолжил размышлять он.

Люба предложила после свадьбы снова в Германию, где так все весело начиналось у нас.

Но дважды в одну реку войти ни у кого не получается. На этот раз ничего веселого в Германии не было. Пропала её жизнерадостность, и пропала навсегда.

Вернувшись, смогли вот купить квартиру в Пушкино. В общем-то, неудачная покупка, дом старый, да цена была на самом пике — теперь она и половины тех денег не стоит.

А дальше… как и не живем вовсе

Катя из головы в последнее время вообще не выходит, да и сон этот странный…

Нет, надо уезжать отсюда, убежать от себя. Выплачу квартиру, продам её и переедем в Латвию, купим дом в Энгуре, на берегу моря.

Стоит не больше пятидесяти тысяч, часть дома можно сдавать и за сезон зарабатывать семь восемь тысяч, что хватит на тихую размеренную жизнь. К тому же мы с Любой были хорошими инженерами, может и работу найдем…»

7.

Звонок мобильного отвлек его от мыслей.

— Олеженька, ты сможешь пораньше приехать сегодня? — голос Любы слегка дрожал.

— Да, я уже в городе, а что случилось?

— Ничего, совсем ничего, — всхлипнула она, — просто приезжай скорее.

Олег знал, что снять тревожное состояние жены проще всего коньяком, или другим крепким алкоголем. Захватив из гаража бутылку Прасковейского коньяка, и быстро закрыв ворота гаража, через пустырь побежал домой.

Он понялся на пятый, последний этаж почти бегом, лифта в их доме постройки начала шестидесятых, конечно же, не было и увидел, что дверь в квартиру была открыта.

Люба, рыдая, стояла в дверях в той же ночной рубашке, что и сегодня утром.

Олег обнял жену, и тут же почти силой втолкнул в квартиру.

— Да что случилось-то, — Олег почти кричал, — что с тобой?

— Не могу я так больше, — голосила Люба, — не могу.

Он открыл бутылку коньяка, налил два стакана и почти залпом выпил один из них.

— На вот, выпей, тебе сразу станет легче.

Люба неуверенно взяла стакан и отпила коньяк, так как будто это было молоко или вода.

Отстранив на секунду бокал в сторону, она удивленно посмотрела на него и поставила на стол.

Но и в этот раз алкоголь оказал желанное действие — истерика внезапно прекратилась.

— Я не могу больше молчать, Олег, — всхлипывая, сказала Люба, — не могу.

Олег сдавил ладонями виски, а большими пальцами рук закрыл уши — он не хотел, не хотел ничего слышать.

— Я не потеряла ребенка, тогда, слышишь? Почти кричала Люба, не потеряла! Я сделал аборт! Я не готова была иметь детей, боялась всего: растолстеть, стать некрасивой, боялась, что ты бросишь меня как Катю…

— Люба, успокойся, — Олег хотел, чтобы это скорее закончилось, — прошу тебя, успокойся, уже прошло столько лет…

— Я спокойна, — Люба неестественно улыбнулась — мне намного легче: главное я тебе сказала.

— Вот и хорошо…

— Зачем я только встретила тебя. Жила бы сейчас спокойно, да и ты со своей Катей жил бы благополучно где-нибудь в дорогом коттедже, да и с детьми в придачу.

Олег с мистическим ужасом посмотрел на жену, но она молча легла на диван, отвернулась к стене и, не сказав больше ни слова, заснула.

Он прикрыл её пледом и перешел в другую комнату.

«Я ничего не хочу знать, я ни о чем не хочу думать, — словно мантры произносил он, — Энгуре, Латвия, шуроповерт „Макита“ остался на объекте, нужно забрать завтра же утром…»

Он наморщил лоб, усиленно пытаясь что-то вспомнить…

Шведская деревня? Датский уголок? Норвежский поселок! Ленинградка, тридцать восьмой километр…

Через десять минут Олег выехав из гаража, выжимая все что можно из пятидесятисильного движка своей «четверки»…

8.

Олег открыл глаза.

3 часа 14 минут.

«Что за бред?!» — вскричал он.

Тело затекло, «большой донегал» все же не предназначен для длительного сна.

Олег включил свет настольную лампу и осмотрелся: утро еще не вступило в свои права, а ночь была готова сдать позиции.

Он вспомнил слова Миши, Катиного брата, который всегда говорил — самое тяжелое для больных время в больнице это с двух до четырех утра, если не умер, то день, скорее всего, проживешь. Мишка всегда говорил правду — настоящий врач.

Он взглянул на наручные часы-монитор: сто двадцать пять ударов. Высоковат пульс для раннего утра.

«Странный сон, — подумал Олег, — как будто и не сон вовсе. Люба, как живая. Только старше лет на десять, и выглядит такой уставшей…»

Олег зарядил «таблетку» в Неспрессо, и смотрел как в чашку льется тонкой струйкой ароматный горячий кофе.

Открыв холодильник, он достал упаковку шотландского лосося, баночку творожного крема с травами и тонкие ржаные сухарики — отменный завтрак.

«Эх, Люба, — вслух произнес он, — видать, неспокойно тебе там. Или мне здесь…»

— Не дает она тебе покоя, — за спиной раздался голос Кати.

Олег удивленно посмотрел на жену. Стройная, в облегающем халате, с длинными распущенными светлыми волосами…

— Ты как будто и не спала, дорогая — после долгой паузы проговорил Олег, — если не спала, то уже поздно, а если проснулась, то еще рано.

— Не ложилась, пойдем со мной.

Они прошли через кухню, и вышли в холл. Катя повела Олега вниз по лестнице, в «бейсмент».

Слово «подвал» им не нравилось, а другие названия были слишком длинны.

В бейсменте кроме зала с тренажерами «Техноджим» располагалась комната няни, большая игровая и Катина студия.

В студии горел яркий свет.

Мольберт был повернут к стене, и Олег не мог видеть картину.

— Стой здесь, — сказала Катя, — сейчас покажу.

Она развернула мольберт и он увидел картину.

На старой кухне стоял худой мужчина. В несуразных вельветовых тапках, майке и джинсах.

Лица его не было видно — он стоял спиной к зрителям. На кухне был желтоватый полумрак, от недостаточного освещения, и возможно, поэтому мужчина держал в правой руке горящую свечу.

В дверях стояла женщина — о таких говорят, что наверно в молодости была красива.

Высокая, с распущенными черными волосами, в ночной рубашке, с каким-то нелепым рисунком.

Глаза женщины были наполнены тоской, или какой-то болью, которую зритель почти физически ощущал.

— Что это? — еле выговорил Олег, во рту у него пересохло как будто он не пил несколько дней.

— Я рисовала всю ночь, рисовала и не могла остановиться, как тот парень из «Дьюма-Ки» Кинга, помнишь?

Олег попятился назад.

«Реутов, Балашиха… нет, Пушкино»

Он бросился в гараж и через минуту, забыв закрыть ворота своим бесценным брелоком «Хорманом» разогнал свой Лексус до ста сорока по направлению к Лениградке…

9.

Олег знал, что в это время дорога особенно опасна, наледь еще не растаяла, а основные машины антиобледенителем пойдут только утром. Но неведомая сила несла его вперед. «Четверка» не снижая скорости повернула с Ярославки на МКАД.

«Ничего, ничего еще километров двадцать по МКАДу и на Ленинградке».

В последний момент в левом боковом зеркале он увидел стремительно приближающийся автомобиль, который несся по МКАДу и похоже как раз хотел уйти на Ярославку.

Олег изо всех сил надавил на тормоз, но машина даже не сбросила скорость, только повернулась левым, водительским боком к приближающемуся на огромной скорости «Лексусу».

Удар невероятной силы бросает его на руль… темнота

10.

Его «Лексус» настоящий суперкар — сто семьдесят, а в салоне даже бутылка воды лежит не шелохнувшись.

Вот и поворот на Ярославку.

Что делает эта «четверка»?!

Кто так выезжает на главную дорогу?!

Да его же крутит!!!

Не объеду, никак не объеду…

Скольжение, удар…. Темнота.

11.

3 часа 14 минут.

Олег с криком проснулся и открыл глаза. На часы можно не смотреть. 3 часа 14 минут.

Время «пи»…

12.

Студенты медленно подтягивались к палате 3.14.

Четырнадцатая палата третьего этажа была особенной.

Металлическая дверь с большим квадратным окном посередине.

На кушетке лежал больной, но его руки и ноги в отличии от других пациентов были плотно привязаны к массивной кушетке.

— Вот это наш самый интересный случай, коллеги, — профессор хмыкнул, — ну скажем мягче, будущие коллеги. Студенты заулыбались.

«Очевидный диагноз — шизофрения, — продолжал профессор, — этот человек с нами уже тринадцать лет, и мы хорошо смогли изучить течение его болезни. К сожалению ответов много меньше чем вопросов.

Он поступил к нам на фоне личной драмы, как я уже сказал тринадцать лет назад.

Как вы знаете проявления шизофрении можно разделить на три группы:

Позитивные проявления — это необычные мысли или представления, включая галлюцинации, бред, нарушения мышления и движения.

Дефицитарные проявления — это потеря или нарушение способности к выполнению задуманного, нарушения речи, выражения эмоций или способности радоваться происходящему в повседневной жизни. Эти ошибочно принимают за обычную лень или депрессию, не считая симптомами заболевания. И, конечно же, когнитивные расстройства.

Больной, Олег Д., друзья мои, классический сумасшедший, хоть мы и избегаем этого термина.

Галлюцинации, бред, нарушения мышления и движения.

Это время от времени появляется и пропадает. Мы знаем все, голоса с которыми он общается: Катя, Люба, Семен, Дарья. Дети и взрослые. Иногда случайные люди. Такое впечатление, что он живет где-то там глубоко полноценной насыщенной жизнью.

Сейчас, как видите типичная кататония — неподвижно лежит, ни на что не отвечая.

Но лучше перестраховаться…

Пройдемте в лекционный зал и рассмотрим его историю болезни.

Да и вот что странно: все приступы на границе ночи и утра, в три четырнадцать, такой вот интересный феномен.

ЭПИЛОГ.

После окончания практики, молодая студентка стояла у дверей лекционного зала.

Пожилой профессор, закрыв дверь уже было отправился домой, но студентка, набравшись смелости, окликнула его.

— Простите мое любопытство, это конечно не совсем профессионально, и я пойму, если вы не станете отвечать мне, — она прервалась на секунду. Но видя, что профессор внимательно слушает ее, продолжила — скажите профессор, а что же послужило толчком к обострению болезни, как Вы думаете?

— Трудно сказать, но я думаю, что чувство вины, муки совести. Это уже наверно вопрос этики, а не медицины, — ответил он.

— Вины?

— Отвечу не как медик и профессор, — он вдруг посерьезнел, — блуд, весьма распространенный, но от этого не менее тяжкий грех, за который, вероятно, положена кара. У Экклезиаста сказано, что Господь карает человека безумием. Я ответил Вам?

— Вы видите в этом кару Господню?

— Я просто человек, который давно живет на свете. Откуда мне знать. Есть мнение, что безумие всего лишь защита от этого мира. Вы сами решайте, будущий доктор.

Студентка промолчала.

— И что, к нему никто не ходит?

— Нет, теперь уже нет. Вначале к нему приходила жена, и еще одна женщина, но сейчас уже много лет не приходит никто.

Конец ознакомительного фрагмента.