Я

Егор Мичурин, 2022

В одном из рассказов Честерфилда, где у главного героя, отца Брауна, спрашивают, как же он раскрыл такое множество преступлений, патер отвечает, что сам совершил их все. И, после последовавшей вслед за этим немой сцены, объясняет, что ему приходилось продумывать каждый шаг преступника, догадываться о последовательности действий, проходить все стадии, от идеи до воплощения ее, в общем – быть преступником.Может быть, преподобный прав, и это самый легкий путь – во всяком случае, я избрал себе именно такую дорогу. И «Я» – это вовсе не высшая форма эгоцентризма, а просто тернистый путь бумагомарания, над которым славно поработали ножницы садовника. Потому отождествлять автора с его героями не стоит – я был каждым из них лишь от первой буквы до последней точки. А они были мной.

Я прощаюсь

Как все это зыбко… Расплывчато, будто ствол вековой сосны отражается в подернутой рябью воде озера, с более ровными очертаниями у самого берега и с размытой, зеленовато-голубой кроной где-то ближе к середине. Я стоял неподалеку от места, где река Оулуйоки вытекает из озера Оулуярви, и думал о том, что наверняка где-то ниже по течению есть озеро Оулуика или гора Оулупярна. Сверившись с картой, я нашел лишь город Оулу, в месте впадения реки в Ботнический залив. Неподалеку от него маленькой точкой была обозначена коммуна Мухос, куда мне и следовало прибыть не позднее, чем через два дня. Учитывая, что провизии у меня осталось лишь на средней плотности трапезу, а барахливший мотор катера все чаще утробно фыркал и чихал в самые ответственные моменты, 107-ми километровый сплав обещал массу неприятностей. Мда… Угораздило же!

А цель, цель моего путешествия была так близко, она стала такой доступной, но вместе с тем оставалась неосязаемой, как ворота радуги, под которыми обязательно хочется пробежать в детстве. Звонкий шлепок вывел меня из задумчивости. Это рука, рефлекторно среагировав, как она делала это последние дни, прихлопнула очередного комара, собравшегося поживиться остатками моей крови, которую почти полностью высосали миллионы его сородичей еще неделю назад. Я поскреб буйно разросшуюся бороду. Нет, черт возьми, какая все-таки романтическая у меня цель, если она дождется бородатого, пропахшего дымом костра, искусанного комарами мужика, со стертыми до костей ногами, полопавшимися сосудами в глазах и ссадинами, ровным узором покрывавшими все тело.

Меня ждала Аино, что по-фински значит «единственная» — так ее зовут, и за последний год я понял, что нет имени красивее. Тяжело быть до конца честным перед самим собой, но, наверное, только Единственная могла позвать меня, в полной уверенности, что я приду, да что там, приползу по первому ее зову. И только из-за Аино я совершил то, что совершил, не повернув назад, ни разу не остановившись, и собираюсь закончить начатое. Я, солидный и состоявшийся мужчина, средней руки бизнесмен, бросился очертя голову в один из самых рискованных походов в своей жизни. Мою размеренную жизнь перевернула с ног на голову моя Единственная.

А всего полторы недели назад, уютно устроившись с ноутбуком на коленях в своей питерской квартире, я в который раз жадно перечитывал единственное слово:"Приезжай". Размышлял о том, как возьму напрокат машину, и поеду по маршруту Хельсинки — Турку — Вааса — Оулу, а уж оттуда всего полчаса до Мухоса. Прикидывал, что на поезде путешествие до Оулу займет у меня каких-то шесть-семь часов. Собирался выяснить, нет ли воздушного сообщения между столицей Финляндии и этим проклятым портом.

Но все вышло не так. Через час на мой электронный почтовый ящик пришло объемистое письмо, содержавшее в себе подробный маршрут, расписанный буквально по часам и нанесенный на подробнейшие карты. Мне предписывалось взять с собой камеру GoPro. Аино не должна была усомниться в честном прохождении всех испытаний, придуманных ей… Для чего? Чтобы я доказал, как я люблю ее? Чтобы она ни на минуту не могла усомниться, что я настоящий мужчина? Чтобы у нас появилась романтичная история, которую так приятно пересказывать подругам, друзьям, детям? Не знаю. Но уже на следующий день я, поспешно проинструктировав зама и отзвонившись родителям, летел в Хельсинки.

Первый свой «репортаж» я снял еще на борту самолета. Поводив камерой вокруг себя и ткнув ей напоследок в иллюминатор, я повернул на себя объектив и сказал наверняка с ужасным акцентом: «Ракастан синуа, Аино!» Пожилой финн, сидевший чуть дальше от меня, высунулся в проход и, улыбнувшись, подмигнул. Я улыбнулся в ответ, и решил, что в конце каждой съемки буду говорить о своей любви. Приземлившись, я поспешил на Лоннротсгатан, в небольшое кафе, где мы полгода назад выпили по две чашки кофе. Этого не было в маршруте, но мне захотелось сняться на фоне светло-коричневых столиков, и узнать после, помнит ли Единственная это место. Кофе был отличным, я вновь признался Аино в любви и отправился навстречу своей судьбе.

Первую часть маршрута — 400 километров до города Куопио — я преодолел быстро, несмотря на то, что по условиям моей девушки я должен был передвигаться автостопом. Наверное, было что-то располагающее в моем большом туристическом рюкзаке, удобной неброской одежде и не успевшей располнеть от сидения в офисе фигуре. Иначе чем объяснить тот факт, что подбирали меня в основном скучающие одинокие женщины, гнавшие, несмотря на стереотипы о медлительных жителях Суоми, под сто пятьдесят. Мы общались, смеялись, шутили, несмотря даже на мой бедноватый английский, например, я узнал, что по-фински канал будет"канава", булочка"какку"(дайте мне вот эту…), а козел — "пукки", а уж слов, начинающихся на извечные три русские буквы в финском просто море.

В общем, путешествие мое начиналось настолько гладко, что, лишь взяв напрокат джип с катером на прицепе в городе Куопио, я осознал, что мне предстоит. Я должен был, ориентируясь по карте, добраться до истока реки Оулуйоки, сплавиться по ней до города Оулу и оттуда прошагать пешком несколько десятков километров. Здесь придется воздержаться от описаний бесконечных развилок, тупиков, ночевок в лесу и прочих сомнительных прелестей, ожидавших не слишком приспособленного к подобной жизни бизнесмена, покоряющего Финляндию своим ходом. Достаточно сказать, что сигареты у меня закончились на третий день, хотя покупал я их из расчета на неделю.

Но сейчас все это позади. Я стою на берегу четвертого по величине озера Финляндии и пытаюсь сказать непослушными губами три слова на чужом языке. Они уже превратились в пароль, в «Сезам, откройся», я научился повторять их почти без акцента и сказал уже раз сто… И от этого они окончательно потеряли свой смысл. Я выключил камеру и сказал куда-то в центр озера: «Я люблю тебя, Единственная!» Но это не помогло. Я рвался к девушке с самым красивым в мире именем, я разогрел воск и скрепил птичьи перья у себя на предплечьях, я сорвался с высокой скалы и помчался вверх, к звезде, которая сменила свое имя и звалась теперь Аино. И она не дала мне долететь до себя, растопив жаркими лучами всю мою конструкцию, пустив пух и перья по ветру, и я упал в море с огромной высоты и камнем пошел на дно. Нет, дело было не в испытаниях, которые мне надлежало пройти, чтобы добиться лучшей девушки в мире. Меня не страшили испытания. Меня пугали три слова, которые перестали быть главными в моей жизни. Я размахнулся, и, как мог далеко, бросил камеру в озеро. Круги на воде потревожили неустойчивую зыбь, прошлись по ней, то разглаживая, то сминая, и исчезли. А я развернул катер, и отправился назад, к тому месту, где оставил машину. И, вплетаясь в чихание и кашель мотора, прошептал:"Атыш, Аино…"

Много часов спустя мощный джип жевал километры дороги, а какой-то особенно непослушный волосок в моей бороде щекотала повисшая на нем соленая капля. Мои губы продолжали шептать:"Атыш… атыш, Аино…"

Прощай, Единственная.