Карманница

Евдокия Гуляева, 2019

Вполне возможно, что я и не самая искусная карманница, но совершенно точно самая лучшая мастерица обмана. Я сменила так много имён, что совсем позабыла, кто я. Мне в этой жизни терять нечего. Одна. Брошенная умершей матерью и чуть не проданная вечно пьяным отчимом на потеху его друзьям. Просто Славка – девушка, которая пытается выгрызть у жизни каждый прожитый день. Неуловимая… До тех самых пор, пока круто не ошиблась в выборе очередной жертвы. Казалось бы, простая кража, но она становится больше, чем просто обман… Современный любовный роман. Внимание! Книга ранее выходила под названием "Должница".

Глава 2

— Славка! В долг не дам!

Развернулась на голос, улыбаясь хмурой продавщице, стоявшей за кассой в маленьком частном продуктовом магазинчике. Помахала ей небольшой пачкой пополам сложенных купюр, отвернулась, продолжая заполнять продуктовую корзину…

Чай, молоко, творог, пачка замороженных куриных ножек, пельмени, картофель… Сколько всего еще нужно купить, максимально растянув деньги на длительный срок, учитывая, что я уже два месяца не платила за комнату и коммунальные платежи, прикинула, сосчитав, и с сожалением убрала пачку творога из корзинки…

Излишки сейчас лучше не брать. Ведь еще необходимо пополнить почти пустую аптечку, так как поздняя осень уже наступала мне на пятки, подгоняя, пугая промозглой, дождливой погодой. Парацетамол, противовирусные, что там еще нужно при крайней необходимости?! Таблетки старалась не принимать, только сбивая сильнейший жар, в других случаях ограничиваясь лишь горячим чаем, потому, что в наше время лечение — роскошь.

Вспоминая все новые и крайне необходимые траты, не удержавшись и бросив в корзинку пачку самого дешевого печенья к чаю, прошла к кассе, не обращая внимание на фырканье продавщицы в сторону припозднившейся клиентки. Хоть магазинчик и работал круглосуточно, она не жаловала полуночников.

Выкладывая продукты на ленту, была остановлена ее жестом: рубанула рукой по воздуху, как отрезала…

— Сначала долг!

— Все заплачу, деньги есть. Пробивайте. — Заверила ее я, попытавшись сгладить неловкий момент вымученной улыбкой.

Получалось с трудом. Но это было необходимо, так как только Анна Ивановна могла записать продукты в долг, закрывая глаза на сиюминутное отсутствие денег. Как в старые добрые времена, вела записи, записывая в толстенную засаленную тетрадь, лежащую у кассы для безденежных клиентов, задолженность для пенсионеров, таких как я, перебивающихся от возможности к возможности или от зарплаты до зарплаты.

Плюнув на палец, зашелестела страницами «Божьей книги», как мы ее называли, громко пролистывая их и вбивая сумму моего долга за предыдущий месяц в калькулятор. Многозначительно хмыкнув, развернула его дисплеем ко мне, приподнимая бровь…

Пять тысяч. Для меня — баснословная сумма. Цены на жизненно необходимые продукты в столице продолжали поражать.

Отсчитав необходимую сумму, протянула ей. Широко улыбаясь, высоко держа голову, не опускала глаз. Никому, никогда и видом своим не показывала, своего смущения, ни толики стеснения, сомнения и стыда. Никогда не плакала. Даже одна, закрывшись в своей убогой, плохо отапливаемой комнатушке, бывало, голодала сутками, но не позволяла себе раскисать, роняя слезы, считая это роскошью, на которую я не имела права.

— Славка, а деньги откуда? — сразу же заулыбалась тучная продавщица, выхватив у меня купюры, проверяя их на оригинальность.

— Так отчим выслал! Как всегда, раз в месяц! — отрапортовала я, собирая купленные продукты в пакет.

В животе громко заурчало…

Как не кстати желудок снова напомнил о себе, требуя внимания и свою долю. Сколько я не ела? В этот раз не дольше трех дней. Совсем, утоляя голод только кипяченой горячей водой, обманывая организм, преподнося ему это как ароматный чай, убеждая мозг в необходимости сбросить пару лишних килограмм. Я не была рабом своих потребностей. Не было еды — не ела. Могла терпеть, максимально оттягивая очередную, сворачивающую кровь, вылазку.

Звонко цокая каблучками, привлекая внимание подвыпивших гуляк да грабителей, спешила домой, таща ценнейшую для меня сумку с купленными продуктами…

Темнота в проулках не пугала меня.

Здесь я была, как дома. Знала каждый уголок: сначала мусорные баки, вечно полные, разносившие по району жуткий запах, потом, поваленное дерево, которое уже год, как халатно не убирали, не обращая внимание на то, что оно почти полностью закрывает проход в неухоженный двор дома, затем полуразрушенная детская беседка, которую уже давно облюбовали школьники, устраивая там перекуры в тайне от родителей…

Все помню.

Как в тринадцать лет, вынужденно сбежала из дома, на попутках добравшись до столицы в надежде начать новую жизнь. Без документов, на восстановление которых коплю уже не первый год. Оказалось, что без свидетельства о рождении, которое по пьяни сжег мой отчим, я была никто. Абсолютно не существовала. Сейчас — восемнадцать. Документы нужно и можно было купить, чтобы иметь возможность устроится на работу, но цена их была баснословна, по крайней мере, для меня…

Копила, отказывая себе в продуктах, тратя деньги с вылазок только на съем жилья и оплату коммунальных платежей. Часто не промышляла, только по крайней необходимости, боясь быть пойманной. Благо, приторно смазливая внешность привлекала мужиков, которые слетались, словно пчелы на мед… Сраженные, подаренной природой идеальностью, они млели, забывая обо всем, ведомые лишь похотью да дармовщиной, видимо, желая с экономить на «профессионалках в любви». Обхаживали, «петушась», забывая об осторожности и неаккуратно лежащих кошельках, за которыми я приходила, наказывая их, за неосторожность и себя, за излишнюю впечатлительность, потом, пластом отлеживаясь, казня себя, уничтожая, после каждой такой вылазки…

Кукольная внешность, тогда, стала и моим проклятием, погубив меня в те, полные тринадцать лет, когда я случайно попалась на глаза дружкам моего отчима. Со смерти матери, старалась жить незаметно, словно тень, пряча едва формирующуюся фигуру под широкими старыми штанами и балахонистыми кофтами с капюшоном, почти полностью прикрывающие лицо, но, не в тот, роковой, треклятый раз…

Не хочу вспоминать!

Привычно тряхнув головой, подбадривая себя подбадривающим жестом, достала ключ, заходя в подъезд. Такой же темный, пропахший мочой и нечистотами, как и весь район, буквально пропитанный запахом нищеты.

Мой дом…

Заходя, закрывая за собой дверь, сняв туфли, на цыпочках прокралась в свою комнату, стараясь на разбудить остальных квартирантов. Вот уже как два года, я арендовала здесь комнату, не имея возможности на съем полноценной квартиры. Не жалуюсь, ее вполне хватало, да и соседи подобрались на удивление отличные, поэтому и цеплялась за это жилье, из месяца в месяц находя возможности для продления аренды.

Ничего! Осталось совсем немного! Еще пару таких месяцев и заветные документы будут у меня. Устроюсь куда-нибудь, пусть даже в нашу управляющую компанию, полы мыть в подъездах. Судя по вони и грязи в них — либо желающих заняться грязной работой нет, либо они экономят на чистоте, списывая деньги за уборку себе в карман.

Будет паспорт — буду думать!

Проходя в свою комнатушку, прикрывая за собой дверь, первым делом занялась продуктами, заботливо разложив их по полочкам в идеально чистый, пустой, старый холодильник — подарок, оставленный мне предыдущими жильцами. Пробежав взглядом по полным полкам, с удовлетворением прикрыла дверцу, не переставая улыбаться…

Улыбка — мой шанс на выживание!

Любые, самые тяжелые моменты в моей жизни я встречала улыбаясь, назло судьбе, не прекращая дразнить ее, вновь и вновь испытывая себя на прочность. Подойдя к старому, скрипучему шкафу, аккуратно сняла и развесила единственное, подходящее для вылазок платье, протерев и поставив внизу подходящие к нему туфли, тоже единственные, поэтому крайне дорогие для меня.

Напялив домашние теплые штаны и толстовку, привычно надвинув капюшон на глаза, натянула на ноги старые шерстяные носки, как память о прошлом. Когда мне становилось сильно тяжело, я баловала себя этими носками, привезенными с собой из той, прошлой жизни, представляя, что они мамины…

Заварив себе чай, черный, крутой, присела в потрепанное кресло, поджав под себя ноги, обняв горячую кружку руками. Обжигает ладони, больно разогревая организм, разгоняя по телу застывшую кровь. Протянув руку, прикоснувшись к теплым носкам, улыбнулась, благодаря жизнь за удачный день. Понимала, что добром это не кончится, но хотела растянуть фарт, еще чуть-чуть, до возможности устроится на работу.

Протянув руку, взяла украденный сегодня портмоне. Дорогой. Но оставила его совсем не по этому…

В памяти отпечатались, словно клеймом стальные глаза. Завораживающие…

Красивый. Но на таких я мало обращала внимание! Столько их было, мелькающих цветной лентой кинофильма в моей жизни! Идеальные, сражающие своей мужской привлекательностью, манящие своей безупречностью, завораживающие харизмой. Плевать! Синие, зеленые, карие, серые — не суть. Множеством мелькающие по мне глаза, мазнув, ни на миг не оставались в памяти, а эти, стальные, остались невидимым шрамом на теле, оставив фантомный ожог на щеке…

Пошарив пальцами, кроме пластиковых карт, мне не нужных, нашла старое, потертое фото.

Вглядываясь в черно-белые фигуры на нем, с трудом могла различить их очертания: совсем молоденькая девушка, держащая на руках годовалого ребенка, видимо, мальчика. Затертое, наверняка, не единожды просмотренное, такое теплое. Да, даже фотографии могут нести теплоту. Я умела видеть это, ценить, не имея своих. Ни одной.

Безликая. Не имеющая детства, хотя нет, отлично помнящая его: лисой, подкармливаемая соседями после смерти матери, с вечно пьяным, безответственным отчимом, проигрывающим в карты мое ежемесячное пособие по потери кормильца. В воспоминаниях отпечаталось все, даже картофельные отчистки, сваренные мной и растянутые на неделю, подаренные чужой теткой у мусорных баков. Конфеты, печенье, которое мы собирали, от чистого сердца благодаря подающим на кладбище. «Мы», потому, что таких как я было много — никому не нужных, собирающихся в стайки, позже, перерастающих в банды беспризорников.

Но я решила изменить свою жизнь, додавленная обстоятельствами…

Фото из прошлого — для меня роскошь, поэтому и оставила, сохранив чью-то память, казня себя за то, что украла ее. Не этот проклятый, дорогущий портмоне, позволивший мне протянуть пару месяцев жизни, а грубо присвоив себе чьи-то воспоминания.

Вздохнув, посчитав деньги и отложив на долг по аренде за два месяца, поняла, что живу. Пока живу, назло судьбе, дернув ее, в очередной раз, за усы, словно дразня тигра, играя с будущим, еще даже не предполагая, что этим портмоне я вытянула свой жребий…