Тридцать три несчастья

Евгения Черноусова, 2020

Жила Любочка, девочка-персик. Сок из неё давили, кожуру повредили, мякоть съели. И стала Любочка девочкой-косточкой. Сок из неё не выдавить, за бочок не ущипнуть. Сердцевина надёжно защищена, зубами не разгрызть, бей молотком – выскользнет. Близкими предана, но на предательство не способна. На добро добром откликается. Может насилию противостоять, с бандитами сразиться, может закон нарушить, но и преступление раскрыть.

Харассмент

Окно бухгалтерии выходит на бетонный забор, поэтому в комнате темно. Проснувшись, Люба берёт телефон и видит, что ещё рано, шести нет. Но знает, что теперь не заснуть, и встаёт. Зевая, включает свет, выплёскивает воду из чайника в тазик, наливает свежую из ведра, щёлкает кнопкой и, пока вода закипит, успевает умыться над ведром. Пьёт кофе, одевается и, прихватив помойное ведро, выходит в тёмную прихожую конторы. Увы, в здании ни водопровода, ни канализации. Колонка у дороги, скворечник с дырочкой сердечком на двери — за углом. Ничего, послезавтра выходной, и уже завтра вечером она вволю поплещется в ванне и поболтает с тётей Клавой. Люба не такая уж болтушка, но здесь она за месяц так ни с кем и не познакомилась. Не сказать, что ей очень эти знакомства нужны, но за последние два дня она, наверное, раз шесть произнесла «здрасьте» и один раз «да, холодновато». Этак и совсем говорить разучишься!

Входная дверь чуть подалась, и дальше никак. Зато в щель ворвался снежный вихрь. Ну вот, уедешь тут пораньше! То-то вечером шов на животе как иголкой кололо!

С трудом приоткрыла дверь. Лопатой очистила крыльцо, выкатила снегоуборочную машину и побрела по едва заметной тропинке к первой контейнерной площадке.

Как она оказалась здесь? Просто поняла, что тёте Клаве она в тягость. Её благодетельница вдовела уже пятнадцать лет и привыкла к одиночеству. А тут совершенно посторонний человек. Люба пыталась убираться, готовить, развлекать пожилую женщину, чтобы быть полезной. Может быть, немного переусердствовала, а может, тётя Клава привыкла всё делать по-другому. Да что там, и сама не сахар медович, так же её тошнит, и приливы, и слабость, и раздражительность. И тогда сказала:

— Тётя Клава, ничего такого. Но если мы ещё неделю с вами в четырёх стенах проведём, то точно подерёмся.

— Бросаешь меня, значит?

— Никогда! Я вам благодарна на всю жизнь, сколько мне её осталось. Но съехать надо, чтобы друг другу нервы не трепать. Я буду два раза в неделю приезжать, продукты привозить, готовить, убираться и так далее, а в остальные дни вы будете от меня отдыхать. По вашему звонку всегда прилечу через полчаса, посёлок ведь всего в десяти километрах от города. Ваша соседка тётя Наташа предложила дворничихой за её дочь там поработать.

— Люба, тебе не по силам эта работа. Снег кидать — это ведь не тополевый пух мести.

— Вы что думаете, там рабочий инструмент — лопата? Там такая симпатичная снегоуборочная машина типа мотоблока. А лопата и метла — это для мусора. Тёте Наташе шестьдесят, и то справляется.

— Но ты же больная!

— Тётя Клава, мне на свежем воздухе легче, а в помещении тошнит.

Соседкина дочь недавно лишилась работы, будучи уже беременной. Тётя Наташа быстренько оформила её у себя дворником, чтобы в дальнейшем получать все положенные пособия, а убирала, конечно, сама. Но, когда наступила зима, которая в этом году оказалась уж больно ранней — с конца октября снег лёг, старухе пришлось тяжеловато. Нужно было заменить её хотя бы до декрета. А если Любе будет работа по нраву, то можно будет после этого официально её оформить. Люба с облегчением собрала вещи и отправилась в коттеджный посёлок «Речной».

Это был пригород. Вдоль трассы Уремовск — Новогорск тянулась скучная пыльная деревня Новая Жизнь. Когда-то здесь был совхоз, земли которого постепенно съедал растущий областной центр. Теперь это стало просто пригородным поселением, жители которого по месту работы были горожанами, а по укладу и месту жительства селянами. От трассы узкая, но с хорошим асфальтом дорога огибала Новую Жизнь и вела к бывшему садоводческому товариществу станкостроительного завода. В семидесятые территория товарищества была огорожена бетонным забором, что особенно подняло цены на участки в девяностые, когда воровство стало повсеместным. Поэтому их активно скупали люди небедные, и к настоящему времени садовых участков как таковых на территории осталось лишь несколько десятков. Но строились на месте прежних хибарок не дворцы, а средние такие загородные дома — те же дачи, только чуть богаче. Не было у жителей не самого большого областного центра стремления постоянно жить на природе. В их представлении особняк — это в черте города. Так что на зиму жилыми оставались тут едва ли пятая часть домохозяйств.

Среди прежних садовых участков был и тёти Наташин, на котором стоял крошечный деревянный домик, построенный ещё её родителями. Здесь она жила с ранней весны и до глубокой осени, благо что место её работы здесь же находилось: она была бухгалтером садового товарищества. Работой своей она дорожила, откровенно высказавшись как-то тёте Клаве, что работа эта «не бей лежачего, да и безопасная: много не украсть и надолго не посадят». Да и возраст — кто её теперь возьмёт? А самое главное, что была возможность из дома уходить, где дочь, зять, внук и второй на подходе. Вот и дочь смогла выручить. И притащили они с её дачи раскладушку в бухгалтерию. Сама же тётя Наташа зимой не утруждалась. Они с председателем делили день пополам, прикрывая друг друга. Так что Люба, управившись на территории, заваливалась на раскладушку и читала детективы или разгадывала кроссворды. Или вязала бесконечные чепчики. Но не в такие дни. Сегодня ей придётся весь день провести на улице.

Только через три часа она, едва передвигая ноги, вернулась к конторе. Снег почти прекратился, но ветер дул по-прежнему. У конторы дорожку опять перемело, и крыльцо снегом присыпало. На ступеньках следы, значит, кто-то из начальства пришёл. Ага, судя по большим следам, председатель. И за ним ещё кто-то. Но не тётя Наташа, у неё нога небольшая. Ещё один мужик.

Не заходя в контору, Люба смела снег с крыльца и взялась за ручки своей «савраски». Помахала покуривающему на соседнем крыльце охраннику Петровичу: какой молодец, у себя сам размёл дорожку до шлагбаума. Приведя в порядок путь от дороги до крыльца, поволокла свой инвентарь по пандусу. Из дверей высунулся красномордый больше обычного председатель:

— Ку-у-да? Четырнадцатый квартал чисть!

— Кому он нужен? Там только лыжники бывают!

— Рассуждать ещё будешь! Иди давай чисть!

— Сейчас посмотрю, кто там такой богатый, что за зимнее обслуживание платит. И через часок, если задолженности нет, пойду чистить. Дня за три управлюсь.

— Немедленно, я сказал!

В другое время Люба не стала бы спорить. Но сегодня просто сил не было. Поэтому она просто продолжала давить на ручки, толкая машину на председателя. И затолкала его в помещение вместе с инвентарём. Задвинула всё в кладовку и закрылась в бухгалтерии.

Конец ознакомительного фрагмента.