Сказочная жизнь

Евгения Черноусова, 2022

Сначала обычная жизнь на съёмной квартире. А потом начинается сказочная: и теремок строится, и колобок катится, и юная принцесса в замке Змея Горыныча томится, и фея подарки раздаёт. И параллельно следствие ведётся

Теремок не выдержит двоих

В учительской было малолюдно. За одним столом пожилая учительница проверяла тетради, за другим дама чуть моложе шустро стучала по клавиатуре. В углу напротив входа сидели на креслах у журнального столика две дамы средних лет, учительница и родительница, и молодой человек на подлокотнике кресла родительницы. Спиной ко входу сидела на стуле, придвинутом к этому же столику, девочка-старшеклассница. Дамы что-то вполголоса обсуждали, молодой человек скучал, но иногда бросал реплику, когда дама, рядом с которой он сидел, обращалась к нему, ну а школьница предпочитала отмалчиваться. Ещё справа у входа переминался с ноги на ногу совсем маленький мальчик, пухлый, курносый, розовощёкий, с преувеличенно невинным взглядом, который у опытного педагога вызвал бы законное предположение, что малыш — та ещё шельма.

Дверь распахнулась, и вошли ещё двое. Молодой человек оживился: вновь прибывшие были молодые и симпатичные. Обе небольшого росточка, та, что постарше, слегка полновата, но с прелестным круглым личиком, жемчужными зубами и густыми каштановыми волосами, другая стройная, но с личиком попроще, миловидным, но не лишённым изъянов: кожа бледновата, верхний боковой резец слегка искривлён, что заметно при улыбке, коротко стриженные пушащиеся волосы совсем светлые, но неудачного чуть сероватого оттенка, как будто золой припорошенные.

Девушки присели за ближайший стол, но блондинка увидела мальчишку у входа, подошла к нему, наклонилась, что-то шепнула и вывела за руку. Через несколько минут они вернулись, она подтолкнула его к дивану, и он с довольным вздохом сел, сложив руки на коленях. Посидев некоторое время, он вдруг опомнился, поднял руку, придерживая её другой за локоть, и радостно заявил:

— Белла Родионовна, я руки помыл!

Обе пожилые учительницы — и та, что с тетрадками, и та, что за компьютером, почти синхронно хихикнули. А красивая подружка блондинки взяла с тарелки на столе пряник и сунула ему в руки:

— Держи чистыми руками. А потом вот этой салфеткой руки протрёшь, а салфетку сюда в урну бросишь. И руки опять будут чистыми.

Мальчик сначала откусил полпряника, а потом спохватился и с набитым ртом прошамкал:

— Шпашиба!

— Откуда ты такого воспитанного знаешь?

— В продлёнке подменяла Медведеву. Ученик первого «б» Лёша Борисов. Ужасный ребёнок! Готовься, Зоя Симоновна, когда начнёт изучать химию, он взорвёт твой кабинет!

— Ну, Белла Родионовна, — фальшиво заныл мальчишка, хитренько косясь на новую знакомую.

— Точно! — вскочил с подлокотника кресла молодой человек. — Беллочка Палей!

Все удивлённо на него обернулись, прихватила его за пиджак, но не удержала соседка по креслу. А он вырвался-таки и схватил за плечи блондинку:

— Ну? Не узнала? А как же наш первый страстный поцелуй? А? Село Покровское, детский сад «Родничок», средняя группа…

— Ой! Вова Панафидин?

— Узнала?

— Где там узнала, — засмеялась Белла. — Я тебя научно высчитала! Ты думаешь, я в нашем детском саду всю среднюю группу перецеловала? Один ты и был такой… расцелованный. Только насчёт страстного бы не свистел, когда я тебя кинулась целовать за рыцарскую твою помощь, ты стоял испуганный по стойке «смирно» и руки по швам. Кстати, был ты тогда ниже меня ростом. Надо же, как вырос!

— Ой, Белла Родионовна, а какой рыцарский поступок Володя совершил? — оживилась старшеклассница.

— Света — сестра твоя? Надо же, не похожи совсем! А поступок твой брат совершил очень героический. Он пробрался в кабинет заведующей детским садом, похитил из него ножницы и отстриг мне косички под самый корешок.

— Какое же это рыцарство?

— Мне тётка так затягивала волосы, что у меня глаза на лоб лезли. Когда тётка уходила, воспитательница их расплетала. А в тот день она что-то занята была. И я заплакала… а Вова решил меня спасти.

С раздражением глядя на Беллу, Светина мама спросила:

— А просто попросить послабее затянуть — не судьба?

— Ну нет, это не к моей тётке, — усмехнулась Белла Родионовна. — Даже в том возрасте я уже понимала, что, если попросишь ослабить, она затянет ещё сильнее.

— Прямо как в сказке, — хмыкнула старшеклассница. — «Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная». А вы в ответ: «Тепло, дедушка».

— А у меня всё детство сказочное. Слава богу, сказка закончилась много лет назад, теперь у меня жизнь самая обыкновенная. Зная эту детскую сказку, Вову в садике особенно и не ругали. Так только… ножницы, мол, опасный предмет. А вечером, когда тётка за мной зашла, Вова выдал класс!

Со смехом они, перебивая друг друга, рассказали, что фамилия тётки Зюкина, а по-уличному среди соседей за глаза она звалась Змеюкиной. Так же назвала её парикмахерша тётя Вера, которую позвали в садик привести в порядок Беллину голову. Она девочку коротко постригла, потом маску на голову сделала, и всё это причитая, что луковицы повреждены, и посылая проклятия на голову садистки. А вечером рыцарь Вова вышел в раздевалку, держа подружку за руку, и обратился к тётке: «Тётя Змеюкина, не бей Белочку по волосам!» А ещё вечером, когда Вова папе рассказал, что Белочка Палей его поцеловала, отец очень серьёзно заявил, что Вова теперь как честный человек должен на ней жениться. И Вова долго потом считал, что просватан.

— Ну, дядя Стёпа, — заливалась смехом блондинка. — Такую моральную ношу на мужика взвалил, можно сказать, детство золотое омрачил!

— Да нет, в те времена я это воспринял положительно…

— Как, кстати, дядя Стёпа?

— Умер в прошлом году…

— Ой! А тётя Света?

— Давно, я во втором классе тогда учился.

Белла Родионовна рукой нащупала стул, села и расплакалась, уткнувшись в платок. Но быстро вытерла слёзы:

— Извини, не сдержалась. А ты знаешь, что она приходила тогда к тётке и просила отдать меня ей? Всего трое взрослых было в моей жизни, которые пытались вырвать из семьи Зюкиных: твоя мама, тётя Вера и соседка тётя Маруся. А с кем же ты жил, Вова?

— Вот, знакомься: вторая жена отца, мама Светы Любовь Ивановна. Она меня растила, кормила, воспитывала. Во какого вырастила!

— Очень приятно. Света не очень любит мой предмет, но пока справляется. Где-то между тройкой и четвёркой. Если бы постаралась, имела бы твёрдую четвёрку…

И разговор плавно перешёл на перспективы выпускницы Светы Панафидиной. Итогом этого разговора мать семейства осталась недовольна: учительница искренне недоумевала, почему Света решила поступать в Финансовую академию, ведь ей легче даются гуманитарные предметы. От репетиторства Белла Родионовна решительно отказалась, сказав, что если девочка не усваивает необходимых знаний в учебное время, то непорядочно было бы брать деньги за собственные огрехи. Посоветовала мотивировать её знакомством с будущей профессией, ведь и мать, и брат, и его жена работают в этой сфере.

Возвращаясь с работы домой, она досадовала, что не смогла убедить мать выпускницы, что в отказе нет другой причины. Репетиторством она и вправду практически не занималась. Но охотно соглашалась на подмену, чаще всего в группе продлённого дня, с которой начался её трудовой путь в этой школе. Восемь лет назад, закончив педагогический колледж, она была трудоустроена сюда как сирота, хотя советская система распределения выпускников давно уже не действовала. Девятый учебный год уже работает, кончила заочно педуниверситет, преподаёт теперь математику. За подработку берётся из-за того, что её Егор жадноват. Мотивируя тем, что собирает на ипотечный взнос, он отстёгивает ей ежемесячно очень скромную сумму на питание. То есть за аренду квартиры и коммуналку она платит из своих. Да и на питание она первые годы вносила больше. Но потом решила: «Какого чёрта!», и стала выкладывать в конфетную коробочку на холодильнике сумму Егора и добавляла точно такую же, брала на продукты только оттуда и заносила в блокнотик расходы, пришпиливая к нему же чеки. Егор, увидев это впервые, фыркнул: «Крохоборство!» Она согласилась: «Да, месяц питаться на такую сумму — это нищета».

В общем, Белла как математик педантична и экономна. Она нянечкой работала в детском доме с первого курса колледжа, то есть это называется «помощник воспитателя». Тогда эта зарплата маленькая была, только, что называется, «для поддержки штанов». А когда стала работать в школе, сама для себя установила: каждый месяц пять тысяч откладывать. Когда пять лет назад сошлись с Егором, это перестало получаться. И Белла с охотой замещала заболевших, а также бралась писать контрольные, причём не только по математике, но и по другим предметам. В прошлом году, например, даже эссе по зарубежной литературе за два дня написала для одного нерадивого студента. У неё было несколько знакомых из бывших заочников, которые ей такие заказы подгоняли. Какая часть гонорара при этом оседала у них, Белла не знала и не переживала, зато не было необходимости общаться с заказчиками. О своих дополнительных доходах она Егору не сообщала, деньги эти держала на отдельном счёте и даже в другом банке. Она мечтала, что когда-нибудь выложит солидную сумму и скажет ему: «Хватит копить, давай тратить! Берём ипотеку». В прошлом году даже написала заявление на участие в областной программе «Молодой учитель». Программа предполагала ипотеку под низкий процент для работников сферы образования до тридцати пяти лет. Желающих оказалось так много, что областному совету пришлось внести в неё дополнительное условие: «и проработавшим в учебных заведениях не менее десяти лет». Таким образом отсеялись те, кто пришли в школы и детсады в ожидании халявы год назад. А у неё трудовая книжка с шестнадцати лет открыта, ещё со времён студенчества, когда она нянечкой в детском доме работала. И Белла сдвинулась в этом списке аж в третий десяток.

Понятно, что и об этом она Егору не говорила. И после встречи с другом детства, возвращаясь с работы, она невольно задумалась: а не слишком ли о многом она ему не говорит? О прошлом, о болезнях, о собственных желаниях? Но потом одёрнула себя: мужчина заботится об их совместном будущем, зачем грузить его мелочами? Хотя… муж Зои Марк гораздо успешнее заботится об их совместном будущем. И Зоя ему рассказывает даже то, о чём лучше бы никому не говорить. В результате о Беллиных проблемах он знает больше, чем Егор. Как-то так получается… но именно с этого дня она почувствовала разочарование, и размеренная жизнь перестала казаться ей нормальной.

С семьёй Панафидиных она неожиданно заприятельствовала. Через несколько дней пересеклись случайно на проспекте, и оказалось, что с Тамарой, женой Вовы, они даже шапочно знакомы. Тамара в областной администрации работает и как раз ведёт программы по жилью для бюджетников, так что год назад они общались длительное время, пока Белла собирала документы. А теперь, узнав, что знакомство её с мужем столь долгое, Тамара непринуждённо сцепилась с Беллой языками, посетовав, что дочке в детском саду велели сделать к Новому году костюм ёлочки, а она понятия не имеет, как это должно выглядеть. И Белла посоветовала ей обшить платье зелёной мишурой.

Через неделю Тамара позвонила ей и попросила оценить её рукоделие. После уроков Белла заскочила к ним, и при виде этого шедевра у неё, наверное, зрачки расширились, потому что Тамара удручённо сказала:

— Сама понимаю, я не кутюрье. Что, совсем ужасно?

— Ладно, сделаю я тебе эту ёлочку. Только давай попозже, ведь до Нового года ещё больше двух месяцев.

— Но ты хоть возьми материал с собой, чтобы сделать, когда время выберешь.

С некоторой досадой Белла подумала, что Тамара точно так же, как Зоя, умеет заставить любого предложить свою помощь, даже не попросив об этом. А Белла просить так и не научилась. И отказывать не очень умеет.

Был субботний день, хозяева принимали мачеху Вовы, которая ожидала здесь свою дочь, чтобы сразу после уроков пойти с ней отсюда за покупками. Молодые женщины перебирали тряпки, переговариваясь: «нет, это ярко», «слишком тонкая ткань», «для ребёнка грубовато». Наконец Белла воскликнула:

— Вот, самое оно! Через зелень это будет смотреться как бурелом или веточки.

— Ты что, такая мрачная расцветка!

Белла накинула пучок мишуры на ткань. Тамара выдохнула:

— Как ты это видишь? Правда, ствол дерева! Каюсь, кругом неправа!

Белла быстро обмерила девочку, разложила ткань, шустро её разметила и стала кроить. Пришла Света, заинтересовалась, села рядом и стала смётывать раскроенное. Тамара, облокотившись на стол, вздохнула:

— Талант и вкус! Или ты училась шитью? Или в семье кто-то шил?

Вмешалась Любовь Ивановна:

— Наверное, вас учила рукоделию тётя?

Белла хохотнула от неожиданности:

— И ведь не откажешься! Косвенным образом учила!

Вот не хотелось вспоминать о прошлом! И не вспоминала, тем более, не рассказывала. А теперь, коли спрашивают, пришлось. Так вот, тётке во вкусе не откажешь. Одевалась она несколько консервативно, любила приглушённые тона, классический подбор цвета и свободный покрой, ничего обтягивающего и открытого. А Белле сызмальства приобретала вещи «на вырост», да так, что практически ни одна из них до полного износа не стала ей мала.

— Точно, — перебил её рассказ Вова. — Мы ведь после первого класса сюда переехали. А в первом, я помню, у тебя подол форменной юбки почти до пола мотался. Я, конечно, на такие дела внимания бы не обратил, но все остальные девочки ходили в коротеньких.

— Мало того, что почти до пола, — вздохнула Белла. — Она ещё и в поясе была так велика, что иногда спадала. А соседка тётя Маруся мне одежду незаметно для тётки ушивала. Вот кто рукодельница была! Когда я подростком была, мы с ней с изнанки кнопки и пуговицы пришивали. Я выходила из дома в балахоне, сворачивала с дороги в посадки, кнопки застегну — юбка короче, на пуговицы резинки натяну — она ỳже. И в школу!

— А почему незаметно для тётки? — спросила Тамара.

— Когда первый раз тётя Маруся у блузки рукава укоротила, тётка запретила мне к ней ходить. С тех пор я к соседке только тайком пробиралась. И благодаря этому рукоделию мне удалось после девятого класса из дома убежать.

— Расскажите, как, — попросила Света.

— Вообще у тётки давно всё было решено: после девятого — в профессиональный лицей в райцентр. На повара. Но училась я на отлично, и классная руководительница не сомневалась, что я в десятый пойду. Я помалкивала, потому что для меня главное было из дома вырваться, пусть хоть поваром, а хоть и ассенизатором. А тётя Маруся уговаривала в педколледж поступать, обещала помочь. И тут тётка зачем-то в школу зашла, и завуч с классной убедили её оставить меня в школе. Ох, как же я расстроилась! На выпускной было куплено платье, естественно, балахон размера 170-100-112 оттенка «яркий баклажан» и балетки бледно-жёлтого цвета тридцать восьмого размера. Заметьте, я в то время носила тридцать шестой, а одежду между 42 и 44. Представьте себе бледную блондинку в жутком фиолетовом одеянии! Я перелезла через забор к тёте Марусе и так рыдала! Над моим прикидом всегда в классе посмеивались, но не громко, потому что в селе дети не такие бессердечные, как в городе, да и списывали у меня почти все. А ты представь, как бы издевались в вашем классе над таким чучелом!

— Да, жесть, — покачала головой Света. — Точно бы до смерти бы затроллили.

— Это ещё не всё. Она обещала классной, что я на выпускном спою! Я изо всех сил старалась сделать вид, что болею, даже слабительное приняла, но тётка не могла отказаться от такого своего триумфа и велела не прикидываться. А тётя Маруся мне решила помочь.

Тётка вывесила балахон во дворе на бельевую верёвку, потому что от него невыносимо разило химией как от всякой синтетической дряни. Тётя Маруся набрала разведённой водой валерианки в шприц и через забор платье тщательно обрызгала. Тёткина кошка яростно набросилась на платье и сдёрнула его с верёвки, прибежал ещё один соседский кот, в общем, когда тётка вернулась из магазина, платье было разорвано и испачкано, и на нём валялись довольные домашние животные. Белла через тюль любовалась на это безобразие и плакала счастливыми слезами. Позже она вернулась домой, изобразила огорчение, но согласилась пойти на вечер в юбке и блузке, мол, ничего страшного.

На торжественной линейке тётке вручили благодарственное письмо за хорошее воспитание Беллы. В ответном слове тётка поблагодарила школу и объявила, что её племянница исполнит для любимых учителей песню «То берёзка, то рябина»…

— Ужас! — воскликнула Света.

— И что тут такого? — возмутилась Любовь Ивановна.

— А ты, Света, что бы сделала, если бы тебя на выпускном так выставили? — вкрадчиво спросила Белла, обозлившись наконец на Любовь Ивановну, которая вбила себе в голову, что юная Белла — неблагодарное дитя, а тётка в своём праве.

— Ха! Ну, не застрелилась бы! Но тётке бы мало не показалось!

— А я не осмелилась ослушаться. Подталкиваемая тёткой, споткнулась на ступеньках к сцене и потеряла одну балетку. Остановилась, поискала её глазами, не нашла, скинула вторую и вышла к микрофону босиком. За пианино усаживалась тёткина приятельница, учительница пения. Я ей: «Без аккомпанемента буду». Но она упрямо застучала по клавишам вступление: «Та-та-та тата-тата!» Я молчала. Она кивнула и опять: «Та-та-та тата-тата!» И я вдруг вспомнила песню, которую тётя Маруся за шитьём часто пела. И вместо тоненького голоска запела на низах: «Со младых-то лет сиротинушке у чужих людей жить из милости…» И замолчали парни, которые заржали после тёткиного объявления. И смутились учителя, которые всё видели, но, в отличие от воспитателей детского сада, никогда не пытались воззвать к тёткиной совести. Словом, на следующий день тётка забрала мои документы и собралась везти меня в училище. Только по дороге споткнулась и растянула связку, поэтому отправила меня одну. А тётя Маруся доехала со мной до райцентра и посадила на проходящий автобус до Новогорска, где встретила меня её подруга, она же и в педколледж привезла, и в общежитие определила, и в детдом на ночную подработку устроила неофициально, по чужой трудовой книжке, пока шестнадцать не исполнилось. И она после окончания колледжа меня у себя зарегистрировала. Я до сих пор у неё прописана.

— А тётка вас не искала? — спросила Тамара.

— Не знаю. Я специально телефон дома оставила. Понятия не имею, как они там. Через полгода тётя Маруся умерла, так что никакой информации о Покровском с тех пор я не имела. Я даже побоялась на её похороны приехать. До сих пор совестью мучаюсь, что не проводила в последний путь самого близкого мне человека.

— А с тётей своей выяснить отношения вам не хотелось?

— О чём? Ну, не любила она меня. И что тут выяснять? Почему в детдом не отдала? Я и так знаю: потому что садистка, ей это удовольствие доставляло. Больше ей мучать было некого, и мужа, и сына, и кошку она любила.

— А как остальные члены семьи к вам относились? И какая степень родства у вас была?

— Дядя относился никак. Сколько жила в доме, просто не замечал. А Виктор совсем маленькую бил, а потом он уехал и редко приезжал. На каникулах только… но я пряталась.

— Он старше был?

— Да, намного. Теперь ему лет за сорок. А в каком родстве с ними, я не знаю. Наверное, мать тёткина сестра… или отцова. Родная или двоюродная. Всё она мою мать проклятиями поливала, когда на меня ругалась. Ладно, как говорил один мой знакомый, близкая родня — жена и дети. У меня муж теперь. Кстати, я обещала ему пораньше прийти, мы сегодня в гости идём.

Они были приглашены в гости к его друзьям. Белла сначала отказалась, к этим людям она идти не хотела, но Егор уломал. А там после третьей рюмки кто-то и спроси, когда распишутся. А он отшутился, типа я орёл, меня в неволю не загонишь. Белла промолчала, потому что никогда сразу не отвечала, сначала просчитывала как истинный математик. Но обиделась. И минут через двадцать сказала, что пойдёт домой. С их ребятишками в коридоре парой слов перемолвилась, и тут хозяйка дома, тактичная такая женщина, сказала, что им пора детьми обзаводиться. И тут её прорвало: «Ты сапоги мои видела?» Подняла и показала правый, который с заплаткой. Вот, говорит, шестой год ношу. А если рожу, придётся босиком ходить. Так что нечего нищету плодить! Егора в краску бросило. А дома началось! Ты, дура бестактная, меня позоришь! А чем Белла его позорит? Можно подумать, он ей хоть тапки покупал? И не обязан, они же чужие люди! Как может его опозорить бедность чужой женщины?

Ей казалось, что она ведёт себя как обычно. Но её приятельница Зоя Симоновна приглядывалась-приглядывалась, а потом с вопросом:

— Дома неладно? Белочка, я же вижу, ты кислая ходишь. С Егором поцапалась?

— Две недели не разговариваем.

— Ни фига себе! У вас же однокомнатная… а спите вы вместе?

— Я ему постель на кресло-кровать выложила…

— Однако! Маманя моя говорила, что если мужик не ест дома, то питается либо в ресторане, либо в столовой самообслуживания.

Собеседница невольно фыркнула:

— А вариант анорексии не рассматривается?

— Во времена её молодости об этом заболевании не слыхали. Но сомнительно. Сколько ему, лет тридцать пять?

— Тридцать три.

— Ну вот, в таком возрасте две недели воздержания — это нонсенс. А из-за чего поругались?

— Зой, ты ж меня знаешь, я никогда не ругаюсь. А Егор тоже голоса не повышает, только ворчит. А чаще вообще обидится неизвестно на что и наказывает меня молчанием.

— А как вы миритесь потом?

— Некоторое время выдерживаю, а потом начинаю заговаривать, налаживать отношения. И получается, что во всех неурядицах виновата всегда я. Но на этот раз я всерьёз обозлилась, и говорить с ним не хочу. Только ещё больше завожусь. Вчера сказала только, что если я его так раздражаю, то пусть к маме съезжает, на фига мучиться. А он ответил, если меня что-то не устраивает, чтобы сама валила.

— А может и стоит свалить? Сколько вы вместе, пять лет? И до сих пор не расписаны?

— Психологи говорят, что, если мужик в первые полгода знакомства не предлагает расписаться, так уж никогда не предложит. У нас не союз, а просто привычка. А он, получается, это в достоинство возводит.

— Из-за чего всё началось?

Рассказала вкратце. Подруга уточнила:

— И чего ты добиваешься? Предложения?

— Нет… точно нет. Я понять хочу… зачем я ему?

— А он тебе?

— Да вот… получается, и он мне не нужен…

А потом стало не до того. Позвонила дочь тёти Марусиной подруги тёти Нины, той самой, что приютила её в незнакомом городе двенадцать лет назад: у матери инсульт. Вдвоём они, сменяясь, дежурили в больнице у её постели. Но не удержали на этом свете. После похорон она вернулась обессиленная, свалилась на диван и уснула, даже не обратив внимания на мужа, пытавшегося с ней заговорить. И наутро он по своему обыкновению замолчал. Белла сразу хотела расставить все точки над «и», но уже опаздывала на уроки, поэтому отложила разговор на вечер. И вечером он не пришёл. Было это неприятно, но звонить она не стала ни ему, ни свекрови.

А назавтра, в субботу, выходя из ворот школы, она столкнулась с Виктором.

Шок. Ну, выкинула же их из головы! Только в последнее время, встретив знакомцев по Покровскому, пришлось кое-что проговорить. Теперь уж никто не знает о её сиротском детстве. Немного Зое когда-то рассказала, да Панафидиным на днях. После смерти тёти Нины все связи с Покровским обрублены. Но ведь не зря Зюкины тут появились, явно Любовь Ивановна влезла. За что она так с ней?

Белла развернулась и попыталась его обойти, но Виктор ухватил её за рукав куртки. Дальше какой-то сумбур: Белла грозилась позвать охрану, Виктор предлагал зайти в кафе и поговорить, Белла вырывалась, некстати появившаяся Зоя стала уговаривать её пойти в кафе и выяснить, что понадобилось родственнику, но Белла ответила, что её не интересует, что может понадобиться этим упырям, и вообще, она торопится. Вырвалась наконец и свернула к дому молодых Панафидиных.

Тамара удивлённо воскликнула:

— Ох, как ты всё успеваешь? Я слышала, ты за больной родственницей ухаживаешь!

— Когда ночами в больнице дежурила, рукоделием занималась, дремать же нельзя. Ирочка, проснулась? Давай маскарадный костюм мерить! И вот ещё шапочка еловая конусом и со звездой. Не то Робинзон Крузо, не то Верка Сердючка.

Пока Ёлочка выплясывала перед папой, Тамара шёпотом спросила, что у Беллы случилось. И так же шёпотом она высказала свою досаду. Тамара догадалась:

— Думаешь, Любовь Ивановна расстаралась? Я тоже не сомневаюсь!

Вова расслышал и возмутился. А Белла сказала:

— Не прощу ни его, ни того, кто меня ему заложил. Все мои шрамы загорелись, когда я его увидела! Вот… на руке — это он сигарету об меня притушил. А у виска — кулаком саданул, перстнем рассёк. А была я тогда в возрасте вашей Ирочки.

— Ужас! А ему сколько было?

— Не знаю. На студенческие каникулы из вуза приезжал. Больше восемнадцати точно.

Вова схватился за телефон. Тамара, провожая гостью, рассказала, что на этой неделе первый дом по программе сдали, и в нём первые десять очередников квартиры получили. Но там накладка вышла, один очередник выбыл. Его двухкомнатную схватила семейная пара из этой десятки, и осталась свободной закреплённая за ними студия. Очередников из второй десятки обзвонили, все отказались. Есть для Беллы реальная возможность оформляться и заселяться. Белла отмахнулась: слышала об этом, там девятнадцать метров, это жильё для одиночки.

Вечером Егор вернулся молча, своё отсутствие не объяснил. Но и она спрашивать не стала, надоело. Воскресным утром всё так же молча оба собрались и разошлись: он предположительно к родителям, она — в дом тёти Нины, обещала её дочери помочь разобрать вещи. И та огорошила её просьбой выписаться в ближайшие дни. Оказывается, дом давно оформлен на неё дарением, и теперь, когда он опустел, она собирается его продавать.

Возвращаясь домой, Белла грустно прикидывала, кто может сделать ей регистрацию. Родители Егора? Исключено. Значит, нужно искать. Есть, кажется, среди родителей её учеников полицейские, может, подскажут. И за прописку придётся платить чуть ли не как за ещё одну квартиру.

Как ни странно, Егор уже вернулся. Впервые Белла обрадовалась тому, что они не разговаривают: можно в тишине всё обдумать. Она прошла на кухню и занялась ужином. Но молчать не получилось. Вслед за ней на кухню вошёл Егор и занудил, что она даже в выходной куда-то уходит вместо того, чтобы делать домашние дела. Обычно она давала ему возможность высказаться, а потом уже возражала. Но на этот раз у неё вылетело:

— Зато ночью я всегда дома!

— Да ты знаешь, где я ночевал, — взорвался Дима. — В своей квартире!

— Сказать всё можно…

— Ты не поняла: в моей! собственной! квартире! — отчеканил он.

— О! Купил, значит…

— Оформил ипотеку. Естественно, квартира без отделки. Мы с папой уже третий день там вкалываем. Завтра мне на работу. А у тебя уроков нет. Так что изволь зад оторвать и завтра с родителями поработать. Там мусор надо вынести и стены выровнять. И перекусить с собой возьми, не объедать же моих…

— Так, подожди, квартира в Северном?

— Ну да, напротив родителей девятиэтажка.

— То есть я там жить не буду?

— Ну, со временем… пока сдавать будем, надо же ипотеку платить.

— А сдавать ты будешь сестре?

— Какая разница!

Всё понятно. До Северного сорок минут пилить на общественном транспорте, и это если повезёт. То есть жить там будет сестра Егора, а он будет по-прежнему жить у Беллы. Откровенно, она и сама не стала бы селиться в этом районе: химкомбинат и мусороперерабатывающий завод рядом, экология плохая, до работы далеко, а перейти работать в какую-нибудь из тамошних школ, так там детки — шпана ещё та. И с Егором они это давно обсудили. Но один плюс есть.

— У меня для тебя тоже новость. Тёти Нины дом продаётся, мне нужна регистрация. Пропишешь?

— С какой стати?

— Ну всё, вопрос закрыт.

— Так завтра ты с утра пораньше…

— Егор, с утра пораньше я займусь своей регистрацией. А ты переезжай к родителям и занимайся своей квартирой.

Он хрястнул дверью. А Белла сгоряча позвонила Тамаре и спросила, можно ли взглянуть на студию. Тамара откровенно обрадовалась и сказала, что сама лично ей всё покажет. Договорились на утро.

Показывать квартиру явилась не только Тамара, но и начальница её отдела. Видно, что-то там у них горело. Да так горело, что они под белы ручки потащили её оформлять собственность. Белла сопротивлялась, у неё немного не хватало на первый взнос. Дамы посоветовали ей воспользоваться кредитной картой.

Она вошла в банк и, не решаясь сделать последний рывок, топталась у терминала, раздумывая, на какую банковскую операцию нажать. Сзади кто-то приобнял её за плечи:

— Ты тратить или копить?

— Марк, — обрадовалась она. — Вот кто меня подтолкнёт!

Они отошли к окну и устроились на креслах. Когда он стал просматривать её бумаги, Белла почувствовала запах алкоголя. Он заметил, что она крутит носом, и сказал:

— Сделку обмывали чисто символически. Не волнуйся, я в своём разуме, за серьёзную пьянку Зойка скальп снимет. Бумаги в порядке, условия выгодные, но метраж! Как вдвоём жить на девятнадцати метрах?

— Да я одна…

С Марком она всегда разговаривала как с подружкой, всё равно он про неё всё от Зойки узнает. Ну и рассказала с досады: квартира Егора, регистрация. Да ещё на полтинник кредитку взять придётся.

— Вот козёл, — ругнулся он. — Но я рад, что ты одна переедешь. И в честь этого недостающую сумму на твою карту сейчас перекину. Беспроцентный кредит тебе на полгода, а если сложно, то на год. Только Зойке не говори. И не спорь, у меня сегодняшняя сделка на сотню сдвинулась. Зойка эти деньги враз размахает, а у тебя они в сохранности будут. Пошли платить!

Немного тревожно было ехать с ним, хоть и трезвым на вид, но всё-таки выпившим. Однако нормально доехали, всё оформили и даже получили ключи. Белла не чаяла как расстаться, но Марк упорно продолжал ходить вместе с ней, а теперь пожелал взглянуть на её покупку.

Дом был совсем недалеко от школы. Её студия была на третьем этаже, угловая и с балконом. Сбоку у дома была двухэтажная пристройка под офис. Работал кран, устанавливали какие-то рекламные конструкции на крыше пристройки. Когда они подходили к ограждению, кран вдруг стал заваливаться, и стрела воткнулась прямо в её балконную дверь, смяв балконное ограждение. Белла захлебнулась воздухом, прижав руки к груди:

— Марк! Это моя… моя…

— Да не реви ты! Это твоя удача, — сказал он, доставая телефон, и направил камеру на кран. — Как знал, что с тобой поехал!

К ним уже бежал кто-то из строителей:

— Здесь нельзя находиться!

— Это наша квартира, — ответил он. — Ты позовёшь начальство, и мы начнём договариваться, или мне звонить в МЧС? А ещё в какую-нибудь жёлтую газету?

Через пятнадцать минут он бил по рукам с каким-то Денисычем, соглашался по поводу какого-то двутавра, а потом подтолкнул Беллу к остановке, мол, толку от тебя! Обещал «обеспечить всё в лучшем виде». Она вытерла слёзы и поехала выписываться из тёти Нининого дома.

Утром позвонил Марк и хриплым голосом попросил пока в новой квартире не появляться, там идут отделочные работы. Сам лично через два дня ключи завезёт. И напомнил, чтобы ничего не говорила Зое. А на работе Зоя на переменке заскочила к ней в кабинет и возмущённым шёпотом поведала, что Марк явился домой почти в полночь и пьяным в хлам, а привёз его трезвый водитель. На вопрос о том, чем плох трезвый водитель, она уточнила, что это служба такая «Трезвый водитель». Накачается где-нибудь автовладелец и звонит в неё, чтобы его с места пьянки эвакуировали вместе с машиной. И Белла поняла, что придётся о событиях вчерашнего дня молчать, иначе Зоя её никогда не простит за то, что так наквасился её малопьющий муж. А потом Зоя спросила, почему Белла не поговорила со своим симпатичным родственником. И тогда у Беллы от возмущения чувство вины перед подругой испарилось: как можно по собственной воле общаться с этими злыднями? Так ей и сказала!

Конечно, выдержать два дня и не видеть, во что превратилась её квартира после аварии, она не могла и отправилась туда сразу после шестого урока. То, что она увидела, её успокоило: балконная дверь была заменена, перила выпрямлены, а две тётки затирали откосы. Марк с сияющим лицом вывел её на балкон и показал: «Во, бункер!» Объяснил, что кран не только смял перила балкона, но и повредил плиту, а у Денисыча длинной плиты не нашлось, поэтому на крыше пристройки возвели кладку для опоры балкона, на которую уложили две короткие плиты, а между ними люк, и получилось дополнительное помещение, как бы подвал. Даже заставил её туда спуститься. Глядя на недоумевающее выражение лица Беллы, одна из отделочниц пояснила:

— В нормальных квартирах тёщина комната есть, куда всё ненужное сваливают. А у тебя комнатёшка малюсенькая. Будешь там банки-склянки держать, обувь несезонную, овощи из деревни.

Она неуверенно кивнула, соглашаясь, что неплохо бы найти ту деревню, из которой ей бы овощи привезли. А из дальнейших намёков тёток она поняла, что то ли они сами решили, то ли Марк трепанул, что студию эту ей любовник купил, и он и есть тот самый любовник. Она открыла возмущённо рот, но рвущееся из него возмущение проглотила:

— Тебе на работу не надо?

— Неа, — помотал он головой.

Она махнула рукой и ушла. В строительных делах Белла не понимала, а раз Марк обосновался здесь, с удовольствием трепался с тётками и не пил, то пусть остаётся. Кажется, он выторговал у этого Денисыча, что кроме ремонта того, что сломано, его рабочие отделочные работы проведут с его же материалами в обмен на запись момента аварии. Так что прав Марк, падение крана — это её большая удача. Сколько бы Белла на стены, пол и потолок собирала? А там ещё сантехника и электрика!

Эти четыре остановки она шла пешком. Морозный и бесснежный ноябрь, пасмурно. А у неё на душе будто весна! Есть жильё, пусть убогое, но своё. Осталось ещё паспорт сдать на регистрацию. Когда бы она на нормальную квартиру набрала? А так — выплаты вполне подъёмные, что касается долга, так накопит она. Тамара ей халтурку подогнала, проект по благоустройству сочинить для одного района. Там задача не грант получить, а просто засветиться. Но деньги обещают хорошие. Ближе к Новому году заочники в очередь выстроятся за контрольными. И ещё Белла постарается экономить. Да, с Егором придётся расстаться. Это тяжело, у неё слёзы выступают при мысли об этом. И ещё долго, наверное, плакать будет. Но ведь фактически они расстались уже месяц назад. Это существование рядом, но не вместе, семьёй не назовёшь. Да была ли семья?

От порога она услышала мужские голоса в комнате. У них редко бывают гости. Кого там принесло? Заглянула. Виктор.

— А тебя кто звал сюда?

— Белла, прекрати, — это Егор выступает в качестве главы семьи.

— К тебе аналогичный вопрос: что вы оба делаете в моей квартире?

— Это и моя квартира!

— Тогда заплати за неё! Сейчас квартирная хозяйка придёт, готовь денежки!

Её трясло. Как смел этот тип появиться в её доме? А Егор? Нет, это невыносимо!

— Белла, успокойся и выслушай меня, — продолжая сидеть, вступил Виктор. — Я так понимаю, у вас денежные проблемы? Я как раз могу предложить тебе серьёзные деньги. Миллион.

— Да пошёл ты, — взвизгнула она. — От Зюкиных мне ничего не надо!

— Два!

Она метнулась в комнату и вернулась с чайником:

— Ещё слово, и я окачу тебя кипятком! Уходи!

— Два с половиной, — отступая в прихожую, предложил он.

Она дёрнула дублёнку с вешалки и кинула в него:

— Вон!

Захлопнула дверь и ушла на кухню. Спокойно занялась ужином. Егор встал в дверях:

— Ну, успокоилась? Давай поговорим!

— Я спокойна. А говорить нам не о чем. Всё обсудили. У тебя квартира в Северном. У меня… здесь. Разбежались!

— Ты могла хотя бы выслушать человека! Он предлагал такие деньги!

— Это не человек, это тварь. Он тушил об меня окурки. Возможно, ему хочется вновь испытать это неземное наслаждение. Но я не согласна. Звонят, это хозяйка. Иди платить.

— Сама плати!

И укрылся в ванной. Белла поглядела в глазок. Соседка:

— А что это у вас шум такой?

Еле выпроводила.

Часов до трёх Егор убивал монстров в ноутбуке. Утром Белла с трудом оторвала голову от подушки. Дождалась, когда уйдёт, и прихватила ноут с собой в школу. До вечера сидела в кабинете, писала проект, пока Марк не позвонил:

— Хозяйка, принимай работу!

В новой квартире пахло новым линолеумом, краской и сырой бумагой. Всё те же тётки доклеивали угол. Марк проводил экскурсию:

— Понятно, что всё не лучшего качества. Сантехника ненадёжна. Со временем всё сменишь. Вот вентиль. Это на случай, если вдруг прорвёт. Учись, ты теперь без мужика!

Бабы переглянулись понимающе. Теперь будут уверены, что это отступные от бросающего её любовника.

Вечером Егор не пришёл. Слава богу, удалось выспаться! По дороге на работу заглянула в новое жильё, занесла туда пару сумок с вещами. Стены просохли, но проветривать пока не стала. После уроков опять задержалась, подбросили ещё контрольную по матанализу за первый курс. Задачки элементарные, но и оплата ерундовая. И всё-таки душа согрелась, когда телефон звякнул: на хлеб с молоком есть! А дома её встретил Егор:

— Поговорим?

Промолчала. Как, Егорушка, не нравится, когда тебе не отвечают?

Позже всё-таки заговорил:

— Где ноут?

— В школе.

— Почему?

— Мне там удобнее работать.

Спать он не лёг. Включил телевизор и засел перед ним с пивом. На просьбу выключить свет буркнул: «Перебьёшься!» Помучилась ещё немного, а потом её как осенило: «Я что, бездомная?» Поднялась, быстро оделась, прихватила сумку с очередной охапкой вещей, заготовленных к завтрашнему переносу в новое жилище, потом вспомнила, что есть у них надувной матрац, купленный пару лет назад, когда у неё ночевали однокашницы по педколледжу, приезжавшие на учительскую конференцию, сунула коробку с ним в пакет и захлопнула дверь. Через полчаса она уже надувала матрац, открыв фрамугу на микропроветривание. Укладываясь, подумала, что без мерзляка Егора она может проветривать, когда захочет. И неожиданно легко уснула.

Утром открыла глаза аж в половине восьмого и с ужасом подумала: «Проспала!» А потом раздвинула жалюзи, поглядела на освещённые окна школы и улыбнулась: «Я дома!» И весь день была в прекрасном настроении: и на уроках, и на заседании предметной секции, и позже, когда вернулась на старую квартиру и укладывала оставшиеся вещи, чтобы вывезти их на такси.

А вечером вернулась в квартиру, чтобы прибраться, и там её встретили родители Егора. Вот уж с кем ей встречаться не хотелось! Сразу прекрасное настроение сжалось в комок и спряталось под лавку. Очень они её не любили, особенно Егорова мама. Сейчас начнётся: замечание о порядке в доме с лёгкой укоризной, проверка кастрюль с последующей дегустацией и снисходительной ухмылкой, непременный дежурный вопрос о самочувствии с лёгким полунамёком на сомнительную возможность полноценного материнства, если сравнивать с сестрицей Егора. Да ещё на так себе профессию Беллы и неполноценное заочное образование. Да ещё деревенское происхождение и нелепое имя. Это почти полный набор, обычно хватает двух-трёх претензий, чтобы почувствовать изжогу.

На этот раз началось с беспорядка.

— Да, — сразу отреагировала Белла. — Я пришла специально, чтобы прибраться после переезда. А Егор когда вещи будет вывозить?

Мамаша заморгала:

— Вы что, на другую квартиру переезжаете?

— Мы расстались.

— Послушай, ты из-за родственника своего обиделась?

Ага, вот что семейку взволновало! Пиастры, пиастры!

— Это не родственник, это мой бывший. Он мне предложил снова встречаться.

— Но Егор…

— Я так поняла, что Егор не против за деньги жить втроём. Но я, знаете, брезглива.

— А деньги он почему предлагал?

— Ну, немудрено, извращения дороже оцениваются, чем традиционное сожительство…

Ну, наконец-то у мамы терпение кончилось! Ой, какой лексикон! Белла в этот момент, перетащив кухонный стол в комнату, стояла на нём и протирала сверху шкаф. Когда у мадам началось извержение проклятий, она вдруг почувствовала, как хорошее настроение выкатилось из-под лавки. И она со смешком пробормотала: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».

Хлопнула входная дверь. Не раздеваясь, прошёл в комнату Дима и забурчал:

— Ты что, маме нахамила?

Стало не по себе, распределение сил не в Беллину пользу: один — три. К счастью, звякнул дверной звонок, а потом квартирная хозяйка открыла дверь своим ключом:

— Ну, что вы решили?

Белла обрадованно отрапортовала:

— Я свои вещи вывезла. Проверьте счётчики, я сегодня за этот месяц расплачусь. Егор мне сказал, что собирается здесь остаться. Вы договорились?

После слова «расплачусь» мама скомандовала собирать вещи. Егор ходил за Беллой и бубнил, что нельзя рвать длительные отношения только потому, что ей что-то не понравилось, надо поговорить. Она ответила:

— Мне всё не понравилось. И не тебе насчёт «поговорить» предлагать, ты же чуть не по тебе, молчишь как солёная селёдка. И да, я с детства не умею выяснять отношения. Если мне плохо, то делать нечего — надо делать ноги.

В ближайшее воскресенье Зоя с мужем пришли к ней на новоселье. Услышав по домофону звонкий голос подруги: «Терем-теремок, кто в тереме живёт?», Белла весело ответила:

— В этот терем мелкий влезет только Белка!

Жилище Зоя разглядывала с перекошенной физиономией:

— Здесь правда живут? Скажи, это же колясочная для нормальных жителей? Белла, ты сдурела!

Марк ходил за ней и делал вид, что тут впервые:

— Зая, да нормальное жильё!

Нормальным это жильё, положа руку на сердце, не назовёшь. Из мебели Белла приобрела пока только полку-сушилку для посуды, кухонный столик и две табуретки. Да ещё всё те же отделочницы заглянули, чтобы забрать инструменты, увидели, что хозяйка переехала, а комната по-прежнему пустует, переглянулись и через полчаса принесли из достраиваемой пристройки офисное кресло: «Не побрезгуй, это наш мастер себе из расселённого дома надыбал. Оно малость краской забрызгано, да ты чехол на него сшей». Белла из старых пальто и куртки за вечер сшила полосатый чехол. И теперь вечерами придвигалась на нём к кухонному столу и шуршала клавиатурой, с благодарностью вспоминая добрых тёток. Одежда распихана во встроенные шкафы, постельное бельё на день убирается туда же, а надувной матрац прислоняется к стене. Можно сказать, простор.

— А как Егор оценил эту… эту убогость?

— Он здешнего порога не переступит. Боливар не выдержит двоих.

— В этой норке нет места для Егорки, — заржал Марк.