Прозрачный

Евгения Пушкина, 2021

Элла – восемнадцатилетняя девушка, обладающая даром читать мысли. Она пытается найти свое предназначение среди обычных людей, чьи беды, проблемы, эмоции видны ей как на ладони. Артем – семнадцатилетний юноша, больной шизофренией. Он скрывает свой недуг от окружающих, чтобы иметь возможность учиться, работать, жить. Оба героя вынуждены бороться с собой, с обстоятельствами, с чувствами. Их терзают кошмары, иногда им тяжело понять где реальность, а где фантазия. Мир снов Эллы сводит ее с ума и тесно переплетается с образом Артема. Так появляется некто «Прозрачный», кто незримо входит в жизнь Эллы и оставляет без ответа ее самые сокровенные вопросы.

Элла

Глава 6. Бегство от себя

У меня кружится голова от недосыпа, в лучшем случае мне удается поспать три часа в сутки. Каждую ночь при попытке заснуть, я чувствую боль в области солнечного сплетения, это напоминает судороги или очень сильную вибрацию. Я словно падаю на дно ощущений без сюжета и изображения. Утром я просыпаюсь с абсолютной уверенностью, что вернулась из очень длинного путешествия. Словно тело мое лежало на месте, а разум был где-то невероятно далеко. Пару раз в таком состоянии я видела себя спящей со стороны. Я стояла в комнате и смотрела на наши с Машей кровати, на одеяла и укутанные в них спящие тела. Но меня быстро выкидывало из этого состояния в темную пелену морока, из которой я попадала сразу в утро.

Мне не хватает знаний о том, что со мной происходит. Такие симптомы не подходят под описания каких-либо известных мне заболеваний. Но можно ли искать рационально объяснимые ответы человеку, который обладает необоснованными наукой способностями? Нина Ивановна не одобряла философскую и религиозную литературу, но все равно знакомила меня с подобными книгами. В некоторых изданиях на эту тему упоминались духовные практики, приводящие к чему-то подобному. Люди могли выходить из тела, видеть себя спящими, путешествовать по другим мирам. Меня эти теории не заинтересовали. Тогда, в возрасте десяти-одиннадцати лет со мной ничего подобного не происходило.

Мне была близка идея, что у любой теории должно быть доказательство, а в тех книжках доказательства вообще не приводились, или были очень туманными. Я всю свою жизнь наблюдала, как люди в своих размышлениях уходят очень далеко от сути, строят предположения, развивают теории, охотно делятся слухами друг с другом, верят на слово, и это все значительно усложняет им жизнь. Мне нравилась и продолжает нравиться идея, что все на свете должно быть подтверждено фактами, а то, что не удается доказать, и не нужно пытаться. Я вижу людей, я читаю их как открытую книгу, единственное, что может помочь им и мне как-то взаимодействовать с ними, это факты.

Причины, почему у человека болит тот или иной орган, почему он хочет сделать то-то или то-то, почему он питает иллюзии к тому-то или тому-то. Как только разложить любую проблему, любую ситуацию по фактам, убрав лишние эмоции и иллюзии, все становится абсолютно понятным, кристально ясным, прозрачным. Но мне непонятно, как сделать то же самое по отношению к себе, как понять, что я такое, и куда мне двигаться с этим. В местной библиотеке мне удалось взять книгу «Будь хозяином своего тела и разума», мне захотелось взять книгу именно с таким названием, она очень точно описывала мои устремления. В книге рассказывалось о том, как необходимо современному человеку уметь отдыхать, успокаиваться, очищать разум и правильно дышать. В ней приводились упражнения по восполнению энергии и медитациям. Я отметила, что книга составлена хорошо. Все упражнения были обоснованы с точки зрения работы мозга и работы тела. Я начала активно заниматься по этой книге, и мне становилось легче. Я старалась медитировать перед сном, это помогало мне сразу уйти из состояния расслабления в состояние засыпания. Мне нравилось отключать мысли, снимать напряжение с зажатых участков тела, чувствовать себя единой со своим телом.

Я садилась на кровать, прислонялась спиной к стене и медитировала. Один раз Маша спросила меня в один из таких моментов:

— Р-разве с-стоит облокач-чиваться к стенке, к-когда медитируешь? По правилам, нужно сидеть ровно, чтобы спина сама себя держала. Это помогает лучше настроиться и войти в правильное состояние.

Маша произнесла почти всю фразу без запинки, ровным и уверенным голосом, что у нее получалось не часто. Но меня больше удивило не отсутствие заикания, а ее познания в вопросе. Я открыла глаза и внимательно посмотрела на Машу:

— Мне пока тяжело сидеть прямо, не имея точки опоры за спиной. Со временем я начну делать правильно, но нужно двигаться постепенно, чтобы закреплять результат. Мне тяжело давалось полное расслабление, иногда трудно тщательно сконцентрироваться на том месте, которое напряжено. То мешает поток мыслей, то общее ощущение, то просто посторонние шумы. Если еще включать контроль спины, это очень сильно отвлекает. Здесь написано, что не нужно спешить делать сразу максимально идеально.

Маша немного сконфузилась, как-то ссутулилась, стала быстро моргать. С ней порой происходили такие метаморфозы, особенно после того, как она начинала идеально четко выговаривать фразы. Как только она задумывалась об этом, на нее нападала неуверенность и скованность. Она долго не могла выговорить часть слов:

— Н-н-но т-т-ты можешь сделать по правилам сразу. У т-т-тебя достаточно н-на это сил. З-зачем ты не используешь их по полной п-программе?

Я уже прочитала в Машиных глазах все ее рассуждения. Маша никогда не задавала лишних вопросов. Говорила сама мало, это было не столько из-за заикания, а сколько из-за ума, который привык сам все обдумывать, который был немного закрыт и враждебен по отношению к окружающим, но был усерден и гибок.

Маша видела, что у меня какие-то проблемы со сном, что вообще я не совсем обычная девочка, хоть и с виду просто очень симпатичный подросток с огромными голубыми глазами. Она всячески пыталась меня поддержать, найти способ помочь мне. Маша иногда заваривала травяной чай для успокоения и способствованию сну, пыталась меня им угощать. Я принимала угощение с неохотой, мне вообще не нравилось пить что-то кроме воды, но иногда я делала исключения для чая и даже очень редко для кофе. Как-то Маша даже пыталась посоветовать мне массажи или какие-нибудь спортивные процедуры. Но я от всего отказывалась, ведь у меня и так было немного свободного времени после переезда в общежитие.

Я часто уезжала. Я ездила в детдом навещать своих старых друзей и наводить там порядок, принимать некоторых людей, оказывать помощь. У меня даже был знакомый следователь, который обращался ко мне за советом в особо сложных делах. Если был свидетель, я приезжала и читала его мысли и высказывала какие-то факты, которые могут помочь найти преступника.

Иногда я просто ездила по городу и смотрела на людей. Выбирала из толпы человека и пыталась помочь своим разговором. Если ты способен видеть человека насквозь, то не очень сложно подобрать нужные слова, чтобы он не послал тебя при попытке заговорить с ним. Я старалась выбрать людей, до которых можно донести помощь, которые готовы слышать и слушать, которые хотят вылечиться. Часто люди не готовы принять помощь или безнадежны в своем недуге, даже если им объяснить, в чем проблема и какие у болезни причины.

Проще всего помогать детям. Они готовы воспринимать информацию, они готовы работать над собой, если нужно. Чаще всего детские травмы связаны со страхами, кто-то напугал, случился инцидент, чем-то заразился. Ребенку достаточно пересказать его страх, и это уже ему помогает понять проблему. Осознание причины убирает следствие. Но нельзя помочь тем детям, которые получили травму при родах или до родов. Как Маше, которая заикается, потому что ей повредили нерв при хирургической операции в младенчестве. У Маши нет иллюзий.

Единственный страх, который очень тяжело убрать у человека, это страх того, что ты никогда не сможешь стать другим. Иногда появляется уверенность, и все слова удается произнести без запинки, но контролировать эти моменты практически невозможно. Я не видела, как это можно сделать. Мне нечего было пересказать Маше, чтобы заставить ее задуматься. Я не знала, как повлиять на ее ситуацию.

Нельзя было помочь детям больным раком, если они уже родились с этим недугом. Взрослым, с одной стороны, было тоже несложно помочь, потому что чаще всего все их болезни случаются от их мировосприятия и мироощущения. Но с другой, очень мало кто из людей готов слушать, где и как он был не прав, где и как он перегнул или недогнул палку. Бывает, что в жизнь человека врывается какой-то рок. Как тогда быть? Можно еще раз рассказать об этом человеку и показать ему, над какими эмоциями стоит работать. Нечто похожее делают психологи, но им сложнее, они не видят полной картины. А мне достаточно было несколько секунд, чтобы увидеть самую суть: самое ключевое, что находится в человеке, что его гнетет или делает счастливым. Жаль, что счастливыми умеют быть очень немногие.

А сейчас, сидя в комнате в позе для медитации, я видела, как Маша негодует. Маша считала меня безупречной, невероятной. Хоть и прошло всего лишь полтора месяца с нашего первого знакомства, Маша считала, что во мне заложен глубокий потенциал, что я смогу встать и полететь, если захочу. Но ничего подобного со мной почему-то пока еще не происходило. Была еще одна важная деталь: Маша восхищалась тем, чего у нее не было, моей внешностью и здоровьем.

Я ей ответила:

— В детдоме у меня было прозвище Блаженная. Ко мне маленькие приходили за помощью. Я часто видела, когда кто-то хочет затеять что-то недоброе. Всем злодеям стало скучно, я всегда заранее знала, кто и что готовит. Никто не мог пройти мимо. Как Бэтмен, прилетала и всех спасала. Одно время ко мне приходили толпы людей за помощью. Чуть не погорели на этом. Хотели меня отдать или продать, спасла воспитательница. Она меня вообще очень часто спасала, в том числе от себя. Она меня учила и сейчас еще учит жить в рациональном мире, действовать по уму, делать хорошо то, что получается, и любить то, что вокруг. Лучше не будет. Поэтому, Маш, я стараюсь не брать на себя лишнее. Каждый из нас безупречен и может все, абсолютно все, но не сразу, не сиюминутно. А иначе мы все сгорим как факелы. Я одно время и хотела так сделать, меня Нина Ивановна — воспитательница моя спасла. Просто поговорила. Ровно так, как я обычно делаю с людьми. Маш, давай лучше вместе заниматься, ты же будешь держать спину с первых упражнений, я знаю. Я уверена.

Сначала Маша улыбнулась, потом нахмурилась. Хотела что-то сказать и на протяжном «м-м-м» вышла из комнаты. Я поняла, что Маша задумала какое-то безотлагательное дело, что слова мои ее обрадовали, но ей нужно что-то обдумать и что-то сделать. Через какое-то время Маша вернулась с несколькими книгами по йоге и цигуну.

— Вот. Д-давай изучать вместе, — Маша улыбалась, как счастливый пионер в предвкушении подвига.

Я улыбнулась в ответ. Маше просто хотелось дружбы, просто хотелось делать что-то вместе и обсуждать это.

— Да, конечно. Давай читать, а потом делать упражнения. Давай я только закончу изучать эту книгу. Может, ты тоже будешь иногда ее брать у меня и читать.

— Хорошо, с уд-д-довольствием!

Я открыла прекрасное таинство дружбы. Раньше самым близким моим человеком была только Нина Ивановна, никто из детей не пытался предложить мне именно дружбу. Просили о помощи, прибегали, благодарили, но не пытались дать совет или захотеть приблизиться, окунуться в мою душу. Держались на расстоянии. Меня окружало много людей с дефицитом дружбы, любви, внимания. Им приходилось несладко в детдоме без подлинной заботы родителей. Но сейчас именно в Маше я почувствовала человека, с которым у меня много общего. Человека-сверстника, который не отдаляется от тебя, а, наоборот, готов поддержать, согреть своим теплом и вниманием, который хочет дружить. Я начинала лучше себя чувствовать, странные ощущения почти отступили.

Я стала подумывать о том, чтобы устроиться на работу в детскую больницу рядом с колледжем. Мне хотелось узнать больше о работе в больнице. Быть ближе к людям, которые нуждаются в помощи, понять, какое направление во врачебной практике мне выбрать. Пока я могла работать на должности санитарки, мыть полы, приносить, уносить вещи, быть на подхвате у дежурных сестер. На эту работу брали несовершеннолетних, часто студенты из общежития подрабатывали таким образом.

Я успешно договорилась о начале работы, устроилась в отделении кардиологии, заполнила все необходимые бумаги. Растопила сердца даже самых неприветливых сотрудниц, принимающих меня на работу. Но спустя неделю мне не удавалось регулярно делать упражнения из книжек. Маша очень обижалась на меня. Ей не нравилось, что я вместо того, чтобы больше медитировать и заниматься духовной практикой, провожу свободное от учебы время в больнице. Ведь у меня никуда не делись поездки в детдом. Времени едва хватало, чтобы выполнить домашние задания.

Плохие ночи стали возвращаться. Что-то стукало в солнечное сплетение со страшной силой. Эти ощущения нельзя передать словами. Это была не боль, не сильные эмоции, а какое-то третье состояние. Какое-то очень чуждое, очень противоестественное живому человеку состояние. Словно из физического тела происходит переход во что-то иное, что-то непостижимое, нематериальное. Словно попадаешь в другое измерение, где не работают законы физики. Я оказывалась в этом состоянии, а после него у меня появлялась тревога. Целый день я ходила с этой тревогой, и никакими упражнениями мне не удавалось ее убрать.

Маша была недовольна тем, что происходит с мной, она видела, что мне не по себе. Она хмурилась, говорила:

— Т-ты с-сама себе п-противоречишь. То говоришь, что всего д-достигать нужно потихонечку, не спеша. А с-с-сама берешь на с-себя слишком много. Отдаешь всю себя. Поэтому и не м-можешь как следует спать.

Я никак не возражала Маше, я понимала, что не права, что порой я слишком хочу делиться с людьми излишком своей энергии. Что мне не всегда удается это желание отслеживать в полной мере.

Я перестала ездить в детдом. Договорилась с Ниной Ивановной, что буду навещать ее и других своих знакомых реже. Теперь распорядок жизни у меня был такой: учеба, четыре смены в неделю в больнице и практики вместе с Машей. Больше никаких поездок по городу. Я снова свела к минимуму деятельность по помощи нуждающимся в своем детдоме.

Во время медитаций у меня стало получаться видеть целые картины, сюжеты. Закрывая глаза, я видела то небо, то холмы, то пустыни, иногда с высоты птичьего полета, иногда в пределах вытянутой руки. Картины убаюкивали меня и порой затягивали в сон. Иногда в моменты сильной усталости я видела что-то неприятное, похожее на пляску каких-то уродливых гримас вокруг себя. Самое ужасное было, это ощущение, чего-то невероятно холодного, потустороннего, что вызывало у меня потерю энергии и чувство тревоги на следующий день. В какой-то момент это ощущение стало появляться у меня каждую ночь. И никакие практики и упражнения не помогали прекратить его. Я не переставала видеть и прекрасные картины, небо, зеленые поля, леса, какие-то фантастические города. Иногда присутствие в них было настолько реалистичным, что каждую деталь можно было рассмотреть тщательнее, чем в реальности. Иногда мой ночной сон разбивался на множество эпизодов.

Сначала мне удавалось заснуть, утопая в зеленых холмах. Потом посреди ночи меня будило нечто неведомое, а к утру я бродила по сновиденческой местности, рассматривая предметы. Мне никак не удавалось исключить эту среднюю фазу из своих снов. Сил становилось меньше, все реже я видела утренние сны, наполненные созерцанием нереальности. Я начала снова меньше спать. У меня даже не хватало сил, чтобы «читать» людей. Ведь это тоже требовало определенного уровня сосредоточенности. А сосредотачиваться было тяжело. Ни мудры, ни мантры, ни упражнения из цигуна, ничего не восстанавливало меня. А сон чаще вызывал страдание.

В одной из книжек, которую с энтузиазмом притащила Маша, была информация о том, что те, кто практикуют духовный путь, порой нуждаются в защите. Так как чем больше энергии излучает человек за счет своих практик, тем больше потусторонней силы он привлекает. Эта сила питается его энергией. Мне совсем не хотелось верить в подобные вещи. Я всегда была очень скептически настроена ко всему эзотерическому или религиозному. Мне всегда хотелось рационально объяснить происходящее. Свои особенности я списывала на активность мозга, как пример наличия неисследованной патологии. Медитации я рассматривала как гимнастику, как расслабление для мозга и тела, сны и видения с закрытыми глазами не более чем еще один пример работы мозга, а неприятный опыт по ночам, как болезнь. Мне хотелось обследоваться у хороших ученых, но я не была уверена, что смогу найти таких людей, которые сохранят в тайне мои способности и проведут исследование, что-то предостерегало меня от этого шага.

Но, несмотря на все попытки быть рациональной, я верила в свою интуицию, это было как дополнение к моему дару. Мне было достаточно взгляда на человека, чтобы понять его полностью, чтобы увидеть его насквозь. А интуиция подсказывает, куда стоит двигаться, а куда нет.

Идея амулетов или оберегов мне не очень нравилась, также не нравилась идея, что нужно себя от кого-то оберегать, что вообще есть кто-то не материальный, не физический, кто населяет этот мир. Во многих книгах давались отсылки к мистическому, к тому, что есть духи, божества, что есть обереги, которые защищают людей от проявления этих сущностей. Многие авторы описывали свой опыт взаимодействия с духами, чаще всего им приходилось применять какие-то вещества, расширяющие сознания. Иногда их медитативные практики вводили их в состояние транса, в этом состоянии они могли видеть свое тело со стороны и ощущать стороннее присутствие.

Интуиция давала мне мощный толчок, вчитываться жадно и внимательно в те описания, которые очень походили на мой собственный недобровольный опыт, а разум, напротив, пытался препятствовать вере в реальность описываемых теорий. Я начинала руководствоваться советами авторов, изучать разные защитные знаки.

В одной книге упоминались руны, в другой тибетские символы, в третьей индуистские, в четвертой предлагалось носить крестик и креститься в нужные моменты времени. Было понятно, что все эти теории сводятся к одной и той же идее, но в каждой из них используется свой язык, свои символы. Я послушно и внимательно изучала книги и их символы, отслеживала свои ощущения, спрашивала себя, помогает ли мне хорошо спать тот или иной знак. Иногда я использовала один амулет долго, его хватало на недели, месяцы. Мне удавалось весь период хорошо себя чувствовать и не испытывать проблем со сном, но через какое-то время все повторялось снова, и я искала следующее средство. Все тумбочки у меня заполнились какими-то камушками, браслетами, кулонами. Иногда я носила их по несколько штук. Какие-то надевала на ночь, какие-то днем. Соседки стали считать меня приверженцем какого-то молодежного течения.

В подростковом возрасте было модно в попытках выделиться начать носить странную одежду, фенечки и необычные украшения. Преподаватели не обращали на это внимание, видели во мне хорошо успевающую студентку без каких-либо проблем в дисциплине. Другие девочки по-прежнему не стремились сближаться со мной, но с удовольствием наблюдали со стороны. Кто-то начинал мне подражать, кто-то пытался обзывать сатанисткой или неформалкой.

Мы с Машей успешно закончили первый курс обучения в колледже. Я была на хорошем счету в больнице, периодически навещала свой детдом и Нину Ивановну. Все шло своим чередом, только количество оберегов постепенно росло. Теперь я каждую ночь просыпалась во сне и могла контролировать свои действия, но чаще всего это приводило к неприятным видениям и сонному параличу. Я читала книги, посвященные теме осознанных сновидений. Я послушно выполняла многие рекомендации, описанные в них, но мне они не помогали. Я хотела найти человека с подобными проблемами или кого-то, кто бы занимался такими практиками, чтобы получить совета или поучиться большему.

Но как бы я ни ходила по городу, ни вчитывалась в людей, мне не попадались люди подобного уровня. Книги были в основном иностранными или написанными людьми, уже не живущими. Я не знала, на что мне опереться. Периодически в городе появлялись какие-то неведомые экстрасенсы или духовные адепты, но при общении с ними я встречала лишь фальшь и шарлатанство. У меня не было никаких источников знаний кроме книг. Хотя во многих книгах поддерживалась идея указателей, что, будучи в полной гармонии с собой, человек начинает двигаться в правильном направлении, что судьба или внешняя сила сама направляет его, сталкивая с нужными людьми, дает знаки, подсказки. Да и вообще каждый человек встречается с тем, чего он заслуживает. Но все попытки или их отсутствие не помогали мне понять, как развивать свои способности и что делать со сновидениями. В некоторой литературе говорилось, что даже в сновидениях можно найти советчиков, учителей, что многие сновидцы через сон знакомились с высшими знаниями, которые подсказывали им, как поступить в той или иной ситуации. Но я не находила никого, кроме Этих, как я их называла.

Эти — ночные кошмарные сущности, принимающие разнообразные формы от длинный вытянутых столбов до чудовищ с уродливыми лицами, от теней, сфер, квадратов, треугольников до сложных конструкций, излучающих силу. Контактировать с Этими не получалось, какой бы вопрос или запрос я им ни посылала, всегда происходило одно и тоже: потеря контроля над состоянием, провал в нечто неизведанное и сильное угнетенное физическое и моральное состояние после пробуждения. Обереги помогали ослабить их появление, но они словно каждый раз тоже готовились к встрече, подбирая действующие средства против моей защиты.

Как-то Маша сказала:

— М-м-может, тебе просто сходить в церковь. П-п-поговорить там с кем-нибудь? Он-ни же тоже проповедуют духовность и сверхъес-с-с-тественность. М-м-может, нужно попить святой воды, к-креститься.

Я задумчиво посмотрела на Машу, отодвинув книгу:

— Нет, это не поможет. Нина Ивановна рассказывала мне о вере, о традициях и обычаях. О том, что люди добровольно принимают веру, крестятся, крестят своих детей. Соблюдают посты, читают молитвы, пьют святую воду. Пару-тройку лет назад я заходила в храмы, церкви, беседовала с служителями, прихожанами. Я пыталась почувствовать церковную благодать, понять, может ли церковь дать нужные знания, дать направление. Люди приходят туда за утешением. Они создают себе иллюзию. Большую прекрасную иллюзию. Именно эта иллюзия дает им силы, надежду и облегчение. Это неплохо, это в каких-то случаях необходимо людям. Если строго следовать традициям, быть безупречным в своем служении Богу, это дает энергию, очищает, возвышает. Но это не та энергия. Она не спасет меня, она не моего уровня восприятия. Я вижу людей, которые приходят в церковь, работают в лоне церкви. Они сами не настолько глубоко верят, я не видела никого, кто подлинно верит. А именно подлинная вера открывает двери, раздвигает границы.

— Н-но ты сама ни во что не веришь. Т-т-ты сама отказываешься от нер-рац-циональных теорий. Ты вовлекаешь в себя в поиски д-д-духовного знания, д-д-духовной истины, но в эт-то не веришь. П-почему ты считаешь, ч-что д-др-угие должны искренн-не верить, с-с-оздать д-д-для тебя идеальный эргр-р-регор, к-к-который поможет т-тебе лицезреть истину. Ук-к-казать неведомый путь. С-с чего ты в-в-ообще взяла, ч-что есть как-к-ой то пут-ть? Г-где здесь т-твоя хвал-л-еная р-рациональность? Или т-ты возомнила себя м-м-месией? Ос-с-вободи себя от в-внутренних б-б-локов, а п-п-потом надевай б-браслеты и ищи з-з-защиты, истины, свет-т-а. Или как ты эт-то все н-н-азываешь!

Я зажмурилась и напряглась. Мне самой трудно было во всем разобраться. А чего, собственно, я ищу, а не слишком ли высоки мои запросы к этому окружающему миру? Действительно, подсознательно я жду какого-то знака, какого-то события, который подскажет мне или докажет мне правильность пути, который спасет меня от кошмаров и поможет понять, как все устроено и зачем.

— Я просто хочу найти лекарство от своих кошмаров.

— М-может, т-тебе с-с-тоит мозг обследовать. М-м-ожет, у тебя т-тупо какая-то опухоль. А т-т-ты тут б-бренчишь яз-з-з-ыческими б-браслетами.

— А ты предлагаешь противоречивые средства, то пойти в церковь, то сходить к врачу, — я улыбнулась, хотя испытывала смятение.

Что может знать и понимать человек, которому только исполнилось шестнадцать лет? Может ли он быть полностью в гармонии с собой, может ли он полностью понимать, чего он хочет и к чему ему стремиться. Те, кто знал, что у меня есть дар, есть какая-то мудрость в том, что я делаю для людей, в том, что я вижу в людях, слепо считали меня эталоном безупречности, человеком просветленным, необыкновенным, почти святым. Они возлагали на меня какие-то свои несбывшиеся надежды. Если есть дар у человека, значит, он знает гораздо больше, чем знают остальные, значит, он всемогущ, в нем есть божественная искорка, которую человек способен передать другим, значит, он не имеет недостатков, значит, он уже идеален и гармоничен. И их порой удивляло, что сама я нуждаюсь в совете или поддержке, что я не все понимаю, не обо всем имею представление, что я вынуждена с чем-то бороться внутри себя, чего-то искать. Что я живой человек, еще подросток, не лишенный эмоций и простых человеческих потребностей.

Даже умная Маша периодически об этом забывала, возлагая на меня невероятную миссию по спасению страдающих душ. Может, она где-то в глубине души верила, что однажды я посмотрю на Машу или дотронусь до нее, и Маша перестанет заикаться и плохо видеть. Маша тоже отгоняла от себя эту мысль, так как тоже была всего лишь подростком, который хочет верить в чудо и иметь хотя бы маленький островок наивности внутри своей души. Островок, в котором сбываются мечты, в котором мир прекрасен, а люди вокруг все очень добрые, где все и все хотят дарить любовь и излучать свет.

После этого разговора я действительно решила пройти обследование. Я договорилась в детской больнице, в которой подрабатывала, чтобы мне провели обследование. Я сделала МРТ и ЭЭГ, побеседовала с неврологом. Никаких явных патологий мозга обнаружено не было. Меня даже спросили, с чем связано желание обследоваться. Я честно сослалась на ночные кошмары. Врачи сказали, что это возможное следствие каких-то детских переживаний, накопившейся усталости, подросткового периода. Дальнейших исследований мне не предложили. Хотя и некоторые показатели немного превышали норму, например, ЭЭГ показала некоторую сверхактивность, но это было не критично и не вызвало у врачей никаких подозрений или поводов к волнению.

Я на этом остановилась. Хотя иногда у меня появлялась мысль прийти в исследовательский институт мозга и сдаться на поруки специалистов. Мол, у меня есть дар, исследуйте его, объясните мне и миру, как такое может быть. Но в стране была не очень хорошая обстановка, связанная с исследованиями и наукой. Финансирования не хватало, проекты загибались, в управление научными учреждениями просачивались недобросовестные люди. Люди, которым хотелось купить подешевле, продать подороже, а то и вовсе что-то украсть и быстренько получить за это деньги. Мало кому хотелось думать о завтрашнем дне. Большинство руководителей хотели побольше получить здесь и сейчас. Не потому, что они такие плохие, просто не позволяла ситуация в стране, конъюнктура рынка делать долгосрочные прогнозы, удерживать предприятия на плаву, отстаивать свою точку зрения, получать заказы. Наука очень страдала в это время.

Даже если бы получилось найти одного хорошего специалиста, который честно был готов проводить исследования, открывать что-то новое, у него бы не получилось придать свои идеи огласке. Нашелся бы кто-то, кто захотел бы сделать деньги, кто знал бы, как и кому это выгоднее продать. А это опасно. Я колебалась, мне не хватало опыта и понимания, чтобы знать, к кому обратится. Все, что я могла, это просто бродить по городу и заглядывать в лица людей, чтобы читать их мысли.

Я не находила ничего, я продолжала учиться, работать в больнице, помогать людям, медитировать, надевать все новые и новые амулеты, читать книжки, видеть кошмары и осознанные сны. В стремлении не носить старые амулеты, а использовать только один из них я снова встретилась с ухудшением самочувствия. Как наказание за попытки что-то изменить мои ночные гости мучили меня сильнее. Я понимала, что даже в книгах нет такой необходимости носить с собой массу защитных символов, порой даже разных течений и школ. Скандинавские и славянские руны, тибетские знаки, арабские символы, мантры, сутры, заклинания. Я стала походить на ведьму, мне не хватало разве что сушеной куриной лапки и черепа козла. Над кроватью у меня висело несколько ловцов снов и еще какие-то странные обереги, коврики, четки, камешки, коробочки. Воспитателям и коменданту общежития я объясняла, что просто коллекционирую все эти вещи, что духов я не вызываю, к сатанистам не имею никакого отношения, просто мне это все нравится.

Хуже было, что многие девочки из соседних комнат, смежных блоков не удовлетворялись моим объяснениям. Им было любопытно, они копировали мое «пристрастие», увлекались всерьез оккультизмом, некоторые даже пытались приносить какие-то жертвы, резать себе руки, ходить на кладбища. Я много беседовала с этими девочками, объясняла им, что они занимаются ерундой, читала в их сердце, подбирала слова, рылась у них в голове в поисках переключателя. Мне удавалось отговорить одних девочек, но на место них приходили другие. Это отнимало время. Но меня утешало лишь то, что количество этих девочек, страждущих примерить на себя личину «магии», не бесконечно. Поэтому в какой-то момент проблема приутихла, но стоила мне большой потери сил. Спать снова было очень тяжело.