Омуты и отмели

Евгения Перова, 2017

«Омуты и отмели» – третий роман Евгении Перовой из цикла «Круги по воде», в котором рассказывается о судьбах Марины и Алексея Злотниковых. Тяжелые испытания выпадают на долю их семьи: пожар, болезнь Алексея, депрессия Марины, скандалы и разбирательства со взрослыми детьми и друзьями. Марина обращается в прошлое и пытается выяснить историю своих родителей. Удастся ли ей справиться с собственным кризисом и помочь молодому поколению в их душевных метаниях?

Часть 2

Пожар

День клонился к вечеру, скоро должно было совсем стемнеть, но небо светилось тусклым оранжевым отблеском приближающихся пожаров. А в воздухе висела мелкая, нагоняемая ветром копоть. Под навес потихоньку сползались «колхозники» — усталые, грязные и мокрые от пота. Они сделали уже очень много: опахали деревню и, насколько смогли, расчистили часть леса вокруг: вырубили подлесок, выжгли хвойную подстилку; подготовили помпы, убрали подальше все огнеопасное, устроили около реки загон для скотины — куры, поросенок и козы были в безопасности. Правда, поросенку пришлось надеть шлейку, и Муся следила, чтобы он не запутался в поводке, потому что шустрый Кузя всё норовил подрыться под ограду и сбежать на волю. Загон сначала хотели устроить на том берегу, и даже соорудили на скорую руку земляную лестницу, а то уж больно крутой подъем, но потом передумали, представив, каково это будет — тащить туда коз и поросенка. А лестница — ничего, потом пригодится. Шарик же пока так и бегал за Семенычем по деревне. «Потом ужо привяжу, не до тебя», — ворчал хозяин. На кошек пришлось махнуть рукой: пусть сами думают, не привязывать же всех. Да поди отлови их для начала! Но самой большой проблемой оказалась бабка Марфа — ее дом ближе всех стоял к лесу. Долго ломали голову, куда ее переправить, потом решили — к Анатолию. Там безопасней всего, и к реке ближе. Марфу посадили на стул, и Леший с Анатолием отнесли причитающую старуху на новое место — под истерический лай Шарика.

— Да привяжи ты его к чертовой матери! А то пристрелю на хрен! — заорал красный от жары и натуги Анатолий, а Семеныч насупился:

— Пристрелю… Не твоя животная. Шарик, пойдем, милай, пойдем. А то ишь — пристрелю…

Отдышавшись, Анатолий спросил, глядя на крышу своего дома:

— А что с солнечными батареями-то делать? Снимать, что ли, а? Мить, ты как думаешь?

— Я бы убрал, дядя Толя. Мало ли что. Мы снимем с Ванькой!

— Вы только поосторожней, не свалитесь. Лестница там, за домом.

Анатолий переглянулся с Мариной: вроде бы помягчел паренек-то. Собравшись за ужином — впрочем, от жары и усталости и есть-то особенно не хотелось, — в который раз обсуждали порядок действий: кто за что отвечает, кто куда бежит и кто кого слушается. Диспозицию распланировал Анатолий — он был главным, и все это понимали. Потом Марина, оглядев всех «бойцов», сказала:

— Я хотела присматривать за всеми. Но боюсь, не получится. Поэтому я сразу предупреждаю: я смотрю только за Алексеем и детьми. Если моя помощь будет нужна кому из взрослых — зовите. Не обязательно подходить ко мне или кричать, просто мысленно позовите, хорошо? Лёш, а ты смотри тоже, если что увидишь, сразу мне сообщай, ладно? И вы, дети! Так будет… будет проще… и… и надежней…

Марина вдруг нахмурилась и прислушалась.

— Что? Что ты видишь? Огонь?

— Да нет. Едет кто-то.

— Едет?

Мысленным взором Марина видела приближающийся внедорожник — кто же это? По такой дороге. Горело уже совсем на подступах к деревне, она знала.

— Боже мой, — медленно произнесла Марина и посмотрела сначала на Толю, потом на Юлю с Митей: — Это Кира и Аркаша!

Взрослые переглянулись, и Марина подумала, что паникер Аркаша тут совсем лишний. Да и Кира… Что это вдруг? Странно. Марина не видела Киру уже лет пять, а то и больше, но часто о ней думала. Марина знала, что в душе Киры зло постоянно борется с добром, и чаще всего побеждает именно зло. Несколько раз Марина пыталась как-то помочь, настроить на другой лад душевный мир Киры, но получалось плохо. Может быть, потому, что Марина так и не простила Киру, когда-то соблазнившую ее мужа. И себя простить не могла — за то, что однажды чуть не убила Киру под влиянием ревности, в аффекте. Вот и сейчас Марина невольно насторожилась и покосилась на Лёшку, который мрачно нахмурился, услышав имя Киры. Подъехавший минут через двадцать джип встречали только Марина с Анатолием — машина резко затормозила, и Кира, которая была за рулем, выскочила первой:

— А вот и мы! Не ждали?

Машина была вся в копоти, даже слегка дымилась, заднее стекло треснуло, а на крыше виднелась большая вмятина.

— Что с машиной? — мрачно спросил Анатолий, который не ждал ничего хорошего от приезда блудной дочери.

— А, это на нас дерево упало. Ерунда.

Глаза у Киры сияли, и хотя Марина по-прежнему не могла преодолеть ее защитный барьер, она все же чувствовала какую-то теплую волну. Тут из машины выпал Аркаша. И так и остался лежать рядом совершенно белый. Марина подошла.

— Да все с ним нормально. Обделался со страху, только и всего. Сейчас.

Кира схватила ведро, стоявшее под навесом, зачерпнула воды в бочке и вылила на Аркашу. Тот очнулся, сел, и стал таращить на всех испуганные глаза.

— Ну вот. Вставай, козлик. Шевелись. Не на курорт приехал.

Анатолий помог Аркаше подняться, а Марина положила руку ему на лоб — он было дернулся, но потом вздохнул глубоко и слегка порозовел.

— Иди, Аркадий, под навес, кваску выпей, полегчает, — Анатолий проводил его сумрачным взглядом и обратился к дочери:

— Зачем ты приехала?

— А ты не рад?

— Не особенно. Тут тебе не Монте-Карло.

— Я в курсе.

Марина молча смотрела на Киру, а та старательно делала вид, что не замечает ее взгляда. Но когда Анатолий, махнув рукой, ушел, повернулась к Марине:

— Ты тоже мне не рада?

Марина пожала плечами:

— Смотря зачем ты приехала.

— Не волнуйся, я не собираюсь приставать к Алексею.

— Я надеюсь. Я тебя ни о чем не прошу, но просто хочу, чтобы ты знала: у Лёши недавно был сердечный приступ. И если… из-за тебя… это повторится…

От жесткого взгляда Марины Кира поежилась и отступила на шаг:

— Нет. Из-за меня — нет.

— Здесь будет очень жарко, понимаешь? Во всех смыслах. Это не игра. И я не хочу тратить все свои силы на тебя, вместо того чтобы…

— Марина, я… Я понимаю. Я…

Они смотрели друг другу в глаза.

Марина знала, что Кира читает ее мысли — да она и не скрывала. Ей вдруг показалось, что и Кира готова открыться. Но та опустила голову, повернулась и пошла прочь.

— Кира, если тебе нужна моя помощь…

Та замерла.

— Ты же знаешь, я всегда готова…

Кира обернулась и еще раз взглянула Марине в глаза — этот взгляд Марина долго вспоминала, столько было в нем безнадежной тоски и отчаяния. Однако Кира усмехнулась довольно ядовито и насмешливо произнесла:

— Что, ты никогда не сдаешься?

— Кира, послушай. Давай поговорим.

— Времени нет. Ты разве не чувствуешь — время кончилось?! А, гори оно все огнем! — и Кира побежала к машине. — Митя! Митя, помоги машину разгрузить! Я там привезла кое-что!

Митя свернул к машине, и в ту же секунду истошно закричал Семеныч, который дежурил на краю деревни:

— Горит! Горит!

Кто-то с силой заколотил в гонг, и Марина, забыв о Кире, лихорадочно заметалась внутренним взором по деревне: «Где Леший? Муся? Ванька? Где все?!» Все были на местах — не зря же их натаскивал Анатолий. И Марина, стараясь не упускать из виду никого, тоже пошла на свое место — рядом с Лёшкой. Вроде бы он был в норме, но Марина на всякий случай немножко поддерживала его. Она чувствовала необыкновенный подъем сил и видела всю картину сразу, причем как бы слегка забегая вперед — на минуту или две; кожей ощущала направление ветра и понимала, куда движется огонь, постепенно окружавший их полукольцом — сосны казались совершенно черными на фоне зарева. «Так вот зачем! — подумала Марина. — Вот зачем дана мне сила!» Все ее страхи и неуверенность исчезли — сама стихия огня питала ее энергией, и Марина поняла, что сможет выдержать все — что бы оно ни было. Совсем стемнело, все заволокло дымом, а пожар только ослеплял, не прибавляя света. Мимо еле успевшей отскочить Марины с ревом промчался внедорожник Киры — она отгоняла машину поближе к реке. Марина крикнула Анатолию:

— Толя, сейчас дом Марфы загорится!

Анатолий развернул шланг и закричал Мите:

— Давай включай!

Сильный порыв ветра как раз принес на кровлю дома какие-то горящие клочья, и сильная струя воды тут же их сбила, но зато загорелся забор у дома Илларии, потом вспыхнула крыша сарая Семеныча…

Потом, когда все закончилось, никто из них не смог восстановить в памяти полную картину происходящего — всё распадалось на множество фрагментов, разрозненных кусочков, не совпадающих пазлов: Анатолий и Лёшка со шлангами, из которых хлещут тугие струи воды; Семеныч и Митя, растаскивающие головешки сгоревшего сарая; Кира, плещущая из ведра на Ваньку, у которого задымились вдруг джинсы; испуганная Иллария на крыльце дома Анатолия; мокрый с ног до головы Аркаша, с трудом удерживающий шланг; Муся, бегающая по берегу за Кузей, который все-таки вырвался на свободу, истеричное блеяние перепуганных коз и лай охрипшего Шарика…

Марина напряженно следила за происходящим и особенно пристально за Алексеем: она словно все время держала его за руку, проверяя пульс. И за Кирой, но та держала слово и не приближалась к Лёшке, даже не попадала в поле его зрения, зато все время лезла в самые опасные места, словно нарочно. А может, и правда — нарочно? Один раз Марина даже придержала ее силой и уловила вспышку ярости: «Оставь меня!»

Сколько это длилось? Несколько часов? Несколько суток? Время словно остановилось — оно не имело значения, важен был только огонь, который постепенно стал уставать. Только тогда и люди почувствовали, что смертельно устали. Они замерли, боясь поверить, что все самое страшное позади — неужели выстояли?! В лесу еще что-то вспыхивало, взметая снопы искр, что-то рушилось с грохотом, но главный огонь иссяк, задохнувшись. Черные от копоти, потные, все в ожогах и ссадинах, они тяжело дышали и сами постепенно остывали, как облитые водой головешки. Марина огляделась — ну что ж, все могло быть и хуже. Сгорела пара сараев, верхняя башенка на тереме — туда не доставала вода из шланга. И часть дома Марфы, как ни старались мужики, спасти не удалось.

— Да-а, — сказал Семен Семеныч, хлопая себя по карманам — во рту у него торчала неведомо откуда взявшаяся сигаретка. — Да-а… Мужики, огоньку нету ни у кого?

— Чего тебе? — спросил Толя и захохотал. — Огоньку?!

— Ну, прикурить… Огоньку бы…

— Тебе огня мало было? — Леший тоже засмеялся, за ним и остальные. А Семен Семеныч все не понимал и только моргал обожженно — глаза на закопченной физиономии светились, как два голубых окошка. Мужики же хохотали до слез, не в силах остановиться, наконец засмеялся и сам Семеныч, да так, что сел на землю и замахал руками: «Огоньку… мало… ах-ха-ха-ха!»

— Лёшка-а! — вдруг страшно закричала Марина.

Обернувшись на ее крик, все увидели, как медленно-медленно стал клониться набок Алексей. Марина побежала к нему со всех ног. Алексей упал ей на руки, но улыбка еще жила на его мертвом лице…

Рванув рубашку, Марина опустила обе руки ему на грудь и ударила всей своей силой, запуская остановившееся сердце. Леший дернулся, как от удара током, и сердце пошло — нехотя, запинаясь, то торопясь, то замедляя ход. Марина села рядом, держа одну руку у него на груди, а другой прижимая к своему сердцу руку Алексея.

— Лёша! Лёша! Лёша! — кричала она сорванным, хриплым голосом. — Не уходи! Лёша, не уходи, Лёша, Лёша…

Потом подняла голову:

— Толя? Ты где? Толя!

— Я здесь. — Анатолий встал так, чтобы Марина его увидела. — Я вот он.

— Толя. — Марина глядела на него сухими, черными от горя глазами. — Толя, у Лёшки инфаркт. Я его держу, больше ничего не могу. Я не знаю, насколько меня хватит. Срочно нужна реанимация, срочно! Я не знаю, что делать, Толя, я не знаю, сами мы его не довезем, он не перенесет, да и куда везти. А дорога какая! Толя, ты все можешь, я знаю, сделай что-нибудь, Толя.

Он смотрел на Марину и понимал — когда у нее кончатся силы, она просто ляжет рядом со своим Лёшкой и умрет. И все. Вынув из кармана телефон, Анатолий побежал к реке — там сигнал был лучше.

— Дети! Муся, Ваня, говорите с отцом!

Первой поняла Муся — встала рядом на колени и так же, как мать, прижала руку Лешего к своему сердцу:

— Папа, папочка! Папа, прости меня! Папа, не умирай!

Ваня обнял сестру, уткнулся ей в плечо и тоже шептал потрескавшимися губами:

— Папа… папа…

«На одну секунду! — думала Марина. — На одну секунду я расслабилась, отпустила его, и вот!» Марина видела Лёшку, зависшего в пульсирующем светом пространстве — она держала его всей силой своей любви, и Муся держала, и Ваня, и Иллария Кирилловна, которая часто крестилась и шептала молитву, и Семеныч, тихо матерившийся со слезами на глазах, и Юля, и Митя, и Анатолий, и даже Аркаша.

— Марина, чем помочь? — спросила Юля.

— Под голову ему что-нибудь положите, невысокое. Воды дайте! Мне попить и лицо обтереть…

— Я принесу! — Митя помчался за водой.

— Мама, мамочка! Может, тебе лучше лечь рядом, а то ноги затекут!

— Муся, я усну тогда. Мне спать нельзя. Следи, чтобы я не заснула.

— Может, кофе? Там оставался! Я принесу. — И Аркаша ушел за термосом.

Кира поднималась от реки, где умывалась, и столкнулась с отцом, орущим что-то по телефону, он махнул ей рукой в направлении деревни, тут она наконец увидела людей, окружавших лежащего на земле Лешего, и побежала. Немного не добежав, она споткнулась, упала и проползла уже на коленях. Когда доползла, обняла Марину за плечи, и та вдруг почувствовала такую волну любви и сострадания, что сила ее удвоилась: теперь они справятся, продержатся!

Вернулся Анатолий:

— Марин, я дозвонился, тут рядом вертолет МЧС, они будут минут через пятнадцать.

— Ты сказал, что инфаркт?

— Сказал.

— Хорошо. Пятнадцать минут я продержусь. Даже полчаса. Дети, сейчас прилетит вертолет, я уеду с отцом. Теперь все будет хорошо, слышите? Поняли? Я на вас надеюсь. Юля, ты…

— Марин, мы справимся.

Марина закрыла глаза и сосредоточилась на Лёшке. Вспомнила, как во время их страшного разлада твердила про себя строчки песни Максима Леонидова: «Если он уйдет, это навсегда! Только не дай ему уйти!» — «Не дам! — подумала она. — Ни за что!»

— Мама! — вдруг воскликнула Муся. — Мама, смотри!

Лёшка приоткрыл глаза — мутные, красные — и тихо произнес, еле шевеля губами:

— Что ты… кричишь так…

Господи, очнулся!

— Как ты, милый?

— Боль… Больно…

— Сейчас. Потерпи немножко, сейчас. Не уходи. Любимый мой, желанный, счастье мое, свет мой, радость моя, единственный мой! Лёша…

Прилетел вертолет, молодой врач, пригибаясь под метущими ветром лопастями, побежал к ним. Марина вздохнула с облегчением.

— Теперь отойдите все немножко. Кира, вставай! Спасибо тебе, детка.

Анатолий поднял Киру — ноги ее плохо слушались — и поцеловал: «Доченька моя». Кира заплакала навзрыд, уткнувшись ему в грудь. Врач с удивлением посмотрел на Марину, потом осторожно сказал:

— Вы руку уберите, я его послушаю.

— У него инфаркт. Сколько времени прошло, как упал?

— Полчаса где-то, — ответил Анатолий. — Максимум, минут сорок.

— Инфаркт на фоне гипертонического криза. Давление очень высокое было, за двести, я думаю. Сейчас я снизила. Делайте что нужно! — сказала Марина.

— Послушайте… — начал было врач. Но Марина его перебила:

— Некогда мне вам объяснять, боже ж ты мой! Саша, да? Саша, я знаю — вы с утра не ели, разбили коленку, мама вам звонила уже пятнадцать раз, вашу девушку зовут Ксюша, что еще вам сказать, чтобы вы мне поверили? Вы боитесь летать на вертолете, но вы хороший врач!

— Вы что… вы экстрасенс?

— Да, да! Я веду его. Теперь вы. Давайте! Ну!

Врач раскрыл чемоданчик, достал шприцы, ампулы, стал колоть — сначала внутривенно, потом в живот, объясняя Марине:

— Это гепарин и плавикс — антикоагулянт.

— Больно, — сказал Леший, снова открыв глаза.

— Сейчас, — и врач всадил еще кубик морфия.

До вертолета Леший дошел на своих ногах, хотя и с трудом — преодолевая слабость и жгучую боль за грудиной. Анатолий помогал, а Марина держала мужа за руку. Она влезла на борт, оглянулась:

— Мы полетели. Держитесь тут. Дети, все будет хорошо, не бойтесь.

— Мама, возьми меня! — закричала Муся. — Возьми, пожалуйста!

— Нет. Тебе с нами не надо! Слушайтесь Анатолия и Юлю, вы поняли?

И вертолет взлетел.

Областная больница надолго запомнила явление в ее стенах Злотниковых — а потом и Свешникова. Это была самая обычная больница, каких много в России, и в ней всего хватало: и хороших врачей, и злобных медсестер, замученных непрерывным потоком больных, постоянным безденежьем и текучкой кадров. Кардиологическое отделение там было одно из лучших в области, это и решило дело. Марина никогда еще не чувствовала себя такой сосредоточенной и сильной — словно стальной клинок, она разила прямо в цель. Их приняли без звука, хотя документов не было никаких — Лешего, опять потерявшего сознание, положили в отдельную палату, а сестры и врачи сразу забегали вокруг него: тут же сделали кардиограмму, взяли анализы и поставили капельницы. Марина убедилась, что Лёшка стабилен, и отправилась к главврачу, который слегка удивился, увидев входящую в кабинет растрепанную и перемазанную сажей женщину в грязной майке и рваных, а местами даже обгорелых джинсах. Марина села, мгновенно «просканировала» сидящего напротив человека — он держал в руке кружку с кофе — и сказала:

— Здравствуйте, Виталий Петрович! Надеюсь, мы с вами найдем взаимопонимание. Только что к вам поступил с инфарктом мой муж. Документов у нас нет никаких, мы прямо с пожара — вы видите. Я буду с мужем и днем, и ночью. Можно поставить в палату какую-нибудь раскладушку, если есть. Если нет, я куплю. Мне хотелось бы срочный консилиум, чтобы я знала, как обстоят дела и что нужно: операция, лекарства, медоборудование. Завтра приедет мой брат, он за все заплатит. Сегодня просто не успеет. Я прошу вас разрешить мне все это и довести ваше разрешение до сведения персонала, чтобы мне не чинили препятствий. Мне некогда отвлекаться еще и на всякие бесконечные урегулирования. Я могла бы заставить вас, но не хочется зря тратить силы, когда можно договориться. И я бы тоже выпила кофе.

— Послушайте! Вы что себе позволяете?! Вы кто такая?!

— Я Марина Сергеевна Злотникова. Поставьте, пожалуйста, чашку на стол. Нет, допейте сначала. И на самый край. Спасибо.

Чашка взорвалась и рассыпалась осколками.

— Ну вот, сразу легче стало. Я ведьма. Экстрасенс, если вам так понятнее. Ну, например: у вас вырезан аппендицит и вы хуже слышите левым ухом. Еще могу рассказать все о вашей сексуальной жизни, начиная с потери невинности в пятнадцать лет и до вашей последней любовницы, которую зовут Валечка. А вот и кофе, очень кстати!

Вошла секретарша с подносиком — чашка кофе и тарелочка с печеньем.

— Спасибо, Валечка! Вы не могли бы найти для меня еще комплект одежды? Халат или что-нибудь с брюками?

— Конечно, Марина Сергеевна! — И Валечка упорхнула.

Марина пила кофе, Виталий Петрович еще какое-то время недоуменно таращился на нее, потом откашлялся и наконец выдавил:

— Э-э-э-э…

— Да не волнуйтесь вы так. Ваша жена ничего не узнает, мне, в общем-то, наплевать. Меня волнует только мой муж. Конечно, мы поможем вам по мере сил и деньгами, и оборудованием. И я, чем могу. А я умею не только чашки бить.

Вошла Валечка и, мило улыбнувшись, положила на стул целлофановую упаковку с бледно-зеленым медицинским комплектом: брюки, блуза и шапочка, а на пол поставила белые шлепанцы.

— Вот.

— Спасибо, деточка. Потом покажете, где можно принять душ, хорошо? Ну что, Виталий Петрович, мы с вами договорились?

Леший очнулся и не сразу понял, где он, потом сообразил, что в больнице. Он лежал как-то очень высоко, с толстым катетером в вене, к которому был прикреплен пластиковый резервуар с воткнутыми иглами от капельниц и шприцев. Марина сидела рядом и держала Лешего за руку, посматривая время от времени на монитор в головах кровати, на котором чередовались зеленые цифры и волны.

— Как ты себя чувствуешь, милый?

— Странно. Инфаркт, что ли?

— Ну да. Тебе провели тромболизинг, но не очень помогло. Нужна операция. Все обойдется, я с тобой. Все будет хорошо!

Марина не стала ему говорить, что нужна не просто операция, но и неимоверно дорогущие стенты. Она позвонила Анатолию, тот крякнул:

— Ничего себе! Да, дешевле быть здоровым, точно!

— Толь, ты сможешь оплатить? Мы потом…

— Марин, не вопрос. И ни о каких «потом» я слышать не хочу, поняла? Я просто подумал, а как же те люди, у которых таких деньжищ нет? Им что — помирать?

— Да есть какая-то квота, но мы же не местные! В Москве ему бы, наверное, и бесплатно сделали бы, не знаю. Но до Москвы мы не доедем.

— Понятно.

Анатолий приехал на следующий день, привез документы, деньги и Мусю, жалобно глядевшую на мать.

— Толя, зачем ты ее-то взял?

— Мамочка, можно я с тобой буду? Я хочу помогать.

— Марин, да пусть поможет. А то только переживает зря. Я ей номер снял в гостинице, а днем будет приходить, ничего. Она справится.

— Справится, — Марина была настроена сурово. — Муся, если ты собираешься сидеть тут и слезы лить, лучше уезжай. А нет — так будешь все делать, что скажу.

— Я буду! Все-все! Можно мне к папе?

— Иди, только не смей реветь! Не волнуй отца. Я сейчас приду.

— Ну что, вроде бы все? — сказал, поднимаясь, Анатолий. — Я распоряжусь, деньги сегодня же перечислят. Так, это я сказал, об этом предупредил…

Конец ознакомительного фрагмента.