Теперь и навсегда

Евгения Николова

Двуязычная книга на русском и болгарском языках. Повесть понравится любителям психологизма, ценителям развернутых природных описаний, гармонирующих с душевным состоянием героев, и тем, кому нравится кинематографический подход к повествованию.

3

Александра сначала не увидела его или не сразу это поняла. Она только почувствовала, как что-то сильно толкнуло её, горячая волна поднялась из груди, залила лицо, кровь шумела в ушах. Лишь тогда увидела его и потом больше никого не видела… кроме него. И опять та же самая слабость в коленях и опять властная, покоряющая сила подкосила ноги. Отчаянным усилием она еле удержалась на ногах, оцепеневшей, однако гордой, a eй хотелось плакать, только плакать — долго, безутешно, до истощения…

Никто этого так и не понял.

Сегодня в очередной раз управляющий имением Лавров привёл на традиционный обед в Подгорное нового человека. По поручению старого графа, он был обязан находить и приводить сюда новых людей, чтобы дамы не ощущали нехватку разнообразного московского общества. Здесь в захолустье, это было тяжёлое, почти невыполнимое задание и часто за стол графа садились мелкие буржуа, поставщики и торговцы. Александра не верила своим глазам — Сергей стоял перед ней, улыбался только глазами, сдержанно представился. Она стояла перед ним, опять вся в белом, но в этот раз в кружевах и брильянтах, гордая, сознающая блеск своей красоты. Стояла бледная и безмолвная, как фарфоровая фигурка на роскошной скатерти. Стояла недосягаемая, далёкая, но он никак не показал своего изумления, вёл себя весело, был разговорчив и очень понравился скучающим дамам и больше всего графу. Сергей смотрел на неё, не стесняясь, он любовался ей и удивлялся — разве эти аккуратно уложенные, высоко поднятые, тёмные кудри те — же самые, что он накручивал на свои пальцы? Глядя на её сдержанную любезность, слыша её короткие высказывания, он отвечал себе на вопрос той ночи: «Нет, это невозможно, она не была моей, она никому не может принадлежать.»

И вдруг она бросала на него умоляющий взгляд, с нежностью, с отчаянием, как будто просила не смотреть на неё, не мучать её своим взглядом. За несколько секунд её глаза наливались слезами и проблёскивали зелёными и карими нюансами, и он знал, что эти слёзы из — за него и смущенно уводил взгляд в сторону и ему было жаль её, но вместе с этим как-то сладко, приятно. И снова, в один миг, глаза её высыхали и снова холодная гордость, даже неприязнь, выражало её лицо. Это был гнев, ярость к самой себе, болезненная, бессильная ярость к любви, с которой не могла больше бороться. Она была не в силах, опустошённая, как раненой во многих местах косуле, ей оставалось только одно — безмолвно, большими, влажными глазами просить о скорой смерти. Когда садились за стол, он прошёл мимо нее и прошептал ей в ухо: “ В том же месте, сегодня вечером, приходи.»

Она вздрогнула, покраснела, жизнь вернулась к ней. В тот день Александра казалась всем особенно обаятельной.

* * *

Тысячи звёзд металлическим блеском отражались в зеркальную поверхность пруда. На тёмном встречном берегу грустные ивы безмолвно опускали ветви в неподвижную воду. Было тихо, необычайно тихо, страшно. Они сидели на крутом берегу, говорили еле слышно, почти шептали.

— Посмотри, Саня, я тебе кольцо сделал, было дерево такое у того шалаша. — Он надел на ее безымянный палец деревянное кольцо с искусно сделанной резьбой из старинных завитушек.

— Я тебя уведу далеко, далеко в леса, там тебе построю дом, знаю как — с цветными грядками, с садом. Там будешь только моею! Хочешь, Саня?

Александра положила голову на его плечо, зажмурила глаза — чёрные деревья резко выделялись своими очертаниями на необыкновенном звёздном небе. Сквозь прижмуренные ресницы она будто видела там, вдалеке, деревянный дом в лесу, с грядками цветов, с кружевными занавесками на окнах. Еле слышно она вымолвила:

— Я и теперь твоя, Сергей. Я твоя жена навсегда. Растопырила пальцы, всмотрелась в кольцо, её маленькая, белая рука выделялась ярко на фоне чёрного неба.

— Ты моя жена только здесь, в этой роще, только передо мной, только в эту ночь. Только здесь и только с этим кольцом нам можно венчаться, Саня. — Голос его как-то стал глухим. Александра смотрела на кольцо и дальше начало уходить, растаивать видение с домиком, а было близко, ей хотелось протянуть руку, прикоснуться к нему, уже представляла себе, как выдут тайком из дома, как понесутся туда, далеко, далеко — вдвоём. Но не смогла уловить видение, как тоненькая прозрачная мгла растаял между пальцами, исчез лесной домик. Страшной силой налетела, свалилась вдруг тяжёлая, тягостная реальность — она поняла, что счастье далеко и недостижимо. Чувство ужасной, невыносимой невозможности пронзило её полностью. Не было на этом свете места, даже и в самом глубоком лесу, где она могла быть его женой, кроме в её душе, которая всё равно обречена ему. Не венчальное, обручальное было это кольцо и другого у неё никогда больше не будет. Александра ожесточённо вонзала ногти в мягкую почву, с болью, со сжатыми зубами сказала:

— Я обещала, Сергей, я должна…

Сергей резко встал, схватил её за плечи, поднял, грубым движением притянул к себе, вздохнул шумно и сквозь зубы сказал:

— У меня тоже обязанности, ты же знаешь — я не один, от меня зависят… — Схватил её за руки, выше локтей, встряхнул её, их лица были так близко, губы едва не прикоснулись. Она ощущала его горячее дыхание и вместе с этим — морозящий холод его взгляда. Его синие глаза стали стеклянными, непроницаемыми, смогла скользнуть взглядом только по их поверхности. Тихо, медленно, прямо в лицо, Сергей сказал ей:

— Я могу забрать тебя силой, Александра. На коне увезу тебя в сотни вёрст отсюда, никто тебя не найдёт, ни братья, ни князь, никто! — Сергей даже не моргнул глазами. Вдруг, будто что — то треснуло в нём, он на мгновенье стал мягче, но всё ещё сжимал сильно, не сознавая, её руки выше локтей:

— Саня, ты меня любишь? Иди со мной, этой ночью, сейчас! Я тебя уведу далеко. Саня?

Губы её задрожали, словно безмолвно отвечали: «Да, возьми меня!», то же самое говорили и её глаза, но голос, который ответил — это не был её голос, а чужой, плачущий и умоляющий — исполнил его ещё большим ожесточением:

— Серёжа, отпусти меня, мне больно…

Противным и жалким казался ему этот голос и её взгляд, наполненный покорной просьбой и сожалением. Он яростно оттолкнул её от себя, она пошатнулась назад и быстро пошла к лошадям. Сев на свою, она погнала ее через лес, все время нервно ударяя ее в бока тапочками, а когда вышла из леса, бешено помчалась через долину к Подгорному. Капюшон опустился с головы, волосы распустились в беспорядке, степной ветер хлестал, не щадя её лицо. Сергей злостно сломал ветку и рассекая ею воздух, пошёл через лес пешком.

* * *

Задыхающаяся, красная от езды и от тайного проникновения в дом, Александра лежала в постели не раздевшись и не мигая, смотрела в потолок. На скамейке тихо похрапывала Настя. Лежала так, неподвижно, пока в высоком окне, небо начало бледнеть. Встала, устало оперлась на карниз локтями, жадно вдохнула, направила глаза туда, вдаль, к реке. Где-то над рощами она увидела огненное зарево. Густой, чёрный дым ползал вверх, окутывал зарю.

— Настя, вставай, пожар, Настя!

Толстенькая Настя, сонная, поднялась, зевнула, подошла к окну.

— Ну, барышня, кажется, это где-то ближе к лугам, не видно его. Не дай бог, чтобы шалаш у косарей горел!

Перекрестилась и снова сунулась в свою постель на скамейке. Александра долго смотрела на пожар, огненные отблески блестели, отражались в её глаза, что — то сгорало в её душе, как будто жаркий круг сжимал грудь.

Не спустилась на завтрак, голова у неё тяжелая, а уже третий раз присылали звать её. Наконец поднялась с постели. Невыспавшаяся, непричёсанная, одетая в том же самом, в чём была вчера, она медленно, с трудом спустилась по большой лестнице. Сразу её встретил Митя, младший брат, покрасневший от восторга и увлёк её вниз.

— Сашенька, да что ты ещё спишь? Такие дела, Саша! Война! Мобилизация! Созывают ополчение! Наконец-то война с французами!

— Война, какая война, а что с пожаром?

Конец ознакомительного фрагмента.