Небо молчаливое

Евгения Мулева, 2021

Небо молчаливое Верны ядовито и опасно. Когда-то здесь была процветающая колония, теперь же царит запустение. Редкие дирижабли курсируют между воздушными станциями-городами.Некогда великий герой молодой генерал Константин Кесаев проигрывает морскую кампанию, он не смог оправдать надежд отца. По его вине страна потеряла залив. Героя ссылают на Верну. Волей случая Константин подает на исследовательский корабль, которым управляют чокнутая ведьма, хмурый доктор и вор. Сможет ли он выжить в мире ядовитых облаков и прогорклой памяти?

Глава 3

лазурный лоскуток

I

Буря шла с севера. «Третья», — окрестил её Фет. Константин в Вернских классификациях пока что не смыслил и потому понятия не имел, третья — это совсем конец или так около. По тону доктора разобрать чего-либо было невозможно. Угрюмый и какой-то каменный Фет начал подбешивать его.

Корабль трясло и качало. «Такую громадину, — думал Константин. — Что ж там за буря? Третья», — вертел он, ясней не становилось. Он отошёл к дальней стене и встал там. Капитан! Девка из кресла выгнала. Какой же он капитан?

— Иди в машинное, — скомандовала Эмма, не ему, на него она совсем внимания не обращала, ну уж точно не больше чем на дверь. Да и командовала тихо, можно просто сделать вид, что не расслышал. Она всё делала тихо, будто нарочно. Ей так и хотелось добавить громкости. — Я не смогу там.

— Там же… — начал Луи.

— Идём, — дёрнул его Фет.

Пацан уходить не хотел, он сам рвался за штурвал, рвался и не рвался одновременно. «Боится», — понял Константин. И сам он сам боялся. Не за себя. Умирать почему-то стало не страшно, а вот ошибиться, подвести ещё и их. Ещё раз. Ну теперь-то его ссылать некуда. Что у нас дальше Верны? Тюрьма? Расстрел.

— Третья — это нестрашно, — кивнул ему доктор, уходя.

— Да подумаешь, — хмыкнула Эмма. — Что паникуем тогда? — она нажала что-то и корабль выровнялся.

— Кто паникует? — возмутился Фет.

— Идём, — дёрнул его Луи.

Константин хмыкнул. Забавно смотрятся.

— Эй, капитан, — окликнула ведьма. Не зовёт — издевается. — Подойди, не бойся. Ты вообще за штурвалом стоял?

— Сидел.

— Вертолёты? Истребители?

— У отца был частный самолёт.

— Недурно, — усмехнулась ведьма. — Здесь проще. Куда, — она дёрнулась, — чёрт…

Корабль повело в сторону. В сторону расцвеченного красным лохматого вихря.

— А если ну… рухнем?

— Куда ему рухать? Луи! — крикнула она в рацию. — Три к четвёртому.

— Ключ? — раздался удивлённый голос.

— Разводной, — шикнула Эмма. — Нет.

— А-а понял.

А Константин нет.

***

Корабль делится на пять отсеков, это Константин уже выучил: рубка, жилое, лаборатория, машинное и грузовое, а надо всем кубометры воздуха под толстой тефлоновой шкурой. В лаборатории Константин ещё не был, а вот машинное успел невзлюбить.

На самом деле он не любил корабли, с детства, наверное, и потому старался всячески их избегать: непрекращающаяся качка, тесное железное убранство, одни и те же люди изо дня в день, месяцами, дешевая еда, от которой первое время совсем воротило, и ничего кроме моря, совершенная беспомощность.

Морские и океанские побережья не были главным богатством Тирхи, основной доход страна получала из экспорта природных ископаемых. В южных штольнях у хребта Погасших гор добывали алмазы, на западе качали нефть, на севере среди полосы подмёрзших болот все ещё давали железо оскудевшие рудники. А море? Ну море и море. Где-то у Сальных берегов мудрёные «водяные мельницы» обращали волны в электричество. Нет, корабли он совсем не любил, и, кстати, яхты тоже. Другое дело самолёты! Но жизнь на борту дирижабля напоминала больше плавание, чем полёт, и еда здесь была такая же скудная и резиновая, только что каюта попросторней.

Свою каюту Константин решил обустроить под себя, насколько это оказалось возможным. Для начала он с каким-то нелепым стыдом умыкнул, ну нет, позаимствовал из машинного ящик с инструментами, никто и не узнал, на завтра же ящик вернулся обратно, в тот же угол, распахнутый так же небрежено, Константин даже положил отвёртку ровно так, как она лежала на полу между двумя трубами. Зачем он это делал, Константин так не понял? Будто из страха. Перед Эммой? Вот вздор. В каюте он с боем отвинтил вторую койку от стены и намертво привинтил её к полу возле первой так, чтобы получилось двухместное ложе. Ложе, ага. Часа три провозился, крепя и подпиливая. Пришлось полностью срезать подпорки и привинтить их заново, но результат того стоил. На освободившееся место встал стол, взятый с позволения Фета из пустой каюты, после к нему добавилось кресло и подвесная полка. Правда, что он будет ставить на полку, Константин не знал. У него даже книг с собой не было. Прогулявшись по кораблю, Константин сумел разжиться ещё одной подушкой, он кинул её на кресло, пустой чернильницей, блокнотом и позолоченной фоторамкой пока пустой. Фотографий он с собой не брал. В большом корпоративном облаке весело двадцать пять альбомов, пересматривать которые не хотелось.

— Привет, кэп!

Константин инстинктивно повернулся на голос. «Кэп? — подумал измученно. — Ну да, — кивнул он зачем-то, — я теперь кэп». Настоящим капитанам, он слышал, полагаются ну там привилегии всякие, а не бесконечные часы грязной работы. Тело не то, что бы ныло, но как-то сдавало. Другая гравитация, другая планета и хренова туча работы, конечно, его мутит. Признаваться в этом Константин упорно не желал.

— Привет, — сказал он с улыбкой.

— Пойдём чай пить.

— А?

— Мы в тихой зоне. Повисим тут немного. Эмме нужно кое-какие данные снять. Я сейчас всё сделаю!

Капитана потеснили от «штурвала».

— У нас с Портовой, ну это станция, где тебя высадили, пирог остался. Правда он не свежий уже, но какой есть, — говорил Луи, ловко выравнивая корабль. — Всё. Можно висеть.

— А с ним не?..

— Не! — отмахнулся Луи. — Тут можно. Всем надо передохнуть.

С этим Константин не спорил. Он даже не знал, сколько дней уже капитанствует. Считать дни сменами не получалось. Не время — протухший кисель. Трижды, а может четырежды он ложился спать и не мог уснуть. Бессонница, начавшаяся ещё на Тирхе всё не отпускала.

Он опрометчиво распахнул дверь в душевую, красной заслонки у замка не было, потому Константин и не думал, что там окажется Эмма.

Он не разглядывал, но заметил, что ноги ведьмы от стоп до колен были покрыты плотным синим кружевом, точно кожа языческого многоликого божества. На востоке стены храмов расписывали такими вот полубогами-полудемонами.

— Ой, — обронил Константин. — А ты красивая.

К его немалому удивлению, ведьма не стала визжать, запахиваться в халат, не стала кричать на него, как стояла в трусах и с полотенцем, так и осталась.

— Да что ты? — насмешливо поинтересовалась ведьма, — Ты выйдешь, нет?

— Сейчас. Прости.

Он отвернулся и, потупившись, вышел. «Я б её… А она согласилась бы переспать?» — подумал с сомнением Константин и почему-то тут же устыдился собственных мыслей. Девушки охотно делили с ним постель. Им нравилось, что он с ними делает, нравилось его тело, звание нравилось и выпивка, и добрый голос, и деньги на дорогу до дома, а иногда он сам отвозил их домой на красивой служебной машине. Но та жизнь прошла. А в этой всё хлипко и бестолково.

«Нет, не согласилась бы. Она вообще похоже всё людское призирает», — решил он с горечью. Странно это было, и эти странности только распаляли интерес. А если Луи спросить? Тоже выход. Огонёк над дверью замигал и из красного стал зелёным.

— Я всё. Ванная твоя, капитан.

— Спасибо, — отозвался сбитый с толку Константин.

Нет, она не похожа ни на нормальную девушку, ни на физика. Ведьма.

— Эй, кэп, — окликнул Луи. — Идешь? — Парень поднялся. — Лимонный пирог, — повторил он.

«Откуда на Верне лимоны?» — подумал Константин и сказал, что идёт. Можно попросить её объясниться. По-хорошему. С ведьмой тоже стоит дружить. Если это возможно.

— Можно? — Константин просунулся в дверной проём. Ведьма сидела у себя на кровати, окружённая ворохом каких-то тряпок, точно в гнезде.

— Что? — бросила она недовольно.

Эмма шила! Константин встал и дверь хлопнула его по спине.

— Ой, — выдохнул он отстранённо. Всё его внимание почему-то заняла Эмма, её пальцы, быстро перепархивающие: раз стежок, два… Константин недоуменно уставился на неё и не понял, что смотрит, не понял, что так и стоит, подпирая полузакрытую дверь. Шила. Странно даже. Неужели он ни разу не видел человека с иголкой? Глупости. Сидит надменная ведьма и шьёт стежок за стежком, подумаешь! Правда? Только он стоит зачарован процессом. Ерунда.

— Ты зачем-то пришёл, — напомнила ведьма.

— Да. — Он пришёл. Определённо пришёл. Вот же стоит.

— Штаны новые ушиваю, — пояснила она как-то растерянно и даже смущено, но самую малость. — На кого их только делают?

Константин пожал плечами. Этого он не знал. Как выяснилось, он вообще мало что знает, почти ничего. Дома ведь было иначе?

— А я не умею.

— Бывает, — ведьма кивнула. — Я картошку чистить не умею.

— Да? — он удивился и попытался скрыть, и не получилось. — Разве там сложно? Я тоже не умел. — Ни разу в жизни до недавнего, он не держал ножа вот так. Ни разу, но Луи показал, как надо, и всё вышло просто. — А потом получилось! Отлично даже.

— Рада за тебя, — безучастно отозвалась Эмма. Она словно пропадала, проваливалась из этой реальности куда-то ещё. И в том куда-то было явно получше. И его явно не было. Почему так противно внутри? — Так чего?..

— Фет просит уточнить списки.

— Хорошо, — совсем тихо и серо, бесцветно совсем сказала она. Могла бы уж просто послать.

— Зайдёшь к нему?

— Зайду, — кивнула, — я же сказала.

Константин пнул дверь, и дверь его тоже пнула.

В буфете сидел один Фет. Ведьмы не было. Не ведьминское это дело с ними чай пить. Обидно как-то, да с чего бы? Радоваться напротив надо. Без ведьмы спокойнее.

— Тебе какую? — спросил Луи, протягивая три грязные ложки. Про ложки она не шутила.

— А помыть ты их не хочешь? — поинтересовался доктор, ложка у него была собственная, и он её мыл.

— Это чистые, — обиделся Луи.

Константин встревать не стал.

— Ты капитан, — она усмехнулся, — а слушаются здесь меня.

Ей, видимо, нравилось, как это звучало. Ей нравилось быть нужной и всесильной. Ведьма чёртова!

— Я бы хотел, чтобы ты перестала так ко мне относиться.

— Как так?

— Жестоко.

— Жестоко? — она вскинула бровь, оскалилась, точно дикая кошка. — Ты что-то хочешь от меня, а что я не понимаю. Лезёшь. Крутишься-крутишься павлин без хвоста. Мне это не интересно.

— Я не…

— А я не вещь. И флиртовать не хочу. — Она не наступала, а отходила. Она была сильной, но сейчас пятилась к двери. — Ты наступаешь, я огрызаюсь. Жестоко? Ну уж прости.

— Ты неправильно…

— Хватит.

— Эмма!

— Отвали, пожалуйста. Я не хочу тебе грубить.

— А я — обидеть.

Так и сидели втроём, поочерёдно ковыряя залежавшийся пирог. Константин молчал, Луи жевал, Фет перемешивал сахар ложечкой, и выходило у него это тихо, словно у старого аристократа. Мать Константина пыталась так же вышколить, но проще оказалось пить без сахара.

Константин не решился заговорить, может у них так принято? А почему это, собственно, не принято? Тем более ведьмы нет.

— Живём на одном корабле и почти не разговариваем! — возмутился Константин.

— Некогда, — пожал плечами Луи. — Нас всего четверо, а корабль большой. Трудно управиться.

— Втроём вы же как-то управлялись.

— Как-то, — усмехнулся Луи. — Я когда в забегаловке работал, времени, если, честно больше было. Но тут… как бы тебе сказать. Небо стало мне домом. Команда хорошая, да, Фет? И ты вроде как. Да?

— Не знаю, — вздохнул Константин. Небо было ему не домом, но место ссылки. — А ты чего? — обратился он к доктору.

— А я чай пью, — отмахнулся доктор. — И Луи, говорить о людях в третьем лице, когда они рядом сидят невежливо.

— Но я ж хорошее. Я так и сказал, что ты хороший!

Доктор хмыкнул.

— А Эмма где? — спросил он, отставив чашку.

— Не знаю, — Луи как-то виновато потупился. — В лабе, нет?

II

Эмма сидела в комнате уже где-то сутки, фальшивое небо с ладных дисплеев успело побуреть, порозоветь, налиться серыми грозовыми тучами, очиститься до лёгкого предночного сияния, подмигнуть растущей вернской луной, далёкой и невидимой. Эмме хотелось выть, и она ни в чём себе не отказывала. Всю первую половину злосчастного дня она плакала, потом попила воды и уснула. Нога почти не болела. Боги, да разве то рана? Так глупость! Ну, наступила на гвоздь, получила от Фета укол и долгий выговор. И то и то Эмма выдержала стойко, как солдат, с лицом совершенно несчастным, но каменным. И к себе дохромала резво, и весело буркнула в рацию, что-то про «больной-выходной». За день корабль не развалится. За два тоже. А вот сама она, как оказалась от маленького гвоздя развалилась. «Дура, — думалось горько, — смотреть надо. Смотреть», — и что-то в этих словах было очень-очень докторским. Эмма перевернулась на другой бок, чтобы фальшивых звёзд не видеть, натянула одеяло до подбородка. Верхний одеяльный краешек был весь мокрый, подушка тоже. Зараза. Придумала сама себе беды. Фальшивые звёзды так и манили своим несбыточным белым сиянием.

— Эмма, ты не права, — увещевал Фет. — Тебе нужно выговариваться. Приходи ко мне, боги, неужто так сложно прийти?

— Сложно, — буркнула Эмма. Она не умела, она терпеть не могла такие разговоры. Фет постоянно пытался… и ни черта у него не выходило. — Чья сейчас смена?

— Луи, — безразлично отозвался доктор.

— Проверить не хочешь?

Доктор закатил глаза: без меня что ли не справится? Но вслух ничего не сказал, поднялся, грозно глянул на Эмму, ведьма нагло улыбнулась, будто не про неё всё это, ох не про неё. Доктор неохотно вышел в коридор. Он вообще-то любил смотреть, как Луи ведет корабль сквозь облака. Луи за штурвалом менялся. Из вора вышел отличный пилот.

Фет не любил судить людей, оно само выходило, само. Не попишешь. Правилам нужно следовать, иначе выйдет дерьмо такое, что за жизнь не разгребёшь. Кажется, для него одного это очевидно. Даже Эмма, умнейшая Эмма местами так безответственна, не приведи небо.

— Можно я просто умру? — спросила Эмма без трагедии, без надрыва, она так спрашивала который час у собственных часов.

— Нет, — запретил Фет. — Не пугай меня, Эмм. Вспомни, кто собственником на корабль записан.

Эмма устало пожала плечами. «Вот к чёрту всё это делать — почти сказала она, — если всё равно без толку? Таблетки пить и витамины, за кораблём следить, сидеть в лаборатории. Не выходит же ни черта!».

«Надо!» — приказал Фет, он молчал, конечно, разглядывал свои обожаемые бумаги. Эмма вздохнула: надо так надо. Она не лениться, просто устала. Просто упасть бы и часов двадцать проспать.

Она тряхнула головой. Фет прав, прав конечно. Корабль институтский, она единственный представитель научной группы и так далее…

— Не могу, когда так. Как дельфин в аквариуме.

— Дельфин?

Фет как исконный житель Верны о дельфинах ничего не знал.

— Как большая рыба, только млекопитающее.

— Ты издеваешься?

Эмма улыбнулась.

— Ты отчёт просмотрела, да?

Эмма кивнула, конечно, смотрела! Что за вопросы? Смотреть она не собиралась.

— Есть замечания? В конце я не совсем точно написал, как правильно не знаю. Хотел расспросить Константина, но неудобно как-то, человек устал, перелёт хм…, а потом сразу в машинное и буря! Он даже не ел с Тирхи своей. Тирха это где?

В голове у Эммы всё плыло и мельтешило. Буря, Тирха, Константин. Какой отчёт он вообще имеет в виду?

— Мм… — протянула ведьма.

— Так есть замечания?

«Всего одно, Фет, — подумала Эмма, — зачем ты его написал?» Или это не замечание? Наверное, нет, решила Эмма и как на лекции сказала:

— Нет почти. Не значительные. Можно вшивать в систему.

Фет довольно кивнул, а потом нахмурился, а потом снова кивнул. Надо бы было всё же хотя бы пролистать.

— Точно? Давай лучше исправим на всякий?

— Не стоит, — уверила Эмма. — Хочешь я сама внесу?

Доктор вёл бортовой журнал примерно… примерно всегда, ну то есть с того момента, как основной экипаж Неба покинул Верну. Эмма ленилась: отчёты, по её мнению, были тупой тратой времени и места в безлимитном корпоративном облачном хранилище, но Фету кажется нравилось.

— Нет-нет, — покачал головой доктор. — Я не хочу утруждать тебя. Я и так твоё время занял, занимайся исследованиями.

Фет посылал отчёты в облако каждый день. Эмма и знать не знала о чём он там писал, о купленной картошке, о мелких бурях, визитах пиратского капитана, о её шарлатанской работе? Да впрочем, без разницы, их всё равно никто не станет читать. В конце недели Эмма отсылала собранные данные и расчёты по ним и краткую сводку «всё хорошо, мы не упали». Ей тоже никто не отвечал. Возможно, связь Верны и Нового мира давно прервалась. Возможно, вся её работа и жизнь давно ничего не стоят, потерянные электронные импульсы, ничто в чернющей пустоте.

Доктор отправился мыть кружки. Он вряд ли думал об этом, и вряд ли думал так. Он знал инструкции, он вызубрил законы Неба и просто шёл по ним. А Эмма даже брошюрку открыть не потрудилась, на инструктаже по безопасности она сбежала в коридор, когда пошёл рассказ о струйках артериальной крови. Эмма знала, где висят огнетушители и куда жать, если буря; знала, что переходить из корабля в корабль можно только в респираторе, что главное — команда, а на станциях лучше не высовываться. Большего и не нужно, больше знает Фет.

Кто-то постучал. Эмма дёрнулась, больная нога накрепко запуталась в простыни. Постучали ещё раз.

— Это я, — сказал Константин.

«Ваш новоявленный кэп, — уныло подумала Эмма. — Ну, впрочем, понятно, Фет с Луи заняты, а этому по всей видимости некуда себя приткнуть».

— Вижу. — Она правда не хотела грубить. Это ведь глупо и пользы не принесёт. Лучше побыстрей его выпроводить и поблагодарить, конечно. Эмма попыталась улыбнуться, добавляя к улыбке глупое: — Здравствуй.

Он кивнул вполне дружелюбно, и вместо того, чтоб побыстрей убраться, вошёл в комнату.

— Я тебе поесть принёс. Ты ела вообще сегодня?

Эмма неопределённо пожала плечами. Она, кажется, вчера завтракала, а потом машинное и… ну в общем не доковылять до кухни. У неё, конечно, была рация и…

— Поставь на столик. Спасибо. — Она указала в сторону, пряча руку под пледом.

— Как ты?

— Нормально, — отмахнулась Эмма. — Рана ерунда, только ходить не могу. Ты что-то хотел?

Он растерянно покачал головой.

— Я подумал, тебе одиноко тут сидеть. Мне было бы одиноко.

«Странно, что именно ты подумал», — Эмме сделалось очень тоскливо, тоскливо и всё тут. Сколько раз Луи прибегал к ней погрустить, сколько Фет из-за ерунды выдёргивал, а теперь… Ну а впрочем, может и правильно? Чем она их участие заслужила? Конечно правильно. Как и тогда. Не было б правильно, Эммы б тут не было на этой треклятой планете, на этой дурацкой посудине.

— Нормально. Правда, нормально.

— Хорошо, — он кивнул. — Может…

— Нет, правда, всё хорошо. Если что у меня есть рация, — которую она не включала, — могу… Так что, не надо.

— А нога?..

— Пойдёт.

Примерно тут он должен уйти. Любой бы ушёл. Давай вали, капитан.

— Точно? — Он улыбался широко и добродушно. Эмме хотелось запустить в Константина подушкой, только б убрался.

— Нет, — она вдохнула глубоко-глубоко. Простить было трудно. Эмма вообще не любила простить. Никого. Ни о чём. Никогда. Сама. Тут самой не получится. Какая ж она всё-таки жалкая! — Ты мог провести меня? — ну вот несложно совсем, разжать губы и сказать. — Тут недалёко, — добавила Эмма, винясь. Будто на корабле может далёко. В нём всего-то сто метров от силы. — Мне надо… Хочу тросточку взять. — Боги, ну что за признание? Хочешь бери. — Вдруг упаду опять, — она грустно улыбнулась. Если бы это хоть где-то было смешно! Не смешно.

— Давай руку, — сказал он с готовностью. У него была тёплая, надёжная и явно сильная рука. Эмме почему-то захотелось реветь. Боги, сколько жалости к себе и к этому маленькому, вечно болеющему телу успело скопиться. Боги, как долго она не давала себя плакать. Не разрешала. Некогда. Некогда. Сегодня смена и завтра смена. Два человека на борту мало, три мало. — Встала? — спросил Константин. Она встала как раненная цапля на одну ногу. До чего же жалкое зрелище! — Берись за руку. Берись, берись.

Эмма неуверенно схватилась за подставленный локоть. То ещё унижение! «Сама напросилась», — напомнила она строго.

— Нормально, — буркнула Эмма. Благо, идти тут недалеко. Ковылять.

— Если хочешь, я тебя поне…

— Нет, — Эмма опасливо покачала головой. Ей стало дурно и холодно от страха, от стыда. Чужой человек возьмёт, схватит, поднимет. Эмма отшатнулась.

— Не бойся, ты лёгкая.

— Не надо. Не надо, пожалуйста. — Она понимала, что её голос звучит жалко и загнанно. Лучше б Луи пришёл, или Фет в крайнем случае. Ну отругал бы. Ещё раз.

— Эмм? Хорошо. Всё хорошо. Я нормальный, если что.

«А я нет, — подумала она тоскливо, незачем такое говорить. — Завтра будет получше. Конечно, утешай себя», — мысли разбредались, бестолковые и колючие. Ну вот и пришли почти.

— Нам туда. Там каюта… Тимофея Владимировича.

Она действительно собирается взять трость Рогача? Теперь. Ну, ему-то, с другой стороны, тросточка уже не нужна.

Константин кивнул.

В каюте было темно и тихо, и попахивало какой-то дрянью: валерьяной и сухими цветами, кто-то на Южной тогда нарвал и притащил охапку и бросил без вазы. Эмма неуклюже ухватилась за столик. Константин стоял сзади, стоял тихо.

— Где здесь свет? — спросил негромко.

— Слева за дверью.

«Как странно, что помню», — подумалось Эмме. Каюты всё типовые: стол, шкаф, кровать. Научным сотрудникам — одноместные, команде — скромнее. Рогач мог попросить что-то роскошное, только ему было незачем. Капитан тем временем нащупал выключатель.

— Не дави, — сказала Эмма, — просто коснись и задержи ладонь.

Свет хлынул в комнату, как вода, оголяя память. Как было, так и осталось. Аккуратно прибранная кровать. Иссохшие цветы у изголовья. Его вещи: планшет и тетради, коробок цветных карандашей, красная кисть в стакане, альбом забрали. Заречься не ходить сюда, чтобы потом прийти и разграбить.

— Трость? — угадал Константин. Она кивнула. Кощунство рушить эту тишину. «Не для него», — поняла Эмма. Новоявленный капитан бесстрашно ломанулся по каюте, бесстрашно вклинился в царствие мёртвых вещей, откинул коробки, обошёл кровать, вытащил трость и протянул её Эмме: получи, принцесса, драконью голову.

— Спасибо, — сказала она тихо, нельзя было не сказать, но брать не спешила. Казалось, мир рухнет, казалось сейчас явится Дэвид и проклянёт её и корабль, и Верну, и небо. Сначала ты так, а потом… Эмма просто и спокойно сжала пальцы на рукояти. Холодное дерево было ладным и гладким, как надо в руку легло. — Вещи, — Эмма набрала побольше воздуха, и время замерло на долгом вдохе, — это просто вещи, — объяснила сама себе. Выдохнула. — Спасибо, что сходил со мной.

Следующий день оказался попроще. Натуго перемотанная нога почти не болела, почти не мешала, так что и трость толком не была нужна. Эмма закрылась в лаборатории, выставив перед собой полную кружку пряного кофе и стопку тетрадей Рогача. Рано или поздно их нужно было открыть. Рано или поздно, да к чёрту. Сейчас.

III

— Люди из шкуры лезут, чтобы быть не такими как все, а ты и без этого, — запал кончился, и Константин скис, но фразу закончил: — особенная.

Это комплимент такой? Судя по наглой улыбке, он самый.

— Просто скажи, что я странная, — Эмма вздохнула, — не обижусь.

Константин покачал головой: нет, не то он имел в виду.

— Нет. По крайне мере, не в плохом смысле.

«Смысл один», — подумала Эмма.

— Что ты от меня хочешь?

— Ничего, — он улыбнулся, разводя руки в стороны, то ли распятие, то ли объятия… — Хочу узнать тебя.

Он давил. А этого Эмма не выносила, она просто выскальзывала из-за стола с остывшем чаем, из разговора, из-под пристального взора. У неё всегда, всегда-всегда имелась волшебная дверь, в которую можно уйти, за которой никто не тронет.

— Эмм?

Она вздрогнула. Почему он пристал к ней, а не к Луи? И если молчать, отвяжется?

— Я, наверное, не так сказал. Знаешь, я очень хорошо чувствую людей.

«Ты очень хорошо навешиваешь ярлыки», — поправила она, но говорить не стала. Пусть думает, что как хочет, если ему так больше нравится.

— А меня не чувствуешь. Очень романтично, — Эмма вздохнула. Хватит тут сидеть. Пора в лабораторию.

— Зачем тебе это?

Он не смотрел с укоризной, по крайней мере, Эмме хотелось так думать, очень хотелось, а ещё хотелось под стол залезть, чтобы не видеть, и чтобы её не видели. Но так ведь нельзя. Она запахнулась в кофту, пряча руки в растянутой ткани.

— Татуировки?

А что же ещё? Глупый вопрос, но хоть немного выкроит время. Выкроит и?.. Кофта больше не тянулась. Эмма смутно чувствовала, что мёрзнет. Он кивнул и чуть поддался в её сторону.

— Я не осуждаю, ты не подумай. Просто для меня, — Константин задумался, явно подбирает слова. Пусть подбирает, предыдущие вышли не очень. Эмма зажмурилась. Если сейчас встать и уйти? Если… — Для меня это странно. Не так! Непривычно. Там откуда я родом, девушки таким не увлекаются. Ну, может только музыкантки какие или…

— Проститутки? — Вообще-то Эмма подумала о художницах и бандитках, о байкершах в кожаных куртках.

— Не знаю, — он улыбнулся чуть-чуть смущённо. — Я не покупал секс.

— Ты покупал расположение. Красивый алкоголь, твоя мордашка… — Эмме сделалось мерзко от собственных слов. Нужно остановиться. — Не так уж и много отличий.

— Цинично.

«Он не обиделся?», — Эмма вздохнула.

— Прости, — она мотнула головой. — Меня сбил с толку твой вопрос. Не знаю почему. — К чему ему твои оправдания? — Прости ещё раз. Зря я…

Так бы она защищалась от Эвиных слов и нападок родителей. «Зачем ты это с собой сделала?» — ужасались домашние. Юная Эмма улыбалась, ей нравилось, наконец, обрести что-то своё, что-то, что отделило бы её от этой маленькой хибары, где всю жизнь она была чужой, неуместной и неправильной, в отличие от замечательной сестры. Как хочешь из кожи лезь, всё равно любимой не станешь. «Эмма, зачем?» — холодно и смирено спросил тот, кто любил, спросил и руки не подал, от неё отвернулся. «Надо», — прошептала она одними губами. От равнодушия Дэвида колкости не спасли.

— Да всё нормально, — отмахнулся с улыбкой Константин. — Мне не стоило…, да?

— Не знаю, — обронила она устало. Ей очень нужно, до ломоты, чтоб хоть кто-то пожалел, как она жалела Луи, чтобы поговорил и обнял. Она тряхнула головой. — Ты про татуировки спрашивал? Мне нужно… мне… Я вижу себя такой. Мне нравится, как они выглядят. Этот контраст между тёмной краской и светлой кожей. И так я… как бы… чувствую себя живой. Чувствую себя. Не могу объяснить. — Эмма не думала, что у неё получится говорить так долго.

— Я, кажется, понял, — он кивнул, примирительно улыбаясь. — Или нет. — Эмме стало тепло и, кажется, капельку проще. — Выглядит здорово, как по мне.

— Спасибо.

Когда-нибудь она перестанет пугаться людей.

IV

— Сиди смирно.

— Сижу! — улыбался Константин. — Ты раньше стригла людей?

— Стригла, — согласилась ведьма. — На Верне с парикмахерскими, видишь ли, туговато. — Она пожала плечами. Ей было скучно сообщать простые, сами собой разумеющиеся вещи. — Не бойся, капитан, уши оставлю.

— Эмм, я тебе не особо нравлюсь, да?

— Ты не деньги, чтобы всем нравится.

Она взяла расчёску, а ножницы опустила в карман передника. Подошла ближе близкого так, что игнорировать можжевеловый дух он больше не мог. Белым росчерком в зеркальной мути взметнулись руки. Он замер, почему-то он замер, вдохнул, а выдохнуть забыл. Но ничего не случилось, ножницы так и остались торчать в кармане передника, расчёску она сжимала между пальцев левой руки. Он никогда не чувствовал себя таким беспомощным, безголосым. Снаружи бушевали метановые облака. Холодные пальцы пробежались он шеи к затылку.

— Надо будет побрить, — заключила ведьма. Её дыханье коснулось макушки, запуталось в мокрых кудрях.

Сколько это длилось? Не меньше жизни. Её быстрые касанья, её тепло и близость дыханья и близость… А потом пришёл Луи с машинкой для бритья, воткнул её в розетку, протянул шнур и совершенно довольный, и совершенный спокойный уселся с ногами на стол.

— Готово, — Эмма взъерошила его кудри, стряхнула простыню. — Следующий.

Луи спрыгнул со стола и два пружинистых шага оказался на месте Константина, и надо сказать, он лучше сюда подходил.

— На пять сантиметров, — показал ребром ладони Луи.

— Как пожелаете. — Она стянула с руки резинку, и закончив вычёсывать собрала часть его волос в пучок. — Ты пахнешь дымом.

— Я мылся, — запротестовал Луи. — Это рубашка.

— Да знаю.

Солнечно-белые волосы Луи падали на пол. Падали к его тёмным, ещё мокрым кудрям.

— Как там ты говорила?

— О чём? — она проводила расчёской и стригла. Проводила, стригла, отходила на шаг смотрела, кивала сама себе или хмурилась, так живо, комично.

Константин думал было уйти, но вдруг прирос к тому самому столу, где пятью минутами ранее сидел Луи.

— Обо всем!

— Конкретнее Луи.

Было видно, как нравится ей этот разговор. Нет, с Луи и с Фетом она была совсем другой: весёлой и славной, а с ним едва ли.

— О мире, в котором живут внизу. Не в этом низу, — он вытащил руку из-под простыни только чтобы указать пальцем в пол. А Константин сидел, не двигаясь, боясь, что она разозлиться? Эмма казалась такой безмятежной. Глупости, глупости. Просто боясь. — Ты тоже там был?

— Нет, — ведьма не дала Константину ответить. — Он из другого мира. Из старого дома. Мой мир — колония, как Верна, но более развитая.

— Ты собираешься вернуться туда?

Почему его вопрос прозвучал упрёком?

— Не знаю, — холодно ответила ведьма.

— Эмм? — дёрнулся Луи.

–Тш. Уши остригу.

— Готов.

— Спасибо! — Луи ринулся к зеркалу. Что он думает там разглядеть? — Ты чудо, Эмм.

— Я знаю, — улыбнулась ведьма, довольно кивая.

Сеанс закончился. Она взяла веник и совок с длинной ручкой и подмела, а ведь могла приказать кому-нибудь.

— А про солнце расскажешь? — Луи крутился возле совка, норовя наступить в кучку мусора.

— Луи, шаг назад, — просто сказала ведьма, не упрекая, не повышая голоса, сказала — не цыкнула. — Встань к кэпу, — а вот на кэпе поморщилась, ну конечно же! — тогда расскажу. Я ведь уже рассказывала?

— Ага.

— Найди тетрадь. Термоядерный синтез мы с тобой ещё не разбирали ведь?

— О боги, — выдохнул Константин, спиной ощущая, что его-то как раз никто не спрашивал.

–Неа! — Луи уже приготовился бежать за тетрадью. Стоит отметить, что ничего бумажнее Эмминых карт Константин тут на Верне не видел.

— Ты правда ученная?

— Непохожа? — усмехнулась она в привычной манере.

— Ну… Эти шали, карты.

По-хорошему ему нужно согласиться и всё.

— Как много НИИ ты тут видишь, а капитан? — Она смеялась над ним, каждым словом, каждым. Не дала ответить, сказала сама: — Я столько же. А карты вот.

«А карты вот», — повторил про себя Константин.

— Стой, — обронила она растерянно.

— Да? — он с радостью остановился. Он хотел, чтобы она его остановила. Чтобы подошла чуть ближе. Чтобы простила. Чтобы позволила показать, что он не враг и не животное.

— У тебя тут… Подожди. — Она подошла вплотную, наклонилась и провела пальцами по голой капитанской шее. — Я поцарапала, пока брила. Прости. Сейчас за мазью схожу.

— Эмм?

— Что?

— Прости меня.

— Да, кэп. Прощаю. А за что?