Варварино счастье. Том III. Из завтра – во вчера…

Евгения Морозова

Варвара пережила 20-летнюю разлуку с сыном, пропавшим без вести в первом самостоятельном заграничном плавании. Она не теряла надежды, свято верила, что ее сын жив. Только Вера, Надежда и Любовь помогли пережить ей разлуку. Необыкновенно сильная связь была у Варвары с ее сыном Артуром. Как-то она рассказывала сыну об одной из своих прошлых жизней. И вдруг он начал добавлять детали. Оказывается, Артур был ее сыном в далекой жизни, восемь веков назад. Все это нашло подтверждение в реальной жизни.

Глава 7. Война продолжается…

У Аллана не оставалось уже и минутки, чтобы навестить свою любимую Лею. Он тут же утром поспешил в порт. Однако отца успел повидать. Хадас пришел в себя. Он был еще слаб и едва нашел в себе силы улыбнуться сыну. Разговаривать Хадас еще не мог, грудь болела. Аллан понимал, что отцу интересно узнать исход битвы. И он рассказал, как потерял из виду отца во время боя, как нашел его в ущелье без сознания, всего окровавленного. Что он принял на себя командование отрядом после ранения отца. Потом рассказал отцу, как они похоронили крестоносцев, и что отряд принял решение поджечь флот крестоносцев. Что к утру отряд очистил от трупов пирс и сгорели все до единого парусника крестоносцев.

— Сынок, спасибо тебе! Ты заменил меня, не растерялся. Проявил себя как настоящий мужчина. Я тебе хочу отдать план пещер, которые находятся вдоль побережья от пирса вплоть до крепости крестоносцев.

Хадас говорил тихо, он боялся напрягаться. Сил не было. Он шепотом продолжал:

— В той комнате, где у нас тайник с оружием, лежат планы всех пещер на побережье. Завернуты в черный плащ. Слева. Иди возьми их. Они тебе пригодятся.

— Папа, я тебе хочу сказать что-то важное. Надеюсь, ты меня поймешь.

Хадас слабо пошевелил рукой, показывая знаком, что слушает сына.

— Пап, когда я спускался в ущелье, где ты лежал без сознания, там было еще двое крестоносцев.

— Да, я догонял их, и они свалились прямиком в ущелье. И я не удержался. Бежал, не глядя. Вот и свалился. И там я прикончил одного и ранил другого, а потом и сам потерял сознание. А второй, которого я ранил в руку, махал саблей и хорошо, что не смертельную рану мне нанес.

— Так вот, мы вытащили из ущелья того, который остался жив. Папа, ты бы видел, как он плакал и просил его спасти. Он повторял слово «мама» несколько раз. Я пожалел его и забрал к нам домой. Он ранен, у него поломана нога. Сейчас он в соседней комнате.

Хадас вытаращил глаза, он бы хотел что-то на эмоциях выпалить, но боялся, что снова откроется рана на груди. Поэтому только смотрел на сына и удивление читалось в его взгляде.

— Папа, я не мог его бросить, а тем более — убить. Когда идет сражение, другое дело. А так, когда он лежит передо мной раненый, совсем молодой мальчишка, плачет, и весь в крови. Это не по-человечески.

Хадас прошептал:

— Сынок, если ты так решил, значит так надо было. Жизнь человеческую так легко оборвать, а восстановить невозможно. Пусть живет парень!

— Спасибо, папа! Ты всегда меня понимаешь!

Аллан наклонился и поцеловал отца в щеку и сказал:

— Ты, пап, выздоравливай, а я должен идти. Сейчас только планы пещер заберу и побегу на пирс.

Аллан тут же покинул родительский дом, война не окончена. Дни осады города Акра не могли окончиться в одночасье. Обе стороны военных действий не собирались уступать. У каждой стороны была своя правда. Католики в лице крестоносцев вступали в войну с жителями палестинских земель на протяжение уже пятисот лет, мотивируя, что владеть святыней православия имеют право только они, а никак не иудеи и мусульмане. Другая сторона в лице христиан, мусульман и иудеев утверждала, что живут здесь эти люди уже тысячи лет и имеют прямое отношение к Иисусу и никак не меньшее, чем католики. Никто не желал уступать. Поэтому и снаряжались крестовые походы один за другим.

Поход католиков на святую землю в 1190 году был третьим по счету. Сколько таких походов будет в будущем Аллан не знал, но понимал, что иудеи никогда не подчинятся крестоносцам и не сменят свою веру на чужую.

Сколько было уничтожено захватчиков в первый день отрядом Хадаса, не меньше нескольких тысяч, а сколько еще смогло пройти вглубь территории Акры, стремясь занять крепость. Война шла всеми доступными способами. В том числе и хитростью. В пределах видимости крестоносцев появлялся отряд иудеев, и начинал спешно отступать, его пытались преследовать. Вдруг иудеи как сквозь землю проваливались. В действительности, они и уходили в землю, в пещеру. Крестоносцы в пылу погони не могли остановиться, ведь они слышали совсем рядом голоса иудеев. Как только крестоносцы спускались в пещеру, их тут же уничтожали, а вход в пещеру тщательно маскировали камнями.

Вскоре крестоносцы уже боялись вступать в такую рискованную погоню. И защитники могли иметь возможность выслеживать отряды крестоносцев на подступах к городу и уничтожать их также успешно.

Прошло два месяца осады города Акра. Хадас уже встал с постели, он стал чувствовать себя значительно лучше. Как только Хадас поднялся на ноги, тут же отправился в комнату, где находился Вито. Когда Хадас вошел в комнату, Вито дремал. Видимо, он почувствовал на себе чей-то взгляд, открыл глаза… Наверное, в первый момент парень испугался, так как он вспомнил этого человека. Это был тот человек, который вместе с ними двумя упал в ущелье. Там еще у них продолжалась борьба. Вито был ранен в руку, но и он нанес копьем иудею рану в грудь. Мужчина тут же потерял сознание, да и сам Вито на какое-то время потерял сознание от боли и потери крови.

И вдруг этот мужчина стоит на пороге его комнаты и пристально смотрит на Вито. Выходит, они ранили друг друга, потеряли оба сознание, отключились и, по воле судьбы, оказались в одном доме. Теперь и тот, и другой, несомненно, шли на поправку. Вито приподнялся на кровати, сел и испуганно смотрел на пожилого иудея. Конечно, поговорить они не могли, разные языки мешали им понять друг друга. Но есть язык жестов. Вито прикрыл грудь руками, и что-то пытался сказать Хадасу.

Все время, пока хозяин дома лежал и медленно выздоравливал, у него еще было чувство злости к тому парню, который лишил его здоровья на несколько месяцев. Видимо, было задето легкое, потому что Хадас долго не мог вдохнуть полной грудью. Но теперь он чувствовал себя значительно лучше. А сейчас когда он увидел перед собой еще в сущности мальчишку, а не зрелого воина, который шел в бой за принципы, вполне сознательно, как вот Хадас, например. А этот мальчик мог прибыть даже и не по своей воле.

Хадас просто стоял и смотрел на Вито, ничего не предпринимая и не делая никаких жестов. Тем больше волновался Вито. И Хадас это понял. Он просто подошел к парню и положил руку на его плечо. Вито сидел, не шевелясь. Потом Хадас неожиданно для себя погладил парня по голове и вышел из комнаты. Он и сам не понимал, откуда такое чувство сострадания к чужому человеку, да еще и причинившему вред его здоровью. Но что толку было бы от его гнева? Никакого!

С чувством благодарности подумал о своей жене. Ведь она знала, что ухаживает за человеком, который ранил ее мужа. Но она выхаживала этого мальчика и проявляла о них обоих одинаковую заботу. И он даже слышал из своей комнаты, как Яффа что-то говорила парню, он отвечал ей, и слышался ее смех. Он не понимал, как они объясняются, на каком языке. И вот сейчас догадался, это язык души и сердца позволял им говорить что-то на разных языках и понимать друг друга.

Все-таки добрая душа у его Яффы. Сколько лет они вместе, и он каждый раз открывает в ней что-то новое и хорошее.

На следующий день Яффа решила своих выздоравливающих посадить за один стол и позавтракать вместе. Вито еще прихрамывал и опирался на палку, а Хадас не делал резких движений, дышал аккуратно и придерживал грудь рукой, как будто защищая свое тело. Яффа показала рукой в сторону мужа, сказала одно слово, глядя на Вито: Хадас. Вито закивал головой. Он понял. А Яффа теперь представила мужу парня и тоже произнесла:

— Вито.

Мужчины кивнули друг другу, и Вито улыбнулся. Он смотрел так виновато в глаза хозяина дома, в его глазах даже мелькнули слезы, и он встал из-за стола, склонил голову и низко-низко поклонился Хадасу.

Видимо, так много было сказано этим жестом, что Хадас тоже встал из-за стола, подошел к Вито и обнял его. У парня вырвалось из горла сдерживаемое рыдание, он тоже обнял Хадаса и сквозь рыдания сказал на иврите: Ани мевакеш лислоах… (Я прошу простить меня). Яффа тоже не могла сдержать слез и подошла к ним двоим и обоих обняла и сказала мужу:

— Это я научила его первым словам на иврите. Он сам попросил меня об этом. Да, он уже знает много слов на иврите. Он хочет быть полезным иудеям в их борьбе за свою независимость. Ну, давайте, мужчины, садитесь за стол. Я приготовила завтрак.

Хадас прятал глаза, в которых тоже были слезы. Но взрослый мужчина, один из самых уважаемых в городе, не хотел, чтобы мальчишка видел его слезы. Яффа подвинула к каждому из них медное блюдо, на котором были запеченные овощи и некрупные кусочки баранины.

Хозяйка дома улыбнулась, одновременно вытирая слезинки, и произнела очень тепло, по-доброму:

— Давайте, мужчины, ешьте! У вас есть задача — быстрее выздоравливать и защищать святую землю.

С этого замечательного утра Вито приобрел вторую семью. Он не был уверен, сможет ли когда теперь увидеть свою маму-итальянку, но он успел полюбить маму Яффу не меньше, чем любил маму, подарившему ему жизнь. А мама Яффа спасла ему жизнь вместе с сыном Алланом. И он чувствовал душой, что Аллана он любит как своего самого родного брата. А его новый брат Аллан как раз в этот день и появился дома. Выбрал время, чтобы впервые за два месяца с начала войны забежать домой и узнать, как выздоравливают больные. Но нисколько не меньше его звала домой мама Яффа. Она постоянно посылала сигналы сыну. Ответ получала и понимала, что занят и не близко от дома. Но знала, что сынок жив и успокаивалась.

Мать чувствовала приближение сына, выскочила, обняла его и они вместе вошли в дом. В комнате сидели за столом Хадас и Вито. Мужчины мирно завтракали. Аллан подошел и обнял отца, а потом направился к Вито. Итальянец встал и сказал на иврите: Доброе утро, брат мой!

Аллан весьма удивился, но мама тут же сказала, что мужчины объяснились между собой. Никто не держит зла друг на друга. Но главное, что Вито просит простить его и дать возможность защищать палестинскую землю от крестоносцев.

Вито произнес свою самую главную фразу на иврите, которой он научился от Яффы. Он ей показал знаками. Она поняла и сказала ему эти слова на своем родном иврите, древнем языке иудеев. Вито обращался ко всем троим:

— Я вас всех прошу простить меня. Я хочу быть вам полезным. И хочу, чтобы вы верили мне, как своему сыну. Я вас люблю и благодарю за спасение моей жизни!

Аллан посмотрел на родителей и понял, что действительно за эти прошедшие пару месяцев этот мальчик стал им как родным. Даже у отца были радостные глаза. И Аллан сказал всем членам своей семьи:

— Ну что же, я рад пониманию. Принимаю Вито в нашу семью. Но откуда у него знание иврита?

— Сынок, это я с ним занималась ивритом, когда он не мог еще вставать. Он спрашивал, и как-то мы научились понимать друг друга. Сыночек, садись за стол, позавтракай с нами.

Аллан сказал:

— Имуш, завтракать я не буду, лучше я поспешу к Лее. Я ее не видел с самого начала войны. Сейчас у меня мало времени.

Поцеловал маму и выскочил из дома.

Лея была так рада неожиданному приходу своего любимого, что заплакала от радости. Хоть она и ждала его каждую минуту и дни проводила на крыше, но вот все равно он вошел неожиданно. Она бросилась на шею Аллану. Они поднялись на крышу, сели на скамеечку. Девушка не могла насмотреться на своего Алланчика. А он совсем повзрослел, бородка была более густая, он совсем почернел от загара. И выглядел теперь совсем взрослым мужчиной. Но таким он ей нравился еще больше.

Лея гладила лицо Аллана своими тонкими и нежными пальчиками, и говорила ему самые ласковые и теплые слова. Через несколько минут Аллан встал и виновато произнес:

— Лея, я больше не имею ни минуты времени. Мне нужно бежать. Я очень тороплюсь…

Последний раз поцеловав свою красавицу Лею, Аллан спустился вниз и поспешил к своему отряду. Лея еще долго смотрела вслед уходящему Аллану и вытирала слезинки. И просила Бога хранить ее любимого…

С этого дня Яффе стало намного легче управляться с двумя выздоравливающими мужчинами. Они подружились между собой. И теперь Вито стал все время проводить с Хадасом и помогать по хозяйству Яффе. Он был почти здоров. Оставалась еще одна проблема — он должен освоить более-менее иврит, чтобы смочь участвовать в боевых действиях. Так что все время отдавалось освоению новых слов.

Прикасаясь к чему-либо, Вито вопросительно смотрел на Яффу или Хадаса, и тут же получал название на иврите. Так активно шло изучение нового для него языка. А попутно уже шло обучение письму на иврите. Вскоре он должен был уйти в отряд к Аллану.

Прошло еще чуть более месяца, Вито был уже здоров. Нога позволяла ходить без палочки. Раненая рука не напоминала о себе болью. Он стал своим в семье Хадаса. Его память отлично усваивала новый язык. Говорил он почти свободно и всякий раз утро у него начиналось с того, что он входил в комнату, где уже были Хадас с

Яффой, делал поклон и говорил примерно одни и те же слова:

— Господь мой, Иисус Христос! Спасибо тебе, что ты разрешил моему брату Аллану сохранить мне жизнь! Что я встретил своих вторых родителей. Спасибо Хадасу и Яффе за терпение и заботу обо мне. Спасибо вам за добро и любовь!

Позвольте мне сказать вам, как я вас люблю. И я готов отдать свою жизнь за вас и Аллана.

Делал поклон в сторону Яффы и Хадаса. Они всегда смеялись и говорили, что кланяться не надо. Они давно уже не считают его чужим человеком. Он — член их семьи.

Однако ни у Хадаса, ни у Яффы язык не поворачивался называть Вито своим сыном. Ну, никак не поворачивался…

Наступил день, когда на минутку домой заскочил Аллан навестить родителей. Вито радовался как ребенок, не отходил ни на минуту от Аллана и просил его взять с собой в отряд. Аллан глянул на отца. Тот взглядом ответил сыну, что взять можно, но доверять всецело — рановато. Сын понял молчаливый ответ отца и сказал:

— Ну что же, Вито, если ты хорошо себя чувствуешь и хочешь снова в пекло боев, тогда собирайся.

Яффа с Вито ушли подбирать ему одежду. А Хадас сказал Аллану:

— Сын, хорошо бы использовать Вито как разведчика. Он может незаметно подбираться близко к их лагерю, слушать, и вы будете знать о планах врага. И заодно присматривайся к парню. Держи его поближе к себе. Он должен свою преданность подтверждать делом. Всегда помни: слова остаются лишь словами, если на деле не подтверждены Ты мне дороже собственной моей жизни. Помни об этом.

Да! Я думаю, что скоро тоже встану в строй. И буду воевать.

— Папа! Ты если встанешь в строй, то только в управление отрядами. Нам нужны умные люди.

Отец крепко обнял сына, Аллан не мог оторваться от матери, он так отчаянно скучал по ней. Такой духовной близости с матерью желал бы каждый сын, да не каждому это дано… Аллан с Вито ушли, и снова остались Яффа с Хадасом вдвоем. Они так мечтали об окончании военных действий, ждали свадьбу сына и появления внуков.

Правда, Хадас через несколько дней уже вышел на боевую службу. Его отправили в штаб армии обороны Акра. Там он уже чаще видел сына. Как-то спокойнее, когда Аллан у него на глазах.