За пеленой лжи

Евгения Горская, 2023

Нина ушла от тяжело больного мужа Гены, когда он предпочел ей молоденькую сиделку. Муж умер, а подруга последних дней Гены была застрелена на его могиле… Кому понадобилось убивать злую, жадную и завистливую дурочку, которой Нина искренне считала ненавистную соперницу? Полиция ведет расследование не спеша, а ей очень хочется разобраться во всем поскорее. Ведь не отпустив безрадостное прошлое, Нина не может начать новую жизнь… Популярная писательница Евгения Горская представляет новый остросюжетный роман «За пеленой лжи» из серии «Татьяна Устинова рекомендует». Его герои – наши современники, они живут в Москве и занимаются своими обычными делами, пока в их привычное существование не врывается трагедия – убийство.

12 октября, среда

Ольга Николаевна разрешила на работу не выходить, но Маша злоупотреблять хорошим отношением заведующей не стала и, встав по будильнику, отправилась в детский сад.

В хорошую погоду она обычно доходила до сада пешком, в дождь и холод подъезжала две остановки на автобусе. Сегодня погода была отличная, а идти не хотелось.

Она остановилась около остановки, достала телефон, посмотрела на часы. Можно было и не смотреть, она знала, что времени до начала работы достаточно.

Телефон зазвонил, когда она еще не успела убрать его в сумку.

— Слушаю,  — сказала Маша, отходя от остановки.

Помимо Маши автобуса ждала только еще одна женщина лет сорока. У нее были светлые волосы и большие очки в пластмассовой оправе. Она совсем не походила на жену Геннадия, но отчего-то показалась Маше похожей на Нину. Наверное, оттого, что равнодушно и брезгливо смотрела мимо Маши.

— Это Анатолий,  — представилась трубка.  — Мне с тобой поговорить надо. Удобно, если я сейчас подойду?

— Нашли убийцу?  — шепотом спросила Маша, покосившись на женщину на остановке.

— Пока нет. Так я подойду?

— А по телефону поговорить нельзя?  — Из-за угла показался автобус.

— Нежелательно,  — решил участковый Анатолий.

— Я иду на работу,  — быстро сказала Маша.

Автобус остановился, она вслед за женщиной в очках вошла в салон. Народу в автобусе было немного. Он редко заполнялся до отказа, и местные жители постоянно боялись, что маршрут отменят.

— Освобожусь только вечером.

— Тогда до вечера,  — попрощался он.

Маша сжала телефон, поднялась с сиденья, на которое успела сесть, и подошла к двери. За окном ветер гнал по тротуару желтые листья.

Когда двери снова открылись, она вышла и сразу затыкала в телефон, вызывая Анатолия.

— Я не пойду на работу,  — сообщила Маша.  — Я передумала.

— А… неприятностей у тебя не будет?

— Не будет!  — вздохнула она.  — У меня уже есть неприятности.

— Ты где?  — осторожно спросил он.

Маша назвала остановку.

— Сейчас подойду.

Он отключился. Маша села на лавочку и стала ждать.

Через дорогу виднелся недостроенный квартал новостроек. Когда дома заселят, город совсем перестанет отличаться от Москвы.

Анатолий не подошел, подъехал. Серая «Киа» остановилась около остановки, Маша, вздохнув, села рядом с участковым.

Анатолий посмотрел на нее и улыбнулся, а она неожиданно почувствовала себя некрасивой и убогой, хотя одета была не хуже других на этой улице и некрасивой не выглядела, просто самой обычной.

Чувствовать себя убогой ей не нравилось, и она отвернулась от Анатолия.

Участковый молча тронул машину, проехал квартал, свернул. Еще раз свернул и остановился у старого парка.

Когда-то Маша с подружками почти каждый вечер гуляли в этом парке.

— Прогуляемся?  — повернулся он к Маше.

— О чем ты хотел поговорить?  — она не стала вылезать из машины.

Она злоупотребляет добротой заведующей, у нее нет времени на пустые прогулки.

— Ты уверена, что у сестры было завещание?  — вздохнул он.

— Уверена!  — опешила Маша.

Мало того что жена Геннадия смотрит на нее как на человека второго сорта. Теперь еще участковый, который казался понимающим, своим, ей не верит, будто она мошенница какая-нибудь.

— Я уверена!  — прошипела Маша, стараясь не заплакать.  — Я его видела!

— Понимаешь, завещание не зарегистрировано ни в одной нотариальной конторе.

— Я его видела!  — отрезала Маша.  — Я что, буду сейчас всех обманывать, да?!

— Ну что ты злишься? Я не говорю, что ты обманываешь, я хочу разобраться.

— Завещание было! Я его видела!

Юля показала завещание, когда они приехали к ней с похорон. Они купили по дороге бутылку вина, из дома заказали пиццу и вдвоем помянули Геннадия.

Тогда Юля достала лист бумаги и показала Маше. Семья гражданского мужа сильно обидела сестру, и Юля была твердо намерена получить все, что ей причитается.

— Завещание было написано на бланке?

— Нет,  — покачала головой Маша.  — Напечатано на простом листе. Но там стояли печати, я точно помню. Там было написано, что все свое имущество Гена завещает Юле.

— Вроде бы имущества у него немного.

Маша промолчала.

— Квартира действительно принадлежит жене, я проверил.

Маша снова промолчала.

— Не хочешь прогуляться?

— Не хочу!  — отрезала Маша.  — Отвези меня к детскому саду.

Она опаздывала ненамного, на полчаса.

* * *

Ее разбудил будильник. Нина так давно просыпалась раньше звонка, что успела забыть мелодию вызова, которую когда-то поставила, и не сразу поняла, что за навязчивое треньканье раздается над ухом.

Со сном, который ей привиделся, расставаться было жалко. Во сне Гена, не тот, которым был в последние годы, а прежний, сильный и жизнерадостный, звал ее, стоя наверху каменной лестницы.

— Иди сюда,  — звал он Нину.  — Иди скорее.

Идти надо было быстрее, потому что лестница могла обрушиться. Нина точно знала, что лестница скоро исчезнет.

— Не могу!  — крикнула Нина.

Залезть на ступени не получалось. Они были высокие, а Нина отчего-то не могла поднять ногу.

Гена спустился, протянул ей руку. Вложить в его ладонь свою ей помешал будильник.

Она уже забыла то состояние веселого счастья, которое вернул сон.

Вставать так рано необходимости не было. Она отключила будильник, полежала, зарывшись под одеяло, поняла, что больше не заснет, и нехотя поднялась.

Встала только потому, что хотелось поскорее оказаться рядом с Виктором. Если бы его не было, она бы весь день пролежала под одеялом. Время, когда она чувствовала себя счастливой и очень себе нравилась, Нина почти забыла. Она слишком долго мучилась от чувства вины перед больным мужем и ненавидела Юлю, из-за которой нравиться себе не могла. Она тогда с большим трудом заставляла себя вставать.

Нина сварила кофе, медленно его выпила, сварила еще. Сидеть в тишине было скучно, она пошла в прихожую за телефоном, чтобы включить какую-нибудь музыку. Телефон зазвонил, когда она взяла его в руки.

— Не разбудил, Ниночка?  — виновато спросил Илья Никитич.

— Не разбудили,  — улыбнулась Нина.  — Я рано встаю.

— Я вчера как-то растерялся,  — признался бывший свекор.  — Расскажи поподробнее, что с Юлией?..

Ей не хотелось вчера уезжать от Виктора. Она уехала только для того, чтобы позвонить свекру. Звонить при Викторе Нина не хотела.

— Илья Никитич, я все, что знала, уже рассказала. Правда. Хотите, дам вам телефон Юлиной сестры?

Нина подошла к окну. Росшие под окном клены полностью облетели, серый унылый дом напротив ничего, кроме тоски, навеять не мог, и она повернулась к окну спиной.

— Дай, пожалуй,  — согласился свекор, помолчал.  — Нина… Откуда Юлия вообще у вас взялась? Как вы ее нашли?

Илье Никитичу так же, как и Нине, хотелось, чтобы в окружающей жизни царила гармония, а ее воцарению нераскрытые убийства не способствуют. Если убийство касается кого-то достаточно близкого, конечно.

Впрочем, смерть сына тоже гармонии не прибавляет.

— Юля работала у кого-то из маминых знакомых.

Идея взять сиделку принадлежала маме. Родители при каждой встрече с тоской смотрели на измученную Нину.

— Ему не нужна сиделка,  — сначала отказалась Нина.

Гена не был лежачим больным. Ему хватало сил, чтобы разогреть себе еду. Ему не хватало сил, чтобы перестать думать о своей болезни и заняться хоть чем-то, что можно делать не выходя из дома. Например, анализировать и комментировать текущие события. Раньше у Гены это отлично получалось.

Нина несколько раз ненавязчиво предлагала мужу начать работать, но Гена обижался, вспыхивал, и все такие предложения заканчивались ссорой.

— Ты совершенно меня не понимаешь!  — цедил Гена.  — Лучше прямо скажи, что я тебе надоел!

— Геночка, ну зачем ты так?  — ныла Нина.  — Ты же знаешь, как я тебя люблю!

— Любила бы — понимала! Хотя бы попыталась понять!

Она только и делала, что пыталась его понять.

— Илья Никитич, простите, я не хочу думать, кто и зачем убил Юлю! Мне все равно, кто ее прежние хозяева!

— Понимаю. Прости, Ниночка.

Свекру было не за что просить у нее прощения. Прощения должен был просить Гена, но он не попросил.

— Сбрось телефон сестры, пожалуйста.

Нина отправила эсэмэской номер Маши, поставила телефон на подзарядку.

Слушать музыку расхотелось.

Она торопливо допила кофе, оделась и на метро поехала на работу. Не заходя к себе, толкнулась в кабинет Виктора и с облегчением прислонилась к двери, увидев, как он, оторвавшись от компьютера, ласково ей улыбается.

— Не уезжай больше,  — Виктор, подойдя, втянул ее в кабинет.

— Не уеду,  — Нина уткнулась в его плечо.

Он был намного ниже Геннадия и всего на пару сантиметров выше ее. Когда-то для Нины не существовало невысоких мужчин.

Сейчас не существовало мужчин, кроме него.

— Как жаль, что я тебя встретила только сейчас,  — прошептала Нина.

Они были знакомы уже лет пять, но он не стал ее поправлять.

* * *

Анатолий послушно поехал назад по знакомым улицам. У ближайшей к детскому саду автобусной остановки Маша попросила:

— Останови здесь.

Выбравшись из машины, она заспешила к калитке сада, потом пошла медленней, а после остановилась.

В супермаркете напротив остановки работала бывшая Юлина подружка Вера Филиппова. Когда-то сестра с Верой учились в одном классе, очень дружили, шептались, сидя в маленькой Юлиной комнатке, и гоняли Машу, когда та к ним заглядывала.

Когда Юля поступила в медучилище, Вера стала приходить реже, а потом и совсем перестала.

В этот супермаркет Маша заходила редко, продукты они с мамой покупали ближе к дому. Она зашла сюда взять бутылку воды в середине лета, когда возвращалась с работы. Стояла мучительная жара, жарко было даже по вечерам, и Маше очень хотелось пить.

Сидевшую за кассой Веру она узнала сразу, отчего-то обрадовалась и робко спросила:

— Вы меня не помните? Я Маша…

— Машка!  — радостно ахнула Вера.

Маша успела забыть, что Вера постоянно чему-то радовалась. Вера радовалась, а Юля при этом кривилась и смотрела на подругу как на ненормальную.

— Как жизнь-то?

Покупателей в тот вечер было немного. Маша, стоя у Веры за спиной, рассказала, что работает в детском саду, что сестра живет в Москве и видятся они нечасто.

Потом Маша вспомнила, что Вера училась на парикмахера, и удивилась, что видит ее за кассой.

— Ой!  — махнула рукой Вера.  — Пандемия проклятая! Клиентов не было почти, парикмахерская наша закрылась. Мне тут место предложили, я и пошла. Пусть маленькая зарплата, зато стабильная. А в парикмахерской никаких гарантий не было.

— Ты же хорошим мастером была,  — пожалела Маша.

— Что же теперь делать! Старые клиентки мне звонят, я их обслуживаю,  — понизила голос Вера.  — Хочешь, тебя постригу?

— Хочу,  — засмеялась тогда Маша.

Она так и не собралась постричься, волосы уже ниже плеч.

Маша перешла дорогу, решительно направилась в супермаркет. Сегодня Веры на кассе не было.

Взяв тележку, Маша проехала с ней между рядами полок с молочкой, увидела молодого человека, с хмурым видом раскладывающего на полки продукты.

— Извините, Вера Филиппова сегодня работает?  — спросила Маша, с тоской ожидая услышать, что парень никакой Веры не знает.

— Сейчас позову,  — не глядя на Машу, буркнул парень, оттолкнул тележку с продуктами и медленно куда-то ушел.

Веселая запыхавшаяся Вера с небрежно сколотыми на затылке рыжими кудрявыми волосами появилась через несколько минут и, увидев Машу, радостно всплеснула руками.

— Ой! Как хорошо, что это ты! А я уж испугалась, что покупатели жаловаться будут.

Кудри у Веры были свои, природные. Раньше она распрямляла волосы, а Юля ее от этого отговаривала.

Маша обрадовалась, видя доброе улыбающееся лицо, но почему-то заплакала.

* * *

Сегодня у Ильи была всего одна пара. Он прочитал лекцию и, не зайдя на кафедру, поехал домой.

Ему очень не хотелось, чтобы полиция явилась в его отсутствие. Люба и в обычной жизни не любила общаться с чужими одна, Илья старался быть дома, даже когда они вызывали электрика, а уж разговор с полицией мог стать для жены настоящим испытанием.

Так повелось давно, много лет назад. Они вместе ходили с маленьким Геной в поликлинику, потом он, а не Люба, являлся на родительские собрания в школу. Гена учился хорошо, что-то неожиданное на родительском собрании услышать было невозможно, но жена обычно встречала его тревожными глазами, и Илья ее успокаивал, рассказывая, что в школе сына хвалят.

Это была игра, и она обоим нравилась.

Гена не был трудным ребенком, и никакого особого беспокойства Люба испытывать не могла, с интеллектом у нее было все в порядке, тревожные глаза были просто частью игры.

Игра перестала нравиться, когда в семью пришло горе.

— Илюша, Геночка ведь поправится, правда?  — хватала Илью за руки Люба.

— Будем надеяться,  — старался Илья ее успокоить.

— Мы живем в двадцать первом веке… Ну неужели нет хороших лекарств!

— Конечно есть.

Жена веселела, включала телевизор. А Илья ловил себя на том, что смотрит на нее с изумлением. У нее было медицинское образование, и она не могла не понимать, что вылечить сына нельзя. Можно только продлить ему жизнь на несколько месяцев или лет.

Впрочем, если бы она погрузилась в тоску, было бы еще хуже.

Илья отпер дверь квартиры, позвал:

— Люба!

В квартире стояла тишина.

— Люба!  — он, не разуваясь, заглянул в комнату, где жена обычно смотрела телевизор. Прошел в спальню.  — Люба!

— Ты уже пришел?  — Люба лежала поверх покрывала, укрывшись пледом.

— Плохо себя чувствуешь?

— Такая тяжелая голова!  — пожаловалась она и протянула ему руку.

Илья подошел, сел рядом с ней.

— Никто не приходил?

— Н-нет,  — растерялась она.  — Кто должен прийти?

— Полиция наверняка к нам наведается.

— Зачем?  — жена непонимающе отшатнулась.

Неожиданно ему стало противно оттого, что она разыгрывает непонимание. Сейчас не то время, чтобы притворяться друг перед другом.

— Юля жила с нашим сыном,  — напомнил он.

— Пусть приходят,  — к его удивлению, жена равнодушно пожала плечами.

Илья потрепал ее по руке, встал, переоделся в домашний костюм.

— Обедать будем?

— Попозже,  — отказалась она.  — Совсем нет аппетита.

Жена потянулась за лежащей на тумбочке книгой, он отправился на кухню.

Когда он впервые увидел Юлию, она показалась ему поразительно похожей на молодую Любу. Вообще-то, особого сходства не было, разве что обе были невысокие, светловолосые и светлоглазые. Общее было в чем-то другом, что Илья затруднился сформулировать.

Жена к сиделке отнеслась благосклонно.

— Дурочка какая-то,  — улыбнулась Люба, когда они ехали домой.

— От нее большого интеллекта не требуется,  — заметил тогда он.  — Надо, чтобы она хорошо готовила и делала все, что Гена попросит.

Из коридора послышались шаги, Люба вошла, села за стол.

— Помнишь, Гена расследовал дела по коррупции?  — жена провела пальцами по столу.

Это было давно, еще до болезни. Жене тогда очень не нравилось, что сын занялся опасным делом. Она плакала и уговаривала Гену быть осторожным.

Вообще-то, осторожности сыну было не занимать. В своих публикациях он взвешивал каждое слово и был скорее провластным журналистом, чем оппозиционным, хотя сам причислял себя к последним.

Расследования тогда ничем не завершились. Гена давал понять, что о тайных схемах ему известно многое, но публиковать ничего не стал. Люба считала такую его покладистость собственной заслугой. Ей нравилось думать, что она имеет на сына влияние.

— Почему ты спросила?  — удивился Илья.

— Юля могла найти его записи.

— Ну и что?

— Она могла сунуть нос куда не надо.

— Теоретически могла,  — согласился Илья.  — А практически вряд ли. Ей ума не хватит разобраться в банковских схемах. И вообще… Зачем ей это? Шантажировать сильных мира сего? Как раз на то, чтобы понять, куда не нужно совать нос, ей ума должно было хватить, уверяю тебя.

— Но ведь почему-то ее убили…

— Давай обедать,  — решил Илья и открыл холодильник.

Он был уверен, что жизнь кончится, когда сына не станет, но жизнь продолжалась.

Жизнь продолжалась, и они с Любой продолжали лгать друг другу.

* * *

— Ты что, Маша?  — испугалась Вера.  — Что случилось, Машенька?

Парень, который позвал Веру, выплыв из-за угла, снова принялся раскладывать продукты по полкам.

Вера потянула Машу в сторону.

— Что случилось, Машенька?

— Юлю убили,  — прошептала Маша, косясь на парня.  — Приходи в субботу на похороны. Придешь?

— О господи!  — ахнула Вера и велела:  — Стой здесь! Никуда не уходи!

Вера убежала, через минуту снова появилась, на ходу застегивая куртку. Оттолкнула Машину тележку и потянула Машу к выходу. На улице на секунду остановилась и помчалась к расположенному в соседнем доме кафе, таща за собой Машу.

В это кафе Маша никогда не заходила. Она вообще редко ходила в кафе, разве что с подружками на чей-нибудь день рождения.

В кафе оказалось хорошо, уютно и тихо. Вера подтолкнула Машу к ближайшему столику, подбежала к стойке, вернулась с двумя чашками кофе.

— Садись!  — приказала она Маше.  — Сядь, что ты стоишь!

Маша послушно опустилась на стул.

— Рассказывай!

— Ее застрелили на кладбище… У нее был гражданский муж, он умер недавно. А Юлю в среду застрелили на кладбище, где он похоронен…

Маша говорила сбивчиво, но, как ни странно, рассказала все и быстро. Может быть, потому что Вера умело задавала короткие вопросы. Маша рассказала, как Юля устроилась сиделкой к больному Геннадию, как от Геннадия ушла жена и женой стала Юля. Рассказала даже про завещание, которое исчезло. Еще рассказала про то, что собственности у Геннадия никакой не было, больших денег тоже, и завещание едва ли имеет отношение к убийству.

— Спасибо тебе,  — неожиданно закончила Маша.

— За что?  — опешила Юлина подруга.

— Я с тобой…  — Маша замялась и виновато улыбнулась.  — Вроде как не одна.

Она всегда была одна, даже с мамой. С мамой не получалось разговаривать так легко, как сейчас с Верой. Только раньше одиночество не угнетало, а сейчас мучило.

— Мы с Юлей давно разошлись,  — Вера вздохнула.  — Жизнь развела.

Маша понимающе кивнула.

— Ты знаешь, что Юлю в сиделки устроил мой брат?

— Нет,  — удивилась Маша.

Верин брат Юра был на пару лет старше сестры. Иногда он заходил в гости к Юле вместе с Верой, помогал маме копать грядки, шутил с Машей и ужасно ей нравился.

— Помнишь моего брата?

— Помню.

— Ты ему когда-то очень нравилась.

— Да ладно!  — улыбнулась Маша.

— Нет, точно нравилась.  — Вера покивала.  — Брат в московской управе водителем работал, начальника департамента возил. То есть начальницу. Говорил, что баба она хорошая, веселая. И между прочим, сама пробилась. Начинала секретаршей, а потом поднялась до начальника департамента. Я-то думаю, что карьеру она не просто так сделала, наверняка кому-нибудь особые услуги оказала. Ну да черт с ней. В общем, начальнице требовалась сиделка для отца, и я сказала Юре, что можно Юлю порекомендовать. Юлька тогда из больницы уволилась. Я ее понимаю, работа тяжелая. Я Юлю жалела.

У Веры работа едва ли была легче, но в том, что сестра жалела подругу, Маша сомневалась. Понимать это было грустно.

— Потом брат из управы уволился. Зарплата там не особо большая, а времени свободного совсем нет. Он в такси пошел, там работаешь, сколько хочешь,  — Вера вздохнула.  — Я это к тому говорю, что можно поискать через Юркину бывшую начальницу выходы на полицию. Начальница Юру помнит, он иногда ее по выходным возит.

— Не надо ничего искать,  — отказалась Маша.

— Да нет, тут ты не права. Если на них надавят, толку больше будет.

— Не надо ни на кого давить. Приходи на похороны. Придешь?

— Приду, конечно. Ты сама-то как думаешь?.. Почему ее убили?

— Не знаю,  — покачала головой Маша.

Вера подумала.

— Юлин муж кем был? Как она к нему попала?

— Как попала, не знаю. Через фирму, наверное. Юля в каких-то агентствах была зарегистрирована. Геннадий был журналистом. Может, ты даже о нем слышала. Геннадий Озерцов.

— Не слышала. Я телевизор не смотрю, газет не читаю,  — улыбнулась Вера.  — Маша…

— Что?

— Ты приходи ко мне, если захочется.

— Спасибо тебе.

— Не за что. Ты куда сейчас?

— На работу,  — вздохнула Маша.  — У меня начальница хорошая, разрешила пока на работу не ходить, но я пойду.

— Ну и правильно. Иди на работу, отвлечешься.

Идти на работу не хотелось, но Маша пошла. Она удивилась, увидев, как дети ей обрадовались.

* * *

Нина пыталась сосредоточиться на работе, но полностью сосредоточиться не удавалось. Юля даже после смерти вызывала боль и ненависть.

Геннадия Нина почему-то не ненавидела.

Наверное, потому что она знала то, чего не знал больше никто. Не только он перед ней виноват. Она перед ним тоже.

Она тогда очень уставала. Она приходила домой и слышала только упреки. Она работала насколько хватало сил и постоянно оправдывалась. Работала и оправдывалась.

В тот вечер она вернулась домой совершенно измученная. И кажется, тогда ей пришла в голову страшная и жестокая мысль  — поскорее бы все это кончилось.

Из комнаты слышался воркующий Юлин смех.

Нина заглянула в комнату. Сиделка сидела на стуле рядом с Гениной постелью и держала его за руку.

— Как ты?  — спросила мужа Нина.

— Ничего,  — равнодушно процедил он.

Нина дернула головой, показав, чтобы сиделка вышла. Юля помедлила, но послушно поднялась.

— Можешь идти домой,  — сухо разрешила Нина.

Сиделка послушно переоделась в ванной. Нина загораживала дверь в комнату, не давая ей попрощаться с Геной.

Заперев за Юлей дверь, Нина прошла на кухню, заглянула в холодильник. Готовила Юля плохо, но мужа стряпня сиделки устраивала, а Нине давно было все равно, чем питаться. В кастрюльке был суп с крупно нарезанными овощами. По мнению Нины, суп имел откровенно не товарный вид, она брезгливо закрыла крышку кастрюли. Еще были какие-то каши, на которые тоже не хотелось смотреть. Нина отрезала кусок колбасы и съела его, стоя у окна.

Потом, натянув на лицо улыбку, пошла к мужу. Гена читал что-то в планшете.

— Как ты?  — ласково спросила Нина, беря его за руку.

— Я же сказал, что нормально,  — Гена недовольно выдернул руку.

— Хочешь, сходим погулять?  — спросила Нина.  — Врач говорил, тебе надо двигаться, даже если тяжело.

— Я ходил с Юлей.

И еще одна страшная и жестокая мысль пришла тогда Нине в голову. В тот вечер ей приходили в голову только честные мысли.

Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был совсем другой человек, и его она не любила.

— Гена, я тебя раздражаю?  — спросила Нина.

Этого не надо было спрашивать. С больными надо разговаривать терпеливо и ласково и не задавать провокационных вопросов.

— Это я тебя раздражаю,  — усмехнулся он.

— Как ты можешь?  — опешила Нина.  — Гена, как ты можешь!.. Я… Ты же видишь, я все делаю!..

— Ты ушла в работу, чтобы поменьше быть со мной.

— Я ушла в работу, чтобы у нас были деньги!

Он дернулся и на секунду прикрыл глаза.

Зря она это сказала.

— Геночка, не надо ссориться,  — попросила Нина.  — Я знаю, как тебе тяжело. Но ты хоть иногда будь со мной поласковее. Мне это очень нужно.

Он молчал, и тогда она спросила:

— Гена, я вообще-то тебе нужна?

Он опять промолчал, и это было ответом.

Я накликала беду, с тоской поняла Нина. Она накликала беду, когда помечтала, чтобы все скорее закончилось.

— Я тебе нужна? Гена!

— Мы оба друг от друга немного устали.

— Гена, не уходи от ответа! Тебе нужна Юля? Я слышала, как вы с ней смеялись!

Он промолчал. Это был ответ.

Нина молча вышла в прихожую и начала одеваться. Она одевалась медленно, надеялась, что муж ее позовет.

Но он не позвал.

На улице с ней началось что-то похожее на истерику. Подбородок дрожал, а губы дергались. И она не понимала, плакать ей хочется или смеяться.

А потом позвонил Виктор.

Нина отъехала от компьютера, достала телефон и набрала маму.

— Мам, ты на работе?  — спросила Нина.

— На работе, но разговаривать могу. Как дела?

— Дела удивительные,  — усмехнулась Нина.  — Убили Юлю.

* * *

Когда всех детей разобрали, уже совсем стемнело. В свете фонарей асфальт казался мокрым, хотя дождя не было. Ветра тоже, вечер выдался тихим и теплым, но Маша зябко кутала пальцы в рукава куртки.

Человека за воротами сада она заметила, только когда он к ней шагнул.

— Добрый вечер,  — вежливо и весело сказал участковый Анатолий.

— Добрый вечер,  — буркнула Маша.

— Ты торопишься?  — спросил он.

— Тороплюсь,  — кивнула она и быстро пошла к дому.  — Мама целый день одна.

Она злилась, потому что ей нравилось идти с ним по вечерней улице. Нравилось, когда он весело на нее косился.

Она для него только потерпевшая, а ей хотелось… Черт знает, чего ей хотелось.

— Мы выяснили, завещание было,  — вздохнул Анатолий.

— Кто это «мы»?  — уточнила Маша.

— Я же тебе говорил,  — удивился он.  — Люди работают по этому делу.

Впереди светофор мигал зеленым. Маша пошла медленней  — перейти улицу они уже не успевали, а в следующий раз светофор зажжется не скоро. Сестра называла этот светофор долгоиграющим.

— Завещание подписал главврач больницы, в которой лежал твой зять. Такое практикуется. Если человек не может вызвать нотариуса, главврач имеет право заверить завещание. Я сам с врачом разговаривал. Хороший дядька, и память у него крепкая. Геннадий ваш ему объяснял, что хочет завещать гражданской жене деньги на вкладах, а сам даже в названии банка сомневался. Врач ему и посоветовал написать про все свое имущество, раз, кроме вкладов, имущества никакого нет. Так что не врала Нина.

— Такие, как она, не врут,  — пожала Маша плечами.

Такие, как Нина, не врут, они кичатся своей честностью.

— Какие такие?

Удивлялся Анатолий забавно, широко открывая глаза. Как ребенок.

— Такие…  — буркнула Маша и отчего-то засмеялась.  — Такие, у которых все есть.

— Не понял.

Светофор зажегся зеленым, Анатолий тронул Машу за руку  — пойдем.

— Все ты понял,  — вздохнула Маша.

У таких, как красивая Нина, все есть. Есть деньги, пусть не миллионы, но и не такие копейки, как у Маши. Есть хорошее образование, есть умение себя держать. А главное, есть уверенность, что новый день никогда не принесет им нищеты или чего-то такого, с чем они не смогут справиться.

Юля когда-то призналась, что она завидует таким, у которых все есть. Маша догадывалась, что сестра им не только завидует, она их ненавидит.

Маша не испытывала ни ненависти, ни зависти, только безнадежную грусть оттого, что жизнь устроена так несправедливо.

— Пока,  — перейдя улицу, попрощалась Маша.

К отделению полиции надо было идти в другую сторону, не туда, где ее дом.

— Я тебя провожу.

— Зачем?  — Маша не тронулась с места.

— Поздно уже, темно,  — объяснил он.

— Я каждый день здесь хожу!

— Маш… Ты чего злишься-то?

Она злилась, потому что он ей нравился.

Он был высоченный, ему приходилось наклоняться, чтобы заглянуть ей в лицо.

По росту он куда больше подходил красавице Нине.

— Я не злюсь.

— Ну и не злись.  — Он потянул ее в сторону дома.  — Когда похороны?

— В субботу. Только хоронить некому. Мы с мамой да соседи.

Анатолий вздохнул, посочувствовал.

— Я сегодня одну Юлину подругу разыскала. Может, она еще кого-нибудь приведет.

— Близкая подруга?  — мгновенно заинтересовался Анатолий.

Он ее провожает только потому, что она потерпевшая, а ему хочется раскрыть убийство. Наверное, если раскроет, получит повышение.

— Когда-то была близкая,  — вздохнула Маша.  — Говорит, что давно Юлю не видела.

Он проводил ее до калитки, подождал, пока она вой-дет на участок.

Над крыльцом горел фонарь, но до кустов у калитки свет не доходил. Кусты казались черными, и, поднявшись на крыльцо, Маша не видела, стоит там Анатолий или уже ушел.

* * *

Люба дремала перед работающим телевизором. Илью подмывало выключить телевизор, льющаяся оттуда музыка особого раздражения не вызывала, но ему хотелось тишины. Выключить телевизор он не рискнул, жена в таких случаях обижалась и сердито начинала уверять, что не спала ни одной секундочки. Он не исключал, что она искренне в это верила.

Звонок он расслышал не сразу. Выйдя в прихожую, достал телефон из кармана куртки, ответил незнакомому абоненту.

Звонили из полиции.

— Я ждал вашего звонка,  — признался Илья, когда мужчина представился.  — Если хотите побеседовать, я готов в любое время, хоть сейчас. Приезжайте.

Илья продиктовал адрес.

Люба дернулась, открыла глаза.

— Из полиции,  — объяснил он.  — Сейчас приедет.

Жена молча и равнодушно снова уставилась в телевизор.

Звонок в дверь раздался минут через сорок. Илья отпер дверь.

Молодой человек в штатском протянул ему раскрытое удостоверение.

— Проходите,  — Илья посторонился, не посмотрев в документ.

Конец ознакомительного фрагмента.