Аномальный бардак

Евгения Власова, 2021

Группа молодых сотрудников клининг-сервиса сталкивается с аномалиями, существование которых очаровывает любого. Невидимые духи, зомби, древняя магия и гомункулы. Это ведет их прямиком в переплетение собственных мотивов и воли тайных обществ, управляющих нашим миром. В каждом случае их человечность оказывается перед вызовом. Смогут ли они сохранить лицо перед потусторонними загадками и угрозами? Как распорядятся судьбами своих близких? Кем они выйдут из этой истории, что проверит на прочность их узы и моральные устои?

Больная плесень

1

— И что, когда она пошла в душ, ты просто взял и тихонько свалил?

Настин прищур говорил о том, что она просто не могла поверить моему рассказу. Я сам понимал, что ситуация вышла глупая.

На столе дешевой пивнушки стояли четыре кружки. Две пустые (обе мои) и две полные. Моя коллега знала свою слабость к алкоголю, потому попивала медленно, закусывая сухариками. Телевизор тихо показывал музыкальный канал. Кроме нас двоих и бармена в помещении не было никого.

— Не, ну а как мне еще реагировать? — оправдывался я, разводя руками. — Таня вообще никаких намеков не давала до этого. Тем более она же выпивала вчера, так? Я, как джентльмен, считаю это непозволительным. Воспользоваться моментом слабости в смысле…

— Но вы же всегда неплохо общались. Приглашение домой не было намеком что ли?

— Да я и сам знаю. Но ведь до этого мы просто друзьями были. Нет, скорей, просто хорошими знакомыми. Так что я понадеялся, что мы просто кино посмотрим или что-то вроде того.

— Ведешь ты себя, Марк, как невинная девочка, — покачала головой Настя. — Да и с чего ты взял, что она пьяна? Ты же знаешь, что она всегда такая… Ну, странная. Я не видела, чтобы Таня вчера вообще что-то пила, кстати.

— И чего ты на меня так осуждающе смотришь? Что, не брать любую, кто даст, теперь преступление?

— Чего ты ее как какую-то маньячку рисуешь? Не считая наивности, что меня беспокоит, так это твоя реакция. Судя по тому, что сегодня вы словом не перекинулись, ты ее серьезно обидел. Учитывая ее поведение, думаю, ей вообще трудно с людьми сходиться. Может, потому все так неловко вышло. Ты был ее последней надеждой, но в итоге разбил ей сердце. Не удивлюсь, если она плакала вчера ночью. А сегодня под поезд бросится.

— Чего?! Серьезно?! Надо срочно к ней ехать!

— Шучу я, шучу! — замахала руками Настя, как только я вскочил с места. — Надеюсь… В любом случае теперь будет неловко. Если тебе не плевать, то нужно все с ней прямо обсудить. Если у нее действительно какие-то планы на твой счет, то нужно в этом хотя бы убедиться. И дать ответ. А ты тут увиливаешь… Мужик или нет?!

Девушка цыкнула языком и раздраженно уставилась в сторону барной стойки.

— Да… Хорошо, на следующей неделе поговорю с ней, — решил я, но Настя взглянула на меня так, будто вот-вот разобьет кружку о мою голову. — Сейчас?

— Конечно, идиот! Телефон-то тебе на что? А, только напиши ей, а не звони! Ты подвыпивший все-таки.

Кивнув, я достал из кармана смартфон и отправил Тане сообщение с предложением обсудить произошедшее вчера после корпоратива.

— Пока не отвечает…

— Ну подожди, значит. Занята, может. Или вообще еще домой не доехала.

Настя определенно считала, будто учит ребенка очевидным вещам, хотя была младше меня на два года. У меня же последние отношения закончились в девятом классе, так что мой радар, улавливающий мозговые волны женщин, определенно заржавел. Не до романтики мне было в последнее время.

Маньеризмы Тани действительно были необычными, но меня это не беспокоило, и мы даже ладили. Расслаблялись после работы вместе, иногда в компании Насти, вели бессмысленные беседы, если меня заносило к ней в бухгалтерию. Жаль, что она только на полставки работала, но оно было понятно. Студентка все-таки. Насколько я знал, она устроилась к нам в компанию по знакомству с директором. Ее специальность связана с финансами, так что она выпустится уже с опытом работы. Грамотный ход для кого-то, кто всем своим видом говорит о том, что в голове у нее только ветер.

Через полчаса, которые мы с Настей провели, обсуждая сериал, на который она недавно подсела, мне пришло сообщение.

— Сказала зайти к ней домой, — доложил я. — Погоди-ка… Опять к ней домой? Она что, решила, что я передумал?

— Может быть. В любом случае тебе нужно все разъяснить. Иди давай.

— Ты только что сказала не звонить ей, потому что я выпил, а теперь предлагаешь идти к ней домой? Может, лучше завтра?

— Дел у тебя больше нет, так что просто попей водички, пожуй жвачку — и вперед, — бросила Настя, отмахиваясь рукой.

Трудно было разобрать, на каких аспектах жизни она заостряет внимание, а какие предпочитает игнорировать.

Заплатив за пиво, включая недопитую кружку, я направился к автобусной остановке. Весна выдалась теплой, и уже к концу марта весь снег растаял, но я все еще носил куртку. В автобусе было жарковато. Я вытер пару капель пота на лбу и написал девушке, что еду к ней. Прибыв на место, я купил в киоске бутылку воды и жвачку, провел краткий курс отрезвления и отправился в квартиру Тани на втором этаже пятиэтажки.

— Проходи-проходи, — как обычно вяло протянула она, открыв дверь.

На работе дресс-код соблюдают только менеджер по продажам и уборщики, вроде нас с Настей. Таня же носила толстовку с капюшоном, которая будто досталась ей с плеча двухметрового бодибилдера. На и без того миниатюрной девушке она была огромным мешковатым платьем, рукава скрывали даже пальцы. Работая за компьютером, она закатывала их. Ее движения были плавными, медленными и неловкими, будто она постоянно ходила по дну реки. Проходя в гостиную, она громко шаркала своими тапочками. На ее лице, как и всегда, было неизменное выражение безмятежности. Или даже эйфории. Ни разу не видел ее без сонной улыбки. Потому после корпоратива я мог только предполагать о степени ее опьянения. Она выглядела пьяной круглые сутки.

В небольшой гостиной стояли два кресла, поставленные под углом в сорок пять градусов и к столику между ними, и к телевизору у противоположной стены. Вчера мы действительно смотрели на нем фильм, но только до середины.

— Садись, — предложила она, сама сев там же, где и вчера.

Перед ней на столике стояла кружка с чаем, а рядом — сахарница с выглядывающей из нее пластиковой ложкой.

— Можно и мне тоже? — спросил я, сказав первое, что пришло в голову.

Что бы там ни говорила Настя, а начинать с главного все же было трудновато для меня.

— Завари, — пропела Таня, сверля меня туманным взглядом.

Ни в ее голосе, ни в выражении лица не было ни тени враждебности. И все же было понятно, что она злилась. Возможно, за время нашего общения, я приобрел способность различать ее настроение, не опираясь на внешность. Или кто угодно мог бы понять это по тому, что она, принимая гостя, наслаждалась чаем в гордом одиночестве.

Восприняв это как некий вызов, я ушел на кухню и заварил пакетик еще горячей водой из чайника. Тут пришло осознание, что от такого количества жидкости за сегодня мой мочевой пузырь лопнет в следующие полчаса или около того, но было уже поздно. Лишь бы хозяйка не выгнала меня из квартиры, не дав сходить в туалет. Я выждал три минуты, добавил немного холодной воды, чтобы не обжечься, и вернулся в гостиную.

— Нельзя, — торопливо схватила меня за запястье Таня, как только я потянулся к сахару.

Руки мы протянули с одинаковой скоростью, но для нее это был молниеносный рывок.

— Я, конечно, все понимаю, но зажать сахар — это уже чересчур мелочно.

— Не в этом дело. Я расстроена после вчерашнего, это правда, но только не трогай сахар. Это не просто сахар. Он лекарственный.

— Понятно… — задумчиво пробубнил я и отступил. — Странно как. До чего медицина дошла…

— Это еще ничего. В детстве папа дробил какие-то фиолетовые камушки и тер их в ступке с травами. На вкус гадко получалось, и я была маленькой, так что мама за все эти годы успела придумать сотни способов превратить эту кашицу во что-то съедобное.

Возьмем на заметку, что ее родители увлекались альтернативной медициной. Лет пять назад я бы точно самодовольно прокомментировал темноту этих людей, но с тех пор обзавелся не только тактом, но и опытом. Этот опыт говорил, что такие странности не всегда лишены практического смысла. Но о болезни я все же решил не спрашивать. Это мог быть как и мифический детокс или даже сбрасывание плохой кармы, так и рак. Ничего хорошего из этого не выйдет.

С другой стороны, никаких иных тем в голову не приходило. Как бы я ни хотел игнорировать причину визита, разговор, по сути, был лучше давящей тишины.

— Хотелось бы прояснить для начала… — нерешительно заговорил я. — Вчера ты пригласила меня домой, чтобы… провести ночь вместе?

В наших беседах до этого ни разу не всплывала такая деликатная тема, потому я не знал ее степень терпимости к пошлостям и эвфемизмам.

— Разумеется. Раз уж ты сам решил об этом поговорить, то я спрошу. Почему это ты сбежал, пока я была в душе? Я хорошая подруга, потому пойму, даже если это что-то связанное со здоровьем, например. Не стесняйся, объясни честно.

Что-то мне подсказывало, что для нее приемлемым оправданием будет исключительно форс-мажор. Тревога, однако, смешалась с облегчением, ведь она все еще считала нас друзьями.

— Я решил, что ты пьяна, а потому за себя не отвечаешь.

— Интересно, с чего бы это, — хмыкнула Таня. — Я выпила только стакан вина.

— Ну а как мне еще объяснить то, что ты вдруг ни с того ни с сего решила превратить наши отношения в половые? Было пропущено множество важных шагов! Мы даже не встречаемся.

— Старомодно… — самодовольно протянула она, словно какой-то вестник прогресса.

— Это нынче норма?!

— Сама не знаю, но молодежь всегда развратна. Старшие поколения постоянно ворчат так, будто мы на пороге очередной сексуальной революции, после которой человечество окончательно деградирует. Хотя по факту процесс этот медленный, а сами они кутили похлеще нас. Взять хотя бы древних греков…

Ее понесло не в ту степь. В итоге я нарвался на лекцию об отношении к сексу в различных исторических периодах. Причем скачки от эпохи к эпохе почти не были связаны, как и все это обсуждение — с насущной проблемой. С античности Таня перешла к пещерным людям, оттуда — к Ренессансу, а затем — к Средневековью. Энергия у нее стала кончаться, когда речь зашла о шестидесятых годах. Мне же оставалось лишь делать вид, что я пил чай, который к середине рассказа уже закончился, и кивать. Зато удалось узнать, что Таня была из тех людей, что предпочитала использовать медицинские термины вместо эвфемизмов, что у меня, привыкшего к обратному, вызывало некоторый дискомфорт.

Мне принесло облегчение лишь то, что она, похоже, тоже хотела сменить тему, в чем я ей сочувствовал. Но все же в ее момент слабости на мои плечи ложилась ответственность, и я вернул разговор в нужное русло.

— Признаюсь, я, похоже, немного облажалась. Опыта не хватает, — говорила Таня, выпрямив спину и повернувшись ко мне, насколько позволяло кресло.

Ее руки легли на колени, согнутые строго на девяносто градусов. Девушка сидела, словно первоклашка под надзором не столько строгой учительницы, сколько гордых родителей.

— Теперь-то я все сделаю правильно. До этого приходилось опираться на намеки, но это не сработало. Поэтому спрошу прямо.

Я сглотнул, ожидая ее следующих слов. Если она предложит встречаться, то я был готов согласиться, так как особых причин отказывать не было. Попроси того же Настя — ответ был бы тем же. Я простой человек с низкими стандартами. Не в обиду им двоим сказано.

— Я влюбилась в тебя, Марк. Поэтому я хочу от тебя ребенка. Никаких обязательств, я сама со всем справлюсь. Мы можем даже никому об этом не рассказывать.

Трудно сказать, было ее лицо серьезным или нет, учитывая его постоянство. Я не знал, стоило ли мне смеяться. Если это была шутка или розыгрыш, то лучше просто сделать глупый вид и ждать, пока она не скажет: «Ха-ха, повелся». Этого не произошло. Вместо самодовольного смеха была лишь звенящая тишина, блаженная улыбка Тани и вернувшийся в мое горло комок.

— Серьезно?

— Конечно. Суть любви в выживании и размножении. Мне не хотелось бы доставлять тебе неудобств, так что все, чего я хочу — это твое наследие. Твои гены были признаны лучшими.

Что за чушь? Таня имела репутацию за странные высказывания, но это било все рекорды с отрывом. И кто признал мои гены лучшими? Она взяла мой волос и созвала комиссию ученых?

— Мне нужно подумать, — произнес я медленно, словно в трансе.

— Неужели я тебе настолько не нравлюсь?

— Нет-нет, не в том дело…

— Если бы нравилась, ты бы тут же утащил меня в спальню, — капризно высказалась она, но тут ее осенило. — А-а-а… Воспитание не позволяет?

— Если бы дело было в воспитании, я бы тебя уже вчера повалил. Тут, скорей, опыт… В любом случае это важное решение. Нужно все обдумать.

Таня обреченно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Открыла живот — значит, сдалась.

— Ладно, думай. Это же я к тебе с просьбой обращаюсь, так что требовать немедленного ответа даже как-то стыдно. Буду ждать. Даже до старости, если придется.

— Тогда это уже будет не актуально… Ладно, спасибо за прямоту. Я хорошо подумаю и отвечу как можно скорей.

Я встал с кресла.

— Ага, будь добр, — сказала она так, будто это дело ее никак не касалось.

Если бы я не знал ее лучше, то подумал бы, что она каждый день такие разговоры проводит. Хотя, учитывая количество откровений за последние два дня, я начал подумывать, что наши отношения были более поверхностными, чем я считал ранее.

После посещение туалета я распрощался с Таней и направился к остановке.

2

На работе все знали, что мы с Настей — соседи по квартире. Когда я устроился по ее рекомендации, каждый посчитал нужным спросить, молодожены ли мы. На самом же деле наши отношения на тот момент были далеко не самыми близкими. Для меня она была лишь племянницей моего школьного учителя истории и сестрой моего друга, по просьбе которого она и позволила мне жить в комнате, которую раньше занимал он. Его авторитет был настолько весомым, что даже после смерти брата Настя сдержала слово, да еще и арендную плату с меня не требовала. Прочие платежи мы делили поровну. И почему все люди в их семье так сильно верили в меня, зная о моих связях с криминалом? Наслушавшись их, я и сам не заметил, как подхватил эту веру.

К восьми вечера я уже был дома. За скорым ужином за кухонным столом я передал Насте приблизительное содержание моего разговора с Таней. Все это время ее лицо источало скептицизм, и я даже не был уверен, что она уделяла хоть сколько-нибудь внимания вкусу своей еды.

— Все понятно, — провозгласила она, бросив вилку в опустевшую тарелку. — Она чокнутая. Поехавшая. Наверняка опасна. Советую бежать из города, а лучше — из страны. Если поторопишься с вещами, то успеешь на последний поезд.

— Не надо преувеличивать…

— Нет, ну а что тут еще скажешь? Когда фанатка просит вокалиста рок-группы сделать ей ребенка без обязательств, ее заносят в черный список и усиливают охрану. Когда студентка просит о таком же уборщика, тут стоит подключать министерство обороны и разведку. Знаешь, чем заканчиваются такие случаи? Кастрацией. «Раз ты не хочешь оставить мне ребенка, то ты не оставишь его никому!» Потом она держит тебя прикованным к батарее, пока ты истекаешь кровью. Через пару месяцев соседи устают от вони из ее квартиры и вызывают полицию. Твой разлагающийся труп обнаруживается в ее объятиях. Это все очевидные вещи, а ты ведешь себя так, будто живешь в стране радуг и пони. Что это за спокойная рожа у тебя?

— Нет-нет, это ты в каком-то аду проживаешь. Это странно, конечно, но все же… Я у тебя совета прошу, а ты краски сгущаешь.

Я не мог не поразиться тому, как эта история повернула представление Насти о Тане на сто восемьдесят градусов. Или, возможно, у нее просто появилась причина высказать ее искреннее мнение.

— Мало того, что она постоянно как блаженная ходит, так еще и принимает какую-то фигню. Не сахар это был вовсе, а героин какой-нибудь. Это бы многое объяснило…

— Кто вообще держит героин в сахарнице?

— Сумасшедшие, вот кто. Да даже если это и вправду «лечебный сахар», то вновь возникают вопросы. Она точно не в секте какой-то? Ты не замечал у нее в квартире странных религиозных символов? Ритуальные кинжалы, черепа, книжки в кожаных обложках?

— Лучше бы так…

Если бы ее «лекарства» были лишь плодом суеверий, это означало бы, что никакой «болезни» не было. Также эти суеверия могли быть ее настоящим мотивом, стоящим за такой необычной просьбой. Возможно, это ее гуру сказал своим адептам: «Плодитесь и размножайтесь» или что-то вроде того.

— Разузнаю-ка я побольше про это ее лечение, — решил я и принялся мыть посуду, пока Настя запивала ужин апельсиновым соком из холодильника, приложившись губами прямо к коробке.

Некоторое время она простояла с этой коробкой в руках и смотрела в нутро холодильника, но ее взгляд не двигался. Вот я уже собирался сказать ей, чтобы она закрыла дверцу и перестала выпускать холод, девушка заговорила голосом чуть тише обычного:

— Хочешь, проверю записи Кости?

Ее брат оставил нам не только эту квартиру, но и внушительную коллекцию своих наблюдений за аномальными явлениями в виде стопок толстых тетрадей в книжном шкафу. Никто из нас не заглядывал в них с тех пор, как он умер. Я считал, что в этом просто не было необходимости, но для Насти, видимо, эти записи были чем-то мрачным и святым.

— На всякий случай можно, — ответил я нарочито небрежно.

Раз она сама вызвалась нарушить это неписаное табу, то я не мог ей препятствовать. Если Танины лекарства, будь то кашица из фиолетовых камней или запретный сахар, имели аномальные свойства, то это было не к добру. Это был один из тех редких случаев, когда вместо того, чтобы проверить странные звуки из подвала, я бы просто закрыл дверь на замок и надеялся на лучшее. Иррациональное поведение. Потому в мыслях я поблагодарил Настю за проявленную инициативу.

Из двух комнат нашей квартиры я занимал принадлежавшую Косте, а Настя — ту, что служила когда-то мастерской. Там покойный проводил неизвестные магические манипуляции, но никаких артефактов нам не оставил. Инструменты и стол нынче покоились в гараже их отца, а их место заняли вещи Насти.

Наше исследование проходило в моей комнате. Я сидел за древним компьютером, который был куплен на скопленные с моей предыдущей работы деньги сразу после переезда. Такие стояли в компьютерном клубе, который я посещал в детстве, а потому безнадежно устарели. Но я использовал его только для доступа в интернет, где и стал искать упоминания описанных Таней медицинский практик.

Настя с той же целью зарылась в тетради, лежа на моей кровати. Выбранные ею записи стояли парой стопок на полу у изголовья. Уставая от света пузатого экрана, я время от времени делал перерывы и поглядывал в сторону девушки. Глаза невольно пробегались по оставленным на обложках названиям. Все они были написаны толстым черным маркером, большими печатными буквами: «Прочие неорганические аномальные объекты», «Духовные травы», «Спиритические условия для проведения лечебных обрядов», «Камни и каменные порошки», «Рецепты (Часть первая)».

Могло показаться, что это все были выдумки оккультиста, но я знал, что каждое утверждение в этих тетрадях было проверено либо самим Костей, либо его доверенными людьми. Кстати говоря, на нижней полке книжного шкафа лежал блокнотик с телефонами и адресами его коллег и друзей. Он сам дал мне разрешение в любое время воспользоваться этими контактами, если возникнет необходимость, но такого еще не случалось.

Время шло к полуночи. Приняв душ, я вернулся в комнату, готовый предложить Насте перенести поиски на завтра, как она подняла указательный палец, не отрывая глаз от содержимого очередной тетрадки. Я уже подумал, что был какой-то прогресс, вот только эти записи носили название «Паразитические духи неживотного типа».

Да, со мной такое тоже бывало. Захочешь посмотреть что-нибудь на «Википедии», а через час оказываешься на статье, никак не относящейся к первоначальному запросу. Ложная тревога.

— Если нашла что-то захватывающее, то можешь продолжить читать в своей комнате. Я спать собрался. Освободи кровать.

— Я нашла то лекарство, которое готовили ей родители. С фиолетовыми камнями, — протараторила она. — Погоди секунду.

Мне оставалось лишь сесть на стул перед компьютером и во второй раз пройтись по влажным волосам полотенцем. Ее губы подрагивали, желая читать вслух, пока ее взгляд бегал по строчкам.

— Фух… — выдохнула она и, поднявшись, села на край кровати. — Кажется, я нашла что-то.

— Да ладно? Говори давай.

Я вовремя заметил, что был готов подвергать сомнению каждое ее слово, и быстро сбавил градус скепсиса. Все-таки было неприятно даже думать о том, что у этих лекарств были сверхъестественные корни.

— Сразу оговорюсь, что не нашла никаких фиолетовых камней. Но зато нашла камни, окрашенные в фиолетовый цвет в ритуальных целях. Их дробят в порошок и смешивают с травами. Некоторые обычные, лекарственные, другие — духи, принимающие вид растений. Подходит?

— С натяжкой. Но Таня тогда была ребенком и могла не приметить, что они были покрашены. И от чего эта смесь лечила?

— Противогрибковое. Есть дух в виде грибка, который растет на нервах, — сказала она, приподняв тетрадь в ее руках. — Он выделяет какую-то химию, которая стимулирует эти нервы. В результате человек чувствует боль. Хотя Костя использовал слово «агония». Смесь должна подавить активность этого грибка.

— Таня больше не принимает ее. Вылечилась, похоже. А с сахаром-то что? Нашла про сахар?

— Да не торопи ты! — гавкнула она, нахмурившись. — Грибок этот рукотворный. Его используют в качестве проклятия с целью не только убить самого человека, но и прервать его род.

Убить? Дух только причиняет боль, разве нет? И при чем здесь род?

— Эх… — вздохнула Настя, заметив мое замешательство. — Говорят, что боль настолько сильная, что жертва может вырвать себе глотку голыми руками, чтобы прервать страдание. Но Костя написал, что это только слухи. На деле же жертвы чаще немедленно разбивают себе голову о ближайшую твердую поверхность или закалывают себя, если рядом есть меч или нож. Но если вовремя принять это лекарство, то эффект грибка пройдет. Но сам-то дух никуда не исчезает. В таком случае прерывается род.

— Бесплодие?

— Нет. Грибок передается детям сразу после рождения. Может, младенцу достаточно этого грибка, чтобы умереть от болевого шока… Но ведь можно и ребенка лечить. Похоже, это проклятие только звучит страшно, а на самом деле это что-то вроде ВИЧ. При регулярном лечении можно спокойно жить.

Перебирая уголок полотенца в руках, я начал задумываться.

— Известно, что Таня принимала лекарство в детстве. Ее отец готовил смесь. Прокляли ребенка или родителей? И почему она перестала его принимать? — бормотал я. — Кстати, что там с сахаром-то?

— Тут целая тетрадь про аномальные порошки и пески. Многие из них в виде сахара или соли. К тому же, ты ведь сам его не пробовал. Откуда ты знаешь, что это и вправду сахар?

Таня перестала принимать тот противогрибковый препарат по неизвестной причине, но дух остался. Значит, возможно, что боль появилась. Если так подумать, то гипотеза о героине в сахарнице не звучит так уж безумно. Это точно объяснило бы маньеризмы Тани. Она не пьяна, а под кайфом.

— Я вижу, ты там уже предположения строишь, — хмыкнула Настя. — Гадать круглые сутки можно. Лучше разузнай наверняка.

— Верно. Надо спросить у ее родителей.

Я пару раз решительно кивнул. Не столько Насте, сколько самому себе.

— Чего это ты обходным путем пошел? Спроси у самой Тани.

— Она не знает, что проклята.

Уже в который раз за день девушка смотрела на меня, полная неверия.

— Это ты с чего взял?

— Забыла, с чего все началось-то? Она предложила мне завести ребенка. Была какая-то причина, по которой ей пришлось перестать принимать то лекарство из фиолетовых камней. Это только предположение, но мне кажется, что сахар — это замена. И притом поведение Тани — это побочный эффект. Знай она об этом — не захотела бы рожать ребенка. Если ей так хочется детей, то она взяла бы приемного. Хотя тот ее бред про гены…

Я сам себя запутал.

— Может, она просто посчитала это допустимыми потерями? Может, она помешана на кровном родстве? Говорю же, вместо того чтобы гадать, нужно спросить у нее.

— Нет-нет. Если родители скрыли проклятие от нее, то на это была причина. Не узнав ее, я не могу рассказывать об этом Тане. Лучше перестраховаться. Надо только найти повод для того, чтобы встретиться с ее родителями.

— Да делай что хочешь, — махнула она рукой и встала на ноги. — Завтра после работы я еще почитаю. Поищу, какой сахар или порошок мог бы быть заменой тем камням. Или какой из них вызывает изменения в поведении. Может, получится подтвердить твою теорию. Или опровергнуть. В общем, все на сегодня. Спокойной ночи.

Настя поставила стопки тетрадей на пол у шкафа и покинула комнату, осторожно закрыв дверь.

— Спокойной, — сказал я на прощание и, повесив полотенце сушиться, устроился в нагретой постели.

3

После работы, переодевшись, я вновь навестил квартиру Тани. Обычно я бы заглянул к ней в бухгалтерию при сдаче инвентаря, но в тот день у нее был выходной. На этот раз мы общались не в гостиной, а у нее в спальне. Она сидела за своим рабочим столом, а я — на кровати. Компьютер был включен, на мониторе отображался какой-то документ. Это могла быть как работа, которую Таня взяла на дом, так и учеба. Ее стол был заставлен учебниками, перед клавиатурой лежали очки для работы с компьютером.

Про себя я подметил, что в последнее время все глубже и глубже проникал в эту квартиру. До корпоратива я не заходил дальше прихожей, но за два дня уже покорил кухню, гостиную и спальню.

— Не буду ходить вокруг да около, — решительно произнес я и для пущей храбрости хлопнул себя по коленям. — Я подумал над твоим предложением и решил принять его.

— Как замечательно, — начала говорить Таня, не дав мне продолжить. — Что же, начнем? Так уж совпало, что сегодня благоприятный день. Можешь воспользоваться ванной, а я пока налью немного вина, если хочешь расслабиться.

— Погоди-погоди. Заводить внебрачного ребенка не положено, потому мы сперва поженимся.

Девушка застыла. Улыбка не дрогнула, глаза не моргали, и казалось, что даже дыхание остановилось. Если бы не крики играющих во дворе за окном детей, я бы подумал, что это не Таня, а само время застыло.

— А, извини, не так все это делается, — очнулся я и прокашлялся: — Выходи за меня.

— Нет, официальное предложение — это не то, чего я ждала. Гадала, когда же ты начнешь смеяться, чтобы и мне присоединиться к шутке…

— Я абсолютно серьезен. Если ты не хочешь, то мы можем потом развестись, но ребенок должен родиться в браке.

На секунду мне показалось, что выражение ее лица поблекло, но, как оказалось, девушка просто задумалась.

— Ладно… Так уж и быть, давай жениться, — ответила она непринужденно. — Теперь я уверена, что ты просто помешан на формальностях.

— Наоборот! Это ты слишком легкомысленно относишься к таким серьезным вещам. Мне, как главе семьи, теперь придется налаживать порядок.

— Уже вжился в роль…

Я поднялся на ноги и положил руки на бедра. Это был продуманный жест, призванный создать внушительное присутствие и продемонстрировать мою решительность. Хотя кто-то мог бы назвать это перебором, ведь Таня и так была небольшого роста.

— Следующим по списку у нас идет знакомство с родителями. Начнем с родителей невесты. Ими же и закончим, — сказал я, потеряв дух и отведя взгляд. — По некоторым причинам.

— Каким это?

— Семейные обстоятельства.

— На свадьбе их тоже не будет?

— Определенно нет.

Таня понимающе кивнула.

— Время еще есть, так что, почему бы не навестить твоих родителей прямо сейчас? — предложил я.

— Так внезапно. Надо хотя бы позвонить сперва.

Она точно была в растерянности, ее руки еще более неловко, чем обычно, начали рыться среди учебников и проводов на столе в поисках телефона. Пока она набирала номер, я удалился на кухню, чтобы смочить подсохшие горло и губы водой.

Все прошло как по маслу. Рыскать у Тани за спиной в документах и интернете мне показалось грубым, так что мои привычные методы добычи информации прошлось отложить в сторону. В то утро, приступив к работе, я осознал, как трудно организовать встречу с чьими-то родителями. Но к концу смены пришло озарение, что ситуация на самом деле выдалась идеальной. Женитьба была отличным предлогом.

У меня пока что не было доказательств точной связи между проклятием и неожиданной любвеобильностью Тани. Разве что оба явления были странными. В моей голове идеальным развитием событий являлось раскрытие правды Тане ее родителями. Тогда она сбавит обороты и, возможно, нам удастся сохранить дружеские отношения. Главное же, что я надеялся получить — это способ снятия Таниного проклятия. Губу я, конечно, раскатал, но хотя бы подсказку-то можно?

Когда я вернулся, девушка уже обо всем договорилась, и мы немедленно отправились в ее родительский дом. Их четырехкомнатная квартира была обставлена роскошно, особенно с моей точки зрения. Вопрос, вертевшийся в моей голове с самого нашего знакомства, получил ответ. Таня, простая студентка, работавшая на полставки бухгалтером в небольшой компании, могла позволить себе двушку благодаря состоянию ее родителей.

Сами предки к тому времени были в состоянии между отрицанием и осторожностью. Широкоплечий отец с проглядывавшей из-под воротника грубой татуировкой, сверлил меня испытывающим взглядом и при этом обращался вежливо. Мать, худощавая женщина с длинными пальцами и светлыми волосами, суетилась с чаем и сладостями, а потом и вовсе исчезла на кухне, принявшись готовить. Наверняка это был лишь повод отвлечься.

Расспросы были в точности такими, какими я их себе и представлял. Заранее не сговариваясь, мы с Таней сымпровизировали подробности наших долгих и любящих отношений. К моему облегчению, девушка понимала всю абсурдность ситуации и сочла необходимым скрыть ее от родителей. Кроме этого говорить было особо не о чем, ведь оба мы были молодыми, и никаких достижений у нас за плечами не было. В качестве планов на будущее я выдвинул достижение финансовой стабильности, не уточняя методов.

— Уф, ну вы, конечно, удивили. Мать чуть в обморок не упала, да и самого меня чуть удар не хватил, — сказал мужчина, расслабившийся в ходе допроса. — Пойду на балкон покурю. Ты со мной?

Вопрос был адресован мне.

— Не курю.

— Тогда свежим воздухом подышишь, — настойчиво продолжил он.

Тут я уловил намек и проследовал за ним на балкон, оставив Таню в одиночестве. Вид с четвертого этажа открывался неплохой, что неудивительно, ведь квартира была в центре города. На ограждении лежала помятая пачка сигарет, которых я не замечал в ассортименте супермаркетов по соседству, да и никто из моих старых знакомых такими не баловался. Пробовать, однако, я не вызвался.

— Важный разговор есть, — мрачно начал он, опиравшись локтями на ограждение и закурив.

— Потому мы и здесь, так?

— Точно. Вы вместе уже долго, и я уверен, что ты уже знаешь, но на всякий случай спрошу. Ты в курсе ее… проблемы? Она же еще принимает сахар, верно?

— Про грибок я знаю. И сахар видел.

— Грибок? — спросил он, прищурившись. — Я про проклятие говорю.

— Ну да, и я про то же. По природе своей это проклятие — духовный грибок-паразит. Я что-то попутал?

— Не знаю, мне только сказали, что это проклятие. А ты что, разбираешься?

— Мой друг разбирается.

Разбирался, если быть точным. Но такая формулировка только окончательно испортит заданный мужиком тон нашего серьезного разговора, потому я ее избежал.

— Неважно, планируете ли вы заводить детей, но в будущем может случиться так, что вы все-таки решитесь, — начал рассуждать он, не подозревая об истинных причинах нашего визита. — Ты должен знать, что это проклятие передается первому ребенку.

— Только первому?

Он кивнул.

Наконец-то речь зашла о самом главном. К тому времени я уже устал от этого дурацкого представления. Да и атмосфера с самого нашего прибытия была напряженной. Аж дыхание перехватывало.

— Я пока не знаю всей истории. Таня унаследовала это проклятие или получила его в детстве?

— Она не рассказывала? Наверное, меня не хотела выставлять в плохом свете. Но я врать не буду, расскажу, как есть.

Что-то щелкнуло у меня в голове от его слов. Он предполагал, что за долгое время наших отношений я узнал о проклятии, но ожидать такого от любого парня с улицы было слишком оптимистично. В конце концов, не у многих есть доступ к такому знанию. При этом он удивился тому, что я вдался в подробности. Подробности, которые даже ему самому не были известны. Все это не осело у меня в голове в тот момент, но, когда речь зашла об истории проклятия, все стало ясно. Таня знала о том, что проклята. И, скорей всего, знала о передачи гриба по наследству. Я старался не показывать лишних эмоций на лице, слушая рассказ мужчины, пока параллельно про себя гадал о том, что же творилось в голове у самой Тани.

Отец рассказал, что в молодости сколачивать свое состояние он начал не самыми добрыми методами, потому и обзавелся множеством недоброжелателей. Когда дела пошли в гору, и он, к тому моменту уже женатый, решил строить свой бизнес честно, его посетил пожилой мужчина. Незнакомец представился колдуном и уведомил отца Тани, что в магических кругах ходят слухи о том, что кто-то наложил на него, к тому моменту известного молодого предпринимателя с запятнанным прошлым, проклятие. Разумеется, батя дал ему от ворот поворот, приняв за безумца или шарлатана, но тот успел оставить телефон и предложил обращаться, если его вдруг будут беспокоить легкие боли по всему телу.

Эффект грибка не заставил себя долго ждать. Лишь после многочисленных походов к врачам и ослабления действия болеутоляющих мужчина обратился к колдуну. Тот научил его готовить лекарство и продавал ингредиенты, но самым дорогим товаром оказался способ снятия проклятия. Нужно было передать его ребенку. Грибок переходит только после рождения, потому прерванная беременность не спасала. Распространенной практикой являлось убийство младенца, чтобы избавить его от страданий.

Несмотря на то, что будущие родители обсудили это между собой и договорились прекратить жизнь новорожденного как можно скорей, когда дошло до дела, никто из них не решился убить свою маленькую девочку. Вместо смерти она получила имя Таня и зависимость от лекарства из фиолетовых камней и трав.

— Мы думали, что лекарство это будет только небольшим неудобством в ее жизни, — продолжал отец, держа в руках забытый окурок, истлевший до фильтра. — Вот только оно прекратило действовать. Ей было лет… хм… четырнадцать или пятнадцать. Таня начала жаловаться на боли. Я по своей шкуре знал, что скоро все станет намного хуже, и снова обратился к колдуну. Тот сказал, что у проклятия выработалась устойчивость. Раз ты говоришь, что это грибок, то это, наверное, как устойчивость у бактерий к антибиотикам? Да неважно. В общем, старик научил меня обряду, после которого сахар становится лечебным, а я научил ему Таню, попутно рассказав ей все, что знал. Вот только она начала меняться в то время. Ну ты же заметил, что она постоянно спит на ходу? Вот это тогда появилось.

Я решил рассказать об этом Насте, раз уж она взялась дальше искать про этот сахар. Сверим ответы.

— С чего мы вообще начали-то? — почесал седеющий висок отец и выбросил окурок. — Ах да… Короче, вы можете оказаться в той же ситуации, что мы с матерью. Теперь-то ты знаешь, что та травяная смесь — это не навсегда. Придется принимать сахар, а он делает из людей вот таких лунатиков. Только Тане не говори, что я так сказал. Ты же сам понимаешь… Хочу спросить, что вы планируете делать с первым ребенком?

— Мы еще не обсуждали.

Картина тем временем начала складываться. Как обычно, у меня были предположения, но я решил последовать наставлению Насти и получить подтверждение от самой Тани.

— Подумайте, в общем. Обсудите. Если решитесь ребенка… избавить от страданий, то доведите дело до конца. Таня может размякнуть в последний момент, и тогда тебе нужно повести себя по-мужски. Понял?

Я мог только кивнуть в ответ. На секунду я даже забыл, что женитьба была лишь средством, а не целью. Настолько вжился в роль.

— Пошли обратно, жених. А то бабы нас уже потеряли.

Мама Тани уже закончила с готовкой, и в первый раз с тех пор, как переехал в квартиру Кости, я ужинал в чужом доме.

Уходя, я тихо попросил у отца телефон того колдуна. Было бы неплохо с ним проконсультироваться. На полученном мной маленьком листочке, по всей видимости, вырванном из блокнота, красовался номер стационарного телефона. Нечему удивляться, человек его возраста наверняка так и не завел сотовый. Однако могло случиться и так, что старик в той квартире уже не проживает. Много воды утекло с тех пор, как Таня перешла на сахар, и семья перестала поддерживать контакт с колдуном.

Дни становились все длинней, но закат все еще наступал неожиданно для меня. По дороге на остановку Таня взяла меня за руку и отвела к скамейке во дворе, с которой все же можно было заметить, когда и какой автобус подойдет. Причиной была толпа, забившая остановку. Вечер в центре все-таки.

— Папа тебе уже все рассказал, да? — спросила она, присев и положив ладонь рядом с собой, приглашая меня присоединиться.

Я так и не раскрыл ей правды о том, что я был в курсе проклятия с самого начала. Хоть я и не решился выяснить адрес ее родителей без ее ведома, посчитав это неправильным, но самое важное я узнал как раз у нее за спиной. Можно посчитать это лицемерием, но я убедил себя, что это было необходимостью. К тому же, я попытался свести количество вторжений в личную жизнь к минимуму.

— Подслушивала?

— Ага. Дверь плохо закрывается, и в комнату проникает не только сквозняк. Правда, я там на четвереньках сидела, чтобы меня не заметили, — Таня усмехнулась и уставилась на остановку, как только я сел рядом.

Раз она не заговорила со мной о том, что я разнюхивал о проклятии втихую, то значит, что разговор она подслушивала не с начала. Исправлять это недопонимание я не стал.

— Теперь-то ты знаешь, почему я хочу ребенка…

Ее тон оставался неизменным, как и ее выражение лица, но по формулировке я догадался, что мое предположение было верным.

— Просто чтобы избавиться от проклятия, — произнес я вслух, дав самому себе подтверждение. — Но почему именно я-то?

— Из всех моих знакомых только ты не занят. Одноклассники разъехались кто куда, с другими студентами я не знакома. Заочка все-таки. Даже работа была только предлогом для того, чтобы познакомиться с кем-нибудь подходящим. Прости уж.

— А чего не по интернету?

— Страшно как-то. Мне хотелось, по крайней мере, чтобы человек был хороший. Только ты оказался настолько правильным, что все усложнил. Теперь с этим браком придется разбираться мне. Что родителям-то сказать?

— Правду.

— И что они обо мне подумают? Что я взяла первого попавшегося? Папа-то тогда уже женат был.

— В таком случае устроим драматический развод, — с улыбкой сказал я.

Подошел автобус, да только не наш. Люди заходили и выходили, напоминая какую-то вязкую жидкость. Народу на остановке стало намного меньше, но мы не сдвинулись с места.

— Значит, наш договор все еще в силе? — спросила Таня.

— Да. Но сперва я попробую найти другие способы снятия проклятия.

— Папа говорил на балконе, что ты разбираешься в этих вещах, но это правда?

— Не совсем. Брат Насти разбирался. Он оставил после себя кучу знаний по всякой магии и прочему. Наверняка в его записях что-то такое есть.

— А если нет?

— Тогда ребенок.

— Даже если я его убью? Не знаю, что ты думаешь насчет абортов, но это все-таки уже детоубийство. К тому же, твой ребенок.

Против абортов я ничего не имел, и, казалось бы, разницы особой нет. Но правильно ли будет убить новорожденного? Никто меня к такой ситуации не готовил.

— Он будет настолько же моим, насколько и твоим. Пока рано об этом говорить.

Правда была не в том, что я был преисполнен оптимизма и верил в существование других способов, а в том, что от таких мыслей у меня начинала болеть голова. Поэтому проблему я решил засунуть в дальний ящик, пока она сама оттуда не выползет.

— Я не хочу для него такой жизни, — сказала Таня. — С тех пор, как я стала принимать сахар, я живу как во сне. Я нечувствительна не только к боли, знаешь ли. Все тело будто онемело, руки и ноги как ватные. У меня будто нет физической формы. Иногда даже бывает, что мне кажется, будто я и вовсе уже не существую. Что приду на работу, а меня никто не заметит. И сквозь стены проходить буду. Знаю, глупо, но задумаюсь о таком — и страшно становится.

Ее блаженная улыбка совершенно не сочеталась с ее словами. Будто она не о себе говорит, а о ком-то другом. Или вообще ни о ком конкретном. Будто выдумала саму себя. Видимо, тело все-таки играет важную роль в обретении чувства себя, как бы очевидно это ни звучало. Но в тот момент мне хотелось себя ударить за то, что я посмел порадоваться таким откровениям. У нас с Таней это было впервые. Только тогда я понял, насколько несущественными были наши отношения до сих пор. Я ведь даже не знал, что за груз она несет каждый день. И бог знает, какие мысли посещали ее, когда она говорила со мной, осознавая, что, по сути, планирует лишь использовать меня.

— Не глупо вовсе. Не буду говорить, что понимаю тебя, но могу пообещать, что сделаю все, что в моих силах, чтобы избавиться от этого проклятия. И чтобы больше никто его не носил.

И никто не умер.

Но эти слова я проглотил. Моя нерешительность ей точно была не нужна.

4

Дома, несмотря на сравнительно поздний час, Насти я не обнаружил. Подумав, что она ушла в магазин, я воспользовался моментом и набрал данный мне номер. Не приходилось иметь дела со стационарными телефонами с тех пор, как я покинул родительский дом.

Гудки продолжались так долго, что я уже было решил, что никто не ответит, и собирался перезвонить поздней, как трубку все-таки взяли. Ответила женщина в возрасте, судя по голосу с хрипотцой. Я попросил подозвать к телефону колдуна, полное имя которого было написано на листке прямо под номером.

По итогам звонка вместо дельного совета я получил только новости о том, что старик скончался два года назад. Мне стало даже стыдно, что за все это время я нашел только одну зацепку, да и та оборвалась. Пару минут я просидел на кровати, ломая голову над тем, что же дальше делать, и пришел к выводу, что кроме изучения записей Кости вариантов не осталось. До этого мы просматривали все, что связано с лекарствами. Стоило проверить ту тетрадь про паразитических духов еще раз. Если и там будет пусто, то начну зачитывать все записи по магическим ритуалам и артефактам. А после — вообще все, что найду. Костя наверняка что-то оставил.

Но сперва надо было узнать, что нашла Настя. Для простого похода в магазин ее долго не было. В итоге мое терпение лопнуло, и я позвонил ей.

— Чего?! — раздался голос с другой стороны.

— Эй! Что за реакция? Обиделась на что-то?

— Нет, просто ты немного не вовремя, — объяснила Настя, градус ее гнева спадал с каждым словом.

— Перезвонить?

— Да ладно, я уже закончила. Чего хотел?

— Ты нашла что-нибудь про сахар?

— А? Сахар? Ах да. Я не совсем уверена, но нашла что-то похожее. Есть множество лекарств, основанных на сахаре, но подходящее оказалось обычным модифицированным сахаром. То есть ему просто присвоили новые свойства.

— Танин отец описывал нечто похожее.

— Видимо, все-таки угадала. К сожалению… В общем, называется он Последним Сахаром. Или же Сахаром Мертвеца.

— Что за жуткое название?!

— Настолько же жуткое, насколько и его эффекты. Его дают умирающему, чтобы облегчить страдания.

— Что-то вроде морфина?

— Хм… Ну, наверное. В общем, действие заключается в том, что он повреждает нервную систему. Погружает человека в нечто вроде транса, его нервы теряют чувствительность. Эффект проходит со временем, но длительный прием вызывает необратимые повреждения.

— Плохо.

— Не то слово. Не знаю, насколько необратимо состояние Тани, но прекратить его прием стоит как можно скорей. Костя получил информацию об этом препарате от какого-то больного ублюдка, который испытывал его долгосрочное влияние на «добровольце». Бедный мужик овощем стал. Непростительно.

Она выплюнула последнее слово с такой яростью, что мне на мгновение почудилось, как в лицо прилетели брызги слюны.

— Где ты вообще?

— А, я тут подготавливаю кое-что. Если повезет, то завтра Таня избавится от этого чертового грибка.

— Нашла способ?!

— Да. Кое-кто мне подал идею. Ты ведь заметил, что проклятие это полно дыр? Точнее, его правила. Вроде бы оно должно причинять такую боль, что она убьет человека, и при этом от нее спасают лекарства. Оно должно прервать род, но при этом передается только первому ребенку.

Последнее она, похоже, узнала самостоятельно. Будь это в тетради Кости, она бы упомянула это в самом начале. Что за источник у нее?

— В общем, Марк, думаю, даже правило рождения имеет обход. Так как ты, викторианский джентльмен, категорически против того, чтобы коллега от тебя залетела, скажи спасибо.

— Невеста, а не коллега.

Телефон замолчал. Я даже подумал, что связь оборвалась, и дунул в трубку.

— Какого хрена?! Ты там что наделал?! Я тебя оставила на шесть часов, а ты уже свадьбу сыграть решил?! Голова-то на месте, а?!

Громкость ее голоса не изменилась, но тон ясно сообщал о том, что это должен был быть крик. Я не слышал шума улицы, так что, наверное, она была в чьей-то компании в закрытом помещении.

— Такие дела. Так я и встретился с ее родителями.

— Я прощу треть твоего идиотства, если тебя вынудили…

— Полностью моя инициатива.

— Твою налево… Теперь еще и это разгребать, — завыла она.

Ее голова наверняка была запрокинута к небесам с немым вопросом: «За что?»

— Потом разберемся. Хотелось бы узнать подробности твоего плана.

— Нет необходимости. Ты все равно ничем не поможешь.

— Мм… пожалуйста? Мне любопытно все-таки. Это ведь безопасно, так? Ты ведь не заставишь Таню выпить зелье, которое пятьдесят на пятьдесят — либо вылечит ее, либо убьет?

— Не придумывай. Все нормально. В худшем случае все останется так, как есть. Не хочу давать тебе надежду до того, как попробую. По-хорошему вообще не стоило об этом говорить. Представь, ты там себе локти кусаешь, а утром встречаешь Таню, и она говорит, что теперь все в порядке. Какое облегчение. Извини, что не дала тебе испытать этого. Правда, прости.

— За кого ты меня принимаешь? Я буду рад в любом случае.

И не надо мне тут сарказма.

— Ладно, мне еще позвонить кое-кому надо, так что я вешаю трубку. Сиди на жопе ровно и жди, понял? Сестренка со всем разберется.

— Ты не моя сестра.

— Не твоя, но все-таки сестренка. Все, давай. До связи.

Ее самоуверенный голос сменился частыми гудками. Я поздно понял, что забыл спросить, когда она вернется домой.

5

Мир вокруг расплывался, вертелся и сливался, но я уже привыкла. Схватиться за ручку двери подъезда было трудновато. Это все-таки не клавиатура, над которой руки сохраняют определенную позицию, и все, что от меня требуется — это сгибать пальцы в нужном порядке. Пару раз я запнулась о ступеньки, но сохранять равновесие в таких ситуациях — мой особый навык. Многие даже не замечают, когда я спотыкаюсь. В голове я считала этажи, но в последний момент забыла, считаю я этажи или лестничные клетки. Если при работе с документами я могу просто пробежаться глазами по цифрам в таблицах, то здесь такой трюк не работает. Да и двери квартир были, как назло, не пронумерованы. Подумав пару секунд, я вычислила, что нужная мне должна находиться слева, и я понадеялась на удачу и нажала на кнопку звонка.

Щелчок и тишина. Жильцам действительно стоило бы исправить это. Пришлось стучать. Металлическое эхо распространилось по подъезду и достигло моих ушей приглушенным и искаженным. Невозможно было даже определить толщину двери. Возможно, я даже постучала слишком сильно, и мои костяшки побелеют. Сомневаюсь, что я могла содрать кожу.

Дверь открылась, и я узнала силуэт. Настя, которая и позвала меня сюда. Это была не ее квартира, так что я гадала, кто же ждал меня внутри помимо нее.

— Проходи, Тань. Только тихо, — сказала она и ушла по коридору в дальнюю комнату.

Я не была удивлена, что она была одета не по-домашнему, но ветровка — это перебор. Да еще и перчатки… Хоть обувь сняла.

Закрыв за собой дверь, оказавшуюся довольно тонкой, мой взгляд уловил багровое пятно, которое я сперва приняла за коврик. Вот только был он не в прихожей, а где-то в середине коридора. Пятно это тянулось в комнату, в которую ушла Настя, будто она что-то пролила и, не заметив, размазала ногами. Постыдная ошибка для уборщицы.

Все двери в квартире были открыты нараспашку. Туалет, кухня, ванная. И еще одна комната. Напротив той, в которую вел багровый след. Сняв свою обувь и пройдя мимо, я не могла не заглянуть внутрь. Женский силуэт лежал на двуспальной кровати, будто упав на нее. Простыни были пропитаны красным.

Хватит себя обманывать. Никакое это было не вино и не варенье. Это была кровь. С такой дистанции я не могла разглядеть, где была рана, так что на постельном белье могли оказался и мозги. Гадать не хотелось, от одной мысли на меня нахлынула тошнота. Наверное, хорошо, что обоняние у меня не из лучших. Страшно представить, какой там был запах.

На распахнутой двери туалета, прямо напротив входной двери и возле начала кровавого следа было отверстие. Проделано оно было, очевидно, не инструментом, слишком грубо. Из него торчали щепки, дешевый материал дал трещину.

Стараясь не наступать на пятно, наверняка бывшее липким, я проследовала за Настей и оказалась в гостиной. Девушка сидела на диване в клеточку, а на ковре прямо перед ней лежал мужчина грузной комплекции в чистой белой майке. Он означал конец следа, словно крестик на карте сокровищ.

— Садись. Ты приехала быстрей, чем я думала. Или это наш партнер задерживается?

Рядом с ней лежал рюкзачок, который она подвинула ближе к себе, освободив для меня место.

— Кто эти люди? — задала я очевидный вопрос.

— Свидетель, — указала она в сторону спальни и перевела руку на лежащего перед ней мужчину, — и агрессор. Это тот, кто заказал проклятие для твоего бати.

Никакого ощущения реальности ситуации не было. Как может этот кусок мяса человеческой формы быть тем, кто причинил страдания папе и мне? Да невозможно, вот и все тут. Он всегда был для меня персонажем папиных рассказов или даже абстракцией. Чем-то вроде бога или дьявола. Его непостижимая и далекая воля обрекла нас. Неостановимая, невидимая сила. И вот этот мертвец совсем не соответствовал образу.

— Можешь пнуть, если хочешь, — улыбнулась Настя и закинула ногу на ногу.

Если она вела себя так нагло в чужой квартире, то страшно представить, как она вела себя дома. Хотя, возможно, причина была в том, что это как раз была чужая квартира. Фраза «не у себя дома», которую произносят, чтобы осудить фривольности гостя, имела для нее обратное значение.

— Зачем ты… Это месть?

— Контратака. Он заказал использование грибка с целью причинить боль и убить. Если посмотреть на ситуацию с этой точки зрения, то ему повезло, что он отделался пулей в голову. Если бы не соседи, то я бы смогла воздать ему по полной.

— А та женщина?

— Я же сказала, свидетель. Кольца я не приметила, но, наверное, она была не чужим человеком. Ты пострадала от его действий, значит, разумно, что пострадают и его близкие, так?

События последних десяти минут, пропитанные кровью, погрузили мой разум в полусонное состояние похлеще лечебного сахара, и я не могла сформулировать четкое мнение об этой философии. «Око за око». Мне показалось, что она просто меняет понятия, основываясь на ситуации.

Во сне трудно осознать, что спишь. Любой абсурд воспринимается как данность. Никогда бы не подумала, что однажды придется так же воспринимать и реальность. Факт того, что Настя убила двух человек, тела которых лежат совсем рядом со мной, был странней любого неосязаемого грибка, терзающего мои нервы.

— Твой батя наверняка искал его, использовал свои связи, но нужных не имел. Единственное звено, связывавшее его с этим, потусторонним миром, было частью заговора и потому раскрыть правду не могло. Ах да, я о том знахаре говорю. О твоем личном аптекаре.

— А он здесь при чем?

— Отравитель и врач составляют поразительно успешный дуэт. Врача я не нашла, окочурился он, а вот отравитель припомнил фамилию твоего отца даже спустя столько лет. Нечасто выдается работать со знаменитостями. А учитывая репутацию твоего отца, дело выдалось страшное.

— Ты его тоже убила?

— Нет-нет, он нам помогает. Он нам и выдал своего клиента с потрохами. Да еще и бонус подкинул. Вот мы его и ждем. Ну и знакомые все-таки у Кости были… Дрожь пробирает.

Настина пятая точка соскальзывала на край дивана, нездоровые изгибы которого повторяла ее спина. Моя же осанка была безупречной. Несмотря на поведение хладнокровной убийцы рядом со мной, меня не покидало ощущение важности происходящего. Или же мои мышцы просто находились в излишнем напряжении. Для нее ситуация была проста и понятна, потому она могла расслабиться. Я же не то чтобы не могла понять, я не хотела понимать и потому нервничала. Будто ходила с закрытыми глазами по освещенной комнате. Страшно, но если я их открою, то ослепну на какое-то время.

— А, Костя — это брат мой. Я слабо во всех этих волшебствах и демонах разбираюсь. Только черновую работу для него выполняла. Не нужно знать электромеханику и программирование, чтобы составлять квартальные отчеты, верно? — подмигнула Настя.

Нужно знать другие вещи, не имеющие прямого отношения к нажатию кнопок, но я промолчала. Неразумно спорить с тем, кто только что совершил двойное убийство.

— Это Марк тебя попросил сделать это?

— Нет, конечно! И вообще, о том, что сегодня произошло — ни слова ему, поняла? Он такой же жесткий идиот, как и ты. Если он берется за первый попавшийся набор выборов, то ты — за первый попавшийся выбор.

— Чего? — протянула я медленней обычного.

Она специально выражается так расплывчато? Чтобы запутать меня? Хочет завуалировать оскорбление? Я не думала, что мы с Настей были настолько близки, чтобы ссориться.

— Он наивный, как ребенок. Научишь его злу — он дьяволом станет, научишь добру — ангелом. Раньше кроме насилия ему бы ничего в голову не пришло, а сейчас он даже раздумывать над таким откажется. А ты вообще за один способ ухватилась, за папин. Правда в том, что сегодня мы избавимся от этого поганого духа, и все это мог бы сделать любой из вас. Если бы не я, вы бы и дальше башкой о стену бились, и в итоге он бы и вправду на тебе женился. Даже ребенка бы не убил, да еще и тебя переубедил бы. Круг насилия замкнулся.

— Насилие порождает насилие.

— Глупости. Насилие приносит конец насилию чаще, чем все остальное. Любой конфликт можно закончить устранением другой стороны. Этот конфликт просто затянулся, и вот я его разрешила. Двадцатилетняя вялотекущая сага подошла к концу. И устранение этого засранца дает нам всем уверенность в том, что продолжения не последует.

— Ты говоришь так уверенно… При этом сам факт того, что мы ведем этот разговор, наталкивает на мысль о том, что ты оправдываешься.

Да еще и трещишь втрое больше меня.

— Не надо тут меня обвинять с таким самодовольным видом. Я это делаю только потому, что Марк во все это ввязался. Он на твоей стороне, а значит, и я, как завещал Костя. Перейдешь нам дорогу, будешь лежать на ковре, как вот этот…

Она глянула на мужчину.

— И бровью не поведу.

— Не могу понять, то ли ты назначаешь роли злодеям и потом ненавидишь их, то ли тебе плевать на всех.

Я поддалась на ее провокацию и теперь не могла остановиться. Теоретическая пуля Насти с каждым неосторожным словом впивалась глубже в мой лоб.

— Кому тут плевать, так это Марку. Узнай он о моих планах — попытался бы спасти этого ублюдка с таким же рвением, что и тебя. Близость отношений для него — это лишь формальная дистанция. Все равны в его глазах. Я же не такая. Я своего брата люблю. Не караю злодеев, а устраняю препятствия и угрозы на его пути. Пусть Костя больше не с нами, но слово его живет. И он завещал мне верить в Марка. На этом все. Так что не вздумай что-то там о себе возомнить просто потому, что он решил тебе помочь.

Тут я могла бы пошутить, спросив, а не ее ли вечно живой брат покоится в кремлевском мавзолее, но это был бы смертный приговор. Я и так была на тонком льду. В моих глазах единственной разницей между этими двумя было то, что у Насти был любимый человек. В корне же их действия были одинаково механическими, бессмысленными ритуалами. Но если в итоге я могла избавиться от проклятия, то не все ли равно? К тому же, я не могла до конца поверить Насте. Да, я знакома с Марком не так давно и не так близко, но бывает же так, что даже самые близкие люди не знают важных вещей друг о друге и живут, основываясь лишь на предположениях, которые кажутся им очевидными? Например, я узнала об унаследованном мной грибке сравнительно поздно. Подумаю, сколько лет я провела в неведении — голова кружиться начинает.

Рюкзачок Насти пискнул пару раз, и та вытащила из него свой телефон. Мой глаз уловил силуэт рукояти пистолета.

— Прибыл, — сказала она, посмотрев на экран, встала с места и пошла открывать дверь.

Я услышала из прихожей ее голос, приказывающий снять обувь, чтобы не оставлять следов. Слова ее были вежливы, в отличие от тона.

— Да все равно убираться. Посмотри, как ты тут напачкала, — ответил хриплый мужской голос.

— Телефон не вовремя зазвонил, выдал меня.

— Отключать надо было!

В гостиную она пришла в компании мужчины среднего возраста в кожаной куртке и с сумкой-почтальонкой на плече.

— А это… — начал было спрашивать он, глядя то на меня, то на Настю.

— Та, о которой я говорила.

— Ясно. Что же, приятно познакомиться. Меня зовут Станислав.

Он подошел ко мне, осторожно обойдя лежащее тело, порылся в нагрудном кармане куртки и вручил мне визитку. Она была небольшой и приятной на ощупь, но при этом его фамилия и имя с номером телефона были написаны тусклой шариковой ручкой. Больше никакой информации на ней не было.

— Таня. Взаимно, — ответила и кивнула.

Некоторое время он просто стоял передо мной, внимательно рассматривая мое лицо. Было трудно понять, о чем он задумался.

— Ах да, — будто очнулся он и, пошарив в сумке, вынул из нее альбом для рисования. — Как договаривались.

Настя приняла его, открыла и пробежалась глазами.

— Я тогда в машине подожду, пока вы тут… Ну, это… Вот…

— Да-да, идите. Я напишу.

Станислав кивнул мне на прощание и, остановившись на секунду перед второй комнатой, быстрым шагом покинул квартиру. Разговор вышел до смеха коротким.

— Это тот, который проклятие на тебя наложил, — повторила Настя, услышав, как закрылась дверь. — Так как он специалист по этим духам, то я подумала, что он сможет помочь. Не то чтобы он это из какой-то ненависти сделал. Просто деньги.

— И теперь он нам за деньги поможет?

— Нет. Тут услуга за услугу. Даже немного бартера. Он предоставил информацию взамен на тело и согласие поучаствовать в его эксперименте.

Настя передала мне открытый альбом, и я сконцентрировалась на его содержании. В очках это делать почему-то легче, и дело тут не в дефектах зрения. Наоборот, со специальными линзами выходит еще более расплывчато. Потому я пользуюсь простыми стекляшками, вроде очков для работы с компьютером. Этот аспект моего состояния так и оставался загадкой.

В альбоме был нарисован грубый силуэт человека, а на его груди и шее — узоры и знаки. Рядом была их увеличенная версия. На соседней же странице был текст, где строки на незнакомом мне языке чередовались со строками, написанными кириллицей. При этом слова были несуществующими, и я предположила, что они были всего лишь транслитерацией другого языка.

— И вот…

Настя протянула мне маленький ножик с лезвием короче толстой деревянной рукояти.

— И что мне с ним делать? — проговорила я подрагивающим голосом. — Мне что, рисовать эти знаки кровью?

— Нет. Ты будешь вырезать их на его теле, — сказала она и, улыбнувшись, посмотрела на труп. — Стасу интересно, сработает ли передача грибка на трупе.

— А что, разве можно мертвому передать? Не ребенку?

— Ну, в таком состоянии нет, конечно, — развела руками Настя. — Мы… То есть, ты сделаешь из него зомби. Порядки в среде некромантов такие, что за воскрешенными следует ухаживать, как за собственными детьми. Многие свои трупы детьми и называют.

— Это как-то притянуто за уши.

— Стас считает, что в теории должно сработать. Он знает и другие, более сомнительные, но рабочие способы передать грибок. Вот только мне он их не рассказал.

— А то ты бы ему не помогла в эксперименте.

— Если не сработает, то я эту инфу из него выжму. Он намекнул, что сработает любое существо, у которого есть нервная система и которое можно «родить». Или «создать».

— А «воскресить»?

— Вот это ты и проверишь. Давай, вперед, — сказала она и начала вновь рыться в рюкзаке.

В этот раз она достала какую-то тряпку и скотч. Сев на корточки, она запихнула тряпку в приоткрытый рот умершего и закрепила ее скотчем. Руки и ноги тоже вскоре были им связаны.

— Чего смотришь? Не все же мне делать, — развалилась она на диване и стала меня поторапливать.

Я не чувствовала страха или отвращения, лишь волнение. Ножом я аккуратно проделала в майке отверстие, так как растянуть воротник или задрать ее так, чтобы обнажить грудь, у меня не хватило бы сил. Приложив острие ножа к еще румяной коже, я остановилась.

— А насколько глубоко резать?

— Да без разницы. Лишь бы видно было, — отмахнулась она.

Оставляя царапину за царапиной, я орудовала инструментом. Символ был угловатым, в отличие от витиеватого узора, который мне пришлось оставить на шее.

— Не упорствуй сильно, не скульптуру вырезаешь. Лишь бы похоже было, — командовала девушка, наблюдая за моими медленными и старательными движениями.

Ей легко говорить, но мои руки и так плохо слушались. Нужно было контролировать не только силу, дабы не загнать нож в горло по самую рукоять, но и направление. И без того грубо получалась, а если бы я не усердствовала, то вышла бы вообще какая-то абстракция.

— Теперь что делать? — спросила я, вытерев выступивший на лбу пот рукавом любимой толстовки.

— Там заклинание написано. Читай, — раздраженно сказала она, будто я задала глупый вопрос, да еще и не в первый раз. — Смотри на загогулины, подглядывай на произношение и читай. Притворись, что знаешь греческий.

— Это греческий?

— Ага.

— Зачем притворяться? Я просто прочитаю, как тут кириллицей написано.

— Это часть ритуала. Если бы греческий текст был не нужен, Стас бы его там не написал. Ничего, мне тоже пришлось так делать как-то раз, — смягчилась Настя. — Сперва может не получиться, не переживай. Время есть, попробуем еще раз.

А я думала, что это просто для эстетики. Иностранные языки всегда кажутся загадочными.

Начав читать медленней обычного, я вспомнила школьные уроки английского. Он мне никогда не давался легко, да и на русском я к тому времени уже говорила медленно, так что как только учительница поручала мне что-нибудь прочитать, одноклассники начинали вздыхать, зная, что это затянется надолго. Только в этот раз, чем дальше я читала, тем меньше смотрела на произношение, а на последних строчках вообще перестала. Многие буквы я видела впервые, и при этом будто знала, как произносить целые слова. Может, у меня открылся неожиданный талант?

— Хорошо получилось, — резюмировала Настя, как только я закончила. — В конце, как настоящая гречка, заговорила. Или грековка?

— Гречанка, — поправила я.

— Да-да. Я так же на арабском заговорила. Значит, сработало. Гляди, задергался.

Тело начало потихоньку шевелиться, вырезанные мной символы затянулись, оставив лишь следы крови. Примеченная мной во время работы маленькая дырочка во лбу также пропала. Грудь стала ровно вздыматься, глаза открылись, и оживший мужчина стал оглядываться, вертя головой. При этом он был невозмутим, как камень. Скорей, просто любопытен.

— В каком-то смысле хорошо, что ты под сахаром. Обычно человек бы закричал, увидев такое.

— Ничего хорошего, — произнесла я, не в силе передать своей обиды тоном неизменно безмятежного голоса. — Ты уже такое видела?

— Не-а, для меня это тоже впервые. Только я много другого повидала. Это я бы поставила на восьмое место в топе стремных вещей, которые мне довелось увидеть.

Настя поднялась с дивана, пошла ко мне и заглянула в альбом.

— Видишь эту фразу? — она указала на надпись внизу листа.

— Да, я ее прочитала в конце.

— Необязательно было. Теперь начни ее повторять снова и снова. Она ускоряет рост духов. Не будем же мы ждать, пока грибок начнет действовать. Лучше сразу узнать, передался он или нет.

Я сделала, как сказано, и начала читать ее, словно мантру. При этом мое идеальное произношение пропало и вновь появилось лишь повторений через десять. Зазубрив ее, я оторвала взгляд от альбома и посмотрела на воскресшего. Он приподнял голову, и его глаза смотрели точно на меня. В них не было каких-либо эмоций, будто он просто заскучал и уставился на первый попавшийся выделяющийся объект.

Его руки начали ерзать и извиваться, за ними последовали ноги, а затем и спина. Он начал напоминать червя, когда тот пытается вырваться из рук. Через монотонное гудение своего голоса я стала различать мычание, переходящее в сдавленный крик. Мужчина пытался выть, но кляп заглушал звук. Как только Настя сказала, что я буду делать зомби, меня начало беспокоить то, что он может нас укусить. Поэтому, когда она запихнула ему в рот тряпку и примотала ее скотчем, я решила, что это было как раз для того, чтобы обезопасить нас от его зубов. На деле оказалось, что цель кляпа была более мрачной и практичной.

— Хватит уже, и так все понятно, — скомандовала Настя, потрепав меня за плечо.

Только в тот момент я поняла, в каком состоянии находилась в последние несколько секунд. Звуки пропали, звук моего голоса ощущался лишь вибрацией костей черепа. Мой взгляд был направлен не на извивающегося зомби, а будто куда-то дальше, квартира стала лишь грязью на линзах очков, но сцену за ней мне то ли не удалось разглядеть, то ли она исчезла из моей памяти, как только девушка прикоснулась ко мне.

— Не думала, что увижу у тебя такое выражение, — сказала она, бросив на меня удивленный взгляд.

Я опустила альбом в своей левой руке и попробовала ощупать лицо правой. Я на секунду забыла о том, что до сих пор сжимала грязный нож, его рукоятка была покрыта потом, но я так сильно ее сжимала, что аж пальцы побелели. Отпустить ее не получилось, кисть будто заклинило, и вместо нее я прошлась по своему лицу запястьем. Обе поверхности кожи были онемевшие, ощущалось легкое покалывание. Мое выражение, которое удивило Настю сильней, чем оживший труп, осталось для меня загадкой. На каком месте в топе оно находится? Уж точно выше восьмого.

— На этом все, похоже, — сказала я, наблюдая за страданиями мужчины.

— Ага. Я уже написала Стасу, что мы закончили. Он зайдет, как только мы выйдем из подъезда, и приберется за нами.

— А это… существо мы так и оставим?

— Не знаю, предпочел бы Стас забрать его живым или мертвым… Но оживлять трудней, чем убить, так что давай просто уйдем. Хоть от личности заказчика в зомби ничего не осталось, но все равно, глядя на его скорченное от боли лицо, не могу не думать: «Поделом».

Я не заметила в Насте каких-либо сильных чувств, кроме неясной смеси усталости, смирения и щепотки тревоги.

— Давай инструменты, — повернулась она ко мне и потянулась к ножу.

Я протянула свою руку в ответ, но пальцы отказались меня слушаться и продолжили сжимать рукоятку. Зыркнув исподлобья мне в глаза, Настя начала один за другим разгибать пальцы, и контроль над ними постепенно вернулся. Она обернула нож в какую-то тряпку и положила в рюкзак. После она потянулась к альбому в моей левой руке, причем с заметно большим рвением, но та неожиданно дернулась в другом направлении. Нет, это был весь мой торс. Все мое тело будто защищало альбом. При этом не было ни капли ощущения неестественности, и если бы мой разум не задавался вопросами о причинах такого поведения, я бы даже решила, что сама пожадничала.

Бунтарство мышц напугало меня, и, воспользовавшись секундой замешательства, Настя сделала шаг вперед, прижавшись ко мне, схватилась за альбом и вырвала его у меня из рук.

— Я планировала отдать его тебе, — сказала она осторожно, как будто пыталась меня успокоить. — На всякий случай. Похоже, все-таки не стоит.

Она была выше меня, и при такой близости мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть ее лицо. При этом по непонятной причине она оставляла впечатление кого-то, кто был загнан в угол. Бродячая собака, которая была так напугана, что могла укусить в любой момент, но все же хотела, чтобы нападающий просто тихо ушел. Что она думала обо мне в тот момент? И главное, почему? Ее я видела отлично, но себя даже ощущать сложно было благодаря сахару, потому не могла даже предположить, как выглядела в ее глазах и о чем говорила моя улыбка. Даже самой страшно стало.

Обойдя меня, Настя направилась к входной двери. Она не произнесла ни слова, и я лишь тихонько поволочила ноги вслед за ней. Если раньше моему разуму было трудно воспринимать происходящее как реальность, теперь последние события стали настолько реальными, что появилась жажда разобраться в каждой мелкой несостыковке и избавиться от всех пробелов. Но вопросы не пришли сами по себе, и все, что мне досталось — это фрустрация и путаница.

Ненужные мысли улетучились, как только мы открыли двери подъезда. Вместо них пришло беспокойство. Хоть и с кляпом во рту, зомби все же заметно шумел. Не вызовут ли соседи полицию? Неожиданно теплый ветер под темным городским небом вызвал ощущение тошноты более успешно, чем расплывавшийся в моих глазах двор. В одной из припаркованных машин, какой-то отечественной легковушке, я заметила силуэт. Подтвердить это с такого расстояния для меня было невозможным, но я предположила, что это был Станислав. Может, он мне даже помахал. Я инстинктивно залезла в карман, чтобы убедиться, что визитка еще со мной.