Холодное блюдо

Евгений Щепетнов, 2018

Что, если ты амбициозен, желаешь власти больше всего на свете, но при этом хочешь переделать мир в лучшую сторону и обладаешь способностями величайшего в мире мага-лекаря? Ты идешь к власти, наплевав на честь и угрызения совести. Ты изучаешь черную магию, запрещенную под страхом смерти, и все у тебя получается до тех пор, пока… пока НЕ получается. И тогда ты летишь вниз, словно камешек, пущенный с крутой горы. И нет у тебя друзей, кроме Братьев из гильдии убийц, таких же гонимых и разыскиваемых агентами Императора. И тебе остается одно – мечтать о мести, но ведь месть – это блюдо, которое следует подавать холодным…

Глава 2

Когда ты искалечен, когда тебе больно и плохо — ты не хочешь просыпаться, не хочешь возвращаться в мир. Сны, в которых твои ноги так же, как и раньше, стройны, красивы, сны, в которых ты бежишь по траве под ясным солнцем, легкий, невесомый, как мотылек, — хочется остаться в этих снах навсегда. Зачем тебе это больное тело? Зачем страдания, истязающие тело и душу? Спи вечным сном, и пусть мир пожрет сам себя! Злобный, жестокий мир, которому плевать на тебя и который не трогают ничьи горючие слезы!

Ангус давно подозревал, что миром правит Темный. Создатель то ли удалился от дел, то ли Темный и Создатель суть одно и то же. Если Создатель всемогущ и всеведущ — так зачем он попускает Зло? Почему он позволяет существовать Темному? И Ангус знал почему. Потому что Создатель и есть Темный. Только кого-то он жалеет, стоит к нему светлой стороной, а кого-то не любит — оборачивается темной личиной. Един в двух ипостасях — Темный и Светлый бог.

Иерганская ересь — так ее называли храмовники. Инквизиторы искореняли эту ересь огнем и мечом. И эту ересь тоже поставили в вину Ангусу. Кстати сказать, совсем не беспочвенно, хотя он никогда и нигде не говорил, что привержен Иерганской ереси, названной по имени ее адепта, некогда сожженного на костре за свои разлагающие веру проповеди.

Иерган был священником в Ангоре, куда скоро отправится Ангус. Некогда Ангор взяли приступом и разграбили дикие степные племена, пришедшие из Падрагской степи, и настоятель тамошнего храма Создателя Иерган, насмотревшись на творимые жестокими дикарями бесчеловечные деяния, вдруг понял — миром правит Темный. И понес это знание в народ. За что и поплатился.

Ангус не строил иллюзий. Жизнь его закончена, впереди — беспросветная тьма. Он никогда не станет богат, известен, он никогда не сможет жить открыто, прячась под чужой личиной (Ангус даже отрастил бороду, чего не делал никогда). Ему теперь нельзя будет завести семью, детей. Покрытый шрамами и ожогами калека — вот кто он такой. И если Ангус еще живет, то только потому, что раз и навсегда взял себе одно правило, которое выполнял неукоснительно, чего бы это ему ни стоило: «Ангус не сдается!»

Есть такая пословица: «Месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным». И это то блюдо, ради которого стоит жить, — так решил для себя Ангус. Не важно, что инквизиторы пытали его по должностной обязанности — они делали это. Не важно, что пытать заключенных — это всего лишь работа палача. Он пытал Ангуса, а значит, должен умереть.

Взвод гвардейцев — он всех их знает по именам. Всех! И они должны умереть. Все! Все, кто приложил руку к беде, навалившейся на Ангуса.

И в первую очередь — император. Это он позволил пытать своего лекаря! Это он опозорил и обесчестил своего бывшего первого лекаря! Руками своих подчиненных, разумеется, — но все сделал ОН!

Список тех, кто должен умереть, не очень велик, но… как до них добраться? Впрочем, зачем сейчас об этом думать? Сейчас нужно думать о том, чтобы убраться из столицы, а еще — как восстановить здоровье. И это самое главное — здоровье.

Ангус трясущейся рукой взял со столика кружку с болеутоляющим снадобьем, отхлебнул. Горько, но ему уже нравился этот вкус. Очень нравился. И это плохо. Но и отказаться от наркотика не было сил. Позже. Вот заживут раны и откажется!

Подождал и с облегчением вздохнул — боль начала отступать, стала тупой, не дергающей, шипучей и злой. Теперь можно жить.

— Ты слишком много пьешь этой дряни…

Шелестящий голос заставил вскинуться, разомкнуть слипающиеся веки. «Тень»! Так тихо вошел, что и мыши бы не услышали! Как кот!

Или это Ангус уснул? После снадобья?

— Вам-то какое дело, сколько я пью? — скривился и демонстративно отхлебнул из кружки. — Мне нужно, вот и пью!

— Не забывай, ты теперь наш человек. Нужный нам человек. И пока нам нужен, не имеешь права портить свои мозги этой дрянью. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил с горечью, злостью. — Я теперь ваша собственность. Вложение капитала, так сказать!

— Можно сказать и так, — собеседник проговорил равнодушно, без эмоций. — Сейчас ты пойдешь за мной. Тебе приготовлен ящик, в котором есть все необходимое. В ящике просверлены дыры, чтобы к тебе шел воздух. В нем есть еда, питье, есть сосуд для испражнений. Придется пробыть в ящике около недели, так что рассчитывай запасы еды и питья. Собери нужные снадобья, и кстати — в этом случае, возможно, лучше, чтобы ты всю дорогу спал. Так что можешь глотать свое снадобье столько, сколько захочешь. На месте, когда прибудешь, ты полностью исключишь его из рациона.

— А если не исключу?! — Будто Темный толкает в ребро, заставляет противоречить. Впрочем, можно сказать и так, ведь все наркотики от Темного.

— А если не исключишь, то отправишься прямиком в пыточную камеру к мастеру Ниуму. Нам наркоманы не нужны.

— Мне нужно оружие! — окрепшим голосом, твердо произнес Ангус.

— Зачем? Тебе не нужно оружие. Твое оружие — мозг и твои яды.

— Мне нужно оружие, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств суметь себя защитить или покончить с собой. А на месте — я буду тренироваться с мечом, так как занятия единоборствами дают крепость телу и развивают мозг. Мне нужно восстановить мою былую форму — насколько это возможно.

— Хорошо. Тебе дадут нож, а когда окажешься на месте, любое оружие, какое захочешь. Чтобы ты мог тренироваться. И в случае необходимости защитить себя. Шанс, что степняки появятся у тебя дома, очень невелик, но… все бывает. Собирайся.

Насчет снадобья — это был правильный совет. Если бы не снадобье, неизвестно, смог бы Ангус выдержать путешествие. Ящик был довольно большим, чистым и даже оборудован всем, что необходимо, начиная от матраса и заканчивая большим ведром с плотно закрывающейся крышкой. Вполне комфортное «жилище», в котором можно было вытянуть ноги и лечь во весь рост. Но… это только на первый взгляд — комфортное. Ящик, как и другие ящики, подобные этому, укрепили на палубе купеческого корабля — здоровенной лохани, грузно переваливающейся через морские волны. Возможно, что, если бы ящик опустили в трюм, переносить качку было бы легче — палубный груз немилосердно раскачивало, отчего у Ангуса кишки норовили выскочить через глотку.

Но хуже всего была жара — удушающая, жгучая, ощущение было таким, как если бы Ангуса сунули в духовку и норовят вытопить из него лишний жир. Пот заливает глаза, кожу жжет, болят не совсем еще зарубцевавшиеся раны — пытка! Самая настоящая пытка! Какая там еда — только пить, пить и пить! И такими темпами воды не хватит надолго, это уж точно.

И вот тогда Ангус дрожащими от нетерпения руками развел в воде хорошую порцию снадобья — впятеро больше, чем нужно для снятия боли, — и выпил, предвкушая освобождение от мук. И провалился в забытье.

А потом так и было — просыпается, разводит новую порцию снотворного, выпивает, и… темнота. Никаких ощущений, никаких впечатлений — только терпкий вкус снадобья, ставший уже привычным и желанным, и темный полог забытья — спасительного и… сладкого.

Не проснулся даже тогда, когда ящик выносили с корабля и грузили на телегу извозчика.

Очнулся то ли от холода, то ли от дикой головной боли, разрывающей голову так, будто кто-то сунул в затылок нож и теперь медленно его поворачивал, норовя причинить как можно больше страданий. Ангус глухо застонал и открыл глаза, пытаясь понять, что с ним и где он находится.

Темнота. Но это не ящик, не пропускающий свет, — достаточно лишь поднять руку, чтобы понять. В ящике она сразу бы уперлась в занозчатое дерево досок. Уж он-то знает, как это бывает! Когда над головой неструганые доски, воняет потом и дерьмом! Собственным дерьмом!

Идиоты — дали ведро с крышкой, а кто-нибудь задумался о том, как он будет делать ЭТО, если ящик плоский и в нем нельзя сесть?! Вот, казалось бы, Братство — организация с многотысячелетней историей, выживавшая в любых условиях, состоящая из совершенных убийц, продумывавших все и вся! И тут такая простая вещь, и вот — полная глупость!

Хм… а может, не глупость? Может, способ поставить его на место? Чтобы знал, кто он такой? Несчастный беглец, утопающий в собственном дерьме? С них станется! Мерзавцы! Ох, как болит голова…

— Голова болит? — Незнакомый голос, не шелестящий, как у инквизиторов и убийц из Братства, просто голос человека средних лет. Ангус попытался разглядеть незнакомца, но увидел лишь темную фигуру возле окна. Из окна, неплотно занавешенного длинной портьерой, падал рассеянный свет красной луны, ничуть не помогающий осмотреть комнату.

— Болит… — хрипло отозвался Ангус. И добавил, чувствуя, как кровь бьется в затылок, норовя разорвать его на части и забрызгать пространство в радиусе трех шагов: — Дайте мне снап.

— Не будет снапа, — не повышая голоса, ответила темная фигура. — Теперь снап для тебя под запретом. Навсегда. По крайней мере, пока ты работаешь с нами. Возьми другое болеутоляющее и полечись. Ты же лекарь, в конце-то концов.

— Ты кто? — собравшись с силами, зло спросил Ангус. — Какое право имеешь командовать?! Немедленно дай мне снап!

— Нет. Ты не получишь снап, — снова ответил незнакомец, не отреагировав на вспышку собеседника. — Я глава филиала Братства. Я здесь старший. Имя мое тебе не нужно и даже вредно. Вредно для здоровья и самой жизни, — послышался тихий смешок. — Сейчас ты находишься в доме, где будешь проживать. Здесь ты проведешь годы, обучая наших людей, — согласно договоренности. Твои ученики будут одновременно и твоими телохранителями.

— И тюремщиками?! — зло, будто сплюнул, буркнул Ангус.

— И тюремщиками, если тебе так нравится думать. Попробуешь убежать, обмануть Братство — они тебя поймают и накажут. Теперь ты принадлежишь Братству. Нет, ты не раб, но… не совсем свободен, пока Братство не решит, что ты выплатил свой долг.

— Я что, не смогу никуда выходить? Не смогу ходить по городу? Только сидеть тут, в доме, как в тюрьме? И зачем тогда я бежал? Зачем с вами связался? Чтобы снова стать заключенным?

— Бежал ты, чтобы не умереть в клетке. Согласись, эта комната, этот дом гораздо комфортнее, чем клетка без воды и еды. А мы сделали все, чтобы ты снова в ней не оказался. Если хочешь туда отправиться, в клетку эту самую, — твое право. Но вначале обучишь наших людей согласно договоренности. А потом делай все, что захочешь, — хоть вешайся. Мы вложили в тебя деньги, усилия, ты заключил договор — выполни его. Иначе… клетка покажется тебе детскими играми. Ах да! В город ты будешь выходить в сопровождении своих телохранителей. Или одного телохранителя. Для твоей же сохранности. Мало ли что… Да и как грузчики пригодятся. Нести что-нибудь понадобится, например. Продукты захочешь купить или еще что-то.

— А если эти… ваши люди неспособны обучиться? Если я не смогу их обучить?! Что мне, всю жизнь тут сидеть?!

— Значит — всю жизнь. Не беспокойся, мы сами заинтересованы обучить искусству наших людей. Не смогут обучиться — найдем других. И так — пока не найдутся те, что обучатся. И вот еще что — ты сможешь со своими телохранителями заниматься фехтованием. Ты же любишь фехтовать! А в соседней комнате есть небольшой арсенал — мечи, ножи, кинжалы, метательные звезды, луки со стрелами. На всякий случай. От грабителей, от степняков — вдруг сюда забредут, хотя это и сомнительно. Дом находится в лесу, и добраться до него можно только пешком. Степняки же и гадят с лошади, а там, где лошадь не пройдет, и они не ходят.

Человек помолчал, молчал и Ангус, глядя на темный силуэт у окна. На душе было гадко, в голове больно, и больше всего угнетала мысль о том, что все кончено, совсем все! И это после яркой, можно сказать, великой карьеры! Он — пленник в чужом доме, несчастный пленник, который не может даже отомстить!

Впрочем, на самом деле, в клетке было бы гора-а-аздо хуже! Чего уж гневить Создателя. Жив, почти здоров, а там видно будет. Не последний день живет!

— На столе снадобья. Зажги фонарь, возьми все, что тебе нужно, — например, от головной боли. И вот еще что — все ингредиенты, что тебе понадобятся для изготовления ядов и других снадобий, мы будем тебе выдавать по заявке. Говоришь, что тебе нужно, нашему человеку, и на следующий день тебе все предоставят. Или, если нет такого ингредиента в городе, тебе сообщат, через сколько дней доставят. Остальное все узнаешь по мере необходимости. И да! Забыл. Твое имя теперь — Герард Агурнаг. Ты купил этот дом у травника Есана Аула, который уехал жить в столицу. Запомнил? Ничего, днем тебе напомнят. Мои люди уже здесь, это Леван и Хесс. Они в Братстве с самого детства. Опытные парни — обоим по двадцать пять лет. Они обладают магической способностью, хотя и не такой сильной, как у тебя. Лекарить они не умеют.

— Да как же я научу их, если они не умеют лекарить, демоны тебя задери?! — Ангус возмущенно вскинулся с топчана, но снова на него упал. Застонал, схватившись за голову. — Ох! Ну не идиоты, а?! Да вы понимаете, сколько мне пришлось учиться, чтобы стать настоящим лекарем?! Чтобы стать ЛУЧШИМ лекарем?! И вы хотите, чтобы я научил моему искусству двух великовозрастных ослов, которые знать не знают о строении человеческого тела?! Да вы что?! Охренели?!

— Во-первых, они великолепно разбираются в строении человеческого тела. Знают, где находятся органы, как они выглядят, и самое главное — знают, как на них воздействовать, чтобы убить человека. А это уже почти лекари. — И снова смешок. — Что же касается обучения — а кто сказал, что будет легко? Учи столько времени, сколько понадобится, чтобы сделать из двух, как ты выразился, «великовозрастных ослов» настоящих лекарей, не хуже тебя. Выучишь — и иди на все четыре стороны. Не сможешь — будешь до самой смерти учить тех, кого мы тебе пришлем. Это условия договора, и ты обязан их выполнить. Все. Вопрос закрыт! И вот еще что — твои деньги, все, что ты получил от менялы, — вон там, на столе. Можешь не пересчитывать — ни одной монеты не пропало. Так что можешь жить в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Мы тоже будем тебе платить за работу. Можешь заниматься исследованиями — лекарскими, магическими, — только чтобы тихо, не привлекая к себе внимания. Прощай. Я слежу за тобой.

Человек накинул на голову капюшон и вышел из дверей, не скрипнув половицей, не зашуршав, как и положено «тени». Ангус остался один со своей болью и со своими горькими мыслями.

— Как звать? — Ангус щурился на солнце и снизу вверх смотрел на двух парней, тень от которых падала ему на колени.

— Леван! — откликнулся первый, плотный невысокий крепыш с невыразительным, незапоминающимся лицом.

— Хесс… — Худой, жилистый, выше Левана на полголовы, с лицом кислым, будто только что откусил от незрелого яблока.

— Магией владеете?

— На начальном уровне! — с готовностью откликнулся Леван.

Ангус вздохнул:

— Ох… на каком начальном уровне? Что именно вы знаете? Лечить умеете? Какие лечебные заклинания знаете? Какие снадобья можете заколдовать? Какие вообще заклинания вы знаете?

— Ну-у… заклинание размыкания знаем… не высшего уровня, но замок открыть хватит…

— Иллюзии всякие знаем! — Леван довольно кивнул. — Заклинания огня! Заточки ножей! Заклинание ночного зрения!

— Ясно… — поморщился Ангус, — все заклинания для проникновения в дом и… понятно. Лечить вы не умеете.

— Можем заклинание сытости применить! А еще — поддержать силы, если устал! Только после отката неделю спать придется… как поленом по голове бьет.

— Еще бы! — усмехнулся Ангус. — Сил в организме нет, а вы его заклинанием подстегиваете! Так и умереть недолго. Опасное заклинание, его нужно применять осторожно, только если уверены, что объект выдержит.

— Иногда оно очень необходимо, это заклинание! — широко ухмыльнулся Леван, но глаза его остались холодными, оценивающими, как у змеи перед несчастной лягушкой. Ангуса едва не передернуло — он забыл, что это не совсем простые парни, или, вернее, совсем не простые парни. Это матерые убийцы, и руки их по локоть в крови жертв! И вообще — это его тюремщики, так что расслабляться не надо. Дадут им приказ, и прикончат пленника, ни на секунду не задумавшись. Приказ есть приказ.

— Ну что же, я буду вас учить… — угрюмо сказал Ангус, подумав, что слова его не имеют никакого значения. Для чего они здесь? Чтобы он их учил! Не для того же, чтобы стоять на солнцепеке и смотреть на него, убогого.

— Помоги подняться! — Протянул руку Хессу, и тот с готовностью поймал ладонь «учителя», с кряхтением встающего со скамейки. Ангус поймал внимательный, изучающий взгляд Левана и снова сделал зарубку у себя на памяти — совсем не прост парень, но хочет казаться простаком. Эдакий, мол, весельчак, простой парень из глубинки! Глаза умные, хитрые, колючие, как у взрослого дикого зверя.

Хотя чего нужно было ожидать? Что пришлют глупцов? Идиотов, неспособных логически мыслить? Если эти парни при своей жуткой профессии дожили до двадцати пяти лет — значит, они совсем не дураки. Искусство убийства — одно из высших искусств в мире. Убить и уйти живым — это нужно уметь! А если еще нужно сделать так, чтобы убийство выглядело не убийством, а случайной смертью… тут уж только большой специалист справится. Такой, как он, Ангус, к примеру!

Они вошли в гостиную — большую комнату, обитую гладко струганными досками. Посреди гостиной стоял большой стол полированного дерева, вокруг стола — шесть стульев, вполне себе изящных и красивых. Похоже, что у бывшего хозяина дома была большая семья. Или просто купил на всякий случай — вдруг кто придет в гости?

— А почему вы не боитесь показывать мне свои лица? И сказали свои имена? — вдруг спросил Ангус, резко повернувшись к парням. «Тени» не выдают себя тем, кто не состоит в Братстве, не показывают лиц. Если они показали лица, значит, уверены, что Ангус не сможет их опознать. И почему? Ответ напрашивается сам собой — по окончании обучения его убьют. Чтобы не выдал.

— А с чего ты решил, учитель, что это настоящие имена? — усмехнулся Леван. — Что касается наших лиц… а ты попробуй их описать. Сколько людей подходит под такое описание?

Ну да, ну да… Ангус опять про себя ругнулся — действительно, а кто сказал, что это их имена? А что касается описания — более невыразительные, незаметные лица трудно и представить! Пройдешь мимо и не заметишь — как придорожный камешек!

Он вздохнул и попросил:

— Найдите мне листок бумаги и чем писать. Или дощечку, мелок.

Ему принесли лист сероватой бумаги, чернильницу с перьями, и Ангус, оторвав от листка небольшой кусочек, начал писать, покрывая лист ровными стежками слов. На все ушло минут пять, и скоро Ангус оттолкнул от себя исписанный листок:

— Кто первый попробует? Леван?

— Пусть Хесс попробует! — Леван хитро прищурился. — А я уж потом!

— Я сказал — ты первый! Ты попробуешь загрузить заклинание в мозг, — Ангус внимательно посмотрел в глаза парню, и тот чуть заметно поджал губы. Взгляд Левана сделался колючим, неприязненным… но только на миг. Он снова стал веселым парнем, будто не снимал только что эту маску, обнажая свое нутро.

— Ну, я так! Как скажешь, учитель! — Леван взял бумагу и стал читать написанное на ней, нахмурив брови, незаметно шевеля губами. Потом вдруг побелел, захрипел, вытянулся во весь рост и рухнул на пол, окаменев, как каменный столб.

Ангус криво усмехнулся и, обернувшись к замершему с вытаращенными глазами Хессу, бросил, откидываясь на спинку стула:

— Ну что застыл? Поднимай его и тащи на кровать. Да не на мою кровать — на его кровать! Завтра встанет… наверное. Или не встанет!

— То есть как — не встанет?! — кисло-хмуро спросил Хесс, наклоняясь к бесчувственному напарнику и щупая пульс. — Ты что с ним сделал?!

— Я?! Ничего, — усмехнулся Ангус. — А вот магия — сделала. Сейчас его мозг парализован, и, если я его не вылечу, парень имеет шанс до завтрашнего дня стать покойником или идиотом. Будет пускать слюни, гадить под себя, пока не сдохнет. Впрочем, гадить под себя ему будет нечем, потому что жрать он не сможет. Понятно? Нет, вижу — непонятно. Неужели вам не давали основы магии?

— Ну-у… нет. Нам дали кое-какие заклинания. Мы их загрузили в память — правда, не с первого раза, пришлось потрудиться, — и… работали с ними. И все. Магии нас не учили.

— Ага. Понятно. — Ангус задумчиво покачал носком ботинка, глядя в пространство. — То есть вам дали определенные заклинания низшего уровня, приспособленные для определенных задач — проникнуть в помещение, отвести глаза, увеличить чувствительность к свету для ночного зрения. И все. Ясно. Так вот, рассказываю: мозг мага может принять заклинание только того уровня, на который он был тренирован. Если уровень заклинания высок, а мозг к приему не подготовлен — от слишком интенсивной работы он надрывается и гаснет. Понимаешь? Он впадает в спячку, и, если его не разбудить, душа улетает из тела. И чем больше времени прошло после того, как человек впал в кому, тем труднее его вернуть. Через несколько часов и я не смогу сделать так, чтобы Леван стал тем, кем был прежде. Кровоизлияние в мозг. И смерть. Или идиотизм — как я тебе уже сказал. Теперь понял?

— Так сделай! Какого демона сидишь как истукан?! Делай! Иначе я тебе…

— Что — мне?! — перебил с нехорошей усмешкой Ангус. — Да ни хрена ты ничего не сделаешь, придурок! В противном случае сам сдохнешь! Братство тебе не простит! Я могу убить тебя легко — просто подлить тебе в суп яд, от которого ты будешь умирать неделю, разлагаясь заживо! Или другой яд — после которого ты уснешь и не проснешься! Капну тебе на подушку — и ты сойдешь с ума, разобьешь голову о стену! Я даже могу просто потрогать тебя рукой, — Ангус цапнул Хесса за руку, и тот отдернул ее, глядя на мага округленными то ли от удивления, то ли от ужаса глазами, — и у меня на руке будет смертельный яд — ты умрешь, а я нет! Потому что заранее принял противоядие! Ты понимаешь, что я великий отравитель?! Я король отравителей! Император отравителей! И вы, мрази, смеете смотреть на меня как на ничтожество?! Это ты ничтожество — жалкий убийца, который не может ничего, кроме как скакать и тыкать в людей острой железякой! А я — великий лекарь, маг, которому подчиняются стихии! Ну-ка, сделай так — сможешь?!

Ангус вытянул руку с раскрытой ладонью, внимательно на нее посмотрел, и на ладони затанцевал язык пламени — самого настоящего, жаркого, притягивающего взгляд пламени! Оно меняло цвет, становясь то голубым, то зеленым, то красным, а потом рассыпалось, выбросив в лицо опешившему и побледневшему Хессу яркий фейерверк жгучих искр.

— Что, не можешь?! А?! Придурок! И вы мне смеете смеяться в лицо?! Хихикать у меня за спиной?! Болваны!

Ангус с трудом перевел дыхание — такое простое действие, как вызов пламени, далось ему трудно, очень трудно. И это показало, насколько он истощен, измучен и как долго придется восстанавливаться до прежнего магического и физического уровня. Если это вообще возможно. Слишком велико было потрясение. Слишком серьезно покопались у него в мозгах инквизиторы, применяя магические снадобья и просто магию — через коллег Ангуса, разумеется. Те радостно помогали палачу, хотя до падения первого лекаря эти твари поздравляли его, заверяя в вечной дружбе и преданности.

Ангус не строил иллюзий — его ненавидели, ему завидовали. Он слишком высоко поднялся, а значит, врагов у него было более чем достаточно. Ничего! Он помнит их имена! И лица! У него великолепная зрительная память — как у всех магов высшего ранга! Абсолютная память! Отольются им его крики и слезы!

— Учитель, прости! — Хесс низко наклонил голову, замерев в позе подчинения — встал на одно колено, голова едва не у пола. Но Ангус вроде как и не заметил его позы. Продолжил:

— А еще — знаешь, как я могу тебя убить? Вот как его. Дам тебе загрузить заклинание высшего порядка, ты попробуешь его проглотить, и… ап! Как он! Овощ, пускающий слюни! А я скажу, что вы оказались неспособны к магии! И что мне нужны другие ученики! И никто никогда не заподозрит, что я убил вас специально, потому что вы были неуважительны ко мне! Что вы не осознавали, что играете с огнем, и доигрались!

Молчание. Его прервал Хесс:

— Учитель, чего ты хочешь?

— Я чего хочу? Уважения в обмен на знания. Свободы — насколько можно это назвать свободой. Партнерства. Большего не прошу. Вы не пойдете против Братства, я знаю. Но и я не собираюсь идти против Братства. Но мне нужна свобода. И я тут главный. Не вы! Запомните это! Вы помогаете мне в той степени, насколько это не вредит Братству, делаете мою жизнь максимально сносной, а я… я учу вас так, как умею. И для тебя лично говорю: ты мне докладываешь о том, что задумал Леван. Ведь именно он в вашей паре старший, так?

— Он.

— Вот. Если он что-то задумал против меня — ты скажешь. Если он строит козни в мой адрес — ты скажешь. А я не сделаю так, чтобы ты умер. Согласен?

Парень помолчал, затем все же ответил:

— Согласен. Если это не навредит Братству и мне. Теперь ты вылечишь Левана?

— А надо? По-моему, он просто осел. Может, не стоит ему жить?

— Он в общем-то ничего парень. Хотя и не без заскоков. Сильный боец. Всегда выполняет задание. Он не пойдет против тебя, учитель, если ты не нарушишь правила. Как и я. Мы не поддаемся настроению. А то, что у него такой характер… ехидный, так я ему все объясню.

— Хорошо. Пусть будет так. Начнем все сначала. Пусть пока валяется на полу, авось не простудится. Пойдем на кухню, нужно будет приготовить кое-какое снадобье. Наколдую, вольем ему в глотку — отойдет. Время у нас еще есть.

— Итак, что вы поняли из сказанного мной? Почему Леван едва не отправился получать новое тело и не вселился в плешивого бродячего пса?

— Чой-то в пса?! Может, в кота! — вяло трепыхнулся Леван и, перехватив взгляд Ангуса, встал, вытянувшись, руки по швам. — Я попытался загрузить в мозг заклинание, которое превышает мой уровень магического умения во много раз. Мне нужно было тренировать мозг, загружая заклинания низшего уровня, и потом — все сильнее и сильнее!

— Что сильнее?! Чего сильнее?! Выражайте свои мысли четко, ясно, продумывайте каждое слово! Вы уже не тупые убийцы, втыкающие отравленные иглы в несчастную жертву! Вы маги, ученики лекаря! От вашего слова может зависеть жизнь пациента! Вы должны быть грамотны, писать без ошибок — запишете заклинание не так, как положено, и ваша жизнь не будет стоить ломаного медяка! Ну, вот представьте: есть заклинание огня высшего уровня, и есть заклинание огня низшее. Все отличие у них в том, что в слове «саугабок» первая гласная буква или «а», или «о»! Если вы попробуете загрузить заклинание с «саугобок» — это будет низшее заклинание, и максимум, что вы получите, — это как поленом по башке. Голова будет болеть, но вы вполне себе поживете. А вот с «соугобок» вам конец! Это заклинание высшее, оно может вызвать и огненную сущность, именуемую то Солонда, то Заланда, а то и Галанда — в разных народах и наречиях по-разному. И эта сущность очень обидчива — сожжет и вас, и все вокруг! Но это если сумеете ее вызвать. Но вы не сумеете. Потому что сдохнете от кровоизлияния в мозг — если рядом не окажется такого мастера, каким являюсь я. Итак, что вы должны делать? В чем заключается ваша учеба?

Хесс!

— Мы должны пытаться загрузить в мозг заклинания, которые ты нам напишешь, учитель. Вначале легкие заклинания, потом сложнее и так до самого высшего уровня, чтобы суметь колдовать так, как умеешь ты.

— Все верно… — вздохнул Ангус. — Только вот с одной поправкой — до уровня, до которого вы сумеете развиться. Понимаешь, в чем дело, парень… поздно начинаете. Учиться магии надо с детства, с самого детства, когда мозг еще девственно чист, когда он не замутнен лишними знаниями, не окостенел без занятий. Как бы вам это лучше пояснить… ну вот представьте: вы лежите на кровати двадцать пять лет. Не вставая. Что будет с вашими ногами? Правильно. Они настолько усохнут, что вы не сможете ходить. А почему вы думаете, что мозг отличается от тех же ног? Если вы его не тренируете — он не развивается. И хуже того — у взрослых, таких как вы, мозг уже окостенел, он неспособен принять в себя сложные заклинания, он просто к этому не привык! Вы безногие, и мне предстоит вас, безногих, поставить на две конечности, да еще и заставить бежать так же быстро, как самого лучшего бегуна. Такого, как я. И теперь скажите мне — это возможно? Только честно!

— Нет! Нет! — хором ответили оба и переглянулись — растерянно и грустно.

Затем Хесс спросил:

— Учитель, а зачем нам тогда учиться? Смысл какой в этом? Если мы все равно не сумеем достичь совершенства?

— Во-первых, я не сказал, что вы не можете достигнуть совершенства. Откуда я могу это знать? Все в руках богов. Может, вы талантливее меня! Но вообще, мой опыт показывает: чем раньше ребенка начинают учить магии, тем успешнее он будет развиваться в магическом искусстве. Мы будем заниматься, и вы будете впитывать знания. А уж что получится в конце концов — это известно только богам. Понятно?

— Понятно! Понятно! — хором ответили ученики, и взгляды их сделались задумчивыми, туманными. Будто парни старались разглядеть далекое будущее. Свое далекое будущее.

Ангус ел, пил, спал. Натирался мазями, которые делал тут же, в специально для этого выделенной комнате просторного дома. Все снадобья, как и продукты, приносил один из парней, время от времени спускающийся в город, до которого было часа два ходьбы. Дом стоял в глухом лесу, на удивление сохранившемся в неприкосновенности за тысячи лет существования города. Возможно, сохранности леса способствовала дурная слава этого места — со слов парней, гора, на склоне которой и стоял дом Ангуса, служила местообитанием какой-то нечистой силы вроде демонов или другой нечисти. Горожане считали, что если срубить дерево на склонах горы, то наверняка приобретешь на свою голову дурное проклятие, и жизнь твоя пойдет под откос. Или просто помрешь, захирев, зачахнув от неизвестной болезни. На склонах горы, бывало, пропадали люди, которые забредали сюда, не веря в проклятое место, или просто заблудившиеся путники, решившие переночевать под сенью огромных, в сотни лет возрастом сосен, царапающих корявыми ветвями мягкое брюхо низких облаков.

Какой «гений» решил построить дом возле водопада, в красивом, труднодоступном и таком странном месте — неизвестно. Прежний хозяин дом не строил. Купил его у предыдущего хозяина. А уже у него дом купил человек из Братства — дешево, практически по бросовой цене, и это за огромный двухэтажный дом, сложенный из окостеневших от времени бревен, каждое в обхват взрослому мужчине.

Все это сообщили Ангусу парни — он и его ученики за прошедший с начала их знакомства месяц постепенно притерлись друг к другу, что было вполне закономерно: когда живешь в полном уединении, не видя никого, кроме людей из тесной компании, волей-неволей начинаешь с ними если не дружить, то гораздо теснее общаться. Видеть в них не чужих, приставленных для охраны и слежки, а настоящих учеников, волей судьбы заброшенных вместе с ним к «демону на загривок», как говорил Леван.

Ангус не верил в мистику, которая аурой витала над этим местом. Он не боялся. Человеку, который сумел уйти из «клетки смерти», бояться каких-то туманных угроз мистической силы совсем даже глупо. Людей надо бояться, а не людских суеверий. Есть наука, есть магия и есть глупая чернь, которая придумывает страшные сказки и сама в них верит.

И честно сказать — Ангусу было очень хорошо в этом доме. Чистейшая вода ручья, водопад, под ледяной струей которого так приятно купаться, сытная, вкусная еда, занятия любимым делом — магией, что еще нужно человеку, чтобы отдохнуть и набраться сил?

Братство пока Ангуса не беспокоило. Не было заказов на яды, не было заказов на какие-либо снадобья, про него будто забыли. И это хорошо! Пять часов в день на занятия с учениками, медитация, приготовление лечебных мазей и отваров для себя, любимого, — и занятия наукой. Магической наукой.

Все книги, что он когда-то прочитал, все книги, что изъяла инквизиция и сожгла в печи пыточной (сжигали при нем; и на этом огне калили стальные прутья, прикладывая потом к коже владельца книг, — палаческий юмор), — все остались в памяти Ангуса, в памяти, развитой непрерывными, многолетними упражнениями и укрепленной специальными снадобьями, помогающими запоминать огромные тексты, полные сложных терминов, описаний процесса, картинок и пояснений на полях. Он помнил все. И мог бы восстановить эти книги — лист за листом. Но не хотел. Зачем? Чтобы кто-то воспользовался собранными им знаниями? Возможно, что он, Ангус, — последний черный маг, знаток ядов и смертельных проклятий. ПОСЛЕДНИЙ.

Через неделю после того, как Ангус оказался в убежище, он начал восстанавливать форму с помощью физических упражнений. Вначале легкий тренировочный танец с мечом, выбивавший у него слезы из глаз, — изуродованные ноги выли и стонали, отказываясь держать хозяина в вертикальном положении, и уже тем более не желали перемещать его по тренировочной площадке. Потом начались тренировки с учениками.

Когда он в первый раз вышел на площадку и потребовал, чтобы один из учеников встал перед ним и попробовал его победить, оба парня поджали губы — видимо, сдерживали смех. Потом Леван подтолкнул Хесса — мол, «давай, да только не зашиби дурака», и тот вышел на поединок, тяжело вздохнув, как человек, которого заставили делать очень нужное, но такое неприятное и опасное дело. Опасное, потому что проиграть нарочно значило оскорбить разум учителя, не отличавшегося добрым и всепрощающим нравом, выиграть — тоже обида. Какой-то там ученик легко побеждает своего самонадеянного учителя! Обидно, ага. А люди все по-разному реагируют на обиду. Например, некоторые знатоки ядов могут невзначай и отравить! Или подсунут заклинание, которое напрочь выжжет все мозги! А оно ему, Хессу, надо?

Через пять минут Хесс уже лежал на земле, ошеломленный, будто увидел явление одного из богов, и держался за огромную шишку на голове, из которой довольно-таки обильно сочилась кровь. Раны на голове вообще-то всегда обильно кровоточат, так что в этом обстоятельстве не было ничего особенного. Но то, как искалеченный, хромой человек расправился с профессиональным убийцей, с самого раннего детства обучавшимся своему ремеслу, — это было просто потрясающе. И невероятно. Для тех, кто ничего не слышал о первом лекаре, о том, кто он такой и откуда взялся.

После этого Ангус сделал вывод: парни почти ничего не знают о нем, о его жизни. В противном случае они бы не удивлялись такой легкой расправе над тренированным бойцом — все-таки Ангус победитель турнира «Серебряный меч», а это что-то да значит. По крайней мере, в столице.

А вот Ангус особо и не удивился своей победе. Чего-то такого он и ожидал. Убийце не нужно виртуозно владеть мечом, ему не нужны дуэльные поединки чести, когда два противника сходятся один на один. Убийца должен убивать — тихо, незаметно, подло — и так же незаметно уходить, не потревожив ни одну живую душу вокруг. И в этом главное умение, главное искусство — быть смертоносными «тенями».

Да, фехтовали они очень недурно, выше среднего уровня. Но Ангус-то был мастером, самым настоящим мастером фехтования, занимавшимся этим делом всю свою жизнь, практически каждый день! Потомственным дворянином, а у дворян искусство фехтования было культовым, в ранге положенности.

Дворянин, который не умел фехтовать и не мог ответить на вызов противника, никогда бы не смог подняться по социальной лестнице общества империи. Магия и фехтование, вот два бога, которым поклонялся Ангус, человек совершенно не религиозный и, честно сказать, считавший богов если и не выдумкой черни, то не более чем придумкой священников, собиравших с паствы немалую мзду.

Нет, он не осуждал священников — замечательная придумка, приносившая постоянный и обильный поток вожделенных кругляшков. Что в ней может быть плохого? Одни получают утешение и надежду, другие — звонкие монеты. И все довольны! А если все довольны, так разве это можно назвать плохим делом?

Если в фехтовании Ангус легко побеждал любого из парней и даже двоих сразу, то в рукопашном бою и во всем, что касалось их профессии или, вернее, образа жизни, парни были для Ангуса недосягаемы. Они могли подойти совершенно бесшумно, так, что он никогда в жизни не смог бы ощутить их присутствие, могли скрыться посреди освещенной солнцем лужайки, и Ангус мог бы часами пытаться их разыскать — абсолютно безуспешно.

Ангус даже не знал заклинаний, так эффективно отводящих глаза и не позволяющих увидеть лазутчика. И парни отказывались их передать, мотивируя тем, что подобные заклинания — один из самых охраняемых секретов Братства, и за то, что они выдадут секрет, их просто убьют.

Так это или не так — Ангус не знал, хотя сказанное было похоже на правду. Почему бы Братству не иметь секретов от остального мира? Эдакой закрытой, тайной, гонимой организации? Увы, он в который раз пожалел, что в прежней жизни не озаботился изучением подобных заклинаний и подобных умений. Умея все это, он никогда не оказался бы в клетке и не попал бы в фактическое рабство к гильдии убийц.

Дни шли за днями, месяцы за месяцами, и, когда наступил сезон дождей, Ангус уже представлял уровень учеников и четко понимал, чего от них ждать. Каждый день парни пытались загрузить в мозг написанные Ангусом заклинания, до головной боли, до скрежета зубовного — в буквальном смысле слова. После сотен попыток загрузить заклинание, не подходящее магу по уровню, даже если это заклинание превышает уровень мага всего процентов на пять, он неизбежно получает головную боль. Такую боль, которую утихомирить может только колдовское снадобье или прямое магическое воздействие на организм. Но лучше — и то и другое вместе.

Вот только делать это было нельзя. Головная боль после попыток работы с заклинаниями и продвижение в магическом искусстве были каким-то образом связаны между собой. Стоит убрать головную боль, и то, что наработал за день, безвозвратно утеряно.

Когда Ангус учился в школе магии, это ему объяснили в первый же день, и, само собой, он не поверил учителям. А когда началась головная боль, потихоньку купил болеутоляющее снадобье и выпил эту горькую, очень горькую микстуру. Результат — он потерял сознание при первой же попытке загрузить простейшее тренировочное заклинание, был разоблачен и выпорот розгами — что сразу отбило охоту повторять сеансы болеутоления.

В конце концов он научился утихомиривать боль медитацией, самовнушением, загоняя ее внутрь тела и отстраняясь, будто больно было когда-то очень давно и теперь осталось только воспоминание о той боли. Это и помогло ему выжить в застенках дворцовой темницы, помогло не сойти с ума и не выдать все, что он мог бы выдать. Например, он ничего не сказал о сделанных им тайных вкладах менялам и купцам. И теперь эти деньги позволяли ему есть и пить все, что он захочет, и вселяли надежду на то, что когда-нибудь Братство от него отстанет и он сможет начать исполнение своей мечты.

Нет, он совсем не был дураком, он понимал, что скорее всего Братство от него не отстанет никогда. Но убийцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Пройдут годы, может быть, даже десятки лет, и Братство расслабится, посчитает, что Ангус смирился со своей судьбой. И вот тогда он уйдет — так быстро, так ловко, что его никто не сможет поймать! Никто! И никогда! И будет творить свою месть! Всем, всем отольются его боль, его страх, его увечья!

Кстати сказать, увечья оказались не такими уж и серьезными. Палач знал свое дело и мучил Ангуса умело, но не опасно для жизни. Даже гениталии выжили — это вначале они представляли собой что-то среднее между протухшей змеей и кучей запекшейся крови, а теперь, после лечения, почти ничем не отличались от органов нормального здорового мужчины. Правда, работать пока отказывались — раньше при одной мысли о женщине кровь приливала в пах, а теперь… какие бы сладострастные картинки Ангус ни вызывал у себя в голове — мужской его орган оставался вялым и безучастным. И лекарь понимал почему. Телесные раны — это пятьдесят процентов нездоровья. Вылечить телесные раны довольно-таки легко, а попробуй вылечить рану душевную!

Душа — предмет тонкий, чувствительный и темный, как ночное небо. Кто знает, что в ней творится? Люди, вылечившиеся от страшных ран и болезней, иногда умирали потому, что душа их отказывалась держаться в прежде искалеченном теле. И никто не мог понять, почему это происходило. Говорили, что душа уже оторвалась от тела, когда лекарь приступил к лечению, или улетела на небеса, или божественный вестник, уносящий душу к Создателю за получением нового воплощения, отказывается вернуть ее на место.

Болтовня, конечно, — никто никогда не видел никаких вестников, а если кто-то говорил, что видел, в конце концов оказывалось, что это или мошенники, или душевнобольные люди.

Ангус тоже не знал ответ на вопрос — почему в излеченном теле не удержалась душа, но у него была на этот счет некая версия, вполне себе имеющая право на жизнь. По его мнению, в этих случаях мозг пациента был практически разрушен, и оставались живы только те его участки, что отвечали за дыхание и кроветворение. На первый взгляд, пациент жив, а на самом деле он уже был мертв. И потому вернуть его к жизни невозможно — если только не заняться проклинаемой Храмом и Государством некромантией.

Ангус знал заклинания некромантии, но при всей своей авантюрности так и не решился проверить их в деле. Вот это НА САМОМ деле была черная магия, магия, которой боялся даже Ангус. Магия, за которую сжигали на медленном огне, поддерживая жизнь в казнимом магическими средствами, чтобы жил как можно дольше и страдал как можно сильнее.

— Докладывай. — Человек у окна отпил из бокала синего хрусталя и глянул в пространство над головой Левана долгим, задумчивым взглядом. Его худое лицо было хмурым, и Леван заторопился, опасаясь вызвать гнев могущественного и безжалостного Старшего Брата, Белого Веера здешнего Братства.

— Мы пока на первом уровне. Двигаемся в учебе с трудом, учитель объясняет это тем, что наши мозги уже забиты всякой житейской чепухой и что мы никогда не сможем подняться до его уровня. Что если бы мы начали с нуля, если бы были детьми, то лет за пятнадцать он сумел бы поднять нас на свой уровень. Но тоже — не факт. Зависит от способностей. Нужен очень одаренный в магии ребенок. Ну вот… все, Старший Брат.

— Ты ему веришь? — Губы Белого Веера скривились в презрительной гримасе. — Может, он нас дурачит? Не хочет делиться знаниями?

— Не знаю… — Леван пожал плечами. — Мы с Хессом обсуждали это и вот что думаем: нет, не врет. Он любит магию, как крыса помойку, и учит нас на совесть. Только и взаправду у нас не получается, и все тут. Староваты. Я это понимаю — это как с гибкостью. Если бы с самого детства меня не учили выворачивать суставы и всякое такое — разве я сейчас бы смог это делать, когда суставы уже отвердели, связки сделались жесткими? Ты сам это знаешь, Старший Брат. Дети могут многое из того, что не можем мы. Особенно дети аристократов. Это они — маги. Дети магов. Мы же с Хессом полукровки — мою мать изнасиловал аристократ, и она понесла, а Хесс сын рабыни — тоже от аристократа. Нужна чистота крови, и тогда будет сильный маг.

— И Хесс так думает?

— И Хесс. Был бы он тут — то же самое тебе бы сказал.

Белый Веер замер, держа бокал в руке и будто забыв о стоящем навытяжку подчиненном. Он напряженно думал: что делать? Ошибку ему могут и не простить! И расплата за ошибку одна — смерть! Как добиться результата? Как заставить лекаря передать свои знания человеку из Братства? Если передать их он может только ребенку?

Вдруг в голову пришла неожиданная мысль:

— Что еще он сказал? Может ли Ангус поднять уровень магической силы у своих учеников? Есть ли такой способ? Ты спрашивал его?

— Спрашивал! — В глазах Левана мелькнул огонек гордости, и Белый Веер усмехнулся — он не ошибся в парне. Леван гораздо умнее, чем хочет казаться. И опаснее. Но это и правильно — члены Братства никогда не выглядят опасными, но смертоносны, как зеленая змея! Один укус — и смерть! Умение носить маску незаметного, неопасного, даже глуповатого человека вошло в кровь с первыми словами наставника и не отпускает до самой смерти.

— Он говорит, что заклинание, которое способно изменить ребенка, сделать его магом, есть. Но оно очень опасно — выживает один из десяти. Или даже меньше. И он, Ангус, никогда не решится сделать такой эксперимент. Потому что считает это неправильным. Злым делом.

— Злым делом? — усмехнулся Белый Веер. — А то, чем он занимался, — не злое дело? Травил своих конкурентов! Продавал яды Братству! Глупец! Есть дело — и есть безделье. Все! Другого нет!

— Тебе виднее, Старший Брат! — Леван наклонил голову в поклоне и остался в такой позе, всем видом показывая готовность к исполнению. Он и правда был готов — на все. Если выбрал служение Братству — по-другому и быть не может. Братство — все! Весь мир — ничто!

Белый Веер снова замолчал, полуприкрыв, закатив глаза, будто пытался разглядеть у себя в черепе что-то неведомое, то, что подскажет ему решение проблемы. Потом шевельнулся, сел прямо, впившись взглядом в лицо Левана:

— Тебе выделят деньги. Ты пойдешь на рынок и купишь десяток детей-рабов. Отведешь их в дом Ангуса, и он проведет над ними эксперимент.

— Да он же отказался?! — Леван удивленно поднял глаза на начальника. — Категорически! Говорит, за такие эксперименты надо карать! Что вот ЭТО настоящая черная магия!

— Это твое дело — заставить его делать то, что нужно. На то ты и Младший Брат, а не просто рядовой Брат. Старайся, и Братство тебя заметит! Или умри. Если не желаешь исполнять приказы Братства. Ты все понял?

— Я понял… — Леван мрачно посмотрел на Старшего, и тому показалось, что в глазах парня сверкнула молния ненависти. Ненавидит? Это даже хорошо. Пусть ненавидит. Главное, чтобы беспрекословно исполнял приказы. Власть держится на дисциплине, нельзя допускать вольницу! Сегодня человек решит, что может не выполнить приказ Старшего, а завтра? Завтра захочет его убить? Уничтожить Братство?

— Иди. Зайди в таверну «Синий кот» и сиди там, жди курьера. Он принесет тебе деньги. Сразу же отправляйся на рынок и покупай рабов. Предпочтение отдавай тем рабам, которые хотя бы чуть-чуть похожи на детей аристократов — голубые глаза, светлые волосы и так далее. Ты знаешь. В этом случае есть шанс приобрести бастарда какого-нибудь мага. Рабов старайся выбирать возрастом поменьше — по понятной причине. Ну что еще… хм… после эксперимента оставшихся в живых детей будешь обучать Искусству и посвящать в идеалы Братства. Они должны быть абсолютно преданы нам. Стать одним из нас. Все понял?

— Понял, Старший! — Леван облизнул пересохшие губы и снова потупился, не глядя в глаза начальнику. В голове его был полный сумбур: он не знал, как жить и что делать. Такого сложного дела у него никогда еще не было. Забраться по отвесной стене на высоту десяти человеческих ростов и устроить «клиенту» «самоубийство» — детская задача по сравнению с ЭТОЙ. И лучше бы он сто раз залез по стене и убил, чем заниматься ТАКИМ делом.

Но выбора не было. Теперь — сделать или умереть. Иначе быть не может.

— Ну так иди. Не мешкай.

Белый Веер сделал нетерпеливый жест левой рукой, будто отгонял надоедливую муху. Леван немедленно повернулся и вышел, спиной чувствуя колкий взгляд Старшего. На душе было гадко. Он знал, как будет действовать, и от этого ему было еще гаже. Но если выбирать — его, Левана, жизнь и жизнь другого человека, — то он выберет свою. Иначе и быть не может. Каждый сам за себя! И за Братство.

Ангус вытер лоб — пот стекал в глаза, щипал и был горько-соленым. Нет, прежней формы у него до сих пор нет. Тело двигается скованно, перебитые ребра болят, отбитые легкие горят огнем, суставы щелкают, кости ноют. Твари! Мерзкие твари! Они ответят! Все они ответят!

Прислушался. Галлюцинации, что ли? Детский плач! Голоса. Откуда здесь дети?! Может, это у него в голове плачут дети?! Поврежден мозг?!

Оглянулся на дом — Хесс вышел, внимательно прислушивается, рука на рукояти короткого меча, без которого тот не выходил из дома никогда и никуда, даже помочиться шел вооруженным до зубов. И это хорошо. Как ни странно, рядом со своими охранниками Ангус чувствовал себя более-менее защищенным. Все-таки в глухом месте живет, мало ли кто сюда может забрести? А у него большие планы, ему нужно жить! Обязательно нужно жить — чтобы отомстить! Да и вообще — жить. Очень ему нравится это занятие — жить.

Хесс рванулся вперед, туда, где пряталась тропинка, ведущая вниз, в долину. Ангус перехватил в руке меч, взял его поудобнее, готовясь к бою, и тут… замер ошеломленный! На лужайку медленно вышла вереница людей, связанных между собой одной веревкой, похожих на длинную гусеницу со многими ножками! Впереди шел Леван, держа конец веревки, парень возвышался над пленниками, как башня. Ни один из них недотягивал ему даже до пояса!

Мелькнула дурацкая мысль — карлики?! Это что — карлики?! Потом в уши ударил звук плача, хныканье, и Ангус с ужасом понял — дети! Это дети! И замер, поняв, почему тут оказались эти дети. И тут же принял для себя решение — нет! Ни за что!

Повернулся, пошел в дом, не глядя на детей, не обращая внимания на Левана, который держал в руках что-то вроде кулька из грязной ткани. Этот кулек тихо и жалобно скулил, как щенок, потерявший свою мать. Но Ангус ничего этого уже не слышал. И не хотел слышать! Пошли они все к демонам! Твари!

Ангус ушел в свою комнату и плотнее прикрыл дверь. Ему хотелось убивать. Ему хотелось бить, рвать, рубить!

Душила ярость, туманящая мозг, толкающая на такие поступки, о которых он пожалеет и которые выйдут ему боком. Он это знал. А потому встал со стула, сел на коврик посреди комнаты, подогнув ноги под себя, и положил руки с открытыми ладонями на колени — медитация! Войти в транс, очистить мозг от наносного, от злобы, от ярости, сделать его чистым и ясным, как хрустальное стекло! Как алмаз, отполированный руками ювелира! Тут же вспомнился перстень, который Ангусу некогда подарила Майа Стеро — крупный красный бриллиант, широкое кольцо из чистого золота. Этот перстень стоил много, много золотых! Чистые красные бриллианты попадаются не так уж и часто! Кстати — наколдованный бриллиант. Если сунуть его в пищу и в ней есть яд из числа тех, на которые он наколдован, — камень начинает мерцать, светиться! И это повышало цену камня как минимум в два раза!

Проклятый палач присвоил себе камень, когда распинал на кресте пыточной. Содрав с пальца вместе с кожей.

Мразь! Ох как хочется добраться до этой мрази и отрезать ему пальцы один за другим, один за другим! Слышать, как хрустят его кости! Как вопит этот лысый гад, захлебываясь кровью из разбитого рта! О-о-о… Ангус придумал бы для него такие пытки, о которых тот и не слышал! Настоящие пытки! Магические пытки! Только бы добраться до гада!

— Учитель… — Голос Левана прервал мысли, и Ангус едва не вздрогнул, как мальчишка, застигнутый за каким-то запретным, непристойным делом.

— Я же сказал: когда медитирую, не трогать меня! Не говорить со мной! Не прерывать медитацию! Что неясно?! Пошел вон отсюда, придурок!

— Учитель! — Голос Левана явно окреп. — Братство хочет, чтобы ты сделал из этих детей магов — известным тебе способом. И учил их так же, как учишь нас с Хессом. И это не обсуждается. Таков приказ Старших.

— Это тебе они могут приказывать! — злобно прохрипел Ангус, чувствуя, как кровь снова бросилась в голову. — А мне — нет!

— Ты живешь в доме, предоставленном тебе Братством. Тебя охраняет Братство. Тебе предоставлена возможность работать на Братство. Почему ты считаешь, что Братство не может тебе приказать? Ты полностью от него зависишь, разве не так?

— Не так! — злобно огрызнулся Ангус, чувствуя, как кровь бросилась ему в голову. То ли от ярости, то ли от возмущения и стыда. — Я уже сказал, не буду этого делать! Никогда! И ни за что! Всему есть пределы, и это мой предел! Я не буду убивать детей!

— Тогда их убью я… — Голос Левана был тихим, скучным, обыденным. Таким обыденным, что впавший в ярость Ангус вначале не осознал смысла слов. А когда осознал — окаменел, побледнел и пристально посмотрел на Левана.

— Как… убьешь? Что значит — убьешь?!

— Как убью? Например, перережу глотку. Или сверну шею. Вначале одному, потом другому. И буду так убивать, пока ты не согласишься на наши требования. Убью всех этих — приведу новых. И снова буду убивать. И ты будешь виноват. Ты!

Он ткнул пальцем в сторону Ангуса, будто хотел его проткнуть, и тот едва заметно отшатнулся, чем вызвал внутреннюю усмешку Левана. Но на круглом, мрачном лице парня не отразилось ничего из тех эмоций, что он испытывал сам.

— Ты не посмеешь! — выдохнул Ангус, и Леван укоризненно покачал головой:

— Знаешь ведь, что посмею. И сделаю. И только ты можешь их спасти. Делай из них магов! Делай! Какая-то часть умрет, да, но остальные выживут! А так они умрут все. Все, понимаешь? Клянусь тебе, умрут!

— Не посмеешь… — повторил Ангус сухими, холодными губами. Губами мертвеца. Он почти уже жалел, что не умер во время пыток. Все бы тогда закончилось, все было бы гораздо проще.

— Пойдем, учитель… я тебе покажу.

Леван повернулся и бесшумно, не скрипнув половицами и дверью, вышел в коридор. Промелькнул к выходу, тихий, как тень, и вот он уже на улице — виден через маленькое окошко, закрытое, как ни странно, кусочками дорогого прозрачного стекла — не бычьим пузырем, как стоило бы ожидать от захолустного дома. И вообще — дом оставлял ощущение дворянской усадьбы, таинственным образом занесенной в эту глушь. Может, его и строили как усадьбу? Какой-то бедный дворянин? Или богатый! А что, красивое место, рядом ручей, водопад, воздух замечательный — ни тебе городской копоти, ни шума-гама городских улиц! Живи в тишине и радуйся!

Ангус рывком поднялся, шагнул к стене, привычным движением сорвал с креплений стандартный дуэльный меч — длинный, но не очень, слегка изогнутый, с острым, как жало, концом клинка. Движения мастера меча были плавными, уверенными, будто и не было пыточной, будто не было клетки и долгих месяцев боли и страданий. С мечом в руке стоял прежний Ангус — смертоносный, как зеленая змея!

Он шел драться, по большому счету, и не за детей — что ему какие-то маленькие рабы? Кто они и кто он, Ангус! Но в душе зрело ощущение правильности его поступка. Нельзя переходить грань. Нельзя делать то, что делать нельзя, — иначе это будешь уже не ты. Нельзя позволять Братству сесть на шею — хотя разве оно уже не сидит у Ангуса на загривке? Пришла пора показать характер. Характер дуэлянта, бойца, характер Первого Лекаря Его Императорского Величества.

Ангус покрутил головой, разминая шею, подвигал плечами. Готов! Ну, держитесь!

Лекарь мягким, стелющимся шагом вышел в коридор, толкнул дверь и ослепленный вечерним солнцем, прорвавшимся в прогал между деревьями, вышел на лужайку перед домом. Вышел. И тут же вздрогнул от укола в шею — какое-то насекомое впилось своим жалом так, что на мгновение Ангус забыл, зачем вышел, и схватился за место укуса. И замер, чувствуя, как по шее, плечам, рукам расходится волна холодного оцепенения.

Стрела! Стрелка из духовой трубки, намазанная парализующим ядом! Ах, твари! Попался! Как же он этого не предусмотрел!

— Прости, учитель. — Леван осторожно подошел, потрогал Ангуса, стоящего, как статуя императора. — Я сейчас тебя к стене прислоню, хорошо? Через пять часов от яда не останется и следа. Немного голова поболит и все. А если противоядие выпьешь — так и того не будет. Потерпи, пожалуйста. Я знаю, ты человек гордый, а еще — недоверчивый. Тебе все надо показать, рассказать. Пойми, ты никуда не денешься. Как и мы. У нас есть задача — заставить тебя сделать то, что нужно Братству. И я пойду на все, чтобы это сделать. Думаешь, мне их не жалко? — Он кивнул на группу испуганных детей, наблюдавших за происходящим с обреченностью овец, приведенных для заклания. — Ты пойми, не выполню я данного мне приказа — умру. Мне просто прикажут умереть, и я выполню приказ. Прикажут тебя убить — убью. И рука не дрогнет. Тут или ты, или я, учитель. У нас нет выбора!

Он легко, как статую из сухого дерева, поднял Ангуса и поставил его к стене, заботливо одернув на нем рубаху. Постоял рядом, размышляя о чем-то, и снова заговорил:

— Ты, похоже, до сих пор не понял, что такое Братство. Оно размажет тебя по мостовой, как соплю. Единственный способ выжить — это подчиниться. К примеру, я — могу убить тебя сотней разных способов. И ты ничего, совсем ничего не сможешь поделать. Не спасут тебя ни твои яды, ни твое умение махать мечом. Ведь мы не на дуэли. А я не из благородных. Я просто тебя убью, так же быстро, как прихлопнул бы таракана. Вот как его!

Леван мгновенно протянул руку, выдернул из группы мальчика лет шести — движение рукой, хруст, и мальчик обвис, стеклянными глазами глядя в синее небо. Из уголка рта протянулась тонкая струйка крови, и трава украсилась красными, пахнущими ржавым железом «ягодами».

Леван медленно, аккуратно опустил мальчишку на землю, сложил ему руки вдоль тела, поправил голову покойника и очертил вокруг солнечного сплетения знак «солнце».

— Мне жаль. Мне очень жаль! — глухо сказал Леван. — Это ты убил его, учитель! Я не мог по-другому! Ведь я хочу от тебя только одного: чтобы ты делал нужное снадобье. Я сам волью его в глотки. И значит, это не ты их убил, а я! Понимаешь?! Не ты! Ты всего лишь сделаешь лекарство! Выполнишь свою работу! Вся вина на мне! Это я подлец! Это я негодяй, убивающий детей! А ты ни при чем! Согласен? Если согласен — моргни два раза. А не согласен — один. И тогда я убью еще одного ребенка. Хочешь этого?

Ангус моргнул — «нет!».

— Хорошо. Так ты согласен на мое предложение? Поможешь Братству? Сделаешь снадобье?

«Да!»

— Обещаешь не вредить нам с Хессом? Клянусь, я отношусь к тебе, учитель, с огромным уважением. Но ты же понимаешь — я из Братства, Братство моя семья! И оно не прощает ошибок! Я не мог по-другому! А убьешь нас с Хессом — пришлют других. И неизвестно еще кого! У нас тоже уродов всяких хватает, негодяев. И будешь ты смотреть в их рожи! Тебе это надо? Нас ты знаешь — мы за тебя всех убьем! Но и ты нас поддержи, пожалуйста! Ладно? Не будешь нам гадить? Не убьешь нас?

«Нет», — после долгой паузы.

— Ну вот и здорово! Я сейчас отнесу тебя в постель, поспишь, отойдешь от заморозки. А как встанешь утром — начнешь готовить снадобье. А их, — он махнул в сторону группы детей, — ты не увидишь больше. Вернее, увидишь, но только тех, кто… ну… понятно. В общем, договорились. Я так рад, учитель! Спасибо тебе!

Ангус проснулся с дичайшей головной болью, голова его просто разламывалась на части — болело до тошноты, до рвоты, до воя, до скрежета зубовного! Он с трудом сел, сбросив непослушные ноги с кровати, и тут же все вспомнил. Все вспомнил! И разговор с Леваном, и убийство мальчика.

От досады, злости и тоски вроде как даже голова стала меньше болеть.

Не позволил себе раскиснуть, заставил тело встать и отправиться в другую комнату. Туда, где хранились готовые снадобья, которые Ангус намешивал впрок, — в доме всегда нужно иметь запас лекарственных препаратов: вдруг случится болезнь, так и снадобий наварить не успеешь! Большинство самых страшных болезней протекают практически мгновенно, за считаные часы, а то и минуты человек из здорового и цветущего превращается в гниющую развалину, кусок мертвого мяса, которое еще не знает, что оно уже мертво.

Нет уж, Ангус не желал повторить судьбу глупых, недальновидных лекарей, сгинувших в пламени чумных костров. Он всегда был наготове и всегда вооружен самыми сильными лекарствами.

Налил в глиняную кружку из высокой широкогорлой бутылки, заткнутой мягкой пробкой, принюхался, поболтал иссиня-черной, искрящей мелкими разрядами магии жидкостью. Вообще-то взбалтывать ее было нежелательно — уменьшается насыщение магией, но Ангус сделал это автоматически, думая о своем и действуя так, как если бы в руке он держал бокал с самым лучшим вином, которое приятно носу и хорошо ложится в желудок, вызывая волну теплоты и довольства. Выпил, поморщившись от терпкого вкуса и жжения. Иголки магической энергии пощипали за нёбо, взбодрив пациента и вызвав мгновенный приступ слепоты, — так бывает, зато потом станет хорошо. И стало. В груди потеплело, сердце стало биться ровнее, спокойнее, легкие расправились. Голова ясная, звонкая, кровь заиграла по жилам — хорошо! Будто и не было боли!

Выглянул в окно — светало. Рано еще, но солнце уже погладило своими горячими руками верхушки тысячелетних деревьев. Звенел ручей, равномерно, гулко шумел водопад, но, сколько ни прислушивался лекарь, не было слышно голосов и плача. Как и не было детей, не было вчерашней сцены, не было унижения и злости.

Конец ознакомительного фрагмента.