Бандит-2. Петр Син

Евгений Щепетнов, 2022

Петр Синельников, позывной «Синий», во время боя с ИГИЛ подорвал себя и «бесов». А затем он попал в тело шестнадцатилетнего паренька-ворка, племени, которое проповедует непротивление насилию и презираемо жителями Империи. Но бывший спецназовец, диверсант и разведчик не может пройти мимо несправедливости. И в столице Империи началась резня. Умирают бандиты – десятки и десятки тех, кто правил ночным городом и забирал у людей последнее – саму жизнь. Но…как говорится – веревочке виться недолго. Нашлась управа и на диверсанта. Келлан (а так сейчас зовут героя) попал в ловушку Тайной службы и отправлен в пыточные застенки. Что с ним будет дальше? Что с ним сотворит «добрый лекарь», который ставит эксперименты над живыми людьми, этот местный «доктор Менгеле» – покажет время. Но мы знаем, что нашего спецназовца можно убить, но невозможно сломать. И он совсем не добрый самаритянин, он руководствуется другими принципами…"Аз воздам!" – главный из них.

Глава 4

Я лежу на холодных камнях под темным, покрытым тучами небом, и ко мне подкрадывается змея. Она шипит, извивается, высовывает раздвоенный язык, и я ничего, совсем ничего не мог сделать! Руки и ноги парализовало, я и дышать-то могу через раз, широко раскрывая рот!

А змея все ближе, ближе, и я могу только смотреть на нее, скосив глаза, с ужасом понимая, что еще немного и она заползет мне в рот! И она заползла. Глубоко, обдирая глотку, проталкиваясь к самому желудку!

И я не выдержал! Рванулся, отбрасывая змею левой рукой в сторону, а правой со всей силы, что была в моих руках, ударил по ней — мерзкой, извивающейся скользкой!

Кто-то взвыл, выругался почище портового грузчика, и я… очнулся от сна. Я сидел на холодном полу, держа в левой руке… нечто тонкое, длинное, то, что только что лезло мне в глотку.

Я не знаю, кто этот парень, но явно не из моих друзей. Что он делал со мной?! Зачем?! А потому правой рукой с размаху врезал ему в рыло — раз, другой, третий! Брызнула кровь, хрустнули хрящи ломающегося носа, вылетел маленький белый кусочек кости — видимо я выбил этому гаду зуб.

Палачи! Это палачи! Не зря они совали мне что-то такое в рот — какой-то шланг! Видимо сменили способ пытки и решили накачать меня водой. А я ведь что-то такое читал про средневековые пытки — накачивали человека водой до тех пор, пока он в муках не умирал. Так вот хрен вам! Погибать, так в бою! Спецназ не сдается!

Для порядка добавляю палачу еще и по затылку — не насмерть, а так, чтобы потом можно было допросить. Информация — великое дело. Нужно понять, куда я попал, и во что это все выльется.

Пошатываясь выбираюсь из клетки — а это была именно клетка, в которой можно только сидеть и лежать, стоять невозможно — и держась за прутья стараюсь определиться на местности. И тут же замечаю несущегося на меня… близнеца? Ну да, двойника того парня, что сейчас отдыхает в клетке! В руке близнеца — дубинка длиной примерно сантиметров семьдесят, аналог бейсбольной биты. При умении ей можно хорошо поработать, не хуже, чем стальным мечом. Только вспомнить знаменитого Мусаси — он свою самую впечатляющую победу одержал не мечом, будучи самым знаменитым мастером фехтования, а именно палкой, выструганной из старого весла. Он ей разбил голову другому знаменитому мастеру фехтования.

Кстати, Мусаси мне никогда не нравился. Хотя бы потому, что он никогда не мылся. Ходил грязным, как свинья. А почему? А потому что он считал, что как только заберется в ванну (ну бочку, какая разница?) — на него нападет враг, а он, Мусаси, окажется без своего меча. И что тогда делать? Бесславно помирать в теплой воде, покрытой трупами утонувших в ней вшей.

И опять же кстати — старое высказывание гласит, что: «Самурай без меча, это все равно как самурай с мечом, только без меча». Чушь собачья! Тогда чего Мусаси ходил чумазым и растрепанным, как последний из бомжей? Без своего меча он был ноль без палочки!

Налетевший на меня чувак был не Мусаси, и вообще никакого представления не имел, как управляться с той штукой, что была у него в руках. Нет, так-то он крепкий, плечистый парень, и если попадет — мало не покажется. Но ведь надо еще попасть! А я, пусть даже шатающийся, трясущийся, голый и босоногий — это тебе не Мусаси без меча и в ванне. Я убийца! И у меня за спиной больше полсотни парней только здесь, в этом мире! За Землю говорить не буду, ибо вспоминать минувшие дни, и битвы где вместе рубились они — дурной тон. Вспоминают войну и тысячи расхреначенных собственноручно боевиков только те, кто боевиков видел лишь на картинке. Или на экране планшета — из ютуба. Настоящие ветераны предпочитают помалкивать.

Когда у тебя в руках какое-то оружие, нельзя быть совершенно уверенным в своем всемогуществе. Возможно, что автомат даст осечку, или в нем нет патронов. То же самое касается пистолета. Если ты с ножом — нет никакой гарантии, что противник не достанет нож побольше, или что на сопернике нет кевларового жилета и ударив в корпус вызовешь только смех, и это будет последнее, что ты услышишь перед смертью.

Если у тебя в руках меч — ожидай, что у соперника может оказаться заряженный арбалет, который он сейчас пока что держит за спиной.

И если ты летишь на врага с дубиной — ожидай, что тот может владеть приемами боя, для которого какой-то там отморозок с дубиной все равно как дуновение ветерка для вцепившейся в склон горной сосны.

Но вообще-то понимаю этого, с дубиной — перед тобой израненный, голый и тощий парень, абсолютно безоружный (ну некуда ему оружие спрятать, только если… ну… понятно куда). Так какого черта надо бояться?!

А вот такого черта. Такого, как я! Вхожу в его движение, доворот, используя энергию противника, и вот он уже летит по воздуху, вращаясь вокруг собственной оси — беспомощный и ошеломленный. Хряп! Интересно — он жив, или нет? Дубинка у меня в руках, и я теперь настоящий Мусаси. Хрен возьмешь! Сигал бы мной гордился.

Иду смотреть на хладный труп. Вернее — на еще теплый труп. Не-а… удачно упал. Головой слегка приложился, проехавшись до самого стола, раскровил башку, но так-то в общем никаких больше повреждений.

Оглядываюсь по сторонам, смотрю, где я нахожусь. Магический светильник сияет, как двухсотваттная лампа — все видать! Кстати, над столами еще по светильнику — касаюсь их рукой — загораются. Совсем стало ярко и хорошо видно. А что за столы? Ох, черт… это же как в морге столы! Как в прозекторской! Ну — копия тех столов! Даже канавка для слива крови. А пол имеет уклон… ясно, вон что-то вроде сливного отверстия. Ух ты ж… это куда я попал? На органы решили распилить, черти поганые?

Шагаю в другой угол морга, и тут замечаю то, чего вгорячах не заметил — хреново я шагаю! Одна нога сгибается с трудом — левая нога. Ковыляю, как инвалид. Впрочем — почему «как»? После того, что со мной творили, я точно должен был сделаться инвалидом.

Вспомнил, и меня будто ледяной водой окатили. После этих тварей наверное даже игиловцы показались бы мне просто шутниками. Ну что сделают игиловцы? Голову отрежут? Так это практически мгновенная смерть (не пробовал, не знаю… слава богу). А те гады… часами, деловито, с шутками и прибаутками, как слесари, ремонтирующие канализацию — боль, боль, боль… Никакой ко мне ненависти, даже уважение — мол, молодец, как долго уже держится! И муки, адские муки! Запах спаленной кожи, ремни, вырезанные из спины, соль, которая въедается в трепещущее мясо и вызывает нестерпимую, страшную боль!

Когда-то читал про пытки, которым фашисты и их пособники подвергали наших подпольщиков, и думал — выдержал бы я эти пытки? Смог бы? Не сломался бы, когда из меня начнут вырезать ремни? И приходил к выводу — не знаю. Честное слово — не знаю! Потому предпочитаю не рисковать и умереть сразу.

И еще читал — вроде как было то ли гласное, то ли негласное указание военнослужащим Израиля: если кого-то из них возьмут в плен, начнут задавать вопросы — пусть отвечают. Если увидят, что пытки неизбежны. Никто и никогда не может выдержать пыток. Человек ломается практически всегда. А если еще и применить специальные средства — например, сыворотку правды, тут уже никаких вариантов. Так что, мол, сдавайте всех и вся, а мы вас все равно вытащим.

Наверное, это умное распоряжение. Да, думаю есть исключения из правил, есть люди, которые могут выдержать страшные пытки и не сломаться. И есть даже такие, кто сможет при специальной подготовке выдержать воздействие сыворотки правды. Я и о таком знаю. Но… это ведь только исключения из правил. Основная масса людей ничего такого не может. И потому, когда мы искали дом для запасной базы — этим занималась только Герда. Только она знала, где находится тот дом, что она сняла в аренду. И когда я шел убивать Шараша — знал, что могу не вернуться. И не вернулся. И мне нечего было сказать моим мучителям. Я просто физически не мог выдать им нашу новую базу. Об одном только жалел — не мог перед смертью их убить.

Но вот я здесь. Последнее, что помню — человека в черном мундире, а еще — руки палачей, которые разжимали мне рот и вливали туда какую-то горькую дрянь. И… все. Очнулся я уже здесь, в морге. Если это конечно морг.

Меня не убили, и даже вылечили, судя по тому, что я стою на своих ногах и хожу, хотя и не очень уверенно. Да, теперь я не смогу бегать как раньше, но… честно сказать — я ожидал большего ущерба. Не удивился бы, если бы у меня вообще не осталось ног. После того что с ними сделали.

Но это все так… ненужные детали. Сейчас нужно подумать, как отсюда выбраться. Хоть и хромой, но двигаться могу. Трясет от слабости, очень хочу есть, но я жив.

Иду к поверженным «санитарам», прикидываю… ну да, сойдет! «Мне нужны твоя одежда, обувь, и мотоцикл!» — чеканная классика. Мотоцикл я тут вряд ли найду, но вот одежду и обувь — запросто.

Раздеваю того, что шустрил с дубинкой, и быстренько надеваю его одежду. По росту приходится впору, и в плечах тоже, а вот по ширине талии… ширине задницы… в общем — вокруг пояса все болтается, и туда можно засунуть три таких как я, а со штанами вообще печально. В поясе, когда завязываешь шнурки, на которых держатся штаны, можно засунуть не два, и даже не три пальца — вся кисть руки, поставленная на ребро! Черт подери, тут две моих задницы влезут!

Кстати сказать… да, что-то я сильно потощал. Очень сильно. Сейчас я был в той же комплекции как тогда, когда только вселился в это тело. Хмм… только сейчас пришло в голову — тот, в темном мундире, он же пришел в пыточную с сывороткой правды. Неужели узнал о моем происхождении? Неужели знает, что я совсем не ворк по имени Келлан, а землянин по имени Петр Синельников? Вряд ли. Иначе меня заточили бы в бронированную камеру, где стали бы вести разговоры на тему: «Демон, дай нам атомную бомбу, которой мы убьем соседнее государство! Демон, исполни три наши желания!». Само собой ясно, что вселенец в чужое тело — это самый настоящий демон. А как же иначе?

Связываю так и не очнувшихся парней — руки за спину, ноги согнуть в коленях и привязать к рукам. Классическая «ласточка». Вот теперь попробуйте что-то сделать! Очнетесь, в полной мере ощутите, как это плохо — кишкой в пищевод, или дубинкой по кумполу.

Для связывания пришлось раздеть второго парня, рубашку его разорвать на полосы и соорудить что-то вроде веревки. Ну а пока эти два придурка лежат и отдыхают, я займусь обследованием морга. Карманы пленников уже обшарил, ничего интересного не нашел. Немного медных монет, несколько мелких серебрушек, ключи — вот ключи меня заинтересовали, да. Когда очнутся — спрошу у них, что это за ключи.

И вот еще что спрошу: откуда у меня на шее взялся этот мерзкий металлический ошейник! И как эту пакость с меня снять! Ясное дело — твари решили взять меня в рабство. Вот только я с этим категорически не согласен. Мы не рабы, рабы — не мы!

Попробовал содрать эту пакость — черта с два! Вертел его, вертел, щупал — даже шва не имеется. Сплошное кольцо с гладкими краями и без малейшего намека на замок. Как его надели, как держится на шее — непонятно. Видимо связано с магией, черт бы ее побрал!.

На стене, на полках заметил целый набор всяческих ножей, пил — всего того, что приводит в ужас нормального человека с богатым воображением. Так и представляешь себе, что лежишь на металлическом столе, а пьяный патологоанатом отпиливает тебе какую-нибудь часть тела. Например — чтобы посмотреть, с каким количеством мозга ты дошел до мысли зацепиться за электричку. Может там и мозга-то никакого нет? Жили же динозавры, именуемые бронтозаврами — вес десятки тонн, рост с пятиэтажку, а головной мозг с грецкий орех. Зато спинным удались — огромный, под стать хозяину. И ведь жили! Жрали, пили, совокуплялись! Ну как один мой сосед, который посвятил этому благому делу всю свою сознательную жизнь (он пару раз занимал у меня денег до понедельника, и само собой — ни разу не отдал).

Я взял блестящую пилу с металлической рукояткой, и принялся аккуратно и сосредоточенно пилить ошейник. Зачем я занялся им именно сейчас, а не после того, как сбегу из морга? Да меня именно по этому рабскому ошейнику могут и повязать! Куда это раб так спешит? А ну-ка, пройдем в отделение! Или как оно там называется…

Опять же — а вдруг у них тут имеется что-то вроде поисковиков, сделанных на магии, а вот этот ошейник что-то вроде маячка? Да ну его к черту, эту пакость! Снимать его надо!

Пилил я минуты три, и в конце концов бросил бесполезное дело, убедившись, что пила не оставляет ни малейшей царапины на гладком теле ошейника. Ладно, черт с ним — есть у меня один знакомый маг, неужели не поможет снять эту дрянь? Хотя бы в долг. А я уж награблю баблишка… даже с кривой ногой. Убежать как раньше не сумею, и с боеспособностью у меня проблемы, но уличных грабителей я точно ухайдакаю. Это не профи, не специалисты по боевым искусствам. А я все-таки боксер, а еще — мастер ножевого боя, рукопашник, воспитанный спецназом. Так что — «держитесь, гады!» — как пел Высоцкий.

Кто-то из лежащих на полу противников застонал — то ли тот, кого я вырубил сломав ему нос, то ли гопник с дубиной. Подойдя ближе, выяснил — да, «дубинщик». Не получилось у него «ухнуть» дубинушкой. А у меня получилось.

— Эй, придурок! Хватит изображать из себя труп! Знаю, что слышишь! Сейчас будешь отвечать на вопросы, и не дай Создатель тебе соврать! Башку отверну!

Молчит, глаза закрыты, сопит. Вздыхаю, и не очень сильно, но крепко пинаю его носком башмака в бок. Башмаки, кстати сказать, я снял с него, так пускай теперь пеняет на себя — нехрена таскать такие узконосые ботинки, да еще похоже что с вставленными в них то ли деревянными, то ли железными вставками. Смешные башмаки, такие видал на картинке — носы длинные, но только не загнутые вверх, как у земных средневековых щеголей.

Вдруг задумался — а может в этих носах ножи? Ну а что — щелкнул каблуками, и клинки выскочили из носов! Ботинки стали оружием! Видел такое в какой-то киношке, и еще подумал: «А что, прикольные шкары! Мне бы такие! Пацаны бы ссали кипятком от зависти!» Пятнадцать лет мне было, дурак совсем. Такие башмаки стоили бы бешеных денег, и были бы одноразовыми. Попробуй потом, заправь клинки назад. Да и пружина не вечна. Однако здесь могли думать и по-другому.

Мой пинок возымел действие, темноволосый придурок с «хвостиком» на затылке простонал, открыл глаза и уставился на меня мутным, испуганным взглядом. Попытался встать, подергался, лежа на «ласточке», и затих, глядя снизу вверх исподлобья. Я вдруг ощутил запах перегара — похоже, что парнишка недавно крепко клюкнул чего-то горячительного. Но это вообще к делу не относится.

— Как звать, придурок? — налаживаю я контакт с аборигеном — Будешь молчать, я тебе руку сломаю! Левую.

— Керд… Керд меня звать! — стонет придурок — развяжи, все затекло! Не могу уже терпеть!

— А того гада как звать? — не обращая внимания на жалобы клиента спрашиваю я — Он чего мне в глотку совал? Что хотел сделать?

— Кормили мы тебя! — стонет реципиент, и согласно данному ему определению, получает еще тычок в бок:

— Ты чего врешь?! Как это — кормили?! Что значит — кормили?! Я те щас уши обрежу, брехун!

— Кормили! — глаза парня уже очистились от мути, он смотрел на меня со страхом, но держался довольно-таки стойко. Другой на его месте уже бы в штаны наделал от ужаса. Вырвавшийся на волю арестант, которого ты совсем недавно мучил — что может быть страшнее тому, кто лежит без штанов, сверкая эфедроном? Кстати — в штаны он не может наделать, только под себя. Ибо его штаны на мне.

— Кормили! Ты есть не мог, потому что без сознания, и мастер Велур велел кормить тебя каждые полчаса понемногу, через воронку и шланг! Мы развели корм, тот, которым кормят больных, которые сами не могут есть, или у них какие-то проблемы с кишками, и хотели влить тебе в желудок.

— И что, каждые полчаса вливали? — спросил я, чувствуя отголоски раскаяния: уж не слишком ли сильно приложил я того парня, что лежит сейчас в клетке? Придурок Керд бросился на меня с дубиной, так что огреб за дело, а его приятелю досталось так просто… вгорячах! Кхе-кхе…

Я закашлялся, глотка у меня болела. А почему болела? Потому что какой-то придурок лез в нее очень грубо, и скорее всего, хорошенько нажравшись винца. Так что все-таки коллега Керда получил по заслугам.

— Не… в первый раз хотели влить — после паузы сообщил Керд, и взгляд его метнулся куда-то в сторону. Я проследил за взглядом и на стуле увидел что-то вроде большой прозрачной колбы с неким содержимым вишневого цвета, а рядом две мензурки — ну в точности такие же, как в любой земной химической лаборатории. Даже деления на боку имелись. И на дне мензурок — тонкий слой той самой вишневого цвета жидкости.

Ага. Немного яснее. Парней оставили здесь, чтобы они кормили меня чем-то вроде послеоперационного корма, а они вместо того чтобы кормить пациента где-то нацедили вина и нормально так пробухали все рабочее время. В колбе осталось жидкости всего на два пальца, а скорее всего ранее она была полна.

Я вздохнул, и приступил уже к обстоятельному, тщательному допросу «языка» — так, как меня учили, не упуская мелких деталей и вытаскивая из головы клиента вроде бы неважную, но на самом деле совершенно необходимую мне информацию. Допрос продлился полчаса, или чуть больше, и к его окончанию я уже знал, что это лаборатория известного всей империи и очень могущественного мага-лекаря по имени Велур (остальные его имена я не запомнил). Что меня, как какое-то животное подарили этому самому Велуру для опытов, и когда привезли — я находился в очень дурном состоянии организма — фактически умирал. Одно только перечисление повреждений моего тела привело меня в полное уныние (с таким не живут!).

Маг испытал на мне какие-то свои совершенно не апробированные и не лицензированные лекарства, вылечил, насколько мог, и оставил то ли помирать, то ли выздоравливать — это уже в зависимости от того, каков будет результат эксперимента. Сам же ушел дрыхнуть, выпив минимум поллитру винишка, оставив своих помощников поддерживать жизнь в мое изнуренном пытками и голодом теле. А эти мерзавцы забухали, и вместо того, чтобы откармливать меня усиленным питанием, предались излишествам всяким нехорошим, используя свои навыки гопников и гадких карманников. А именно — ранее сделали слепки с ключей от двери, ведущей в винный погреб, заказали мастеру эти самые ключи, и сегодня в очередной раз забрались не просто в бочку с винищем, а проникли в самую что ни на есть священную комнату, в которой хранится любимое Велуром старое тридцатилетней выдержки вино из южного виноградника, что на окраине империи. И которое стоит чуть ли не статер за литр, и то — если со скидкой.

Кстати — я попробовал это винишко. Ну ничего так… хотя мне Крымское нравится больше. Может потому что я патриот? Полусладкое, ничего особенного — за что тут платить целый статер? По-моему, дурят старикашку!

Кстати, не такой уж и старикашка — всего пятьдесят лет. Я при жизни… хмм… то есть — на Земле мне было всего на десять лет меньше, а я видал пятидесятилетних мужиков, которые были сущими конями — и к финишу первыми придут, и толпу конюхов залягают до смерти.

Впрочем — в средневековье имеется свое понимание — старый ты, или молодой. Читал, что в средние века тридцатилетние считались уже пожилыми. Люди больше-то чем тридцать-сорок лет и не жили. К тридцати годам уже выпадали почти все зубы, и приобреталось множество болезней, лечили которые одним единственным способом — пусканием крови. Это как в армии, на срочке — все болезни лечили мазью Вишневского. Она была для солдат чем-то вроде магического снадобья. Мозоли сорвал — мазь Вишневского! Царапину получил — мазь Вишневского! Синячину от старшаков огреб — мазь Вишневского! Вот только зубы она не вылечивала, и только потому, что жрать ее никто не соглашался. Даже если пнуть его по яйцам.

И выяснил я, что в связке ключей, который имелись в карманах моих пленников, есть ключ от двери, которая ведет в библиотеку хозяина. Из библиотеки — в коридор, а оттуда можно уже и во двор, ну и… на улицу! После того, как ухайдакаю привратника!

А есть еще и дверь прямо из лаборатории в грузовой двор. Но там бегают сторожевые собаки, натасканные на человека, так что пробираться через толпу волкодавов вовсе даже не климатит. Знаю я, что могут сделать правильные волкодавы на службе у человека — и оглянуться не успеешь, как окажешься без яиц и пальцев. И дубинка не поможет, и ножи — просто не успеешь ничего сделать. Их только из автомата расстреливать с безопасной дистанции.

И кстати — там еще и сторож сидит, вооруженный арбалетом и копьем. Со слов Керда — был прецедент, когда через грузовой двор в дом попыталась залезть некая банда. Так вот тут они все и остались — уехали через мусоропровод, тот, что вделан в пол лаборатории. По частям уехали.

Итак, остаются два пути. Первый — через кухню, там есть выход из винного подвала, или же через главную дверь лаборатории — прямо в кабинет Велура. Ну и оттуда уже на волю. В кухне скорее всего сейчас полно народа — завтрак-то надо готовить, господа желают пить и есть с самого рассвета. Да и слуги тоже не святым духом живут. Так что кухня как дорога к свободе отпадает — тут же поднимут шум, а я, с моей хромой ногой и слабостью в телесах точно не смогу убежать. Как и отбиться от толпы народа. Если только героически погибнуть? Чтобы не быть донором для проклятого здешнего доктора Менгеле?

Да, я выяснил чем он занимается. Отвратительный типчик на самом-то деле. Встречу — убью гада! Я вообще-то рабовладельцев не люблю, а уж таких, которые ставят опыты на разумных «домашних животных» — тем более.

Кстати сказать, здесь существуют законы, которые должны защищать рабов от издевательства хозяев. Примерно такие же законы, которые защищали чернокожих рабов в Американских Штатах. Вот только действуют они как бы это мягче сказать… никак. Хотя, да — если узнают, что хозяин рабов мучает их ради своего удовольствия, ставит на них изуверские опыты — его будут порицать, в обществе перестанут принимать! Но кому надо такое дело — совать нос в чужие проблемы? У всех в шкафу висят свои скелеты — не суйся, и к тебе не сунутся. А если раба замучили ради благого дела, ради спасения благородного человека, ради его лечения — да кто хоть слово скажет в защиту раба? Должен же понимать — отдал жизнь на благое дело! В общем — все как всегда. Миры меняются, а люди все те же.

Обоих санитаров, или как их тут называют — затащил в клетку и запер ее на замок. Ключ бросил в угол — пускай поищут. Оставил парней связанными, только с «ласточки» снял — я ведь не зверь какой-то. Больше получаса на ласточке — это уже получается пытка. Я же не изувер-палач.

Когда затаскивал парней в узилище — возбудил какого-то идиотика в соседней клетке. Тот бросался на прутья и умолял его выпустить. Я спросил у Керда, кто это такой — он мне рассказал о шатателе трона, который за деньги пытался продать какие-то секреты соседнему государству. Его поймали на горяченьком, похлестали кнутом — он все и всех сдал. Вот и отдали доктору-изуверу для опытов.

Освобождать не стал. Во-первых, терпеть не могу предателей. Гнусная это порода! Во-вторых, непонятно чего от него ожидать. Сейчас схватит здоровенный скальпель, и попытается воткнуть мне его в спину! Или кинется в открытую мной дверь и поднимет всех на уши. А оно мне надо? Мне бы тихо пробраться по спящему дому (слава богу еще ночь!), оглоушить привратника и свалить на волю! Так что… каждый сам кузнец своего несчастья. Сиди, брателла, и думай о том, как нехорошо предавать родину. Конфуций тебе в помощь, великий наш философ. Не знаешь такого? Ну как знаешь. Сам думай.

Поднимаюсь по лесенке к двери, которая находится на высоте человеческого роста, тихо ее отпираю, шагаю в темноту докторского кабинета. Здесь пахнет кожей, старой бумагой, какими-то благовониями с тонким запахом (дерево что ли так пахнет?) — запах богатства и успеха. Ну а что… хороший пластический хирург зашибает бешеные бабки! Красота всегда была очень желанным и дорогим товаром.

Крадусь как тать — за пояс заткнул большой скальпель, похожий на кухонный тесак, в правой руке — дубинка. Перед уходом хорошенько хлебнул безвкусной белой кашицы, которую собирались впихнуть в мой желудок. Невкусно, но наверное сытно. По крайней мере Керд заверял, что эта дрянь абсолютно безопасна и мне очень полезна. «Зуб даю!» — что-то типа такого он сказал. Можно перевести именно так.

Хоть бы уж никто не вышел навстречу! Хоть бы никого не было!

Нет, я все-таки невезучий. Не любит меня бог. Постоянно сует туда, куда мне не нужно попадать. Ну вот почему именно в этот момент проклятая девка задумала выйти?! И главное — ЗАЧЕМ?! В сортир?! Так знатные господа гадят в горшок! Нагадила, накрыла крышечкой, и спи спокойно дальше! Мечтай о парнях и бриллиантах! Так нет же — прется посреди ночи, почесывая в паху, как какой-то грузчик! И ведь видно все хорошо, как на ладони — эти сволочи светильники в коридоре не выключили! Ну что за перевод магической энергии?! Что за расточительность?

Картина просто таки врезалась мне в мозг: девица лет семнадцати, красивая, грудастая, и практически голая — кроме прозрачной ночнушки, едва прикрывающей срам. И этот самый срам она задумчиво чешет, зевая и шлепая по коридору в каких-то дурацких розовых меховых шлепанцах. Может к мужику бегала, и теперь возвращается в свою комнату? А что — возраст самый тот чтобы усиленно думать о мужиках. Здесь ведь совершеннолетие наступает в пятнадцать лет!

Да какая разница, куда и зачем она шла. Шла, и выскочил я из кабинета прямиком на нее. Девица застыла на месте, вытаращив глаза, а потом завопила так, что на ее вопли должны были сбежаться все стражники имперской столицы! Я давно не слышал такого громкого, яростного визга. Как сказал бы Роберт Локамп: «Этот младенец на самом деле необычайное дитя, его легкие наверное достают до бедер, иначе никак не объяснить такую невероятную звучность его голоса».

Я бросился бежать по коридору, хотя бегом назвать мое передвижение можно было только с большой натяжкой. Я хромал, ковылял, с трудом тащил свою едва сгибающуюся ногу, и скоро обнаружил, что колено начинает болеть все больше и больше, причиняя мне острую мучительную боль. Не предназначено оно сейчас для быстрого передвижения.

А потом мне навстречу вышел сам хозяин дома. Выскочил откуда-то из боковой двери — заспанный, одетый в шелковую пижаму — эдакий дедушка Мороз — белая борода, белые, пышные волосы. Он выглядел очень импозантно, очень благообразно — так и ждешь от такого типа, что он сейчас скажет: «Хо-хо-хо! А расскажи-ка мне мальчик стишок! И я дам тебе подарок!» Я сразу узнал его по описанию, данному мне Кердом. Трудно ошибиться, когда увидишь такого персонажа.

Злодеи редко выглядят, как злодеи. Ну вот кто мог подумать на Чикатило, что он такая мразь? Или тот говнюк из Ростовской области, что вешал детей и снимал это на камеру — да кто мог даже в самых дурных мыслях подумать на этого хорошего человека?! Депутата и учителя! И вот этот — доктор, который убил десятки несчастных рабов, и не только рабов — разве он выглядит троглодитом-людоедом?

Я не раздумывал ни секунды — поднял над головой дубинку, как самурай свой меч и бросился на «славного дедушку». Уйду я, или не уйду на волю — но башку ему точно размозжу! Отомщу за всех несчастных жертв, замученных этой тварью!

И замер, не в силах сделать ни единого шага. Парализовало! У меня даже глаза перестали двигаться. А «дедушка» подошел, с искренним любопытством во взгляде осмотрел меня с ног до головы, а затем тихо и едва слышно хихикнул.

А после на меня накатила боль. Дикая, выворачивающая внутренности, ужасная боль! Паралич закончился, я упал на пол и меня начало корежить в судорогах, пробегающих по телу волнами, и приносящих все новые и новые приступы боли. Меня вырвало на пол, все то, что я недавно выпил оказалось снаружи. А потом и то, что оставалось — желчь, слизь и что-то красное, пахнущее алкоголем.

Как сквозь вату я услышал слова Велура:

— Вино?! Ах сволочи! Ну, я им задам! Идиоты! Паразиты на моем слабом теле! А ты, придурок, запоминай: ты не можешь от меня убежать, так как это причинит мне вред. А задумав причинить мне вред, ты получишь вот такую боль. Ты не можешь даже подумать о том, чтобы причинить мне вред, физически, или каким-то другим способом — в противном случае ты получишь такую боль. И ты не можешь не исполнить мои приказания — не исполняя, ты нанесешь мне вред, и значит, получишь боль. А теперь вставай и шагай за мной в лабораторию. Нам с тобой много о чем надо поговорить… И с этими козлами безрогими есть о чем поговорить! Надеюсь, ты их не убил. Я был бы этим разочарован. Хочу их как следует наказать — самолично.