1972. Родина

Евгений Щепетнов, 2020

Пока ты выгоден власти, она будет удерживать тебя при себе всеми возможными способами. Михаил Карпов после возвращения на родину живет на полную. Денег у него куры не клюют, а скоро будет еще больше. Он вот-вот получит знак лауреата Ленинской премии. Карпов довольно близко и даже по-приятельски общается с высшим руководством СССР. Но так ли все безоблачно для писателя-фантаста, который попал в семидесятые из 2018 года? К сожалению, нет. И сам Михаил это прекрасно понимает. Ему дают жить и всячески поддерживают в любых начинаниях. Но все это лишь временно. С каждым годом ценность знаний Карпова будет падать все ниже и ниже. Однажды наступит переломный момент и необходимости в таком человеке, как Михаил Карпов, просто не будет. Вот именно тогда красивая жизнь навсегда закончится. Вопрос лишь в том, когда этот самый момент наступит? И будет ли Карпов готов к этому? Ведь знать собственную судьбу не дано даже человеку из будущего… Книга содержит нецензурную брань

Евгений Щепетнов

* * *

Глава 1

— Аносов готов служить. Если только ему доверяют. Если вы гарантируете, что никаких проблем по известным обстоятельствам не будет. Он все еще доверяет вашему слову…

— Карпов, ну я же тебе сказал — это был эксцесс исполнителя! — досадливо поморщился Семичастный — Я не отдавал приказа на захват! Виновные в этом инциденте понесут наказание! И уже понесли!

— Виновные? — я скривил губы — Или виновный? Эти-то ребята причем? Из группы захвата! Кстати сказать, они профессионально вели нас, да так, что мы и не заметили слежки. А то, что не смогли взять Аносова… так куда им до него? Щенята против волкодава!

Семичастный усмехнулся, будто что-то вспомнил, но тут же сбросил улыбку и посерьезнел:

— Он может найти кого-то из своей старой группы?

— Уже нашел. Троих. Остальных надо разыскивать по архивам, они выпали из поля зрения. Но эти трое — основные, его личная группа. Были еще двое, но… погибли. Случайность. Бытовуха. Одного застрелили на охоте — пьяный придурок палил по всему, что движется. Прнял за лося. Второй попал в катастрофу — пьяный водитель самосвала с кирпичом. Судьба… она такая.

— Да, она такая — кивнул Семичастный — пули не убили, а тут… ладно, трое, это уже хорошо. Твоя… хмм… дача уже строится, процесс запущен. Днем и ночью работают, как рабы на строительстве пирамид! За две недели не управимся, сам понимаешь — ты задал такой объем работ, о котором и не думали. Но за месяц я думаю справимся.

— Хорошо, если за месяц — кивнул я — Буду очень удивлен, если за месяц. А что насчет арсенала? Сделаете?

— Сделаем. На твою ответственность и под строгий учет. Кстати, личное оружие не хочешь получить?

— А зачем оно мне? У меня уже есть личное оружие. Сто девяносто сантиметров роста — я усмехнулся, и Семичастный понял:

— Как она? Справляется? Претензии есть?

— Еще как справляется! — улыбнулся я — Попрошу вас, если можно… пусть она останется со мной? И когда я в Америку поеду — тоже. Английским она владеет не хуже меня, французским, вьетнамским, португальским. И вообще — просто красавица!

— Неужто запал на нее? — хохотнул Семичастный — Гарем у себя там устроил? А как же твоя Ольга?

— Я с Настей не сплю — пожал я плечами — Она ценный работник, как и Ольга. И кстати — женщина-телохранитель меньше всего привлекает внимание… даже если она такого роста и таких статей. Никто не может подумать, что это боевик, вооруженный до зубов. Тут, в Союзе, я никакой опасности не вижу, а вот в Штатах она мне здорово пригодится. Опять же — кто-то ведь должен вам стучать на меня? Будете Ольгу терроризировать, требовать освещать мою деятельность, она будет нервничать, а тут — готовый агент под боком подозрительного Карпова! Разве плохо?

— Циник. Ты — наглый циник! — поморщился Семичастный — вот уверен, что твое начальство в двухтысячных годах тебя не любило! Язык, как помело!

— А меня не надо любить — холодно бросил я — Меня надо ценить. И не обманывать. И я никогда не обману и не подведу. Как там говорится? Точность — вежливость королей. Тут еще какой вопрос… о презренном металле. Аносов спрашивает — что обещать людям, какие блага. У них семьи, дети. Им — зачем это все? Людям, как и Аносову — уже по пятьдесят лет. Что им сказать?

— Всем — квартиры в Москве — не задумываясь ответил Семичастный — В новых домах. Двойное жалованье, плюс премии. Повышение в звании на одну ступень. Фонд для премий — в руках Аносова. Туда положим хорошую сумму, и будем ежемесячно пополнять. Снаряжение — любое. Вооружение — любое! Каждому по автомобилю — «волга». Их задача — обучать и обучаться. Ты обучаешь их — тому, что знаешь, они обучают курсантов. Они будут инструкторами. Но… действующими инструкторами. Если понадобится — и они будут работать. Но главное — пусть обучают курсантов.

— Откуда курсанты? Кто это будет? И вообще — какова структура отдела «Омега», и какое место в нем буду занимать я лично и Аносов в частности. Хотелось бы понять.

— Ты начальник базы — до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость. Ты обучаешь Аносова и инструкторов тому, что знаешь. Если, конечно, тебе есть чему их обучить. Но я думаю — есть. Аносов — начальник отдела. Трое найденных им сотрудников — его заместители и инструктора. Он сам определит, кто чем будет заниматься. Аносов подчиняется мне и Шелепину — по старшинству. Больше никому. Когда ты уедешь в Америку, Аносов останется командовать базой вместо тебя.

— Дачей! — усмехнулся я.

— Дачей — тоже усмехнулся Шелепин — Не переживай, построим тебе другую, простую. Если захочешь. Только на кой черт она тебе нужна? С твоим домом в Монклере и твоей виллой в Ньюпорт-Бич! Настю я за тобой закреплю. Делай с ней что хочешь — она твоя. Твой сотрудник. Кстати, забери — пусть все-таки у вас будет.

Семичастный толкнул по столу четыре красные книжечки, я поймал их, раскрыл. И первое, что увидел — свой портрет в милицейской форме. Прочитал: «Полковник милиции…»

— Это еще что? — удивился я — Документы прикрытия, что ли?

— Точно — кивнул Семичастный — Второе удостоверение стандартное. Мало ли… вдруг пригодятся. Уедешь — оставишь у себя в сейфе. Или сдашь на хранение. Постарайся на размахивать им направо и налево И вот…

Он достал из папки еще три удостоверения, снова кинул мне — я посмотрел, это были удостоверения Аносова. Полковник милиции, и полковник Комитета.

— Кстати, а где вы взяли мои фото в форме? — внезапно понял я.

— Да какая разница… нашли! — усмехнулся Семичастный.

Ну что же… фотожабы здесь не имеется, но есть хорошие фотографы. Почему бы не приделать голову Карпова на плечи какого-нибудь подходящего полковника?

Открыл еще одно удостоверение — Ольга. Уже лейтенант! Быстро растут люди в званиях во время кризиса…

— Передай Аносову все, что я сказал. Обещаю, со своей стороны мы сделаем все, что возможно, чтобы он и его люди не чувствовали недостатка ни в чем. От них только служба и верность.

— Вы так и не сказали, кто будет курсантами — напомнил я.

— Двадцать человек — задумчиво пояснил Семичастный — Люди подобраны в нашей структуре. Морально устойчивые, не склонные к болтовне, готовые ради отечества на все. В том числе и жизнь свою отдать. Неженатые. Возраст — двадцать пять-тридцать лет. Каждый занимался каким-то из видов единоборств — бокс, самбо. Прекрасно стреляют — в рамках своей службы. Знают один или два языка — английский, французский, немецкий. Офицеры — от старшего лейтенанта до капитана. Приступить к тренировкам могут в любой момент — как только будет построена база. Еще вопросы?

— Да. В столовую — повар, хозяйственная прислуга. На базу — охрана по периметру, пропускной режим. Каждому курсанту, охране и техобслуге — пропуска. Без пропуска — никто не должен войти. Дежурный автобус для вывоза курсантов. Остальное — по мере запуска базы в работу. Пока — все. Как уже сказал — по ходу работы будут еще требования, но сейчас все есть. Ах да, вот еще что… есть претенденты на замену этим курсантам?

— То есть? — брови Семичастного поползли вверх — Какую такую замену?!

— Часть из курсантов отсеется в процессе учебы — невозмутимо ответил я — некоторые окажутся неспособны выполнять учебную программу. Кто-то не подойдет по морально-политическим качествам. А кто-то просто… умрет.

— То есть?! Как это — умрет?! — Семичастный совсем опешил — вы что их, убивать будете?

— Будем! — мотнул я головой — Будут работать в условиях, максимально приближенных к боевых. Стреляем патронами с уменьшенным зарядом пороха, работаем боевыми ножами. Пропустил удар, получил пулю — можно и помереть. Кстати, медпункт мы предусмотрели и там должен работать фельдшер. Травмы будут постоянно.

— Мда… — Семичастный посмотрел на меня взглядом, в котором читалось уважение — Вы подходите к делу со всем… хмм… тщанием!

— Меня так учили. В папке, которую я вам передал, содержатся эскизы снаряжения, которое нам необходимо сделать. И срочно. Очень срочно! Это приборы бесшумной стрельбы — такие, какие используются в будущем, в просторечии — глушители. Это разгрузки. Это бронежилеты, каски, ножи и все остальное. Эти вещи можно сделать буквально на коленке мелкими партиями, потому проблем думаю не возникнет. Но все это должно быть изготовлено к началу работы базы. Список оружия я вам уже передавал.

— Зачем вам иностранное оружие? Кольты? Снайперские винтовки? М-16?

— Насколько я понимаю, группа не всегда будет работать только здесь, в Союзе. Так что… ну вы поняли.

— Понял — кивнул Семичастный — Хорошо, сделаем. Еще что-то?

— Оружейник нужен. Который будет заниматься переделкой нашего оружия и его ремонтом. Чтобы мы всегда могли отвезти ему стволы и в кратчайшие сроки их получить назад. Ну и… патроны! Патроны, патроны, патроны… мы сожжем их столько что хватит на дивизию! Но это важно. Это самое главное. Патроны боевые и патроны тренировочные — их пометить. Еще вот что… спецсредства. Уверен, в недрах вашей… нашей конторы есть спецсредства, о которых почти никто не знает. Мне нужны яды, мне нужны заряженные иголки, мне нужны «Стрелки».

— Стрелки?! — Семичастный поднял брови — откуда ты… ах да, все время забываю, с кем разговариваю.

— Угу — кивнул я — Меня ваши коллеги тоже хотели иголочкой подколоть… чтобы языком не трепал лишнего. Ниночке дали иголочку. Вот таких иголочек было бы неплохо иметь побольше. И… инструктора — как ими пользоваться. А также — противоядия.

— Мне иногда тоже хочется тебя иголочкой подколоть! — проворчал Семичастный — Все не можешь забыть! Говорю же — не мы отдавали приказ! Брежнев. А его уже нет. Ну… если все у тебя — ходи отсюда! Делай дело. Кстати, как продвигается запись песен?

— Минусовки сделали, завтра начнем голос накладывать. Закончим — будем Ольгу писать. Хочу и Настю привлечь — бэк-вокалисткой.

— Кем?! — не понял Семичастный.

— Бэк-вокалисткой. Ну это если с английского — поющий сзади. То есть один певец поет, другой подпевает.

— Подпевала, в общем — вздохнул Семичастный, и проведя рукой по лицу, глухо, устало сказал — Чем я занимаюсь, а? Бэк-вокалистами! Ладно… не забудь — ты поешь на концерте к Дню Победы. Готовься как следует. Репертуар представишь мне лично — я буду одобрять.

— Репертуар вы уже слышали в записи — пожал я плечами — За исключением одного… я не знаю, как вы отреагируете, но мне хотелось бы это исполнить.

— Что именно? — насторожился Семичастный.

— Гимн. Гимн СССР, но не просто гимн, а в рок-обработке. Мы его сейчас записываем, вернее — уже записали. Осталось наложить голос.

— Что?! Какие слова?! Ты чего? — Семичастный смотрел на меня, как будто я сказал что-то непотребное — Старый текст?! Со Сталиным?! Категорически — нет! Нас не поймут!

— Вот! — я достал из кармана листок бумаги, сложенный вчетверо — Посмотрите. Никаких сталиных, и все в высшей степени патриотично. Сейчас гимн исполняется без слов, а я вам написал слова. У нас он исполнялся по-другому, не было упоминания Ленина и партии. Тут — есть. Но вот на обратной стороне уже тот текст, что в гимне в моем времени. Ритм исполнения не такой торжественный, в ритме рока. Молодежи очень понравится, уверен!

— Прочитаю! — Семичастный взял листок, разгладил, положил в папку — иди! И подготовь записи песен — я прослушаю, что у вас там получилось.

Он встал и пошел к своему креслу. Я тоже встал, собрал со столика удостоверения, рассовал их по карманам. Все, можно идти.

— До свидания, товарищ Председатель!

— И тебе не хворать — рассеянно откликнулся Семичастный, и больше уже не обращал на меня внимания, погрузившись в чтение бумаг. Я же вышел из кабинета, и уже без сопровождения пошел по знакомому коридору Конторы. Теперь я здесь был «свой», и мне не требовалось пропуска, не требовалось провожатого.

Мимо охранника на посту у выхода, и на улицу, к Железному Феликсу. Проходя мимо него, отдал честь: «Салют, Феликс!». Пока истукан стоит — Советский Союз тоже будет стоять!

Проходившая мимо интеллигентного вида женщина неодобрительно на меня посмотрела. Небось, из местной оппозиции! Не одобряет! Ну как же — отдал честь кровавому Тирану! А для меня Железный Феликс просто символ. Пусть стоит! Гнобить памятники — последнее дело. Если, конечно, это не памятник Гитлеру или Муссолини.

Подошел к черной «волге», стоявшей на парковке возле здания, открыл дверцу, уселся на сиденье рядом с водителем:

— Поехали на студию.

Все мои водители — их теперь было трое, видимо, чтобы выстроить график — были удивительно неразговорчивы. Максимум — пару тройку слов за поездку кроме «здравствуйте и до свидания». То ли инструкция у них такая — не досаждать мне разговорами, то ли сами по себе молчаливые люди, а может и все сразу. КГБ не любит болтунов. Они, понимаешь ли, находка для шпиона!

На студии «дым коромыслом». Богословский выбежал откуда-то из боковой двери встрепанный, и как всегда, сходу завопил:

— Давай, давай быстрее! Тебя ждем! Студия простаивает, мне уже всю плешь проели!

— Ты вот что, Никита… когда запишем, сделай мне магнитофонную запись. Семичастному доставить пред светлые очи. Он сегодня потребовал, мол, должен сам дать добро. Или не дать.

— Вот будет номер, если он еще и зарубит всю нашу работу! — усмехнулся Богословский — Столько труда, столько хлопот…

— Не зарубит, гарантирую! — отрубил я, Богословский махнул рукой и молча потащил меня к той комнатке, где стоял микрофон и где за стеклянным окошком были видны огромные пульты со множеством фишек, назначения которых я совершенно не представляю. Да и не хочу представлять. Каждый должен делать свое дело.

Я надел наушники, передо мной на столе включилась лампа — сейчас пойдет мелодия. Я приготовился, и… понеслось!

* * *

Аносов сидел напротив меня, возле него двое мужчин похожих на него как братья — такие же жилистые, поджарые, как старые, но еще сильные волки. Третий с моей стороны стола — по возрасту он был им вровень, но габаритами гораздо крупнее, эдакий штангист на пенсии. Только без лишнего жира, который обычно набирают бывшие спортсмены-тяжелоатлеты. И без живота.

Я пришел в эту квартиру вечером, уже после того, как закончил запись в студии. Сегодня мы записали три песни, и одну отрепетировали на завтра. С самого утра начнем, с восьми часов. Сегодня мне пришлось убить два часа на посещение Семичастного — по его требованию, так что времени на запись осталось меньше. Но тут уже некуда деваться — надо! Если тебя вызывает Председатель КГБ — бежишь на полусогнутых и не спрашиваешь — зачем и почему тебе это надо. Или ему. Хотел я этого, или нет — но теперь сам являюсь комитетчиком, притом не самого низкого звания. Полковник, однако, не хухры-мухры.

Этих людей я раньше не видел — кроме Аносова, само собой разумеется. Это и были бойцы его спецгруппы, которая во время войны и после войны занималась ликвидацией врагов родины.

— Вот, парни, это Михаил. Он будет… хмм…

— Временно буду курировать базу подготовки — подхватил я эстафетную палочку — Номинально это моя личная дача. На самом деле — база подготовки бойцов спецподразделения «Омега». Я обучаю вас, вы обучаете бойцов. Затем я сменю вид деятельности, и ваш командир останется командовать в одиночку. Все понятно?

— Ты… нас… обучать?! — брюнет, чуть выше Аносова ростом, скептически усмехнулся — Парень, да тебе сколько лет?! Чему ты можешь обучить меня?! Да тебя самого надо учить! Ох уж эта молодежь… бороду отрастил, чтобы солиднее что ли быть? Тебе еще и усы-то не по чину, а ты бороду!

Я посмотрел на Аносова, тот ухмылялся и в глаза его искрился смех. Он подмигнул, мол, выкручивайся сам!

— Мне пятьдесят два года. Я боец спецподразделения, которое нацелено на захват командных пунктов стратегического назначения. Диверсант. Воинская специализация — снайпер. Я думаю, что вам будет чему научиться у меня. Ну а я чему-то возможно научусь у вас.

— Пятьдесят два года?! — мужчина неверяще помотал головой — Как это может быть?! И что за подразделение такое, почему я не слышал?

— Вы много о чем не слышали — пожал я плечами — Значит это не входило в круг ваших обязанностей — слышать об этом. Вы же все военные люди, должны понимать. А что касается моей кажущейся молодости…

— Стой! — перебил меня второй, сидевший возле Аносова — Я тебя знаю! Парни, это же Карпов! Ну тот, что Мохаммеда Али завалил! И потом у него пошли какие-то проблемы с фэбээр! Он из Штатов удрал! Ну, помните? Ох, Серега… ну ты и темнила! Познакомлю с куратором… вы будете удивлены… только ничего не спрашивайте… все потом поймете… Темнила ты, командир! Сказал бы сразу — с Карповым будем разговаривать!

— Карпов? Мохаммед Али? — беспомощно развел руками первый — Парни, я вообще не в курсе!

— Еще бы ты в курсе был! Залез в свою тайгу, и сидишь там безвылазно! Охотник хренов! Не надоело? — Аносов подмигнул товарищу — Супружница небось уже всю плешь проела, мол, в медвежьем углу сидишь!

— Там тихо, спокойно… и люди почище душой — вздохнул первый — Не люблю город. А супруга… да, поедом ест. Мол, все люди, как люди… да и дочку учить надо, она школу в этом году заканчивает.

— И мои тоже — в этом году! — подал голос третий, что сидел возле меня — Их в институт нормальный нужно пристраивать. Ну так что, отцы-командиры, зачем вытащили нас из небытия? Что нужно-то? Обучить бойцов и назад, на пенсию?

— Сергей… представь мне твоих подчиненных — попросил я, и получилось это так, как если бы я приказал. В принципе — это и был приказ. Что отдать приказание не обязательно рычать, как японцы, главное — чтобы было понятно, кто тут главный, кто имеет право отдавать приказы. И сейчас это был я.

Аносов кивнул:

— Это Виктор Маркин (он указал на первого). Твой коллега, снайпер. Капитан в отставке. Этот вот (указал на третьего, «тяжелоатлета» что сидел возле меня) Василий Малеев. Тоже капитан в отставке. Специалист по подрывному делу и рукопашник. В принципе все мы в рукопашке не последние люди, но у Василия это всегда получалось лучше всего. Габариты у него такие, что руками порвать может. Ну и Петя Калугин — на все руки мастер. И стрелок, и рукопашник, и подползти так, чтобы даже собака не услышала — это все он. Разведчик. Тоже капитан. Все проверенные годами боевой работы, обстрелянные, орденоносцы. Кстати, парни, у Михаила между прочим орден Ленина и звезда Героя.

— За что? — настороженно спросил Маркин.

— За работу в тылу потенциального врага — спокойно пояснил я.

— Ах вон что… — понял тот — Так ты нелегал! Шпион! Так бы и сказал… Подожди, ты так и не сказал — почему так молодо выглядишь?

— Вот если бы ты не сидел в тайге, а интересовался жизнью страны, тогда знал бы, кто такой Карпов! По официальной версии он сам не помнит, кто он такой. Его нашли на дороге голым и потерявшим память. Поместили в психушку, стали узнавать, кто он такой. Не нашли, и дали ему имя и фамилию. А он начал книжки писать. Книжки очень популярные — фантастику. За счет этого и вылез наверх. Уехал в Америку, там разбогател. И похоже, что это все была легенда прикрытия — он там работал резидентом разведки. Его вычислили, и он еле унес ноги. Так, Михаил?

Я молчал, и только улыбался.

— Видишь? Молчание — знак согласия!

— Вас не это должно интересовать! — пресек разговоры Аносов — Вас должно интересовать — что вам делать, в чем будет заключаться ваша работа, а еще — какие плюшки вы получите за вашу работу! Итак, Миш, излагай! И кстати — я думаю вас не надо предупреждать, чтобы вы не болтали? Например о том — кто такой Михаил, что вы делаете, что будете делать! Учтите — подписку с вас не взяли… пока не взяли, но если хоть слово ляпнете на стороне — башка с плеч. Все очень серьезно.

— Обижаешь, командир! — буркнул Малеев — Мы что, дети? Больше двух десятков лет в органах!

Я дождался, когда все замолчат и уставятся на меня, и начал свой рассказ. Когда закончил говорить, Маркин присвистнул под недовольным взглядом Аносова (не свисти, денег не будет!), и снова недоверчиво помотал головой:

— И это только за инструкторскую работу? Все эти блага?

— Это не за инструкторскую работу — построжел лицом Аносов — Это за то, чтобы ты передал знания следующему поколению. И за то, чтобы молчал. И кстати — я не уверен, что тебе не придется участвовать в подготовке акций. По крайней мере — пока курсанты не встанут на ноги. Может и самому в них придется участвовать.

— Может быть и так — подтвердил я — Парни, вы все можете отказаться. Никто не будет вас убивать, никто не предъявит вам претензий. Просто уедете, и все тут. В свою тайгу. На свою дачу. Мы справимся и вместе с Аносовым. Но если вы хотите выбраться из своей тины, если хотите перебраться в Москву, жить полноценной жизнью не считая копейки и не задумываясь о том, как обучать детей — это ваш шанс. Вы слышали, что вам дадут. Но и спросят за это по-полной. Не рассчитывайте на спокойную преподавательскую жизнь. Итак, думайте. На раздумья вам… аж пять минут! (Я криво усмехнулся — куда они денутся с подводной лодки?) Время пошло!

— Мы по лесам Белоруссии шастали, не надеясь пережить войну — задумчиво сказал Калугин — За бандеровской сволочью гонялись, из схронов выковыривали — за один оклад и паек. А тут… все блага! Машины! Квартиры! Москва! Вы как хотите, парни, а я — за!

— И я — за! — кивнул Малеев.

— Главное, чтобы нас как помои в яму не слили, когда мы перестанем быть нужны — пожал плечами Маркин — Как, Михаил, гарантируешь, что нас не сольют?

— Ты видимо шутник, капитан! Или невеликого ума человек! — жестко сказал я, фиксируя взглядом бойца — Как я тебе что-то могу гарантировать?! Ты что, первый день служишь?! Я — никогда не сдам! А те, кто над нами — как можно гарантировать, что нас всех не сольют? И меня в том числе! Одно могу вам обещать: если это будет зависеть от меня, я сделаю все, чтобы такого не случилось. Сергей правду вам сказал — я очень богат, просто фантастически богат! Деньги у меня там, за границей, но я смогу ими воспользоваться, когда выберусь. И если станется так, что у нас здесь земля будет гореть под ногами — мы выберемся, и будем жить!

— А семьи? — вздохнул Маркин — Жены, дети…

— Всех вытащим, если понадобится — сказал я уверенно, хотя уверенности такой не чувствовал — Да что все заладили — сольют, не сольют! Пока что ваша обязанность подготовить высококлассных ликвидаторов, которые смогут решить любую задачу, поставленную перед ними! Никто не требует, чтобы вы участвовали в акциях. Но если понадобится, имейте в виду — вам тоже придется это делать. Потому еще раз спрашиваю — вы хорошенько подумали? Назад дороги не будет!

— Согласен. Согласен! Согласен…

— Хорошо — вздохнул я — Фамилии, имена у вас настоящие? Или легенда?

— Настоящие — кивнул Аносов — Просто я уничтожил следы о них в архивах. Ну и кое-какие документы сделал — чтобы пенсию получали, чтобы было на что жить. Сейчас они числятся военными пенсионерами, участниками войны. Никаких следов о работе в группе ликвидаторов.

— А остальные? — спросил я, глядя на Аносова — Еще кто-то из группы есть? Вас же человек двадцать было, так?

— Больше никого не будет — коротко пояснил Аносов, и замолчал. Пояснять ничего не стал, а я не спросил. Раз не хочет говорить, значит не надо. По большому счету и не очень интересно. Хватит и трех инструкторов, плюс Аносов, плюс я сам.

— Итак, подытоживаю: вы согласны работать на тех условиях, которые я озвучил. Так?

— Так — кивнул Аносов.

— Паспорта с собой?

— Да, я предупредил.

— Давайте мне их сюда. Вам их вернут после того, как оформят все нужные документы. База будет готова примерно через две-три недели, там сейчас идет строительство. За это время вы должны устроить все свои дела и переехать в Москву. Есть где пожить несколько дней? Дня три-четыре. Может меньше.

— Есть — кивнул Аносов — Я эту квартиру снял, поживут пока здесь, не баре. В худших условиях жили, и ничего. Пожрать есть, выпить тоже, так что…

— Насчет выпивки… — начал я, и Аносов меня перебил:

— Когда начнется служба — сухой закон. Без разрешения командира — ни-ни. А пока мы еще не на службе — пусть расслабятся. Они норму знают и не переборщат.

— Ну, тогда все, договорились. Рад был с вами познакомиться. Надеюсь, все у нас сложится — я встал, протянул руку Малееву, тот принял ее. Но задержал:

— Погоди, Михаил. Ты главное не сказал: кому мы подчиняемся, и… вообще — каковы цели нашей группы?

— Починяемся мы напрямую Семичастному и Шелепину. Входим в структуру КГБ, как секретный отдел. Цели — любые, какие нам укажут. Цели — враги государства.

— И враги Шелепина с Семичастным? — усмехнулся Маркин.

— Вы только что дали согласие на работу — холодно сказал я — зачем эта болтология? Тем более, что вы инструкторы, а не оперативники. То, что будут делать оперативники вполне возможно вас и не коснется. Единственное, что я вам скажу: в стране готовятся крупные реформы. Они не всем понравятся, и мы должны быть готовы к любым нештатным ситуациям. Вплоть до бунта. Потому руководству страны понадобился абсолютно независимый от других служб отдел, который выполнит специальные задачи. Все, больше вам ничего не скажу. Иначе придется уже по третьему разу все пояснять!

— Все, Миша, будь спокоен — все нормально! — Аносов встал, подошел ко мне, протянул руку — Работай нормально, ребята подождут здесь.

— Деньги нужны?

— Есть деньги, хватит — отмахнулся полковник — шагай!

Я попрощался с каждым за руку и вышел за дверь на пахнущую кошачьей мочой лестничную площадку. Через несколько минут был уже у «волги», а еще через десять минут машина влетела в поток машин на оживленной улице и понеслась в сторону центра.

Я ткнул пальцем клавишу на панели «Алтая», набрал знакомый номер, дождался длинного гудка, снял трубку:

— Слушаю! — ответил голос на той стороне.

— Это Карпов. Мне нужно передать паспорта трех инструкторов спецгруппы для оформления документов. Как мне это сделать?

— Здравствуйте, Михаил Семенович. Паспорта можете оставить водителю, он передаст. Что-то еще?

— Передайте, что инструкторы согласны, будем работать. Все идет как задумано.

— Хорошо, передам.

— Отбой!

Я воткнул трубку на место, откинулся в кресле. Ну вот, процесс пошел. Теперь надо ждать, когда достроят базу, а пока заниматься своими делами — написанием книг, записью песен, ну и… жить! Не вся ведь жизнь только в работе! Хочется и в город сходить, в ресторане посидеть, потанцевать с красивой женщиной — благо, что у меня их теперь две, моя телохранительница-домработница Настя и мой секретарь и переводчица Ольга. С Ольгой я сплю, с Настей — нет.

Хотя иногда… хмм… она мне снится. Валькирия, как ее называет композитор Никита Богословский — она больше ста девяносто сантиметров роста и похожа одновременно и на Бриджет Нильсен, и на Гвендолин Кристи. Ростом и сложением она все-таки ближе к Гвендолин, а вот лицом — Бриджет. Красивая — до изумления, особенно после того, как я буквально приказал ей сделать короткую прическу — именно под Бриджет. Волосы ей подкрасили, сделав золотистый оттенок, одежду хорошую сшили, косметики дорогой в «Березке» накупили — теперь от нее глаз не отвесть! И никогда не подумаешь, что ходит она с двумя пистолетами сразу, на предплечье таскает узкий обоюдоострый нож, а в сумочке у нее короткая тяжелая дубинка.

Кстати, дубинку я ей приказал с собой больше не брать. Не нужна она. Лишний вес, а толку от нее немного. Пистолеты и нож — этого хватит за глаза. Если только она не собирается этой самой дубинкой врезать по моему затылку. Почему по моему? Да мало ли чего следует ожидать от моего нынешнего начальства… сегодня я в фаворе, меня осыпают деньгами и прочими благами, а завтра я в опале, отберут все, что у меня есть и самого сунут в клетку. А кто должен следить, чтобы я не сбежал и пресекать такие поползновения? Вот то-то же…

Я не обольщаюсь. Дадут Насте приказ меня нейтрализовать — она это сделает не задумываясь. Потому что служит, потому что приказ вначале выполняют, а потом думают — правильный он был, или нет. Почему тогда я держу ее возле себя? А почему бы и нет? Во-первых, мне в самом деле нужна домработница, а Настя исполняет свои обязанности просто замечательно, и без малейшего в этом недовольства.

Во-вторых, она просто очень красивая, интересная и милая женщина — если забыть, какой она Терминатор. А я люблю окружать себя красивыми женщинами. Люблю, понимаешь ли, красоту, и не люблю уродство.

Ну а в-третьих… не будет Насти — пришлют кого-то другого. Или будут денно и нощно подслушивать и подсматривать. Пускай уж лучше Настя будет рядом, чем кто-то другой. Мне она нравится — и как женщина, и как просто человек — своим спокойным, незлобивым характером, трудолюбием и острым умом. Да, она очень умна — знает несколько языков, разбирается в литературе и музыке, играет на гитаре (как и Ольга), неплохо поет, и вообще — мечта любого мужчины, а не просто женщина! Опять же — если забыть про ее гигантский рост и могучее сложение. Хотя и это обстоятельство для многих мужчин явилось бы огромным преимуществом.

Кстати — «могучее» — это не синоним «толстая», «квадратная» и «приземистая». Все пропорции Насти соответствуют той же Нильсен — ногастая, с тонкой талией и круглыми бедрами. Никаких тебе особых могучих выпирающих мышц бодибилдера. Спортсменка-пловчиха, вот ее фигура, только попа точно не как у пловчих. У тех задницы вообще нет, мужское сложение, у этой же все на своих местах — грудь, попа, бедра. То-то Богословский как видит ее, прицокивает языком и укоризненно на меня смотрит. Он ходок еще тот, известный своим женолюбием. Но я его предупредил, что если она сломает ему руку или пару-тройку ребер — пусть пеняет на себя! Что по-моему его только раззадорило, как купание в бассейне с акулами. Адреналинчик кипит в крови, и хочется доказать, что ты чего-то стоишь.

Насте же было наплевать на всех, кроме своей работы, меня и Ольги. С Ольгой они как-то сразу подружились, уж не знаю, на чем сошлись, но когда Ольга не занята со мной, вечно зависает с Настей — о чем-то разговаривают, даже хихикают, хотя при мне Настя не позволяет себе такого открытого выражения чувств. Я как-то попытался узнать у Ольги — о чем они с ней разговаривают и что обсуждают (может меня?), но та технично ушла от ответа, мол, это женские дела, мне совершенно не интересные. Что проку мне, если я узнаю их бабские сплетни? Какие такие сплетни, рассказать тоже не захотела, только вкратце сказала, что она, Ольга, рассказывает о своей жизни, Настя вспоминает истории из своей, и вообще — Настя ведь ей рассказала, не мне, и как можно пересказывать доверенную тебе одной информацию, рассказывать о ней начальству? Коим для них обеих являюсь в настоящий момент я собственной персоной. И не будет ли это наушничествои и стукачеством?

В общем — я от нее отстал. Если бы было что-то на самом деле важное — скорее всего она бы мне сказала. А если они и обсуждают мужчин, которых они имели… или которые их имели? Неважно… В общем — если разговор даже обо мне — да мне плевать. Пусть обсуждают. Мне нечего стесняться, и в постели — тоже. Если и не размеров негра из порнофильма, то не посрамлю род Карповых — это на сто процентов.

Вот так теперь и живем — втроем, не муж и жены, и не совсем начальник и подчиненные. С утра ездим на студию звукозаписи, потом домой, и… я пишу книгу. Вернее — диктую. Два часа в день на книгу — это много. Как минимум половину авторского листа за день — как нечего делать. Завидуйте, хейтеры будущего! Писайте кипятком, кидайтесь прошлогодним дерьмом! Да, я умею писать быстро и хорошо.

* * *

Этим утром я проснулся с ощущением праздника. Двадцатое апреля 1972 года, четверг. Весь народ страны в поте лица зарабатывает свой кусок хлеба (время десять часов утра!), а я валюсь на кровати, потягиваюсь и смотрю в окно. Кстати, пора бы уже и кондиционеры поставить — на кухню и в спальню. Скоро жара начнется. Конечно, в высотке это не так заметно, стены толстые, но… привык я к холоду во время жары и своим привычкам изменять на намерен. А на улице уже двадцать градусов! Теплынь! Солнце! Травка зеленеет! Ночью еще холодно, да, но днем уже просто лето.

Через два дня, двадцать второго апреля, в день рождения Ленина, мне будут вручать знак лауреата Ленинской премии. И на книжке Сберегательной кассы у меня прибавится еще десять штук денег. Это неплохо, хотя денег у меня и без того — куры не клюют. Миллион с чем-то там на книжке Сберкассы, и еще столько же (или даже побольше) — «чеками» Внешпосылторга. За эти чеки можно покупать в сети магазинов «Березка», и кстати сказать — есть у меня такая мысля́ — надо спихнуть чеки по любой разумной цене. Если все пойдет так, как планируется — скоро этими самыми чеками можно будет растапливать печи. Исчезнут «Березки», как исчезли они в моем времени, в моем мире. Эти магазины могут существовать только в условиях тотального дефицита. А когда каждый может купить все, что угодно… ну, тут понятно.

А пока что я сложил эти бумажки в сервант, и теперь они лежат там, увязанные ровными пачками. И пусть лежат. На днях придумаю, кому их сплавить. Мне такое количество чеков не нужно. Пустая бумага. Но если их продать — дадут они раза в два больше, чем их номинальная стоимость.

Вообще-то уголовщина чистой воды — спекуляция валютой. Как ни странно, эти самые чеки, или боны — они в Союзе приравнены к валюте, и за продажу их на сторону можно получить реальный срок. И очень даже серьезный. И нужно ли мне это?

Жаба душит? Да черт с ним, с этим миллионом… Вон, Ольге можно машину купить. Насте бонов дать. Аносову. А можно и просто сдать назад в банк и обменять на рубли один к одному. Нет, не пропадут… А лезть в уголовщину стремно — всемирно известному писателю.

— Ты проснулся? — Ольга отдернула шторы, приоткрыла окно и в него полился свежий воздух вперемешку с городским шумом — Погодка-то, поет! Может сходим, погуляем?

— У меня есть лучшее предложение — может съездим? — улыбнулся, отбрасывая одеяло и садясь.

— Да мы и так видим жизнь только из окна автомобиля! — сделала грустное лицо Ольга, и вдруг встрепенулась — На кадиллаке?! О господи! Всю жизнь мечтала проехаться по нашим улицам на кадиллаке! Поехали! Ураа! А куда поедем?

— В Переделкино. Посмотрим на стройку. Улицы высохли, тепло, солнце — верх откроем!

— С открытым верхом… ооо… ааа! — застонала Ольга, изображая высшую степень удовлетворения, то бишь — оргазм.

— Беги, собирайся. И Насте скажи — скоро поедем.

— А позавтракать?

— Ну так… пару бутербродов. Потом в ресторан заедем, в «Узбекистан».

— Ура! Настя, Настя! Поехали! Собирайся!

Ольга умчалась, а я побрел в ванну, шлепая босыми ногами по паркету. Полы были идеально чистыми — Настя абсолютно, просто патологически чистоплотна. Любая соринка вызывает у нее можно сказать неадекватную реакцию — схватить и в мусорное ведро! Я как-то не выдержал, и спрашиваю: « — Насть, ведь ты лазила по джунглям, в грязи, немытая неделями! Пиявок с себя снимала! Одежду не меняла тоже неделями! Откуда у тебя такая патологическая любовь к чистоте?!»

Настя посмотрела на меня серьезно, своим странным взглядом — будто видит она не меня, а что-то за мной, что-то, прячущееся в тенях, и чуть улыбнувшись, ответила: «Потому и люблю чистоту, что неделями и месяцами валялась в грязи. Это, понимаете ли, прививает любовь к чистоте. Начинаешь люто ненавидеть грязь!»

Мы собрались за час. Пока я позавтракал, пока девчонки оделись — вот час и прошел. А мне одеваться особо и нечего — свитер, джинсы, джинсовая куртка. Я себе не изменяю, наряд простой и… по нынешним временам вполне даже презентабельный. В Советском Союзе джинсы — что-то вроде фетиша. Или идолища поганого. На него молятся толпы и толпы молодняка, не понимая, что не в джинсах счастье. И даже не в их количестве. Вот получили мы джинсы в конце восьмидесятых, в девяностые… много получили, и не только джинсов. И что? Счастливы стали?

И колбасы стало много — да только ее есть невозможно. И сосиски в каждом киоске, да только они из бумаги. И машины теперь в каждом доме, и не по одной — а счастье где? В машинах?

Когда гурьбой выходили из квартиры, едва не наткнулись на женщину, выходившую из лифта. Она даже чуть вздрогнула, когда я подошел к ней справа и поздоровался:

— Здравствуйте, Галина Сергеевна!

— Ой! Миша, вы меня напугали! — засмеялась она — Я так задумалась, что совсем потерялась в своих мыслях.

— Простите! — улыбнулся я, взял ее руку и поднес к губам. Он смущенно отдернула укрытую тонкой нитяной перчаткой сухую, сильную руку балерины:

— Ох, Миша! Вы как всегда невероятно галантны! Но я этими руками трогала дверные ручки, а они могут быть покрыты болезнетворными микробами!

— Микробы не выдержат вашего сияния, великая балерина! — торжественно заявил я — Они сразу умрут в мучением, поскребывая своими лапами по металлу дверных ручек!

— Фу! Я так и представила умирающих зверюшек-микробов! — звонко расхохоталась Уланова — Миша, вот умеете вы владеть словом, да и все тут!

— Как настоящий писатель, да? — ухмыльнулся я.

— Ага, точно! — снова рассмеялась балерина, и тут же поприветствовала моих спутниц — Оленька, привет вам! Давно не виделись! О! Представьте меня этой прекрасной девушке! Милая, вам никто не говорил, что вы красавица? Горячие мужчины не пристают? Вы просто мечта джигита!

— Постоянно пристают — с легкой улыбкой ответила Настя — Но обычно все заканчивается малыми травмами. Максимально — сломанная рука.

— Вот это да! — искренне восхитилась Уланова — И кто эта прекрасная незнакомка, друзья?

— Это моя домработница Настя — определил я статус моей «Бриджет», и тут же с усмешкой добавил, косясь на бесстрастное лицо Насти — А еще, она моя телохранительница. Хранит мое тело от голодной смерти и всяких других напастей.

— Да, Миша — с непонятной интонацией протянула Уланова — Умеете вы окружать себя красотой! К вам красивые женщины так и липнут!

— А еще Настя хорошо поет, играет на гитаре и вместе с Олей записала несколько песен. Бэк-вокалистка, или как у нас говорят — на подпевке. Кстати, скоро выйдут два диска с нашими песнями, я вам обязательно подарю!

— Обязательно, Миша, обязательно! — серьезно кивнула Уланова — Это настоящая музыка! Я хочу, чтобы у меня были ваши песни. Вы еще пишете песни?

— Честно сказать — пока ни до чего — признался я — Записали песни, параллельно книгу дописывал, новую начал… не до написания новых песен было. Сегодня вот решили устроить прогулку по городу, в ресторан сходить, просто погулять. Может, за город съездим. У меня там дача строится, хочу посмотреть, что там происходит.

— Дача? В Переделкино? — удивилась Уланова — Это не про вашу дачу там ходят легенды? Сломали старую дачу и на ее месте построили что-то эпическое, средневековый замок! Днем и ночью работают, как муравьи! Все гадают — что это может быть, правительственный объект? А это вы там дачку себе строите… ну и ну…

— Только — тссс! Ладно? Не хочу, чтобы лишние знали. Это я вам, по свойски, а то слухи пойдут. Что касается насчет скорости постройки — деньги решают все. Я же не бедный человек, вот и строят быстро.

— Ага… военные строители — усмехнулась Уланова — Но да ладно, ваше дело. Вы будете отбиваться от завистников, так что вам и придумывать. Ну что же — удачного вам похода! Отдыхайте! Я тоже сегодня отдыхаю, но для меня лучший отдых — посидеть в кресле с книжкой. До свидания, друзья!

Уланова помахала нам рукой, мы дружно простились и я нажал на кнопку лифта, который уже успел уехать вниз, пока мы беседовали. Лифт приехал через минуту, лифтер приветливо поздоровался, едва не взяв под козырек (все лифтеры, сторожа и консьержи в этом доме или бывшие менты, или военные).

А вот менты взяли под козырек — те, что сидят на входе. Интересно, какие здесь обо мне ходят легенды… с удовольствием бы послушал эту «Калевалу».

Уже когда подходили к гаражу, вдруг подумалось — черт подери, а ведь аккумулятор может быть и разряжен! И что тогда делать? Машина простояла месяц без движения!

Но беспокоился я напрасно. Умели делать вещи в семьдесят первом году! Пыльный, и будто уснувший навсегда кадиллак завелся с пол-пинка и тихо, грозно зарокотал, зашелестел могучим движком. Да, эти машины сто очков вперед дадут машинам из двухтысячных! Эти делались так, чтобы на них ездили несколько поколений владельцев, не то что одноразовые как пипифакс «тачанки» будущего!

— Грязная какая! — поморщилась Ольга и вздрогнула, когда из-за ее плеча раздался хрипловатый мужской голос:

— Пыль летит! Замучила совсем! Давно не ездили, вот и грязная! Здравствуйте! А я-то думаю — посмотрю, кто и чего тут ходит? А это вы!

Сторож, само собой. Я уже видел его.

— А это мы — улыбнулся я, и протянул руку — Здравствуйте. Вот, решили покататься. Погода шепчет!

— Точно! Шепчет! Наливай и пей! — хохотнул мужчина и заговорщицки подмигнул — Хотите помыть машину?

— Эээ… честно говоря — нет! Холодно и грязно! — слегка растерялся я, не поняв, но сторож улыбнулся:

— Да нет! Не сами! Я щас покричу пацанам, подрабатывают на мороженое. За трешку они вам все машину вылижут! Только надо будет отъехать — я покажу место, куда. Вымоют, не пожалеете!

— Хорошая тема! — кивнул я — кричите. Девчонки, подождем немного? Зато на чистой машине поедем!

«Девчонки» конечно же были не против, так что уже минут через двадцать нашу машину со всех сторон оглаживали три пары рук. Мальчишки лет четырнадцати от роду работали споро, аккуратно, со стиральным порошком и губками. Молодцы. Вымыли и снаружи, и сиденья протерли — все, как положено. Машина сияла чистотой и просто-таки просилась в дорогу!

— Спасибо! — кивнул я старшему, худому жилистому парнишке, его звали Витькой — Держи пятерку!

— О! Ништяк! Пятерик! Спасибо! — радостно кивнул парнишка, и вся троица унеслась в сторону Москва-реки, болтая пустыми ведрами, на краю которых висели мокрые тряпки. Вот такой бизнес советского времени.

Мы погрузились в наш кадди, и медленно, плавно поехали вдоль по набережной Москва-реки. Погода достаточно теплая, но все-таки не лето, потому пришлось все-таки поднять боковые стекла.

Ох, кадди! О таком космическом корабле не может мечтать ни один советский человек! Простой человек никогда не сможет его купить только потому, что ни денег не хватит, ни привезти такое чудо не позволят.

Чиновник, даже крупный, не купит «кадиллак» потому, что это будет сочтено нескромностью, да и опять же — откуда деньги?

Цеховики… ну эти бы наверное купили — чтобы выехать на дорогу где-нибудь в Ереване, под восхищенные возгласы менее удачливых соседей. Но кто же им его продаст?

Эта машина в 1972 году на самом деле чудо инженерной мысли. Восьмилитровый движок мощностью в четыреста сил, подсветка порогов для ночи, автоматическое включение фар в темное время суток, круиз-контроль, автоматическая коробка передач, климат-контроль! В 1972 году — климат-контроль! Крыша открывается автоматически — нажал кнопку, и… рраз! Готово! Ремни безопасности — их начнут ставить в СССР на все автомашины только в 1979 году. А тут уже есть! В общем — нельзя сравнить ни с одной машиной сделанной здесь, в этой стране. Танки мы делаем лучшие в мире, а машины у нас как были, так и есть — полнейшее дерьмо.

Помню шутку еще советских времен: «Если тихой майской ночью загнать «жигули» в лес, то прислушавшись, можно услышать, как они гниют». На мой взгляд, единственной удачной машиной советского автопрома была «нива», да и у той «косяков» выше крыши. Впрочем, и удачной ее можно назвать только с большой натяжкой. Ломучая, жрущая бензин, неудобная. Единственное достоинство — хорошая проходимость.

Мимо нас проносились машины, люди в которых сворачивали себе шеи, выглядывая в окно. Когда обгоняли троллейбус — весь народ выставился в окошки, показывая на нас пальцами. А мы ехали — важно, спокойно, вроде как ничего не замечаем! В этом времени иномарка — это нечто подобное летающей тарелке, спустившейся с небес, но еще и кабриолет?! Это я даже и не знаю, с чем сравнить. Чудо! Настоящее чудо! Кадиллак!

— Я чувствую себя голой! — пробормотала румяная Ольга, нарочито глядя перед собой, на дорогу — Они меня рассмотрели во всех подробностях и даже заглянули мне под одежду! Давайте закроем верх? Что-то мне не по себе.

— А мне нравится! — внезапно высказала свое мнение Настя, которая обычно помалкивала — Хорошо!

Я обернулся к своей домработнице, и увидел, что она закрыла глаза и улыбается тонкой, едва заметной улыбкой. Верх ее коротких светлых волос развевает ветерок, который проносится над головой, а лицо жадно ловит солнце. Да, ей явно было хорошо.

Грохот. Авария! Мотоциклист на мотоцикле с коляской загляделся на нашу машину и сходу врезался в стоявшее у обочины такси-москвич.

Я притормозил, остановился на обочине, проехав место аварии, заглушил машину и выскочил, крикнув девушкам:

— Сидите! Я посмотрю, что там и как! Вдруг помочь надо!

Мотоциклист сидел на земле, обалдело смотрел по сторонам, хлопая ресницами, а возле него стоял и виртуозно матерился водитель такси, глядя на разбитый габаритный фонарь и на помятую крышку багажника.

— Мать твою…! У тебя глаза повылезали, дол… б ты…?! — и все в таком духе. Мотоциклист не отвечал, видимо находясь в шоке, и я тут же спросил, подойдя поближе и осматривая его со всех сторон:

— Ты цел? Ничего не сломал? Скорая не нужна?

— Вроде цел… — поморщился мотоциклист — Только ушибся. Засмотрелся на это чудо без крыши, вот и влетел… Извини, браток! (это он таксеру) Давай договариваться! Виноват, чо уж там! Оплачу, гайцев не зови!

Я не стал ждать, чтобы узнать, как они там договорятся, пошел к машине. Цел — да и слава богу. А когда подошел, обнаружил возле машины толпу зрителей, собравшуюся буквально за считанные минуты. Люди стояли от машины шагах в трех и обсуждали ее технические особенности, жадно разглядывая внутренности кадди и сидящих в нем девушек. И что еще заметил — народа прибавляется, как если бы с горы по мокрому снегу пустили маленький снежок. Через минуту по склону уже скачет здоровенный снежный шар, который способен поглотить человека, и не одного.

Надо было быстренько отсюда валить, потому что люди переходили улицу и шли к машине, чтобы как следует поближе ее рассмотреть. Эдак, через пять минут мы окажемся в тесном кольце зевак, и чтобы покинуть место парковки придется приложить немалые усилия. Любопытный у нас народ, да, но тут случай особый, и я их понимаю. Белый кабриолет, «кадиллак», в 1972 году, за железным занавесом — это просто фантастика!

Прыгнув на водительское сиденье я под внимательными взглядами толпы, состоявшей уже не менее чем из тридцати человек завел двигатель, поставил рычаг включения коробки передач в положение «Драйв», машина всосала в себя воздух, как бегемот перед погружением на дно озера Танганьика, и белым кораблем двинулась вперед, отпугивая с дороги «москвиченка», катящегося чуть левее, и газ-69 со ржавой, облупившейся задней дверцей, на которой отсутствовало запасное колесо. Я добавил газу и «кадди» рванул вперед как торпедный катер, едва не прокрутив под собой свои большие колеса. Но не прокрутил, ибо привод у него передний, а могучий движок придавливает шины к асфальту своим совсем даже немаленьким весом. В этом времени блоки движков еще не дурацкий одноразовый силумин. Здесь — честный чугун, который вполне спокойно можно проточить на многих и многих ремонтах. Весит — как чугунный… хмм… движок.

Мда… понты требуют жертв! Хотел попонтоваться, прокатиться по Москве на белом «кадди», вот теперь терпи! Посмотрел на девчонок — они, как ни странно, улыбались. По-моему это в крови у женщин — любовь ко всеобщему вниманию.

— А нас фотографировали! — расслабленно улыбаясь сказала Ольга, оглаживая волосы на голове. Ветер поверх лобового стекла едва касался ее волос на макушке, а вот Насте доставалось побольше.

— Кто фотографировал?! — насторожился я, сразу посерьезнев и соображая, во что это все выльется.

— Корреспондент — так же томно сказала Ольга — Вроде как Вечерней Москвы… или Известий… не знаю. Он людей растолкал, кричал, дайте дорогу корреспонденту! И давай нас щелкать.

— И ты не сказала? — поморщился я.

— А что бы ты сделал? Убил бы его? Разбил бы фотоаппарат? Да пусть фотографирует… мы что, украли чего-то? Скрываемся?

Я хмыкнул и ничего не ответил. И правда — а чего сделаешь? Пленку если только выдрать. Но это скандал, еще и милицию вызовут. Отобьемся, конечно, но зачем нам такая скандальная репутация? Черт бы с ними… щелкоперами!

Дальше, дальше по улицам города! Рвемся за город!

Впрочем «рвемся» сказано слишком уж пафосно и не соответствующе действительности. «Рваться» особо и не приходится. Машин — просто смешное количество! Как в Москве двухтысячных ночью под утро. Да и эти из смешного количества — оглядываясь на нас тут же убираются с дороги — не потому, что пугаются, в этом времени еще не научились бояться дорогих машин, вернее, их «содержимого» — просто притормаживают, и начинают разглядывать белую диковинку, сияющую лаковым покрытием. Походит на то, как если бы по морю плыл линкор в сопровождении толпы кораблей охраны — эсминцев и крейсеров.

Я даже слегка раздосадовался — ну дикая же картина! Только представить — по проспекту несется белый кадиллак, за ним, запрудив дорогу, стая машин всех видов и расцветок — штука двадцать, не меньше! И никто не обгоняет — все или сзади, или норовят пристроиться рядом!

В общем — я вдавил педаль газа в пол, «кадди» утробно засопел, взвыл кик-дауном и рванул вперед, отрываясь от своего эскорта. За считанные секунды мы набрали скорость сто пятьдесят километров в час, оставив позади стаю преследователей.

И… по закону подлости — менты! Бегут с палочкой! Неужто, радар?! В 1972 году — радар?! Точно. Их как раз с этого года и ввели у гаишников.

Подтормаживаю, останавливаюсь у обочины. Мой «экскорт» наконец-то догоняет меня, машины медленно проезжают мимо, некоторые паркуются у обочины и выходя из машины начинают стягиваться к месту происшествия.

— Нарушаете, товарищ! — лихо вскидывает руку к виску молодцеватый молодой лейтенант, и тут же глаза его расширяются, как если бы он увидел нечто совсем удивительное — Товарищ Карпов! А я вас сразу и не узнал!

— Богатым буду — улыбаюсь я и протягиваю лейтенанту приготовленные заранее «права» и регистрационный талон.

— Да что вы… не нужно! Вы это… поосторожнее! — сбивчиво говорит лейтенант, жадно разглядывая внутренности машины и сидящих в ней девушек — А то ненароком в аварию попадете!

— Убегал от них, лейтенант! — я показываю на остановившиеся машины и на собирающуюся рядом толпу — народ как с ума сошел! Гнались за мной, как на кольцевых гонках! В кои века выехал с моим… хмм… рабочим коллективом выехать покататься, отдохнуть, и видите, как оно вышло? Извините, впредь буду соблюдать правила.

— Да уж… пожалуйста, соблюдайте! — повышает голос лейтенант, и подмигнув мне, громко кричит — Товарищи! Чего собрались! Чего нарушаете?! Освобождайте дорогу, а то сейчас прав лишитесь! Ну-ка, разбежались все!

Как ни странно, народ слушается, и толпа медленно начинает рассасываться. Лейтенант улыбается и тихо говорит:

— Красивая машина. И… коллектив ваш красивый! Счастливой дороги, товарищ Карпов! А книжки у вас классные! Я по блату достал, так ночь не спал — все читал! Вот откуда вы все это берете?! Описываете так, будто сами там и были!

— А я и был — меланхолично поясняю я — Просто перенесся сюда из мира магии. Я ведь колдун…

Лейтенант ошарашено на меня смотрит, потом понимает и смеется:

— Шутите, да? А не подпишете мне книжку? У меня в машине есть!

— Тащи, лейтенант — киваю я — Подпишу, конечно.

Лейтенант рысью бежит к желтому патрульному москвичу, и вот уже в его руках первая книжка серии «Нед». Авторучка у лейтенанта нашлась (само собой, а чем протоколы писать?), и я пишу на корочке книги: «Александру Денисову от автора, с уважением. Москва, 1972 год» И подпись. Лейтенант в восторге, говорит, что коллеги обзавидуются! Мы «ручкаемся», я сажусь за руль и еду дальше, думая о том, что наверное зря все-таки поехал на кадиллаке. Уж больно хлопотно получилось!

Теперь я не превышаю, и на двух попавшиеся по дороге постах ГАИ милиционеры только провожают меня взглядом и показывая вслед нам пальцами. Эскорт тоже рассосался, хотя отдельные машины все-таки тащатся рядом и в кильватере, но уже не так надоедают, как раньше. Ну и слава богу… а то уж очень стало напрягать.

Выехали загород, понеслись по трассе. И та же история — люди оглядываются, смотрят, как на летающую тарелку. Ох, нет… для меня это слишком, не люблю я лишнего внимания окружающих. Инстинкт кричит: «Прячься! Маскируйся! Не высовывайся!»

К стройке подъехать не сумели. КПП! Солдат с автоматом наперевес вышел из будки:

— Стой! Дороги нет!

— Парень, вообще-то там моя дача — попробовал я подергаться. Но парнюга с погонами ВВ только дернул автоматом:

— Проезжайте назад! Дороги нет!

Достаю удостоверение, которое взял на этот случай:

— Смотри сюда! Дай проехать!

— Ничего не знаю! Назад!

— Позови старшего! — пытаюсь я утихомирить постового, но он снимает автомат с плеча и передергивает затвор:

— Назад!

— Эй, малыш! — слышу я знакомый голос, смотрю вправо и вижу улыбающуюся улыбкой Медузы Горгоны Настю — Убери автомат! Тебе полковник КГБ предъявил удостоверение! Как ты смеешь направлять на него оружие?! Старшего сюда, быстро!

— Стоять! Стрелять буду! — в глаза постового плещется безумие. Ощущение, что он совсем спятил — и в самом деле, почему бы ему не позвать старшего? Телефон в будке есть, я вижу провод брошенный по столбам вдоль дороги.

— Ладно, пусть будет как ты хочешь — вздыхает Настя, и ее рука выбрасывается вперед! Автомат схвачен за ствол, движение, и он уже в руках девушки! Еще одно молниеносное движение, и приклад врезается в челюсть парня. Глаза его закатываются, он оседает на землю.

— Вот так… — удовлетворенно выдыхает Настя — смеет направлять на вас оружие, придурок!

Она берет парня за шиворот одной рукой и легко, как сумку с картошкой, заволакивает часового в его будку. Бросает парня на пол, привычно-ловко отщелкивает магазин «калашникова», выпускает его из рук, передергивает затвор, и отправляет автомат следом за магазином и вылетевшим из патронника патроном. Готово.

— Я сейчас подниму шлагбаум, вы проезжайте. Потом поставлю на место! — так же бесстрастно-спокойно как обычно сообщает Настя и я двигаюсь к машине. Секунды, и кадиллак уже за шлагбаумом. Еще несколько секунд, и Настя уже в машине, сидит, как ни в чем не бывало. Будто минуту назад не уложила на землю здоровенного вооруженного бойца.

Впрочем, ехать нам было совсем недалеко, дорога кончалась через четыреста метров возле здоровенного вагончика-бытовки, покрашенного в зеленый цвет — как и все автомашины с кунгами, стоявшие возле него. От КПП, где сейчас мирно «спал» тупорылый постовой их не было видно — прикрывали деревья.

Людей я не видел — до тех пор, пока из вагончика не высунулся парень в солдатской форме, вытаращил глаза, замер на месте с открытым ртом и снова исчез за дверью. И тут же из вагончика полезли солдаты — человек десять, не меньше! С автоматами наперевес! Рожи озабоченные — ну как же, шпионы прикатили прямо на секретный объект, да еще и на типичном шпионском агрегате — кадиллаке! Впрочем, скорее всего они не знали марку машины, но то, что машина иностранная — тут никаких сомнений не было.

— Стоять! Стрелять буду! Стоять…! Стрелять…! Стоять…!

Вот мать-перемать… эдак порешат прямо на месте, и фамилии не спросят!

— Оля, выпусти меня — спокойно сказала Настя. Дело в том, что для того чтобы выйти из двухдверного кадиллака с заднего сиденья нужно обязательно выйти переднему пассажиру. Или водителю. Тогда спинка откидывается и пассажир сзади нормально вылезает. Ну… условно-нормально. Потому что протиснуться в щель между сиденьем и бортом не так уж и просто, тем более что мешает ремень безопасности — его надо отстегнуть. Впрочем — можно и через борт, когда открыт верх.

Все время, пока происходил процесс извлечения Насти из салона машины, солдаты с живым интересом наблюдали, как вылезла вначале одна девушка — в короткой юбке и красивой блузке, копия актрисы из «Кавказской пленницы», Натальи Варлей (а ноги у нее лучше, чем у Варлей — стройнее и длиннее!), а потом высоченная, но не менее красивая блондинка в брючном серо-голубом костюме, под которым угадывалось стройное тело со всеми выпуклостями в нужным местах. Блондинка спокойно одернула модный пиджак, потом протянула руку вперед и показала солдатам что-то красное, какую-то книжицу:

— Здравствуйте. Я офицер Комитета государственной безопасности. Пригласите вашего старшего. Лучше офицера.

— Он на объекте! — растерянно сказал сержант, стоявший впереди, и опустил ствол автомата.

— Пожалуйста, посмотрите мое служебное удостоверение — Настя шагнула вперед и почти ткнула в лицо сержанта этим самым удостоверением — Нет, руками не берите. В руки не дается. Итак, вызовите сюда старшего. Скажите, что приехал начальник объекта для ревизии процесса строительства.

— Есть! — сержант отдал честь, и крикнул в толпу — Гусаков, Малыгин, быстро за полковником и майором! Слышали, что сказано?! Быстро! А вы, товарищи, побудьте здесь. У нас приказ — никого на объект не допускать, ни при каких обстоятельствах.

— Это потому вы все скопились в дежурке, а на КПП оставили одного олуха? — осведомился я, вылезая из машины — Это что за несение службы? Это что за сброд такой?

— Нормальный сброд — угрюмо буркнул сержант — А что такого-то?

— Что такого?! — взбесился я — А какого черта вы на пост поставили идиота, который вместо того, чтобы сообщить о приехавших на объект людях начал целиться в нас из автомата? Вместо того, чтобы просто позвонить! А вы? Все влезли в вагончик, и сидите в нем, чаи гоняете? Вот же сволочи! Вас можно было бы там запереть и сжечь всех, до одного, скоты вы чертовы! Ну, я вам устрою, ослы вы навуходоносорские! Фамилия, быстро!

— Нечипорук… сержант Нечипорук! — совсем уже помрачнел сержант — Товарищ…

— А тебе не надо знать, какой я товарищ! Тем более, что тебе я не товарищ! — отрезал я.

— Что тут происходит? — прозвучал командирский басок, и пред моими очами появился человек с майорскими погонами. Он выглядел по домашнему — пуговица рубашки расстегнута, галстук болтается между полами расстегнутого кителя, на штанах, давно требующих глажки — наколенные пузыри. Мужику лет сорок с небольшим, и похоже что остаток лет до пенсии он решил провести с комфортом и в покое. То бишь с водкой. Пахло от него свежим спиртным, а глазки блестели так, будто он только что плакал над погибшей комиссаршей из «Оптимистической трагедии».

— Кто такие?! Кто разрешил допустить гражданских на охраняемый объект?! — гаркнул майор, и не обращая внимания на шагнувшую к нему Настю, приказал — Взять под стражу шпионов! Связать! Сообщить в особый отдел!

— Майор, вы….

— Молчать! — майор аж покраснел от натуги, икнул, и до меня донеслась волна запаха лука и водки. Похоже, что его только что оторвали от обеда.

Солдаты обступили нас со всех сторон, двое попытались ухватить Настю под руки, и тут же отлетели от нее, как сбитые кегли. Она не применяла специальных приемов, не била в хитрые места — это было похоже на то, как если бы некая толпа идиотов-охотников решила взять, да скрутить медведя. Или даже нет — помню, читал: Джеральд Даррелл описывал, как вез на грузовом самолете молодого самца гориллы. Подростка. И тот каким-то образом умудрился выскочить из клетки. Так вот несколько здоровенных взрослых мужиков по сто килограммов весом разлетались в стороны, будто куклы — отброшенные рукой горилленка.

Она была невероятно быстра. Вот только что солдаты берутся за ее руки, и через долю секунды — громкий стук, как палкой по дереву. Такой звук возникает, когда стукается один череп о другой. Содержимое черепов сотрясается, что неминуемо вызывает классический нокаут.

А потом пошла потеха — еще секунда, и снова валятся два солдата, Настя двигается дальше, но смотреть на происходящее мне было некогда — пришлось поработать и самому. Майор, придурок, вцепился мне в левую руку, а сержант Нечипорук — в правую, повиснув на мне мертвой тяжестью. Через мгновение сержант полетел на землю, а майор получил хороший такой апперкот в солнечное сплетение, после чего согнулся вдвое и вывалил на дорогу весь свой недавно поглощенный обед.

Я мельком на него посмотрел, увернулся от удара прикладом и отправил в нокаут очередного нападавшего. Посмотрел по сторонам — все, тихо.

— Настя, вяжи их! — приказал я, увидев рядом с вагончиком кучу гнутой алюминиевой проволоки — штык-нож возьми у кого-нибудь из них, и вяжи. А я этим придурком займусь!

Я с размаху поддал ногой в живот поднимающемуся на ноги майору, и тот свалился на бок, дергаясь и снова пытаясь поблевать. Кстати — я заметил у него на поясе кобуру, и то, что рука шалуна тянулась именно к ней. Пришлось забрать у него оружие и сунуть в карман — обычный штатный «макаров».

На увязку пленников ушло минут десять — достаточно быстро, если учесть количество народа. Штык-ножи кромсали грязную, испачканную землей проволоку (И откуда они ее выдрали?! Видать экскаватор зацепил. Или тюки какие-то увязаны были?), а мы споро, в три пары рук вязали бедолаг. Но вот, все было закончено. Я заглянул в вагончик — и в самом деле, вся эта орава сидела и пила чай. Открытые банки с тушняком, хлеб, лук, сало, конфеты. Где-то рядом видать разжились, у селян? Впрочем — мне это не интересно.

Собрали автоматы и побросали их в вагончик — нельзя, чтобы валялись на виду, вдруг кто сопрет?

— Костюм тебе не повредили? — спросил я у Насти, которая следовала впереди как грациозная самка жирафа.

— Нет. А то бы я их точно убила! — хмыкнула Настя, и я поверил — точно, убила бы! Как она расправилась с этими бедолагами — просто отпад! Даже задумался — а я сам-то с ней справлюсь? Семичастный сказал в разговоре, что Настя своего убитого мужа вытащила на себе… по джунглям, по грязи… Сильна — это не то слово! Мутант какой-то, ей-ей…

Мы прошли по дороге мимо вагончика и машин, дошли до строительной площадки. Основной дом уже стоял — из красного кирпича, настоящая крепость! Внутри слышались голоса — видать, шла отделка. Возводились и казармы — их уже подводили по крышу. Тира не было видно, он был уже засыпан землей, виднелся только вход.

Судя по всему — работы еще предстояло выше крыши, и окончанием здесь пока еще и не пахло. Хотя процесс продвигался довольно-таки быстро.

Печально. Это — печально. Хотелось быстрее начать работать. Чую, что в воздухе пахнет грозой. Если что-то и начнется, то это скорее всего после августовского съезда партии, так что до тех пор надо хоть немного натренировать бойцов спецподразделения. Сейчас я как раз освободился, работы стало поменьше, так можно было бы как следует заняться подготовкой боевиков. И кстати — самому потренироваться. Я ведь уже сколько времени не занимаюсь? Больше месяца! Если не считать домашней гимнастики — никаких больше тренировок. Эдак и форму можно потерять…

Начальство строительства искать не стали — на площадке грязно, размесили — можно и ботинки в грязи оставить. Лазить по этому болоту не было никакого желания. Посмотрели издалека, я составил мнение об уровне производимых работ, и мы отправились обратно. Часть бойцов, когда мы шли мимо уже очнулись, шипели и матерились, глядя на нас с земли. Сержант, который тоже очнулся потребовал, чтобы мы их развязали, но я сказал чтобы они подобрали с земли штык ножи и сами себе помогли. И поехали дальше.

Настю в этот раз усадил рядом с собой, не обращая внимания на недовольную мордашку Ольги. Мне нужно было, чтобы Настя могла выскочить из машины как можно быстрее. Если понадобится, конечно.

Боец на КПП так и не очнулся, и ноги его в «кирзачах» торчали из будки наружу. Да и не удивительно — мы и были-то на объекте всего ничего, минут пятнадцать-двадцать. Или чуть больше. А досталось парню крепко.

Шлагбаум открыт, и «кадди» шуршит по асфальту, время от времени стукая колесами по выбоинам сельской дороги. Сельская-то сельская, но асфальт! Здесь непростые люди живут, в этом Переделкино. Скоро и мы тут будем жить…