1971. Агент влияния

Евгений Щепетнов, 2020

Михаил Карпов приезжает в США по приглашению своего американского издателя. Заокеанская жизнь переливается перед героем всеми возможными красками, но не производит особого впечатления… Ведь он патриот, а его пребывание за рубежом оправдано исключительно большими целями. Беда подкралась откуда не ждали. Те анонимные письма, которые он писал верховному правительству, все-таки вывели на автора, и возвращение в родной Советский Союз теперь осложнено, ведь непонятно, кто он – сумасшедший контрагент, который пытается посеять сомнения в высших эшелонах власти, или загадочный провидец, который знает, что ждет страну в обозримом будущем. Ясно теперь только одно: в глазах властителей мира Карпов – агент влияния.

Оглавление

Из серии: Михаил Карпов

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги 1971. Агент влияния предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

© Щепетнов Е.В., 2020

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020

Глава 1

— Это же спектакль! Ну что тут может быть интересного? — Я обогнул бородатого толстяка, перекрывшего коленями почти весь проход между сиденьями, и пошел дальше, покосившись на арену справа от меня. Толстяк жрал. Именно не ел, а ЖРАЛ, засовывая в жерло своего рта-камнедробилки разорванный его «жвалами» здоровенный бутерброд. Майонез и кетчуп текли изо рта, оседая на рыжей бородке сгустками дьявольской сукровицы. Мужик чавкал, и было видно, как на толстом языке перемешиваются перемолотые кусочки розово-кремовой субстанции. Брр… отвратительное зрелище!

Был у меня в юности знакомый, Федька Жижин, так вот он всегда чавкал за едой, и как-то я не выдержал и высказал ему, мол, что ты, как свинья, себя ведешь? На что он мне спокойно заявил, что ему ТАК вкуснее.

Я иногда потом вспоминал его слова, когда слышал об очередном закидоне «американских партнеров», как их называет Путин. То одну страну сожрали, чавкая и перемалывая ее содержимое, то другую залили «кетчупом» и схарчили с превеликим удовольствием. И только потому, что им ТАК вкуснее.

Может, и неравнозначное сравнение, но вот так я всегда, когда слышал об очередных победах американской демократии, видел эту пасть, перемалывающую все, что туда засунули загребущие руки. И сейчас вспомнил, когда увидел этого рыжего мужика с бутербродом в одной руке и банкой пива в другой.

А вытащил меня сюда Рон практически насильно — мол, не все же время сидеть дома, надо иногда и гулять! А ведь честно сказать, я действительно что-то засиделся. Пять дней только работа и бег в Центральном парке. Нет, не только бег, конечно, я отжимался, подтягивался (нашел приличную ветку дерева, и вперед). Ну и бой с тенью — надо же поддерживать реноме бесстрашного борца с гангстерами!

Если честно, никакие это были не гангстеры, как раззвонили все газеты США. Просто толпа черных гопников, правда, вооруженных пистолетами. Наши гопники до такого еще не скоро дойдут. Лет через… хмм… тридцать? Нет, раньше — через двадцать лет начнется бандитский беспредел.

Кажется, вроде бы и еще долго, целых двадцать лет! Но что такое двадцать лет для страны? Для мира? ЖЖЖ! И пролетел сгорающий в атмосфере метеор! Вот что такое для мира двадцать лет.

Я добросовестно досидел три дня в арендованном для меня шикарном номере, а потом переехал в квартиру, которую на месяц снял для меня Роджер Страус, директор и хозяин издательского дома «Фаррар, Страус и Жиру».

«Досидел» — не очень верное определение того, что я делал. Ну да, вообще-то я сидел, ведь печатать на машинке лежа, по-моему, никто еще не научился, но просто сидением это назвать все-таки трудно. Я писал своего Гарри. Своего, не копию Гарри Поттера. Потому совесть меня не гложет. Так… слегка подкусывает. Но слегка.

Меня перло. Так я называю это состояние, когда не хочется ни есть, ни пить — только стучать по клавишам и стучать! У меня бывало такое, и не раз, иначе я не мог бы писать с такой скоростью, чтобы хейтеры визжали от злобы и зависти. Но чтобы вот так! Чтобы меня буквально прорвало потоком текста! И хорошего текста, качественного текста — уж я-то знаю толк в этом деле. Я вижу качественный текст. А еще чувствую, понравится он людям или нет.

И я выдавал по двадцать четыре страницы в день! Спал по четыре часа в сутки, урывками ел, прерывался только на физкультуру и душ и печатал, печатал, печатал!

За пять дней я напечатал треть новой книги и чувствовал, что у меня получается. Получается! Я был как охотник, который встал на след дичи и который знает, что она от него не уйдет.

И тут появился Рон. Он едва ли не волоком вытащил меня из квартиры и буквально заставил пойти с ним на соревнования по рестлингу.

Нет, сказать, что он «появился», было бы слишком уж драматично. Рон приходил каждый день, спрашивал, не надо ли нам чего, как наше самочувствие, а потом исчезал, задумчиво мотая головой, как цирковая лошадь.

На шестой день он сказал, что я выгляжу полусумасшедшим наркоманом и так углубляться в работу нельзя — совсем с ума сойду! Кстати, то же самое говорил и мой «ручной» гэбэшник Нестеров, с которым я жил в одной квартире с тех пор, как издательство перестало оплачивать наши номера и сняло нам квартиру. Двухкомнатную квартиру, это уж само собой.

Нестеров продолжал пить и все дни проводил или во сне, или в полузабытьи алкогольного угара. Если только не выходил в магазин за едой и очередной порцией спиртного. Я не вмешивался, мне было не до него. Пускай делает, что хочет, лишь бы не мешал. И он не мешал.

И никто не мешал. Удивительно, но за все пять дней после пресс-конференции нас никто не беспокоил, кроме вездесущих журналистов. Вот те лезли просто как тараканы! И если бы не эффективная работа охраны отеля, мне точно не дали бы поработать. А потом меня с Нестеровым тихонько увезли, выведя через черный ход, так что папарацци остались с носом.

Печатную машинку с русским шрифтом найти оказалось совсем даже не сложно — здесь, в Нью-Йорке, можно было купить все, что угодно, были бы деньги. Во что обошлась машинка издательству Страуса, я не знал — какая, по большому счету, мне разница? Я попросил, мне привезли и машинку, и бумагу, и ленты для машинки. А где взяли, как взяли — да хоть из музея уперли, мне какое дело?

Страуса за все пять дней я так и не увидел ни разу. Он будто растворился в пространстве. Обещал, что познакомит меня со своими компаньонами, привезет в издательство, и вот — даже глаз не кажет! Спрашивал Рона, куда девался его шеф — Рон только ухмылялся и похлопывал меня по плечу, мол, успокойся! Все идет, как надо! Шеф занимается печатью моих книг, для чего вылетел куда-то там, и срочно решает вопрос о доптираже. Ну и само собой — дело, то бишь бизнес — превыше всего. Успеем еще наобщаться!

Беспокоило меня и отсутствие реакции нашего, советского консульства. Я почему-то считал, что меня тут же вызовут в консульство или даже сами прибегут, однако ни малейшей реакции! Почему? А ведь Нестеров точно доложил по инстанции о происшедшем. Выжидают? Хотят увидеть, чем все закончится? Очень нетипично для нашего МИДа. Или скорее — для нашего КГБ.

В общем, я провис где-то в пространстве. И домой лететь не могу — не пускают, ведь расследование прокуратуры продлится как минимум месяц, и страна Советов почему-то не особо интересуется судьбой своего блудного сына. Даже как-то обидно. Я вообще-то не из последних, не какой-то там бомж! Известный писатель, один из самых популярных фантастов в СССР, если только не самый популярный…

В принципе, пока что не особо и страдаю. А чего мне страдать? Есть-пить хватает, жилье — вполне приличное (дом вроде нашей девятиэтажки, с консьержем на входе), работа идет — только треск стоит!

Единственное, чего мне не хватает — это женщины. Ниночка осталась в Союзе, а я уже как-то привык к ее страстным объятиям. Здесь же… только взглядом девушек провожу, когда выхожу на утреннюю пробежку.

Впрочем, когда возвращаюсь, сразу забываю и о женщинах, и о политике — я пишу бестселлер! Пишу своего Гарри, и у меня получается так, как никогда, наверное, не получалось! Мысль о том, что сейчас ваяю мировой бестселлер, который принесет мне (ну обязательно же!) всемирную известность, абсолютную всемирную известность, — эта мысль не просто возбуждает. Она как наркотик, она как энерджайзер, заставляющий забыть обо всем на свете, кроме листа бумаги и клавиш электрической пишущей машинки!

Кстати, о журналистах — когда выхожу на пробежку, натягиваю на голову капюшон своей ветровки, специально для того купленной в местном магазине. Чтобы не узнали. Журналисты и просто прохожие… которые могут проболтаться тем же журналистам. У славы есть и свои, большущие минусы… это я уже понял. Если в Союзе мне нравилось, когда меня узнавали случайные люди (по фото на обложке книги), то здесь, в США, после шумной пресс-конференции, обошедшей все телекомпании страны (и не только этой страны!), мне пришлось довольно-таки непросто. Папарацци едва не сели мне на шею — и практически в буквальном смысле слова. Кидались на меня, как обезьяны в Таиланде на туристов. Ну как же, советский писатель, который спас двух полицейских, голыми руками расправившись с бандой черных!

Я и так для них был чем-то вроде инопланетянина — советский писатель-фантаст, книгу которого выпустило крупное издательство, так еще и таинственный человек, не помнящий своего прошлого! А после моего победоносного шествия по улицам ночного Нью-Йорка и расправы над бандитами — так и вообще сенсация мирового масштаба! Особенно на фоне отсутствия летних новостей. Летом затихает и политическая, и экономическая жизнь — так бывает всегда и во все времена. Так что я со своими подвигами явился в самый что ни на есть актуальный момент. Подгадал, можно сказать!

От властей Нью-Йорка тоже пока что не было никаких известий. Меня не вызывали, не допрашивали, один раз допросили, сразу после моей эпической битвы с черными гопниками, ну и все… молчок!

Думал над этим. Пришел к выводу, что, вероятно, следствие ждет, когда очнется толстяк-полицейский, которому я спас жизнь, заткнув рану своей рубашкой. Он был то ли в коме, то ли очень слаб и не мог говорить, так что без его показаний следствие не будет полноценным. Вот и дожидаются они, когда третий участник этого действа придет в себя. Был и еще один — тот бандит, который пытался убежать и которому я выстрелил в зад, но, как оказалось, он благополучно помер. Что и немудрено — получить в анус пулю из «Кольта М1911» сорок пятого калибра, это вам… не плюшки трескать!

Как мне рассказал Рон, наш секретарь от издательства «Фаррар, Страус и Жиру», пуля прошла тому козлу через задницу и вылетела с другой стороны, и можно только представить соответствующие разрушения организма несчастного гопника. Я, честно сказать, даже пожалел, что выстрелил ему в зад, но уж больно был тогда зол на творящийся беспредел! Я готов был порвать этого гопника голыми руками, как и того, которому вырвал кадык.

Но потом все-таки решил, что надо было бы пристрелить гада как-нибудь культурнее. Ну, я же не зверь, в конце-то концов? Пусть бы умирал с целым анусом!

Ну и вот: на шестой день моего добровольного заточения Рон притащился в девять утра, когда я вышел из ванной комнаты после утренней физкультуры, и вытащил меня на соревнования по рестлингу. Кстати, он и Нестерова приглашал, но скорее всего просто из вежливости. Ну… так мне показалось. Просто когда Нестеров отказался, мотивировав это тем, что съел что-то несвежее и его немного тошнит (виски было несвежим, точно!), Рон незаметно для него (но не для меня!) явственно облегченно вздохнул.

Честно говоря, мне тоже было бы не очень комфортно — полдня таскаться с похмельным, помятым, вечно с кислой мордой гэбэшником. Нестеров так-то был неплохим мужиком, но в больших дозах совершенно непереносимым — по причине увлечения своей семейной трагедией, а именно — уходом жены к его бывшему другу. О чем он рассказывал целыми днями всем, кто соглашался его слушать. Хорошо, что хоть дверь в мою комнату запиралась…

Вообще я недолюбливаю алкашей и просто крепко пьющих. Сам уже давно не бухаю — повода нет, да и желания. Это на войне надо было стресс снять, иначе можно и вообще с катушек съехать, а в мирной-то жизни зачем бухать?! Ну да, да, было у меня разок, и недавно, когда Зина мне дала «отлуп». Расстроился сильно, да! Но один раз! И хватит! Залил горе бутылкой вискаря, ну и… хватит горевать. Ей же хуже, раз бросила! Своего ребенка, которого она должна родить, все равно не брошу — обеспечу, вытяну в люди. Но Зина… не ожидал от нее!

Впрочем, речь сейчас не обо мне и не о Зине — о Нестерове. Ну да, жена ушла, так что теперь? Всю свою жизнь псу под хвост? Работу, карьеру — все на свете? Ведь если кто-то прознает, КАК Нестеров бухает — уволят, точно! В народное хозяйство пойдет, быкам хвосты крутить! Он что, не понимает?

Да мне вообще-то плевать. Я ему не мамка и не папка, и не замполит. Человек — сам кузнец своего несчастья. Пусть огребает по полной, раз того хочет. Мне, к примеру, очень удобен тот факт, что Нестеров почти не выходит из своей комнаты. Представляю, если бы он как следует исполнял свои обязанности! Ужас! Таскался бы за мной туда, куда надо и куда совсем не надо.

Огромный зал Мэдисон-сквер-гарден заполнен людьми до отказа. Шумят, жрут, пьют — стадо, да и только! Рон мне популярно разъяснил, что, если я хочу познать Америку, обязательно должен посмотреть на соревнования по рестлингу. Я не стал ему объяснять, что видел эти самые соревнования по телевизору, что никакого почтения этот спектакль у меня не вызывает и что вообще я не очень-то хочу познать Америку. Если только не в смысле сексуального познания! Вертел я ее на одном месте… враг России эта Америка, да и все тут!

Любой либераст или не либераст может спросить: а как же так, ты в этой Америке зарабатываешь деньги, она предоставляет тебе возможность стать богатым, и тут же называешь ее врагом?! Нет ли тут противоречия? Враг — значит, не приезжай! Значит, не давай издавать свои книги злобным врагам! Не имей с ними дела! Лицемер!

А я не лицемер. Я использую США для своих целей. Мне нужно стать всемирно известным писателем для того, чтобы использовать свое влияние на руководство СССР. Чтобы убедить, чтобы заставить руководство Союза пойти ПРАВИЛЬНЫМ путем. Чтобы не было 90-х, чтобы не умирали люди в Афганистане и на чеченских войнах. Чтобы не погибали люди в Донбассе, чтобы русская республика Украина не стала врагом всему русскому. Чтобы Советский Союз поднялся так, как поднялся в двухтысячных годах якобы социалистический Китай.

А что касается того, враг или не враг США — конечно, враг. Как и любая империя, США должны расширяться, должны распространять влияние на весь мир. Захватить весь мир! В конце концов в мире останется только одна страна, так вот США желает, чтобы это были именно они, Штаты. И не путем слияния, как равноправные партнеры, не путем установления договоренностей, а варварски, уничтожая, втаптывая в грязь, сжигая всех, кто противится воле этой империи! Это стиль поведения США, этим они живут. И это очень плохо.

Кто-то может сказать, что Советский Союз — такая же империя и что он делает то же, что делает США. И тоже мечтает распространить влияние на весь мир, и хочет, чтобы в мире остался только Советский Союз. И я отвечу: да, мечтает. Как и положено империи, он имеет те же задачи, что и США. И что? Да ничего! Союз — моя Родина, и я сделаю все, чтобы он не развалился. Чтобы он остался на планете, а не США, уже доказавшие свою неадекватность в решении мировых проблем. Хватит им быть мировым жандармом! Пусть знают свое место!

Каким образом Рон выбил нам места в самом первом ряду, прямо у ринга, не знаю. Но факт — мы сидели почти у самых канатов, нюхали пот, вдыхали пыль и слушали дикие вопли, которые издавали эти накачанные мужики.

Действо меня не зацепило, что называется, абсолютно. Эти раскрашенные клоуны в своих дурацких нарядах выходили на ринг, вращали глазами, орали, рассказывали какие-то свои истории, в которых обвиняли противника в разнообразных грехах, а потом обещали раскатать его по рингу, превратить в лепешку, порвать, растерзать… ну и всяко-разно, настолько, насколько хватило фантазии у тех, кто эти дебильные тексты сочинял.

И начиналось представление. Здоровенные детины прыгали на противника с канатов, как обезумевшие макаки, заламывали руки и ноги, вытаращивая глаза, и заломанный противник изображал невероятные страдания, завывая и стуча окорокообразной рукой по гулкому двойному помосту. Именно двойному — мне-то все хорошо вблизи видно! Эти придурки все удары по противнику наносили… притопывая ногой! Ну, чтобы гул по залу — вроде как по тулову крепко врезал!

Вначале мне было смешно — зал свистел, орал, люди вставали со своих мест, когда очередной мордоворот наносил «подлый» удар своему светлому сопернику. Кажется, у них это называется «хил» — это про бойца-«злодея». Роль такая: «Плохой парень». Его ненавидит весь зал, ведь он наносит подлые удары со спины, выбрасывает в зал рефери, материт зрителей и все такое прочее. Обычно он эдакий брутальный чувак-брюнет с горбатым длинным носом. Ну, типа итальянец или француз. А есть «фейс» — это «Хороший парень». Само собой, у него англо-саксонский тип лица, светлые или золотые волосы, и вообще он эдакий душка.

Но надо отдать должное устроителям этого безумия — Добро тут не всегда побеждало. У меня на глазах «фейса» «типа победил» здоровенный черный парнюга двух метров роста, эдакий негритянский культурист по типу Ронни Коулмена, многократного «Мистер Олимпия».

Мышцы, мышцы, мышцы! Да, в сравнении со мной — просто красавчик. У меня все-таки больше жилы, да и рельефа такого яркого нет. Хотя за этот год я все-таки хорошо подтянулся, особенно после того, как неожиданно стал молодеть.

Кстати, надо с этим что-то делать. Может, седину себе навести? Ну вот как теперь жить — был почти седым, и вдруг ни с того ни с сего почернел! Видно же! Спросят, а как так случилось? Единственное, что можно ответить: крашу волосы! Ну вот такая у меня, понимаешь ли, блажь! В пятьдесят лет решил выглядеть как тридцатилетний — что, возбраняется? Подумать надо над этим. Крепко подумать.

Ну, так вот: этот черный культурист забил ангелоподобного парнишку, как щенка. Тот только закатывал глаза, стонал, а этот самый черный «хил» выскочил из ринга, пробежал по ряду возле меня (пахнуло острым мускусным духом, как от жеребца), схватил оставленный кем-то (похоже, что для него) складной стульчик и, заскочив обратно на ринг, разбил его о широкую спину ангелоподобного красавчика.

Умора! Рупь за сто, что стульчик этот сделали из легкой фанеры и его можно свободно разбить о колено! Да что же у них все так тупо? Так явно и топорно? Риторические вопросы, ага… Омерика, чо уж там! Нам, дикарям, не понять!

К самому концу «соревнований» я уже откровенно устал и заскучал. Не спасла и банка пива с бутербродом, которые купил мне у «бродячего» торговца вездесущий Рон, азартно вопивший вместе со всем этим жующим и орущим стадом зрителей. Пиво оказалось не очень холодным, бутерброд — совсем не вкусным, а представление тупым и не таким интересным, как его представлял мне Рон. Хотелось уйти, но ведь неудобно — человек расстарался, билеты добывал, заботился обо мне. Нехорошо! Досижу до конца, тем более что осталось уже немного…

Последняя пара, финалисты — тот самый негр-культурист, «Плохой парень», и высоченный парнюга со светлыми волосами, увязанными в косу. Эдакий то ли норманн, то ли… не знаю кто, но в общем — европеец. И против него — Черный Демон! Ну да, именно так его и объявлял ведущий этого спектакля: «Черный Демон»! Морда разрисована белилами, грудь тоже в полосах, как у зебры — видимо, он изображал эдакого дикаря из джунглей — жестокого, подлого, какими и бывают (само собой!) черные дикари.

Я не ксенофоб, но вообще-то настороженно отношусь к так называемым афроамериканцам. Мне не нравится их поведение — хамство, разнузданность, это всегдашнее желание взять, ничего не отдав взамен. Кстати сказать, и нападение банды «черных» никак не прибавило мне уважения к представителям этого сообщества.

Но при всем при том — выставлять единственного черного парня «хилом», мне кажется, это не очень порядочно. Это самое что ни на есть возбуждение расовой ненависти. Мол, вот он, черный негодяй! Видите, какие эти негры зверюги?!

Ей-ей, в ненависти черных к белым есть своя правда. Через тридцать лет они дадут жару белым — все припомнят! И что было и что не было, припомнят!

Впрочем, уже припоминали. В 1968 году был бунт черных. После убийства Мартина Лютера Кинга. Несколько дней бунтовали, еле-еле успокоили потомков африканских рабов. За 4 дня волнений погибло двадцать человек, несколько тысяч было ранено, несколько десятков тысяч арестовано. И эти люди ничему не учатся…

Само собой, черный не выиграл боя, который проходил так, как я и ожидал — по стандартному сценарию всех дурацких боевиков: вначале главного героя долго и жестоко лупят, избивая всеми доступными злодею способами. В конце избиения главный герой вдруг собирается с силами, встает, проклятьем заклейменный, и навешивает люлей негодному супостату. Это настолько уже навязло в зубах, настолько тупо, что слов нет! Одни выражения.

И я почти уснул, так мне это все стало скучно. Грохот, удары с топанием ногой, крики и потная вонь. Сто раз себя выругал за то, что согласился поехать с Роном! Лучше бы в Центральном парке погулял и на лужайке под солнышком повалялся! А то лето в разгаре, а я бледный, как поганка, ни малейшего загара!

Я был в полусонном состоянии, когда победителю вручили пояс победителя, когда этот «норманн» разгуливал по рингу, держа на плече безвкусную блестяшку-пояс, якобы сделанный из чистого золота. А может, и правда сделанный из золота? Или все-таки позолоченный? Да какая разница… господи, ну как скучно, а?!

Разбудили меня дикие вопли — и на ринге, и в зале. Люди как с цепи сорвались — дико вопили, топали ногами, летели банки, рассыпались брошенные в воздух бутерброды, и все пространство вокруг меня походило на свалку у города Красноармейска. Ну, а на ринге происходил «типа беспредел» — черный культурист лупил победителя складным столиком. А когда «норманн» упал, изображая судороги последней минуты жизни, «черный» сорвал с него пояс победителя и довольно потряс, показывая залу средний палец, торжествующе хохоча и громогласно заявляя, что имел со зрителями сексуальные отношения — со всеми вместе и с каждым в отдельности (фак ю! фак ю!). И пошел по периметру ринга.

К нему подбежал рефери, демонстративно попытался отнять у «негодяя» пояс чемпиона, и тогда злодей схватил рефери (кстати, немаленького парня!) и выбросил его с ринга! Тот грохнулся на столик судей, сломал его и застыл на полу, подергиваясь в смертельных судорогах. Блин! Вот же актеры, а?! Им бы в театре играть! Хотя… там платят меньше, точно.

— Эй, ты! Тебе что-то не нравится?! Чего такую рожу сделал?! Сукин сын!

Я проморгался, посмотрел по сторонам, разыскивая взглядом сукина сына, который сделал рожу. Вообще-то, на мой взгляд, тут каждый первый сукин сын со сделанной рожей — нормальный человек сюда не пойдет. А голос между тем гремел:

— Падаль! Белая падаль!

И тут передо мной возникла мускулистая фигура — черный беспредельщик перемахнул через канаты и довольно-таки ловко приземлился передо мной на свои колонноподобные ножищи. Приземлился, и… я не успел ничего сделать. Потому что ничего подобного и ожидать не мог! Это было запредельно для моего разума! Этот чертов йети ухватил меня в подмышки и буквально метнул на ринг! Меня, стокилограммового мордоворота!

Я шустрым снарядом главного калибра пролетел через канаты и громко, очень громко плюхнулся на двойной пол ринга под завывания и улюлюканье разбушевавшейся толпы. Зрители вопили, как толпа индейцев в атаке, им нравилось это действо, и похоже, что ни одна сволочь не собиралась мне помогать! Где охрана?! Где, наконец, полицейские?!

Я лежал секунды две неподвижно, как бревно, то ли подсознательно ожидая, что все это безобразие кто-то прекратит, то ли от неожиданности — не каждый день тебя избирают актером в дурную постановку, в которой ты никогда бы не стал участвовать по своей воле. Не знаю, о чем я в точности думал, только когда увидел летящую на меня тушу килограммов под двести весом (гад забрался на канаты и прыгнул на меня сверху, собираясь припечатать к полу), успел откатиться и все-таки ушел из-под удара.

Но этот мразота не успокоился, он прыгнул ко мне со скоростью змеи (кто там говорит, что качки медлительные?! Шли бы вы…) и взял меня в захват сгибом левой руки за глотку, правой… правой гнида держал в руке микрофон!

— Этот белый мерзавец убил пятерых наших братьев! Пятерых борцов с режимом! Я отомщу за них! Я выбью из этого проклятого русского все дерьмо! Проклятые русские! Грязные свиньи!

В глазах у меня плыло, я задыхался. Негодяй был очень, просто невероятно силен! А я — лох! Я просто лох! Попался!

Пяткой по большому пальцу гада — рраз! Негр охнул, ослабил хватку. Локтем со всего маха поддых! Есть! Свободен!

Отскакиваю, тяжело дыша, проталкивая воздух в помятую глотку. Эдак и гортань сломать запросто можно, скотина ты безрогая!

Скотина оклемалась довольно-таки быстро и бросилась на меня в атаку, занося дынеобразный кулак. Шустро, но недостаточно шустро для меня. Бью прямым ударом ноги под дых, противник охает, но не вырубается — очень сильный пресс, не так просто пробить. Да и тренированный, точно. Не все у них тут спектакль! На этом спектакле куча народа лишилась здоровья!

Распрямляется и тут же бьет меня в лицо! Уклоняюсь, пробиваю ему двойку — в челюсть. Не сильно, но крепко — на кой черт руки отбивать? Снова летит ко мне, размахивается и… перехватываю, закручиваю приемом айкидо и, натужась, выбрасываю его с ринга! Противник грохается на пол, содрогается и теряет сознание.

По ушам снова бьет рев толпы — до этого я его не замечал. Люди визжат, прыгают — ну как же, Зло наказано! «Черножопый» повержен!

— Это русский писатель Карпов! — Рон вопит, схватив микрофон. — Он написал бестселлер, который издали в издательстве «Фаррар, Страус и Жиру»! Завтра начинаются продажи! Он не только великий писатель, он еще и великий боец!

Рон подходит ко мне, берет меня за руку и поднимает ее вверх. Зал аплодирует, а мне ужасно хочется въехать Рону в его поганую рожу. А еще — поймать Страуса и дать ему по яйцам. А потом в сопатку! А потом…

Но я пролезаю между канатами, иду на выход и не оглядываюсь, чтобы посмотреть — успевает за мной Рон или нет. Люди вокруг шумят, кричат что-то вроде: «Молодец, русский! Крутой мужик! Парень, у тебя стальные яйца!» — но я не обращаю на них внимания. Внутри у меня все кипит, да так, что я готов взорваться, и это выльется в хороший мордобой. Мне нужно успокоиться.

«Кадиллак» Рона стоял там, где он его поставил — на парковке у стен комплекса. Ждать Рона долго не пришлось. Он отпер двери, уселся, не глядя на меня, вставил ключ в замок зажигания, и движок аппарата тихо, но басовито загудел. Нравится мне этот монстр, ей-ей! Нет, не Рон — «Кадиллак». Вот что ни говори — американцы знают толк в машинах. Пусть они у них и не самые надежные, пусть они и слишком пафосные, яркие, но… это Машина! Огромная, комфортабельная, для настоящего мужика! Где-то читал, что якобы минимум треть жителей США зачата на заднем сиденье автомобиля. Не знаю, правда это или нет, но широченное заднее сиденье «кадди» так и напрашивается на то, чтобы на нем кого-нибудь зачать. Кожаное, мягкое!

Я на него и сел, на заднее сиденье. Не хотелось видеть воровливую рожу Рона.

— Майкл… — начал Рон виноватым тоном и тут же осекся, глядя на мою хмурую рожу, больше напоминающую физиономию палача, снявшего свою рабочую маску. Однако собрался и продолжил: «Майкл, тебе ничего не угрожало! Мы обо всем договорились! И ты был хорош! Ты был очень хорош! Мне кажется, если захочешь — тебя точно возьмут в рестлеры! Ты отлично смотришься на ринге. Только мяса поднабрать, чтобы повнушительнее выглядеть, и вперед! Все награды твои!»

— Кто это все придумал? — мрачно спросил я, глядя на пролетающие мимо витрины магазинов, вывески, на толпы людей, спешащих по своим делам, — обычную толпу обычного американского мегаполиса.

— Мы со Страусом… — пожал плечами Рон, — он предложил идею, я ее разработал, со всеми договорился. Кстати! — Он оживился. — За этот бой тебе — приз! «Кадиллак»! Ты же мечтал о «кадди» — так вот тебе «Кадиллак Де Вилль»! Как ты хотел! С открытым верхом! С полной комплектацией — кожаные сиденья, кожаный верх! Радио! Сегодня же поедем в автосалон, и ты выберешь, какой захочешь! Все оплачивает Страус! Он включит стоимость «Кадиллака» в затраты на рекламу, и у нас спишутся налоги. Так что особо не переживай — не разорится.

Я никак не переживал за Страуса, тем более что знал — точно не разорится. Проживет до двухтысячных годов и умрет в покое и неге. Ох и мудак этот Страус! Ну и тварь!

— И доставка на нас! Отправим на твой адрес контейнером — у себя в Москве получишь! Адрес у нас есть. Ну, а с таможней уже сам. Или можешь продать его здесь! Но потеряешь тогда в деньгах. Ну как, тебе уже лучше?

Мне и правда стало лучше — немного отошел от стресса. Но меня еще потряхивало. Кстати сказать, насчет «Кадиллака» — стыдно признаться, но мне такое дело понравилось. Нет, я не такой уж и тщеславный человек, но как представлю — на кабриолете, по Москве! С открытым верхом! «Кто это такой едет?! — Как, вы не знаете?! Это же писатель-фантаст Карпов! Все знают писателя Карпова!»

Бггг… ну да, да — я тоже не святой! И тоже иногда хочется попонтоваться! Ну в самом деле — для чего я работаю, если не могу хоть иногда позволить себе маленькие шалости?! В конце концов я не Павка Корчагин, чтобы довольствоваться малым! Ну да, да, мне стыдно, что я такой… хмм… раздолбай, но я люблю машины! Хорошие машины! И… да ну вас всех к черту! Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо! Спасать СССР можно и сидя в «Кадиллаке»-кабриолете. Хуже не будет!

— Не поеду в салон. Сами выберите — белый! Хочу белый «Кадиллак»! С черным верхом! Ей-ей, я его сегодня заслужил…

— Заслужил! Точно, заслужил! — радостно хохотнул Рон. — Сегодня же куплю на твое имя и отправлю в Союз, не беспокойся! А в багажник ящик виски поставлю! И еще — джинсов, рубашек, курток джинсовых натолкаю — у вас же это все дефицит, вот и будет тебе подарок! Ты не сердишься на нас? Уже отошел?

— Отошел! — проворчал я, потирая лоб. Что-то голова начала болеть… — А если бы я его убил? Вы вообще понимаете, что сделали?! Я ведь не реслер. Если бью, то наповал!

Рон как-то странно на меня глянул, и я прикусил язык — что-то слишком уж разговорился. Я ведь не помню своего прошлого!

— Ну… мы рассчитывали, что ты догадаешься, — ухмыльнулся Рон, — в конце концов догадаешься! Ты ведь очень умный парень! И к тому же сам говорил, что рестлинг — это спектакль, что все фальшиво. Так что… не убил бы ты его! Кстати, он бы тебе все равно поддался, была такая договоренность. Устроители матча в курсе, все было отрежиссировано. Только не спрашивай, как Страус этого добился — ну, чтобы устроители пошли на такой сценарий. Это его проблемы. Добился, да и все тут. Могу только предполагать, что обошлось недорого, потому что рестлинг — это шоу, а шоу надо делать красивым. А что может быть красивее мести за убитых «братьев»? Черный реслер мстит русскому убийце за поруганную честь черного братства! Это ведь замечательно! А русский, который, может, и вообще не русский — он ведь не помнит своего имени — дает отпор зарвавшемуся дикарю! Все счастливы!

— Кроме черных! — бурчу я и откидываюсь на спинку, закрывая глаза. — Теперь они хрен купят мои книги.

— Да и дьявол с ними! — фыркнул Рон. — Они все равно ничего не читают! Зато все белые — наши!

— Этот… рестлер… он был в курсе? Он знал меня?

— Ты зачем спрашиваешь очевидные вещи? — Рон довольно ухмыльнулся. — Ты же писатель! Умный человек! Ты думаешь, почему было столько телекамер? Бои транслировались по нескольким телеканалам! Руководство ассоциации рестлинга было только радо такому вниманию телевидения. Ну и само собой — сценарий был заранее определен.

— А если бы я не пошел? Если бы все-таки отказался? — хмыкнул я.

— Я бы в ноги тебе упал! На коленях стоял! Неужели бы ты отказался уважить старого Рона?! — Мой собеседник расхохотался, а я недоверчиво помотал головой:

— У тебя совесть есть?

— Сознание? При чем тут сознание? А! Понял! Ты спрашиваешь, испытываю ли я стыд за содеянное? Да ни малейшего стыда! Все, что я сделал — сделано для общего блага. Все ведь довольны! Зрители получили великолепное зрелище — крейзи русский наказывает черного дикаря! Черный дикарь получил приятную сумму за свой бой с крейзи русским! Кстати, он тебя боялся! Хе, хе, хе… как узнал, что ты голыми руками убил пятерых бандитов, да еще про то, что ты не знаешь о том, что будешь участвовать в представлении, — он на самом деле перепугался! Еле успокоили! Сказали, что ты мягок, как масло, и не будешь убивать такого замечательного парня… на глазах у всей Америки. Для убийства тебе нужна ночная улица и минимум свидетелей! Ха-ха-ха! И ты получил свой куш — новую хорошую машину, а еще — великолепную рекламу своих книг! Ну и само собой — издательство, ты в курсе, что завтра начинаются продажи твоей книги? Сто тысяч тиража — это феноменальный успех! Да ты спасибо должен сказать — мы тебя раскручиваем, как для полета в космос! Кстати, предлагаю купить тебе не «Кадиллак-девиль», а «Кадиллак-эльдорадо»! Скажу, что ты потребовал! «Эльдорадо» — дороже и покруче! С кондиционером и все такое прочее! Да что ты хмуришься?! Жив, здоров, а теперь и богат — что еще нужно?! А! Ты тут засиделся, давай мы тебе девчонку найдем? Помнишь ту девчонку, что на пресс-конференции с микрофоном ходила? Вот ее могу прислать! Она с удовольствием ляжет с тобой в постель! И жизнь сразу станет слаще! Не хмурься! Веселись!

Я смотрел в окно и думал о том, что в английском языке нет понятия «совесть». Вот нет, и все тут! Чтобы сказать: «У тебя есть совесть?» — надо фактически сказать: «У тебя есть сознание?» Вообще меня это всегда удивляло — ну как это нет понятия «совесть»? Люди живут и не знают, что существует совесть?! Тогда можно легко объяснить ту наглость, то хамство и двойные стандарты, с которыми США вламываются во все международные дела. Совести-то нет! И чего стесняться?!

И вот на бытовом уровне ребята даже не стесняются того факта, что меня нагло, бесцеремонно использовали. Достаточно мне хорошо заплатить, и я заткнусь! Машинку красивую подарят — я и растаял! И вопрос исчерпан. Твари…

И тут же едва не рассмеялся: а чего я так расстроился? Чего рассуропился? Решил, что это мои друзья? Так они никогда не были моими друзьями и никогда ими не будут! Так почему же я так распереживался? Как если бы меня предали близкие друзья! Эти люди чужды мне, как инопланетяне. Они никогда не поймут меня, а я не пойму их. Менталитет другой — инопланетный. Как там певец рабства Киплинг сказал? «Запад есть запад, восток есть восток, и им никогда не сойтись вместе!» Может, он все-таки был прав?

— Давай «Эльдорадо»! — ухмыльнулся я. — Но так хочется набить вам морду, если бы ты знал!

— Догадываюсь! — хохотнул Рон. — Будет тебе «Эльдорадо»! А девку присылать или не надо? Или у вас с твоим пастырем Нестеровым любовь? Ладно, ладно, не бей меня! Я шучу!

Через два дня после моего «триумфального» выступления на ринге Мэдисон-сквер-гарден меня наконец-то посетили представители советского консульства. А произошло это так: я сидел и нормально бил по клавишам, выдавая очередную порцию приключений моего Гарри, когда раздался звонок телефона, и я со вздохом отпал от нагревшейся печатной машинки. Прет! Меня — прет! Работаю просто со свистом!

— Слушаю! — буркнул я, заранее ненавидя тех, кто на другом конце трубки. Надо отключать телефон, точно! Но я жду звонка. Жду, когда Рон позвонит и скажет: «Все, Майкл! Прокуратура к тебе претензий не имеет! Можешь отправляться домой — попутного ветра!»

В принципе, я не особо и тороплюсь домой. Меня ничто не отвлекает, работаю успешно — быстро и качественно — так куда мне спешить? Если все пойдет так, как сейчас идет, я за месяц книгу допишу. И это было бы просто здорово! Давно так интенсивно, со вкусом не писал.

Впрочем, вру. «Неда» я тоже быстро писал. Но тут нечто иное… сам не пойму, что именно. Может, то обстоятельство, что эта книга выпадает из обычного для меня сюжета боевиков? Более детская? Попробовать себя в новом качестве — почему бы и нет? Это ведь интересно! Детским писателем я еще не был. Но все когда-нибудь в первый раз… и мне нравится писать для детей.

Дело в том, что в моем времени, в моем мире детские книжки никому не нужны. В издательстве так и сказали: «Даже и не думай!» Те немногие писатели, что пишут детские книги, можно сказать, влачат жалкое существование. Утрирую, конечно, но по большому счету все так и есть. И мне это очень не нравится. Вернее, не нравилось. Ведь это все осталось в прошлом! Или в будущем? В прошлом будущем… хе-хе-хе…

— Сэр, тут к вам три господина! Говорят, что из вашего консульства. Впустить их?

— Впустите, мэм! — сказал я консьержке, положил трубку на рычаг и задумался… «Чего им от меня надо? Чего захотят? Притащиться сюда из Сан-Франциско, это ведь зачем-то надо? Почему из Сан-Франциско? Ну… консульство там находится!»

Хотя… что я несу? Почему именно из консульства, а не из дипмиссии, из Вашингтона? До Сан-Франциско — 4000 километров, а до Вашингтона — всего 380, как от Саратова до Волгограда! Четыре часа пути максимум. А по американским дорогам — и того меньше. Притопил газульку, и несись, как метеор!

В дверь позвонили. Из второй комнаты тут же появился Нестеров — помятый, всклокоченный — как всегда с похмелья. Не бережет себя товарищ! Эдак и до инфаркта допиться можно! Узнав, кто к нам пришел, издал неопределенный звук, одновременно похожий и на стон, и на всхлип, и тут же исчез в ванной комнате. Оно и понятно — начальство приехало! Интересно только, почему ему об этом не сообщили? Чего так — как снег на голову? Я подошел к двери, открыл замок.

В коридоре стояли трое мужчин — все в костюмах, белых рубашках, галстуках — и это, между прочим, в июньскую жару! Кстати, хорошо, что у нас в квартире стоит кондиционер — я Рону сразу сказал, чтобы кондиционер был, иначе… а что иначе? А что я сделаю, если не будет? Да ничего. Но кондиционер должен быть. И он есть. Ценят тут кур, несущих золотые яйца! Тьфу! Плохое сравнение.

— Михаил Семенович Карпов? — бесцветным голосом спросил мужчина лет пятидесяти, стоявший чуть впереди остальных. Волосы с проседью, невыразительное худое лицо, среднй рост — пониже меня сантиметров на… не знаю на сколько, но ниже. Впрочем, это нивелировалось уверенным, полным достоинства взглядом серых глаз старого агента 007. Шпион, точно. Нет, разведчик! Шпионы — это «ихние». Нашенские все — героические разведчики.

— Допустим. И что? — с ходу ощетинился я. Терпеть не могу, когда вот так — ни «здрасьте», ни «будь здоров», эдакое ментовское: «Гражданин, предъявите документы!» Вы какого черта пришли, если не знаете, к кому пришли?!

— Прошу меня простить, Михаил Семенович… — Старший гость был так же бесцветен и спокоен, но в глазах его что-то промелькнуло. Что именно, я не понял. То ли смешинка, то ли злость. А может, и то и другое сразу.

— Прошу простить, я был невежлив. Просто хотел убедиться, что вы — это вы. Меня зовут Николай Васильевич Симонов. Я — представитель посольства Советского Союза в США. А это мои помощники — Третьяков Максим Леонидович и Сагров Родион Петрович. Мы бы хотели с вами поговорить.

— О чем? — продолжал упорствовать я, поглядывая на двух помощников, больше похожих на представителей Девятого управления КГБ, так называемой «девятки». Это управление занимается охраной первых лиц государства, и ребята из «девятки» — очень серьезные парни. Неброские, ничем не примечательные — они очень опасны. Профессионалы высшего класса. Помню реальный случай из жизни «девяточников»: в девяностые годы, когда КГБ было развалено под чутким руководством мрази Бакатина и по прямому приказу Горбачева (который был еще большей мразью), разогнали и профессионалов из «девятки». Бакатин разгон КГБ называл «забоем скота». И куда им податься, «девяточникам»? Само собой, в телохранители. К тем, кто понимал, кто такие охранники «из девятки», что из себя представляют, и предпочитал нанимать не «бритые затылки», гожие только для понтов, а настоящих профи, способных максимально уберечь охраняемое тело от любых возможных жизненных неприятностей. По мере возможности, конечно. От пули снайпера невозможно уберечь даже президента США, как показал это мировой опыт.

Ну так вот, услышал я эту историю еще в конце девяностых. Открыли тогда где-то в Москве гей-клуб. Клуб не афишировал свою деятельность, но все знали — это типа «Голубая устрица». Просуществовал клуб некоторое время, и прознали о нем гопники и всякая такая шпана, для которой гомики, как сыр для мультяшного героя — «Ссыыыр!». Встретить гомика, набить ему рожу — святое дело!

Тут еще ведь как двойное удовольствие, ты и показываешь, какой настоящий пацан, раз наказываешь гомиков, а еще — просто приятно самоутвердиться, набив рожу беззащитному извращенцу. Развлечение не хуже, а то и лучше других! Ну, вот и стали эти гопники буквально дежурить у клуба, время от времени нарушая целостность и здоровье его посетителей и клубного персонала. Ну буквально проходу не давали!

Неизвестно, кто подсказал гомикам (впрочем, определение «нетрадиционная ориентация» не подразумевает синонимом «отсутствие ума»), но они взяли и наняли охрану клубу из представителей «девятки», тех, кого так радостно искоренил из рядов КГБ многажды проклятый Бакатин. Всего несколько человек — четверо, если не изменяет память. Не больше. За свои услуги «девяточники» брали довольно-таки недешево.

Первая же стычка охраны с гопниками закончилась плачевно. Само собой — для гопников. Их просто уничтожили. Сломанные руки, ноги, носы, отбитые внутренности. Через неделю гопники обходили клуб буквально за версту. А ребята из «девятки» были такие незаметные, такие серенькие, такие невидные… ни тебе массивных плеч, ни громадных кулачищ. Люди, как люди. Не выделяющиеся из толпы. Серые личности.

Ну, так вот: эти двое были копией парней из службы охраны. Оба чуть выше среднего роста, оба сухощавые, крепкие, спортивные. И незаметные, как их начальник. Серые костюмы, серые глаза — как будто их отлили по одному лекалу. Кстати, это как-то туповато. Как в той истории с московской Олимпиадой, когда всем агентам КГБ выдали одинаковые серые гэдээровские костюмы. А эти были одинаковые «серые» люди.

— Может быть, вы позволите нам войти, и тогда мы объясним цель нашего визита? — предложил собеседник, и я отошел в сторону, сделав приглашающий жест. Покочевряжился, ну и хватит — лицо сохранил, «отомстил» за невежливость, да и будет. Ну да, я всегда раздражаюсь, когда меня отрывают от работы. Когда «прет», каждый, кто выбивает из колеи, становится едва ли не врагом! Хочется дать пинка или кинуть чашку в башку, как Леонов-Король в «Обыкновенном чуде»: «Вишь, что делаю?! А не я в этом виноват!»

Мы прошли в гостиную (в квартире три комнаты, но называется она двухкомнатной, ибо считаются только спальни), я оседлал стул, повернув его спинкой к пришельцам, и, скрестив руки на этой самой спинке, уставился на гостей, не собираясь первым начинать разговор и тем облегчать им задачу. Какую задачу? Да откуда же я знаю, какую. А на стул я так сел специально — старый фокус, уберегающий от неприятных неожиданностей. Спинка стула — уже защита.

Симонов — если его фамилия и вправду «Симонов», в чем я очень сомневаюсь — подошел к дивану, уселся на него, закинув ногу на ногу, сцепил пальцы рук в замок и положил перед собой, откинувшись на диванную спинку. Двое «охранников» остались стоять у выхода, неподвижные, как бронзовые статуи. Умеют ждать, точно.

— Вы бы присели, ребята! — предложил я, указав на два стула у стены. — А то как-то не по себе, когда вы торчите у входа. Ощущение такое, будто я арестован, а вы только и ждете команды, чтобы надеть на меня наручники.

— А есть за что? — спросил Симонов, кивая своим спутникам. Те тут же шагнули к стульям и уселись, глядя на меня бесцветными рыбьими глазами.

— А это уж вам виднее! — усмехнулся я, наблюдая за «гостями». — Я за собой никакой вины не чувствую.

— Это хорошо. Раз не чувствуете, значит, ее, наверное, и нет? — снова как-то бесцветно-неопределенно спросил собеседник.

— Слушайте, хватит играть словами! — слегка рассердился я, чувствуя, что меня переиграли в словесном поединке. — Хватит казуистики! Говорите, зачем пришли, да я усядусь работать! Вы меня от дела оторвали!

— Вот как? — слегка демонстративно удивился Симонов. — Я думал, вы лежите на диване, пьете виски и почиваете на лаврах! Ну как же — бандитов победили, книга имеет успех… и даже в соревнованиях по рестлингу поучаствовали, да как! На всю страну показали! И на соседние страны — даже в Канаде и Мексике смотрели! Шум — до небес! Скажите, а вы вообще знаете, кто с вами был на этих соревнованиях? Тот, с кем вы пришли?

— Мой секретарь? Рон его звать. А что? — усмехнулся я и тут же попытался перехватить инициативу в свои руки. — Хотите меня предостеречь? Рассказать, что он работает на ЦРУ, а я, наивный такой албанец, ни о чем не догадываюсь и сам плыву в руки зарубежных спецслужб? Так, что ли?

— Так! — не удивился Симонов. — А почему албанец? Вы имеете какие-то дела с албанцами?

— Это выражение такое, — досадливо сморщился я. — Типа наивный селянин. Неважно. Это все, что вы хотели мне сказать?

Симонов раскрыл рот, собираясь ответить, но тут нарисовался следующий персонаж — Нестеров. Побритый, причесанный, в белой рубашке и брюках, он выглядел вполне прилично, и от него почти не пахло застарелым перегаром — зубы почистил, точно. А сегодня утром еще не успел поддать, так что не пахло и свежачком. Если бы не бледный цвет лица, как у человека, долго находившегося в больничной палате, можно было бы и не понять, что человек находится в длительном и тяжелом запое.

— Здравствуйте! Здравствуйте, Николай Васильевич! А что же вы не предупредили, что приедете в гости? — Нестеров был само радушие, просто-таки до отвращения.

— Здравствуйте, Нестеров, — холодно сказал Симонов, и Нестеров от такого ледяного обращения тут же сник. А Симонов продолжил: — Жду от вас отчета о проделанной работе. Все подробно, без каких-либо умолчаний. Как товарищ Карпов оказался на ночной улице города, к примеру. Без вас. В одиночку. Почему вас не было на тех соревнованиях? Ну и… вообще, что происходит вокруг вас. А пока что прошу вас выйти из комнаты!

Нестеров повернулся и, как побитая собака, пошел прочь, едва не роняя слезы и сопли на ковер. Мне его искренне стало жаль, хотя я и не люблю запойных пьяниц. Ну правда же — сколько можно бухать? Совесть-то надо иметь! А еще из такой службы… позорище!

— Товарищ Карпов! — Голос Симонова стал обманчиво мягким, будто обращался он к старому другу, товарищу. — Мы очень заботимся о вашем здоровье, о вашей судьбе. Как оказалось, приставленный к вам товарищ не может или не хочет вам помогать. Можно сказать, он бесполезный балласт. Потому было принято решение — обеспечить вашу охрану, выделив вам в помощь двух наших сотрудников. Один из них будет постоянно находиться при вас, чтобы никакая случайность не лишила нас такого всемирно признанного писателя, как вы. Наше государство бережет своих граждан, а уж таких, как вы — в первую очередь. Мы не можем допустить, чтобы страна лишилась вас, Карпова Михаила Семеновича, и потому с этой минуты один из наших товарищей всегда будет рядом, где бы вы ни были.

— Даже в туалете, да? — безмятежно спросил я. — И спинку мне потрет, когда я в душе?

— Если попросите, потрет, — невозмутимо кивнул Симонов. — Вы теперь слишком ценный для страны гражданин, чтобы мы могли так просто разбрасываться такими кадрами. И мы сделаем все, чтобы вас сохранить.

— А если я не хочу? Если мне не нужно, чтобы вы меня сохраняли? Почему вы решаете за меня?

— Михаил Семенович… ну вы же должны понимать! Писатель такого уровня, как вы, всемирно известная личность — это народное достояние! Мы не можем допустить, чтобы вам причинили вред!

— То есть я уже себе не принадлежу? — Меня начинала разбирать злость. — Вот что, товарищи, шли бы вы отсюда! Охраняйте, делайте, что хотите, но только чтобы вас здесь не было! В этой квартире! Вообще-то эту квартиру предоставляет мне издательство, оплачивает проживание и питание. А вы мне тут совершенно не нужны!

Молчание. Потом Симонов посмотрел на двух молчаливых парней, на лицах которых не дрогнул ни один мускул, и тихо приказал:

— Ребята, выйдите.

«Ребята», не говоря ни слова, поднялись и вышли, плотно прикрыв за собой дверь, а мой собеседник повернулся ко мне и тихо сказал:

— У нас есть подозрение, что вас хотят похитить или убить. Вернее, так: это даже не подозрение, это уверенность.

Я почувствовал, как в животе у меня слегка похолодело, а сердце трепыхнулось, как птичка в клетке. Не каждый день узнаешь, что на тебя открыта охота! Только правда ли это? Что за игру ведет этот мужик? И вообще, кто он такой? Да! Вопрос интересный — а как я узнаю, что он — это он?!

— Я вам не верю! — сказал я после недолгого раздумья. — Вы пришли ко мне, представились Симоновым, рассказываете, что представляете посольство. Никаких документов не предъявили. И почему я вам должен верить? И да, главный вопрос — кто именно мне угрожает? И почему? Кому нужен какой-то там писатель-фантаст?!

— Вы знаете — почему! — Симонов пристально посмотрел мне в глаза. — Шаман.

Оп! Сердце ухнуло в пятки, и я на секунду прикрыл глаза, будто меня ослепило вспышкой — неужели?! Да ладно?!

— Я не знаю, о чем вы говорите. — Мой голос был таким, как всегда. Наверное, таким, как всегда. Не дрожал, не охрип — голос как голос.

— Вы знаете! — жестко сказал Симонов. — Неужели вы думали, что вас не вычислят?! И что, вы решили, будто вас так просто выпустили из страны?! Что вам никто не помогал? За каждым вашим шагом наблюдали! Мы знаем о вас все!

— Надо же, — легкомысленно хмыкнул я. — А я вот не знаю о себе все. Ну хоть кто-то знает! Поделитесь знаниями? Или оставите в неведении?

— Хватит ерничать, Карпов! — оборвал меня собеседник. — Вы — «Шаман»! Вас давно вычислили и не трогали только потому, что вы проходите под грифом… впрочем, какая разница, под каким грифом? Главное, о вас знает только Андропов и ряд доверенных лиц рядом с ним. А еще знаем МЫ.

Я замер. Таак… получается, тут две группировки? И к какой же принадлежит этот человек?

— Мы — это кто такие?

— Неважно! — Симонов обвел глазами комнату и потрогал уши. — Главное, что вы должны знать, наша задача — вас сберечь. Не дать вас уничтожить. И потому… потому вы должны согласиться на охрану. Одному не выжить. А еще я не хочу, чтобы какая-то случайность лишила нас вашего общества.

Мы помолчали, и тут Симонов предложил:

— А пойдемте где-нибудь пообедаем? В ресторан? Я угощаю!

— Халява? — задумчиво протянул я. — Хорошо. А усладите мой слух веселой беседой? Расскажете какую-нибудь сказку? Ну… чтобы переваривалось лучше!

— Услажу. Будет вам сказка! — понятливо кивнул Симонов, в глазах которого блеснул огонек смеха. — Только если она будет страшной, не испугаетесь?

— Надеюсь, нет! — серьезно кивнул я и шагнул к шкафу с одеждой.

Мы вышли на улицу под палящее солнце. Пекло действительно по-летнему, асфальт плавился, над ним даже возникали эдакие микромиражи — казалось, что на тротуаре разлиты темные лужи воды. Я в этот раз надел светлые смесовые штаны и майку с надписью «Я люблю Нью-Йорк». Купил в ближайшем магазинчике. Другие майки там были еще хуже — с совершенно идиотскими надписями, даже и с нецензурными. Выбрал нейтральную, ну и вроде как влился в ряды жителей Нью-Йорка, на самом деле, как оказалось, очень гордящимися своим городишкой. «Нью-Йорк — город констрастов!» Это точно. Не нравится он мне. То ли дело какой-нибудь Хвалынск… там и Волга есть! А тут… пруд в Центральном парке вместо Волги.

Кстати, Рон мне сообщил, что вечерами в Центральном парке лучше не гулять — если не хочу огрести проблем наподобие той, что случилась в происшествии с полицейскими. И если в этот раз скорее всего пройдет нормально — благо, что оба полицейских живы и дали за меня самые что ни на есть замечательные показания — то в другой раз может и не прокатить. Опять же от удара по балде бейсбольной битой из-за кустика сирени (или что там у них растет — жимолость?) не застрахован никто. Даже такой крутой мэн, как я. Шпаны вечерами и ночами в Центральном парке — просто как блох на бродячей собаке.

Кстати — да, я помню, читал. Это уже в двухтысячные Центральный парк превратился в практически безопасную площадку для прогулок горожан, а в семидесятые годы это было место беспредела. Да я и сам видел, когда по утрам пробегал по его аллеям — пушеры продают наркотики практически открыто. Ничего не стесняются, мрази! Вот кого бы проредить, выкорчевать… как поганые сорняки! Ненавижу наркоторговцев — они у меня в списке потенциальных кандидатов на уничтожение идут следом за маньяками-педофилами. Я бы их просто на кол сажал, была бы моя воля!

Но пусть этим местные мстители занимаются. У меня и своих дел хватает. Когда пробегаю мимо пушеров на утренней пробежке, посматривают из-под дурацких наркоманских капюшонов, но не докапываются. Видимо, морда моя не располагает к докапыванию. Да и зачем им? Ну бежит мимо какое-то… хмм… белое дерьмо, и пусть себе бежит! Не коп ведь, да и ладно. А шума лишнего им не нужно.

До ресторана идти недалеко — всего квартал, но пока шел, взмок, как после пробежки. Жара в больших городах просто невыносима! Дома прикрывают от ветра, раскаленные стены и асфальт накапливают тепло и отдают его с эффективностью газовой печки. Чувствуешь себя багетом, только что посаженным в печь. Ты вроде бы еще жидкий, тестообразный, но корочка начинает уже хрустеть.

В ресторане — благодать! Кондиционеры по извечной американской привычке — на полную мощность, что для меня просто как бальзам на душу. Многие из моих знакомых в прежней жизни почему-то не терпели кондиционеров. Одни заявляли, что сразу болеют, так как в кондиционерах живут страшные ужасные бактерии, другие — типа сразу простывают. Третьим просто холодно, они любят жару. А я — пингвин. Мне бы градусов 15–17 тепла, и хватит. Если что — теплее оденусь.

Нас посадили (по нашему желанию) в отдельный кабинет (двух спутников оставили на улице). Принесли меню, и я, внутренне торжествуя, решил раскрутить Симонова на хорошенький обед, а потому взял стейк из самого дорогого мраморного мяса с жареной картошкой, ассорти из морепродуктов и отдельно — здоровенного омара. Ну люблю я раков, чего уж теперь!

Вина брать не стал — лучше холодного пива в такую жару ничего быть не может. Пиво тут не очень, это не чешское, и даже не крафтовое моих времен, но в общем-то вполне приемлемое, не хуже «Жигулевского» саратовского разлива.

Минут пять мы ели молча, а когда утолили голод и челюсти задвигались не так быстро, Симонов мне сказал:

— Вы же понимаете, что вас слушают? Вас не зря поселили в эту квартиру. И номер ваш прослушивался. Потому я и не мог вам сказать ничего дельного.

— Прекрасно понимаю, — пожал я плечами. — Ну вот теперь и говорите… дельное! Во-первых, давайте-ка играть всветлую. Хватит этих шпионских игр, товарищ Гоголь!

— Почему Гоголь? — удивился Симонов.

— Николай Васильевич, — ухмыльнулся я. — Взяли имя-отчество классика, присобачили к нему фамилию советского писателя — вот и получился эдакий Симонов-Гоголь! Ладно, ваше дело. К главному — кто вы и кого представляете?

— Кто я — вам не скажу. Симонов я… Николай Васильевич. Представляю… помните, кому вы еще писали письма?

— И кому? — Я насторожился, взял в руки бокал с пивом. — Мало ли кому я чего писал!

— Это Шэ. Вы ему писали, когда поняли, что с Андроповым и Брежневым каши не сварите.

— Как на меня вышли?

— Мы? Мы вышли на вас через окружение Андропова. А он как вас вычислил — это ему виднее. У нас в КГБ осталось достаточно верных людей, настоящих профессионалов, патриотов своей страны. Мы хотим изменить нашу страну! Сделать ее лучше! И вы нам нужны. Вы нам очень нужны! И мы боимся, что с вами что-то случится. Вот почему принято решение приставить к вам наших ребят. Это хорошие ребята. Они за вас жизнь отдадут, если понадобится!

Я задумчиво выкрутил клешню погибшего в цвете лет омара, взял щипцы и с хрустом проломил прочный панцирь. Достал нежное, вкусное мясо, присолил и с наслаждением пожевал. Проглотил и тут же отправил вслед добрую порцию ледяного пива — хорошо! Жить хорошо! «А хорошо жить — еще лучше!» — как сказал один забавный персонаж.

— Не вяжется! Не вяжется у вас, свет-Николай Васильевич! — вздохнул я, откидываясь на спинку кожаного дивана. — С какого рожна тогда Андропов выпустил меня из страны? И если выпустил — с какого рожна он теперь хочет меня убить? Или похитить! Если он все знал! Логика-то должна быть!

— Ситуация могла измениться, вы не находите? — Симонов посмотрел мне в глаза — Наверху все друг друга подсиживают, все подслушивают, подсматривают, норовят занять место повыше — идут обычные ведомственные склоки. Информация утекает — даже из кабинета председателя КГБ. Андропов знает, кто вы. Цвигун знает. А раз знает Цвигун — знает и Брежнев. И вполне вероятно, что он счел необходимым отдать приказ вас захватить или при невозможности захвата — уничтожить. Допускаете такое?

— А зачем ему это? Брежневу? Я бы сам приехал в страну, они могли меня взять и дома. Зачем им это делать здесь?!

— Здесь вас могут только убить. Один укол отравленной иглой — и вы не жилец. Как только узнают, что вы не собираетесь возвращаться — вас убьют. По одной простой причине — никто не отдаст американцам такой ценный источник информации! Вы знаете столько, что вас лучше убить!

— Интересно… а Брежнев поверил моей информации? — задумчиво протянул я, катая в пальцах шарик из хлебного мякиша.

— По нашей информации — Брежнев считает, что вы провокатор. Агент спецслужб — то ли США, то ли Англии. Спецслужбы передали через вас кое-какую правильную информацию — вроде той, что о катастрофах и все такое, чтобы с помощью нее протащить основное — сбить с правильного курса нашу партию, нашу страну. Вы — агент влияния, товарищ Шаман. Если не удастся вас захватить и выдоить сведения полностью — нужно просто уничтожить.

— Ну не вяжется! — с досадой повторил я. — Откуда я мог узнать о предстоящих событиях? Об угоне самолета? О катастрофах?

— Да мало ли… может, нарочно подстроили! Сами! Или провидец, но еще и провокатор! Карпов, запомните — Брежнев никогда, слышите, никогда не пойдет ни на какие реформы! И все, кто будет ратовать за реформы, будут устранены! Я вообще не понимаю, какого черта вы написали Брежневу и Андропову? Это же глупо! Неужели вы не понимали, что это ничего не даст? Думали, они тут же кинутся исполнять ваши… хмм… мечты? Примут ваши планы преобразования страны? Глупец! Все, что вы сделали — вызвали огонь на себя! И теперь нам придется расхлебывать содеянное! Сразу надо было писать Шэ. Сразу!

— Если вы такие умные, чего строем не ходите! — раздраженно фыркнул я. — А без меня что, не могли реформами заняться? И кстати, что решили по моему письму? Будут какие-то подвижки?

— Все будет… в свое время! — туманно пояснил Симонов. — Вас бы уберечь… повторюсь — вы нам нужны!

— Я всем нужен… — буркнул я злобно. Настроение было безнадежно испорчено. Ну да, я начудил, да, не продумал как следует, купился на рассказы о «добром дедушке Брежневе». А надо было задуматься о том, что наверху нет добрых дедушек! Есть интриги, есть кровь, есть смерть! Я же читал, как убирали тех, кто мешал Брежневу! Как люди засыпали и не просыпались! Помнил, как убрали Машерова! Он еще жив, Машеров… пока. Брежнев тогда узнал, что Машеров взял начальником охраны бывшего партизана, с которым некогда вместе воевал. И Брежнев эдак недовольно спросил: «Чего это он окружает себя своими партизанами?» И после того в машину Машерова влетел грузовик с картошкой.

Грязь, везде грязь! Я и в Шелепине не уверен, но все-таки он показался мне приличнее других.

Как уберечь себя? Президентов убивают, а уж какого-то там писателя… наивный я все-таки. Решил, что известного писателя сложно грохнуть. А несложно. Совсем не сложно! Бах! И нет писателя.

— Хорошо. Я понял. Что мне делать? Ну… кроме того, что за мной везде будут ходить ваши мордовороты. Кстати, а как вы обоснуете то, что они за мной ходят? Вот что я скажу Рону?

— А то и скажете, что к вам прикрепили охрану после того, как вас едва не убили на улицах города.

— Господи… ну какая чушь, а?! Вы сами-то понимаете, что говорите?! Я постоянно на виду, и вот за мной начинают ходить два телохранителя! Это как?! Кто их приставил? Зачем? И что, они уберегут меня от пули? От укола зонтиком? Не смешите, Симонов! Это же полная глупость! Я на такое не соглашусь. Хотят охранять — пусть это делают незаметно. Я запрещаю за мной ходить, как два хвоста. В прямом столкновении, если что — я сам отобьюсь, а от пули два парня за спиной меня не спасут.

— Возвращаться домой вам пока нельзя. — Симонов вроде как и не слышал моих слов. — То, что вас не выпустят из США, пока не закончится расследование — это нам на руку. Сидите тут, и в Союз пока даже не думайте ехать. Затяните выезд как можно на более долгий срок. Благо, что виза у вас открыта на несколько лет. Как только пересечете границу Союза, считайте, вы пропали.

— И сколько мне здесь сидеть?

— Сколько понадобится. Вас известят, когда можно вернуться. Кстати, говорить, чтобы вы не поддавались на вербовку штатовцев — надо?

— Не надо.

— Это хорошо. Потому что если мы узнаем, что вас завербовали…

Мы помолчали. А что еще говорить? Все вроде ясно. Кроме одного.

— А на что мне жить? Деньги-то у меня кончаются. На время расследования мне квартиру издательство оплачивает, а дальше что?

— Вот… — Симонов достал конверт и положил его передо мной. — Здесь четыре тысячи долларов. Вам хватит. Там внутри записка с контактным телефоном. Запомните его, записку я уничтожу. Нестеров пока останется с вами, чтобы не вызывать подозрений. Парни будут охранять скрытно — в этом вы правы. Не надо привлекать внимания. Ну, вроде все… вопросы есть?

Вопросов нет. Пока нет. Обед был съеден, пиво допито — пора и честь знать! Вернее, пора за станок. Работу надо работать, роман сам не напишется. О чем я и сообщил моему собеседнику. И мы ушли из ресторана.

Оглавление

Из серии: Михаил Карпов

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги 1971. Агент влияния предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я