Племя с левого берега реки

Евгений Щедрин, 2017

Какая участь ждёт того, кто преступил закон в 2150 году? На простое тюремное заключение можно не рассчитывать! Сперва – громкий судебный процесс, где под трибунал люди попадают сразу сотнями, вспышки фотокамер, вопросы белозубых репортёров, ловко превращающих чужую беду в шоу, а потом… Колесо фортуны… И никто не знает, в какую часть Земли или Вселенной занесёт ветер перемен… Новая партия заключённых, собранных со всех уголков мира, получила страшный приговор. Им предстояло осваивать новые территории далеко в космосе. Хуже участи и представить нельзя. Сначала – долгое путешествие на звездолёте, когда нет ни дня, ни ночи, когда прошлое осталось позади, а будущее не наступило, когда кругом люди, не отличающиеся гуманным отношением к ближнему. А потом – неизвестность. Чёрная бездна уже разверзла свою пасть. Кто сможет выжить там, вдали от дома, где ничто не знакомо, ничто не понятно? Кому суждено кануть в небытие? Какие испытания и приключения выпадут на долю преступников, чьи прегрешения равны перед лицом закона, но не перед лицом совести?

Часть 1. Ускорение свободного падения

А чего не знаю я — ты научи меня.

Иов. 34:32

Пролог

— А мы напоминаем, что официальный спонсор центрального суда Капитолия — крематорий «Огонёк». «Крематорий “Огонёк”. Отожги напоследок!» Правосудие прерывается на рекламный перерыв. Но новая команда обвиняемых, номер пять, уже на подходе. Оставайтесь с нами.

Широкие ворота судебного зала медленно и, как всегда, с характерным скрипом открылись, в лицо ударил голубой свет прожекторов, и нас погнали вперёд. Заиграла бодрая музыка рекламного ролика. А поверх музыки — речь: «Центральная энергетическая компания. “ЦЭК. Кто владеет ресурсами, тот владеет миром!”»

Снимали, наверное, сразу с десяток камер. Пока нас гнали сквозь клетки по длинному коридору, я насчитал четырёх операторов. Ещё двоих — пока стояли на широкой сцене в ожидании своей очереди на объявление и попутно уворачивались от предметов различной степени тяжести, что швыряли зрители первых рядов. К этому можно добавить ещё две камеры, которые просто парили в воздухе над зрителями.

— Газета «Истина» — наш информационный спонсор. «Газета “Истина”. Истина продаётся!» А мы возвращаемся в зал суда.

Хорошо надзирателям в пуленепробиваемых наглухо закрытых костюмах и таких же закрытых шлемах. А мне вот помидором в висок заехали. И не жалко людям помидоров?!

Краем глаза увидел, что на широкоформатных экранах, висевших над потолками, показали растерянное исполосованное шрамами лицо крупного рыжеволосого мужчины средних лет. Он тоже это заметил, и его лицо стало ещё более растерянным. С левой стороны на сцену поднялась одна из журналисток вместе с оператором.

— Мы находимся возле одной из представительниц команды заключенных номер пять. Представьтесь, пожалуйста, — журналистка упёрла микрофон в лицо белокурой девушке в рабочей спецовке шахтёра со свежими угольными пятнами на одежде и бледном лице.

— И-ир-рина, — заикаясь, проговорила девушка. — Иррина Романова. Магнитогорск.

— Ирина, за что вас осудили? — зубы журналистки были настолько сильно отбелены, что ими наверняка можно было пускать солнечных зайчиков.

— Кража госимущества и создание аварийной ситуации на предприятии. Но я невиновна, — на глазах у девушки выступили слёзы.

— О-о-о, наша полиция так не считает. Ну, что ж, Ирина, пожелаем вам удачи перед лицом судьи. Какое пожизненное наказание вы бы хотели?

Журналистка продолжала улыбаться и тыкать микрофоном в лицо шахтёрке. Если бы не магнитные кандалы на руках и электрошокеры надзирателей, можно было бы попробовать пробиться через толпу и сунуть ей пару раз в белоснежные зубы, которые наверно стоят больше, чем весь мой костюм вместе с галстуком.

— Я… Я, наверное, хотела бы на очистительный завод. Или в госшахты… Лишь бы не на колонизацию, — тут девушка почти завопила. — Пожалуйста, только не на колонизацию!

— Дамы и господа, с вами была Ирина Романова, расхитительница государственного имущества из Магнитогорска.

Зал взревел. Предыдущую группу только что осудили. Они получили пожизненную ссылку на заводы утилизации радиационных отходов в Мексике. Везёт же некоторым! Журналистка передала слово ведущему. Ещё пара дурацких объявлений. Ещё пара решётчатых коридоров, сквозь которые нас прогнали. Ещё пара интервью в том же ключе. В конце концов, всю нашу группу вывели на широкую антигравитационную платформу и подняли вверх на десяток метров. Мы стояли уже без надзирателей, едва ли среди нас нашлись бы желающие прыгать вниз. «Центральная энергетическая компания. Мы обеспечиваем будущее», — гласила надпись на платформе. А ещё выше, чем мы, парила в воздухе платформа с судьёй, прокурором и адвокатом. Примерно десять минут прямого эфира принималось решение по нашему вопросу.

Итог оказался предсказуем.

Виновны. Все полсотни человек. И все осуждены. И все пожизненно. Оставалось самое интересное. Определить меру пресечения. Здесь это делалось самым демократичным из всех возможных методов — лотереей.

— Но прежде давайте ещё раз вспомним всех наших звёзд! — объявил ведущий.

Сейчас начнут перечислять самых интересных из нас.

— Итак, наши звёзды. Самир Спичка Райтанович. Двадцать шесть лет. Сараево.

— Я! — выкрикнул тощий загорелый босниец с множеством ожогов на руках и лице.

— Четырнадцать поджогов и антигосударственная деятельность! Три поджога нефтехранилищ ЦЭКа. У этого парня явно много душевного тепла! Следующий: Артур Томов. Пятьдесят один год. Москва.

— Я! — отозвался толстый клерк в очках с серебряной оправой. Бейджик на его дорогом костюме гласил, что он первый заместитель руководителя Московского регионального отделения Центральной энергетической компании. Теперь уже бывший заместитель. Действительно крупная птица.

— Хищение казённой собственности в особо крупных размерах, — ведущий перевёл дух. — Оксана Перемога. Двадцать шесть лет. Харьков.

— Я! — отозвалась девушка, которую можно было бы даже назвать симпатичной, если бы не рассечённая губа, мешки под глазами от усталости и местами разодранное розовое платье официантки.

— Терроризм. Участие в угоне звездолёта.

Ого! Оказывается, платье не официантки — стюардессы. А я думал, что среди представительниц прекрасного пола здесь только проститутки и мелкие воровки. Ан нет. Девчонка явно из повстанцев.

— Да боже ж мой, какие мы звёзды, — прошептал мне на ухо кто-то из соседей. — Я вот краем уха слышал, что они взяли самого Фокса, лидера повстанцев. Вот он таки звезда, это да.

— Геворг Кинжал Дайдшутян. Сорок четыре года. Гюмри.

Широкоплечий короткостриженый кавказец в одежде стиля милитари цыкнул зубом.

— Да пошёл ты… — далее он отправил ведущего, журналистов, судью, прокурора и большинство жителей планеты Земля гинекологическим маршрутом, попутно обещав убить или совокупить их родственников. Причём проделал всё это он одновременно и на русском, и на армянском. В целом он произвёл на меня очень благоприятное впечатление.

— Какой вспыльчивый мужчина! Одиннадцать убийств. Из них три особо тяжких. Браконьерство. Разбой.

Мы группа номер пять. Значит, до нас за сегодня уже осудили четыре группы по пятьдесят человек. Интересно, сколько человек из этих двух сотен обматерили граждан в прямом эфире?

— Макс Зайчик Зайцев! Девятнадцать лет. Находка.

— Я!

Кажется он певец в какой-то второсортной мальчиковой группе.

— Да-да. Тот самый Зайчик. Девочки, вот что бывает с вашими кумирами, если они преступают закон. Распространение и употребление наркотических веществ. Ай-ай-ай!

Парню нет и двадцати. Быстро же закончилась его карьера.

— Милан Анмаш! Тридцать три года. Нови-Сад.

Ух ты, я тоже знаменитость!

— Я, — произнес я даже с интересом. Любопытно, что мне впаяют?

— Два особо тяжких убийства и крупная государственная измена.

Эх, если бы вы знали правду. Вы бы классифицировали это как очень-очень крупную, просто крупнокалиберную государственную измену! Я даже улыбнулся своим мыслям. А руки в магнитных кандалах продолжали чесаться. Кому бы я первому врезал? Судье или ведущему? Или тому меткому зрителю, из-за которого по моей щеке всё ещё стекают остатки помидора?

— А теперь, дамы и господа, самая интересная часть судебного процесса! То, что мы все так любим! И это… — ведущий сделал паузу.

— Колесо фортуны!!! — взревел зал.

— Именно. И я напоминаю, что генеральный спонсор правосудия — Центральная энергетическая компания. «ЦЭК. Кто владеет ресурсами, тот владеет миром!» И сегодня для наших горячо любимых врагов цивилизации в колесе фортуны приготовлено… — на экранах высветился широкий круг, разделённый на шесть одинаковых полей. В центре круга была стрелка. Ведущий начал объявлять варианты нашей дальнейшей судьбы.

— Номер первый — фармацевтическая лаборатория в Токио. Будете подопытными крысами, и ваша смерть послужит науке. Номер второй — глубоководная очистка Индийского океана. Не умеете плавать — там научитесь, если только не утонете сразу. Номер третий — служба внешнего ремонта космического оборудования. Погибнуть в открытом космосе — есть в этом что-то поэтическое. Номер четвёртый — шахты на Луне. Говорят, там опасно? Врут. Некоторые оттуда возвращались. Номер пятый — переработка вторсырья на Новой Земле. Ну, это вообще как отправка на курорт. И, наконец, номер шесть — наша любимая…

— Колонизация!!! — хором ответил зал.

— Станьте героями Земли. Освойте новые миры! Создайте свою цивилизацию!

Стрелка забегала. По залу разнеслась тяжёлая мелодия с мерзким бряканьем. Бряк-бряк.

Мы затаили дыхание…

Бряк-бряк!

Господи, если ты есть, ну, отправь нас в шахты!

Бряк-бряк!

Сзади кто-то упал в обморок от волнения.

Бряк-бряк-бряк!!!

Стрелка замедлила свой бег.

У меня даже испарина на лбу выступила.

И наконец, она совсем остановилась.

Ну?!

— К-о-л-о-н-и-з-а-ц-и-я!!! — объявил ведущий. Зал взорвался овациями.

— Выдра мне в гланды! — выругался рыжий мужчина, стоящий рядом со мной. Я выразился лаконичней.

— Дерьмо.

Пять минут и пятьсот громких фраз спустя нам объявили приговор.

Его краткое содержание было таково: мы все нехорошие люди, насолили великому людскому сообществу. Но оно даёт нам второй шанс. Мы станем героями освоения космоса во имя славной земной цивилизации. Прощайте, не поминайте лихом. Приговор вступает в силу в ноль часов ноль минут шестого марта две тысячи сто пятидесятого года. То есть через три дня.

Вот и все.

Бряк-бряк…

Глава 1

В сердцах их болезнь.

Пусть же Аллах увеличит их болезнь!

Для них — мучительное наказание.

Коран. 2:10

В космосе нет дня и ночи, а значит, нет режима дня. Каждый космический корабль в открытом космосе отсчитывает своё собственное время.

Красная лампочка загорелась, когда на часах была уже половина первого. Топот сотни людских ног заглушал рёв сирены.

— Живее, скоты, живее!!! — подгонял старший надзиратель. — Вы не одни!

Люди бежали, спотыкались, падали, ударялись о тесные стенки коридоров, но всё равно бежали. Надзиратель был прав. Сегодня отправили уже восемь капсул из запланированных десяти. Восемь кирпичей (именно так на сленге называли колонизаторские капсулы — железные ящики с десятисантиметровыми стенками на полсотни человек каждый) уже летели вниз, преодолевая сопротивление атмосферы неведомой планеты. Планета называлась Фарида. Больше о ней не знали ничего. Поговаривали, что в начале прошлого, двадцать первого века названия звёзд и планет продавали всем желающим, и многие влюблённые приобретали сертификаты, называя звёздные тела в честь своих избранников, и Фарида — это женское имя. Однако точно этого никто не знал.

Группа встала. Перед ними была финишная прямая их прошлой жизни. Коридор длиною в сотню метров, заканчивающийся зияющим отверстием открытого люка капсулы. По обе стороны коридора через каждые пять шагов стоял надзиратель с шоковой дубинкой. Эту сотню метров они шли молча, короткими шажками строем по двое. Пятьдесят одинаково выбритых голов, сто пар ног в одинаковых серых ботинках без шнурков на резиновой подошве. Руки сковывали тяжёлые чёрные браслеты, охватывающие половину предплечья, соединённые друг с другом, — магнитные кандалы.

У них уже не было своего имени. На одинаковых светло-серых робах был только личный номер и надпись «Восточноевропейская группа» под ним. От стен медным эхом отскакивали слова из Книги плача Иеремии:

«Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его.

Он повёл меня и ввёл во тьму, а не во свет».

Кто-то шёл, понурив голову. Кто-то плакал. Кто-то проклинал надзирателей, стоявших, словно изваяния.

«Огородил меня и обложил горечью и тяготою;

посадил меня в тёмное место, как давно умерших;

окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои».

И вот случилось то, чего все ждали. Кто-то психанул. Этот кто-то — крепкий мужчина с рыжеющей лысиной и кучей шрамов на лице. Используя свои соединённые руки словно молот, он наотмашь ударил стоявшего рядом надзирателя. Надзиратель не ожидал удара и отлетел к стене. Строй вопреки командному духу шарахнулся к противоположной стене, оставив рыжего смельчака самого разбираться со следующим надзирателем. Его оставили все. Все, кроме одной молоденькой девочки ростом метра полтора. Именно она, после того как рыжий удачно пнул нового противника ногой в живот, бросилась его противнику на шею, норовя откусить ухо.

Впрочем, драка закончилась довольно быстро. Рыжий получил электрический заряд в бедро от третьего надзирателя, зашедшего со спины. А вот девочку сначала несколько раз ударили кулаком, пока стаскивали её со спины служителя закона. А затем добавили шокерами, сразу три раза. Рыжего подняли за шкирку и вернули в строй. Хромая, он побрёл вперёд.

Один из носителей шоковых дубинок склонился над храброй заключённой и пощупал её пульс.

«Мертва», — показал он жестом.

У Рыжего подкосились ноги. То ли от удара электричеством, то ли от этой новости. Благо, что до капсулы оставалось не более десяти шагов.

В отверстие заходили по одному. Перед входом стояли старший надзиратель, снимающий кандалы, и капеллан, распевающий плач и крестивший всех желающих. Первый, второй, пятый, десятый. Рослый крепко сбитый армянин, личный номер BC-8-120, остановился на секунду, взглянул в глаза надзирателю, пообещал вернуться и отрезать ему голову, после чего с чувством выполненного долга всё же влез в железный ящик.

«Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом.

И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии,

и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа».

В капсуле было темно. Железный пол, железный потолок. Какой-то большой ящик (два на три метра) с красным крестом, привинченный к полу. И кресла с держателями, как на американских горках. Люди садились в кресла, опускали держатели, устанавливали головы в фиксаторы и мысленно прощались с жизнью.

И вот все места оказались заняты. Все, кроме одного: маленькая смелая девушка с личным номером Е-14-50 на робе вылетит отсюда уже в качестве космического мусора.

— Спокойной ночи, уроды! — лицо надзирателя в последний раз мелькнуло в отверстии, и крышка люка начала медленно закрываться.

Тусклая полоска света сползала вниз по лицам и телам заключённых.

— Эй, это у вас одного человека убили? — голос явно принадлежал не старшему надзирателю. Кому-то другому, кто намного старше.

— Да.

— У нас замена.

Полоска света остановилась… и поползла назад.

У него была прямая походка. Рослый, крепкий, казалось, что оковы совсем не тяготят его. Так же, как не тяготит и глухой чёрный мешок на голове. Его конвоировали шесть человек. Не с шокерами, а с автоматами и в полной броне. Впереди него шёл пожилой мужчина в кителе с маршальскими погонами. Просвещённые узнали в нём министра обороны.

— Вот мы и пришли, — произнёс министр, когда вся процессия остановилась у капсулы.

Заключённый был в такой же робе, как и прочие, только чёрного цвета, и на груди у него был номер А-00. Надзиратель потянулся снимать кандалы. Автоматчики передёрнули затворы. Заключённый не повёл головой.

— Стой, — произнёс маршал. И прежде чем надзиратель снял кандалы, он вынул из кармана два металлических браслета с цепочкой, когда-то их использовали в тюрьмах и называли наручниками, застегнул их на запястьях мужчины, а ключи бросил на пол капсулы.

— Теперь можешь снимать.

Мужчина в мешке хмыкнул. Маршал протёр лоб платком.

— На вашем месте, ребята, я убил бы его, как только доберётесь до места.

Мужчину усадили на последнее свободное место и пристегнули к креслу, после чего люк всё-таки закрылся.

Капсула затряслась. Завибрировала. Кромешная тьма наполнилась гудением и бранью на нескольких языках.

«Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его.

Он повёл меня и ввёл во тьму, а не во свет».

* * *

Приземлились. Точнее, плюхнулись на поверхность, пропахав носом добрую сотню метров.

Некоторое время сидели молча. То ли из-за шока, то ли из-за мощнейших перегрузок во время падения, от которых люди теряют сознание.

— Всё, приехали, — раздался первый голос в темноте. — Есть кто живой?

Кого-то вырвало.

— Значит, есть!

Возня, всхлипы, топот, переругивание. Люди начали приходить в себя, вылезать со своих мест и пытаться сориентироваться в пространстве.

— Почему нас так шатает, мы что, в воде? — спросил кто-то.

Пара человек запаниковала. В капсуле было очень душно.

— Да успокойтесь вы. Были бы в воде, уже пошли бы ко дну. А шатает, потому что сами повылазили и давай туда-сюда шлындать. Здесь где-то должна быть дверь.

— Для начала надо определить, где верх, а где низ.

— Верх вверху, низ внизу. Дверь в стене. А внизу что-то влажное, склизкое и липкое.

— Ну, так. Наверное, пока падали, кто-то обосрался.

— Судя по запаху, каждый второй.

Люди продолжали толкаться и скользить в кромешной тьме.

— Я, кажется, нащупал дверь.

— Где?! — отозвалось сразу несколько голосов.

— Идите на голос! Чёрт, она не открывается!

Начались удары. Сначала хаотичные. Затем перешли в монотонные.

— И раз, и два, — командовал один из бьющих. Но дверь не поддавалась.

Кого-то опять вырвало.

— Нам нужен таран!

— Как насчёт твоей головы?

Пара секунд тишины — и вновь монотонные удары.

— Эй, вы что там делаете? — похоже, кто-то только что очнулся.

— Дверь выносим.

— И давно выносите?

— Да вот уже минут десять, а что?

— А то, что вот уже десять минут вы — идиоты.

Стуки прекратились.

— Что ты сказал, повтори? — поинтересовался голос с армянским акцентом.

— Это капсула космического сброса. Десять сантиметров металла плюс амортизаторы нагрузок. Этот гроб должен выдерживать давление до десяти атмосфер. А вы думаете сломать его при помощи ваших кулаков?

Пауза, шушуканье.

— Ну и что ты предлагаешь? Подыхать в этой супертехнологичной кастрюле?

— Здесь где-то должна быть кнопка. Или рычаг. Или задвижка. Что-то здесь должно быть.

Начались поиски кнопки. Люди опять начали толкать друг друга и материться, шаря руками вдоль стен и потолков.

— Блин, да здесь даже стены в чём-то липком. Признавайтесь, кто обоссался в невесомости?

Никто почему-то не признался.

— Во, я, кажется, что-то нащупал!

— Отпусти мою задницу!

Послышался звук пощёчины. Все засмеялись и тут же снова принялись елозить.

— А на что она похожа?

— Мы откуда знаем? Может, кнопка, как в лифте. Может, ключ. Может, рычаг.

— Такой? — кто-то что-то дёрнул. Раздался тяжёлый скрип шестерёнок.

— Опачки…

Звук выпускающегося пара. Железная дверь упала наружу, как подъёмный мост.

В лицо ударила волна свежего воздуха. После нескольких часов кромешной тьмы дневной свет непривычно резал глаза. Возле рубильника, больше походившего на стоп-кран, держась за рукоять, стоял крепко сбитый мужчина среднего роста. Лицо с массивными скулами, носом с легкой горбинкой и широким лбом. Красивые карие глаза. Щурясь от света, мужчина отпустил рубильник и сделал несколько неуверенных шагов вперёд.

Вслед за ним вышли ещё трое. Рослый армянин, худощавый босниец и светловолосая девушка с порванной губой.

Больше из капсулы выходить никто не спешил.

Мужчина с шумом втянул воздух ноздрями, а затем так же шумно выдохнул.

Перед ними лежала широкая равнина с зелёным ковром травы и кучей белых цветов. Ближе к горизонту равнина переходила в холмы. А за ними виднелись уже и белые шапки гор. То тут, то там были рассыпаны небольшие пролески из невысоких, метра два в высоту, ветвистых деревьев с ровными треугольными кронами.

— Дорогая, я дома, — произнёс босниец, упёр обожжённые руки в бока и сплюнул на землю.

Они прошли чуть дальше.

Слева и справа равнина убегала в леса из треугольных деревьев. До ближайшего пролеска было не больше двадцати шагов.

— Могло быть и хуже, — прокомментировал босниец. — Температура за бортом — примерно градусов двадцать. Ветер слабый, юго-восточный или северо-западный, хер его знает, где здесь что. Небо безоблачное. Авиакомпания «Безнадёга» благодарит вас за то, что вы воспользовались нашими авиалиниями, и желает вам приятного отдыха.

— Выходите, — не то предложил, не то приказал горец. Однако никто больше из кастрюли не вышел.

— Так, стоп, а почему у меня руки в крови? И роба тоже, — нажиматель рубильников оглядел себя. Затем посмотрел на боснийца и девушку: — У вас тоже.

Заключённые огляделись. По железной поверхности откидного моста текла тонкая красная полоска. Ещё несколько кровавых разводов виднелись на стенах и на полу.

— Так, похоже, долетели не все.

Пассажиры кастрюли огляделись и бросились прочь с невиданным энтузиазмом.

Как оказалось, одно из кресел отпустило свои крепления, и сила гравитации размазала сидевшую в нём женщину по железным стенкам кирпича. И ещё две женщины были найдены на своих местах мёртвыми.

— У одной перелом шеи. У другой просто нет пульса. Наверное, не выдержала перегрузок, — заключил мужчина с прямым носом.

— Ты доктор? — спросил босниец, стоявший за его плечом.

— Что?

— Ты врач?

— А, нет. Я… я бухгалтер.

Босниец недоверчиво посмотрел на его бицепсы, а затем сделал выражение лица из разряда «ладно, чёрт с тобой» и протянул руку.

— Самир.

— Милан, — мужчины пожали друг другу руки.

— Босниец?

— Серб.

— А с этими что? — Самир кивнул в сторону нескольких человек, всё ещё сидевших в креслах или копошившихся вокруг них.

Милан встал и направился к выходу из кирпича.

— С ними всё нормально. По крайней мере, пульс есть, — они вновь вышли на свежий воздух. Полсотни человек расползлись на пятачке вокруг капсулы, расселись кучками по пять — десять человек и принялись живо обсуждать события последних нескольких часов и осматривать свои ссадины и ушибы. Кто-то даже ногу сломал.

— Ни хрена мы на брюхе прокатились! — раздался откуда-то женский возглас. Милан и Самир оглянулись. Позади капсулы стояли несколько женщин. Все они таращились на борозду длиною в добрых шестьдесят метров. А также на огромный белый парашют, лежавший, словно одеяло, позади кирпича.

— Это мы ещё под углом падали. И последние пару тысяч метров с парашютом. А то бы вообще в землю ушли, — произнёс Милан.

Самир провёл рукой по своему острому подбородку.

— Слушай, а ты этого тоже осмотрел? Который чёрный?

— С мешком на голове? — уточнил сербский бухгалтер. — Нет, его не трогал.

— Ну, так это, может, надо посмотреть, как он?

Но претворить свой замысел в жизнь они не успели.

Мужчина в чёрной робе вылетел из кирпича, прокатился брюхом по помосту и растянулся на земле. Неуклюже встал, но тут же получил пинок под дых от человека, вытолкавшего его наружу. Пинавшим был молодой человек. Низкий, но жилистый, весь в веснушках и чрезвычайно ушастый.

— Бей его! Он один из них, — прокричал молодой человек и ещё раз пнул ничего не видящего противника в рёбра. Все повскакивали со своих мест.

— Знаете, что такое чёрная роба с индексом двух нулей? Это одежда смертников! Он смертник. А раз буква А, значит, государственный изменник.

Милан посмотрел на номер избиваемого — А-00, затем на свой — АВ-10-80. Да, индекс А у заключённого означает деятельность, направленную против государства.

— А кому могут заменить смертную казнь на ссылку за государственное преступление? — продолжал молодой обвинитель. Если кто и не знал, то уж точно догадывался. — Правильно, высшему государственному чиновнику или офицеру. Это тварь из правительства. Он один из них, бей его!

Он снова попытался нанести смертнику пинок, но тот извернулся и поставил блок связанными руками. А затем оттолкнул противника корпусом. Смертник был настоящим атлетом — рост за метр девяносто, вес, наверное, около сотни килограммов, — так что его толчок достаточно существенно отразился на не самом крупном противнике. Носитель чёрной робы поднялся и заметался, как загнанный зверь. Юноша тем временем занял выжидательную позицию, поняв, что связался с достаточно крепким парнем. По-прежнему никто не решался вмешаться.

Смертник пару раз дёрнул мешок на голове, но тот не хотел сниматься.

— У него застёжки на затылке, — вполголоса проговорила девушка, стоявшая рядом с Миланом. Серб присмотрелся. Действительно, сзади мешок держали две заклёпки. Снять их на ощупь самому, да ещё и со связанными руками, — задача не из лёгких. Тем временем юноша вновь накинулся на своего противника и с ожесточением принялся бить его по спине, определив тыл как самое слабое место.

Примерно две секунды потребовалось Милану, чтобы сделать свой выбор. Он решительно шагнул вперёд. Схватил юношу за плечи и оттолкнул в сторону.

— Успокойся, — приказал он здоровяку. — Я помогу.

В ответ из мешка донеслось нечто не членораздельное, однако смертник действительно успокоился. Резким рывком бухгалтер сдёрнул обе заклёпки и стащил мешок. На него в упор уставилась пара внимательных небесно-голубых глаз на аккуратном смуглом лице. На вид ему было где-то между тридцатью и тридцатью пятью годами, и, в отличие от остальных, просто стриженых под ноль, его череп был гладко выбрит, аж блестел. Так они и смотрели друг на друга целых полторы секунды.

— Ах ты тварь, — юноша вновь поднялся на ноги и опять бросился на смертника. Будучи зрячим, тот спокойно врезал нападавшему ногой в живот, а затем, как кувалдой, снизу вверх с разворота проехался сложенными вместе кулаками по молодому лицу. Ушастый нападавший растянулся на траве, заливая зелень багрянцем.

Смертник сначала непонимающе уставился на свои руки, а затем жалостливо на Милана.

— У кого ключи? — спросил Милан у толпы. Никто ничего не ответил. Тогда серб обратился к нескольким мужчинам, пытавшимся оторвать ящик с крестом от пола капсулы. — Эй, у вас там нет ключей?

Мужчины ответили отрицательно. Милан развёл руками. Тут его взгляд упал на юношу. Юноша, видимо, прочухав это, бросился наутёк, расталкивая окружающих.

Смертник двинулся за ним. В три прыжка ушастый носитель веснушек добрался до ближайшего дерева и с обезьяньей ловкостью забрался по стволу на ветку. Лезть за ним в наручниках было не слишком удобно. Смертник встал возле дерева, сверля его взглядом.

— Ну и сколько ты собираешься там сидеть, родной? — спросил Милан.

— Да пошёл ты! — донеслось с ветки.

— Нам тут спешить некуда. А этому парню тем более. Рано или поздно он снимет тебя оттуда, и вот тогда я тебе не завидую.

Юноша немного поколебался, но потом послал всех ещё раз.

— Я этого фраера при всех раскладах кончу, — голос у смертника был низкий, немного хриплый, но приятный.

— Правило переговоров номер три. Хочешь что-нибудь получить — предложи что-то взамен.

Голубые глаза испытующе глянули на Милана. Будто делали рентген и флюорографию одновременно.

— Ладно, командир, — заключил мужчина с личным номером А-00, видимо, удовлетворившись осмотром, и снова повернулся к кроне дерева.

— Отдай ключи — не трону. Клык даю.

На разбитом лице с веснушками отобразились сразу несколько гримас, однако в конце концов он бросил ключи вниз.

Смертник ловко поймал их, не спеша снял с себя наручники. Потёр онемевшие руки.

— Трали-вали, кошки драли, — смертник оглядел людей и улыбнулся. — Чё такие кислые, подельнички?

Глава 2

Мы из тьмы мы из мрака вышли,

Мы взираем на свет всё выше.

Ригведа, священная ведическая книга.

Двадцать первого ноября тысяча шестьсот двадцатого года пассажиры корабля «Мэйфлауэр» бросили якорь у мыса Код в Северной Америке. Позже их стали называть отцами-пилигримами, наиболее известными колонистами за всю историю человечества. На корабле находилось сто два человека. Половина из них не пережила первую зиму. Остальные выжили во многом благодаря аборигену по имени Тискуантум, научившему их выращивать кукурузу и тыкву, показавшему, где ловить рыбу и как охотиться на дичь.

На планете Фарида аборигенов не было.

— Не знаю я, как поднять этот чёртов ящик! — донеслось из капсулы. Затем глухой стук, видимо, по ящику, и ещё несколько ругательств. Из капсулы вышли двое мужчин, причём один из них прихрамывал, держась за ушибленную ногу.

— Ну-ка, командир, пойдём посмотрим, — кивнул мужчина в чёрной робе и направился к капсуле. Милан инстинктивно пошёл за ним. В загаженной кровью и отходами пищеварения капсуле, если не считать трёх женских трупов, был только один человек. Тяжеловесный мужчина лет пятидесяти с брюшком и крупными морщинами на таком же крупном лице. Он сидел на одном из кресел, подперев широкой ладонью массивную челюсть, и пустым взглядом смотрел на ящик с красным крестом.

— Чё, отец, не открывается? — войдя в капсулу, бросил смертник. Тяжеловес оставил это без внимания. Вошедший присел возле ящика на корточки и постучал по тёмной крышке. — О, какая коробочка! Тяжёлая, зараза.

Он попробовал поднять его, но ящик оказался намертво привинчен к полу. Или приварен. Или приклеен.

Вошёл Милан и сел в кресло напротив.

— Так, — продолжая осмотр объекта, задумчиво произнёс смертник. — Если не можешь украсть всю форму, воруй только содержание.

— Хочешь сказать, что он и не должен подниматься? — спросил Милан.

— В точку, командир, — вор содержаний начал медленно ощупывать ящик вокруг крышки. — Коробочка-коробочка, а где же у тебя кнопочка?

Тяжеловес и Милан вытянули шеи, живо заинтересовавшись процессом.

Щелчок.

— Оп-ля, — улыбнулся смертник и рывком поднял крышку ящика. Тяжеловес и Милан заглянули из-за его плеч. — Уважаемые знатоки, что в чёрном ящике?

Ящик оказался разделен на два отсека: больший и меньший. Причём меньший был закрыт непрозрачной пленкой. В большем лежали две большие пластиковые бутылки с водой по пять литров каждая, чёрная бумажная Библия, чёрный котел на пять литров и инструменты: десять ножей с рукоятками из чёрного полимера и лезвиями длиною сантиметров пятнадцать, две короткие лопатки, две кирки, два топора с удлинёнными рукоятками. Ещё там были два длинных ножа с лезвиями, расширявшимися на конце.

— Это что за антиквариат? — произнёс Милан.

— Так, это я знаю. Это шанцевый инструмент, или сапёрная лопатка, это кирки, а вот это что за хрень? — смертник взял один из длинных ножей и начал крутить в руках.

— Мачете, — пробасил тяжеловес. — Так они назывались во времена моей молодости.

— Это ж когда было? Лет сто назад? — усмехнулся смертник. — Ладно, пользоваться ими умеешь?

Тяжеловес неуверенно принял клинок и повертел его в руке.

— Потянет, — заключил смертник. Взял один из обычных ножей и вскрыл плёнку на малом отделе. Он был набит батончиками в белой фольге.

Милан взял один из батончиков и прочитал вслух:

— «Комбинированный рацион». Ну и дрянь.

— Что это?

— Считается, что это идеальный набор жиров, белков, углеводов и витаминов, — голос был женский. И «г» произносилось на южный манер. Мужчины оглянулись. В проёме стояла девушка с рассечённой губой.

— Делается из вторсырья. Впрочем, вам лучше не знать, из чего это делается.

Смертник понюхал, поморщился. Пахло гнилыми яблоками.

— Родные, этим кормят заключённых и отправляют в зоны беженцев в качестве гуманитарной помощи. Такой вот батончик заменяет суточный рацион, — продолжил уже серб. — Сколько их у нас?

Перед входом начали собираться люди и заглядывать внутрь.

— Пересчитай, — приказал смертник тяжеловесу, поднялся на ноги и направился к выходу.

Тяжеловес слегка охренел от такой наглости, но всё же принялся считать. Смертник вышел из капсулы, упёр руки в бока и оглядел людей. Люди слегка расступились перед ним, образовав полукруг.

— Что там в ящике?

— Товарищи, — начал он, не замечая вопроса. Голос его стал громче, тон уверенней. Хотя, казалось бы, куда уж. — Товарищи, мы с вами в глубокой-глубокой заднице. Причём эта задница большая, шарообразная, летает вокруг раскалённой звезды и населена туевой хучей других биологических видов, которые даже не догадываются о том, что они в такой же заднице. Так что либо мы будем бороться и выживем, либо сдохнем. Кто из вас хочет сдохнуть, поднимите руки.

Он выдержал театральную паузу. Руку никто не поднял.

— Хорошо, значит, все выбрали борьбу, — смертник позволил себе удовлетворённую улыбку, но тут же вернул своё лицо в обычное серьёзно-требовательное выражение. — Врачи среди нас есть?

Никто не отозвался.

— Плохо. А военные?

Опять все молчат.

— Ещё хуже. Ладно, фиг с ним. Перво-наперво, мои дорогие, выбравшие борьбу, надо осмотреться. Нас всего пятьдесят, так?

— Так, — отозвалось несколько голосов.

— Уже сорок семь, — поправил Милан. — Плюс ещё один сломал ногу.

— Значит, такое предложение: разделимся на четыре группы по десять человек в каждой и проведём разведку во всех четырёх направлениях.

— Ага, щаз, — из толпы вышла одна из женщин. Худенькая, крепкая. И нос ей явно ломали не раз. — Мы там будем по полям шариться, а вы тут — общую хавку делить?

— Еду никто не тронет, — уверенно парировал смертник. — И ты будешь за этим следить.

Женщина остановилась. Такого поворота она явно не ожидала.

— Что?

— Будешь часовым — на тот случай, если одна из групп решит всех перехитрить, вернуться и забрать весь провиант. А заодно и вы трое, — он указал на других трёх женщин, стоявших вокруг неё. Отговорки типа «да я её вообще не знаю» и «что вообще происходит» оратор проигнорировал. — Ты за старшую. Так нормально?

Женщина открыла рот, пробурчала что-то нечленораздельное, но всё же кивнула.

Смертник зашёл в капсулу и вышел с двумя сапёрными лопатками в руках.

— Если вернёмся и недосчитаемся одного батончика, голову с тебя сниму. А чтобы не скучали, заодно трупы закопайте. Кстати, командир, кто погиб? — теперь он обращался к Милану.

— Три женщины. Ту, что разнесло, зовут Ира. Шахтёрка из Магнитогорска. Остальных не знаю, — слегка растерявшись, ответил тот.

— Так, а кто там ногу сломал?

— Он здесь.

Народ расступился, и смертник увидел худого бледного мужчину с практически плоским носом и морщинистым лбом. Его левая штанина почти вся покрылась багрянцем, а нога лежала на земле, неестественно выгибаясь.

— Отползи пока. Тобою позже займемся, — смертник задумчиво потёр шею. Посмотрел на толпу и выбрал одну маленькую щупленькую девушку, стоявшую с испуганным видом. — Останешься, присмотришь за этим, ага?

— Ага, — заикаясь, ответила девушка. Ей было не больше восемнадцати.

Смертник вдруг круто развернулся и выкрикнул в сторону пролеска. — Эй, на дереве, пойдёшь с нами в разведку?

— Да пошёл ты! — донеслось оттуда.

— Ну и хрен с тобой. Одной пайкой больше будет, — пробурчал смертник. — Сколько там батончиков?

Он вновь круто развернулся. Толпа развернулась вместе с ним.

— Пять сотен, — донеслось из капсулы. Затем тяжеловес вышел на воздух. Ему явно не понравилось задание считать.

— Значит, примерно дней на десять. Маловато, господа, — вздохнула Оксана.

— Нас пятьдесят. Минус три погибших, минус четыре закапывающих, минус один раненый и та, что с ним, и минус один на дереве. Остается ровно сорок, — смертник подмигнул. — Будем делиться ровно на десятки.

— А чёй-то ты командуешь? Командир, что ли? — озвучил вопрос, витавший в головах у многих, молодой человек с достаточно привлекательной внешностью. Во время суда его назвали Зайчик.

— Тупой вопрос. За это лишаешься права задавать любые вопросы на двое суток, — как-то спокойно, без злобы парировал оратор. — Кто-нибудь ещё хочет задать тупой вопрос?

Желающих не было. Зайчик смутился и отошёл за чью-то спину.

— Хорошо, значит, будем назначать командиров отрядов, — тут он с надеждой взглянул на Милана.

Милан спокойно стоял за его спиной в проёме капсулы, опираясь рукой на стенку.

— Правило лидерства номер один. Лидер — это тот, кто может решить общую проблему лучшим способом.

— Ну, раз ты, командир, такой умный, возглавишь первый десяток.

— Ладно, — Милан пожал плечами.

— Я, если никто не против, возглавлю второй, — продолжил смертник. «Если никто не против» было риторическим отступлением. — Желающие возглавить третий есть?

Тишина. Никто не спешил с ответом.

— Ладно, переформулирую вопрос, — смертник поднял над головой нож. — Кто умеет пользоваться вот этим?

И вновь тишина.

— Я! — наконец раздался ответ. Все обернулись. Хриплый голос принадлежал армянину, сидевшему в стороне от всех в теньке капсулы, прислонившись к ней спиной. Он встал, направился к смертнику. Люди расступались, давая ему пройти. Уж на что мужчина в черной робе был рослым атлетом, так и он не казался таким уж большим на фоне горца. — Я умею.

Мужчины смотрели друг другу в глаза.

— Изобрази, — смертник протянул нож. Армянин посмотрел на клинок, сплюнул и вдруг резко перехватил нож обратным хватом, прижав его лезвием к шее смертника, другой рукой он схватил его за шиворот.

Пауза. Милан вдохнул и не выдыхал. Тяжеловес тоже застыл.

— Ну, так-то и я могу, — натужно прохрипел смертник, улыбаясь горцу.

Горец очень серьёзно смотрел ему в глаза, вертя лезвие у его шеи. Неожиданно он отпустил противника и захохотал. Смертник выдохнул. Милан тоже. Кавказец довольно похлопал мужчину по спине, пару раз подбросил клинок в руке, затем показал несколько сложных приёмов из фехтования на ножах.

— Вот так, — в завершение он вогнал нож в землю почти по самую рукоять.

— Возглавишь третий десяток?

Горец на секунду запнулся.

— Молчание — знак согласия, — воспользовался заминкой смертник. — Так, Мачете, а тебе, видимо, достаётся четвёртый.

Тяжеловес, которого окрестили Мачете, подобрался.

— Я хочу возглавить десяток, — девушка с порванной губой практически выпрыгнула из толпы и приземлилась прямо перед ним. Невысокая, но жилистая и бойкая, она смотрела на смертника с улыбкой и даже с вызовом.

— Лапочка, ты уверена?

— Я тебе не лапочка, крепыш, моё имя — Оксана.

Смертник с надеждой взглянул на серба. Похоже, это начинало входить у него в привычку.

— Правило лидерства номер два. Лидер несёт ответственность за группу, — ответил на молчаливый вопрос Милан.

Смертник оглядел девушку, затем Мачете.

— Ты возглавишь десяток, — заключил он, глядя на Мачете. Тот молча пожал плечами.

— Эй! — девушка явно этим не удовлетворилась и снова развернула смертника к себе. — Считаешь, что женщина не может командовать?

— Считаю, лапочка, что женщину я не заставлю нести ответственность, — очень серьёзно ответил он. — А так — командуй сколько влезет.

Мачете и Оксана переглянулись.

Смертник и Милан достаточно быстро поделили оставшихся на четыре равные группы.

— Значит вот что, каторжане, двигаемся прямо. Наблюдаем, замечаем, пробуем. Увидите что-то, похожее на съедобное — грибы, ягоды, фрукты, — собирайте и тащите сюда. Двигаться, пока не почувствуете, что начало темнеть. Как только почувствуете — сразу назад. Поняли? Так, что ещё? Возьмёте с собой ножи — оставляйте зарубки на деревьях, чтобы вернуться. Увидите что-нибудь большое и страшное — валите на хрен. И всё подряд в рот не тащите. Уяснили? — спросил смертник. Люди закивали. — Теперь те, кто остаётся. Еду не жрать, воду не пить. Диких тварей отпугивать. И смотрите, чтобы этот… с ногой… дуба не дал. Понятно?

Женщины тоже закивали.

— Вопросы есть? Вопросов нет. И чтоб тихо тут, — заключил смертник, слез с помоста и пошёл в толпу.

— Стой, — остановил его Милан. — А как расходиться будем? Где тут север, а где запад?

Смертник молча смотрел на него. Затем на воткнутый в землю кинжал.

Они стояли спина к спине. Все четверо: смертник, горец, Оксана, она же Лапочка, и серб, знающий все правила.

— Расходимся, — приказал смертник.

Они разошись. Каждый пошёл в свою сторону. И за каждым пошли ещё девять человек.

Шагов через сто Милан вдруг развернулся, сложил руки рупором и прокричал вдаль.

— Эй, смертник, тебя как звать-то?!

Эхо разнеслось по равнине.

— А тебя?! — донеслось с противоположного конца.

— Милан! — ответил серб.

— А меня — Санмартин!

Глава 3

Милости хочу, а не жертв.

Матф. 9:12

В своей книге «Искусство разведки» Аллен Даллес пишет: «Суть разведки — получить доступ к намеченному объекту. Человек или аппарат должен находиться достаточно близко к определённому объекту, месту или лицу, чтобы собрать нужные сведения о них или обнаружить их, не привлекая к себе внимания тех, кто их охраняет. Затем добытая информация должна быть доставлена лицам, которые в ней нуждаются, и дойти до них быстро, ибо в противном случае она устареет. И нельзя допустить, чтобы в дороге она была утеряна или кем-нибудь перехвачена».

Можно найти что-то, когда знаешь, что искать. А что делать, если не знаешь?

Большинство участников первого отряда ушли в себя, а все вместе они ушли в лес. В дремучий-дремучий лес. И подмечать и исследовать тут было особо нечего. Дерево, а за ним ещё дерево, а за ним ещё дерево, а что, вы думаете, за ним? Правильно! Дерево. Милан оставлял зарубки на стволах через каждые пятьдесят шагов. В его отряде было всего две девушки, они брели вместе где-то впереди. Ещё пятеро мужчин держались плотной группой за их спинами. В арьергарде находились сам Милан, вьющийся вокруг него, словно спутник, толстый мужчина и рыжий бунтарь, который со времени своей дерзкой выходки перед отправлением стал вялым, как кура на гриле, и сейчас медленно брёл между деревьями. Глаза его были пусты, движения — ленивы. Милану приходилось всё время возвращаться и подгонять его.

— Меня Артур Георгиевич зовут, но можно просто Георгич. А вы — Милан? Я слышал ваш разговор с тем балканцем. Вы со своим загадочным другом, похоже, лучше других подготовлены к нашей… ситуации, — толстый мужик с правильным и вычищенным лицом с морщинами пятидесятилетней выдержки предпринимал очередную попытку наладить общий язык с главарём их группы.

Такие люди, как этот умудрённый жизнью управленец, заботливо взрастивший солидное брюшко в дорогих ресторанах и топ-офисах, просто так не знакомятся. Им не до этого: у них встреча за бизнес-ланчем в полдень и билеты в ВИП-ложу театра на вечер. Плюс еще фитнес, пилинг, массаж, блоховычёсывание, да ещё на работу надо успеть забежать. Им некогда просто знакомиться — они налаживают связи.

Милан это понимал. И это понимание ему льстило. Похоже, что окружающие и впрямь приняли его за великого мудреца. По крайней мере, смертник точно принял. А ещё смертник принял командование. И принял он его на себя, ну и частично на Милана, горца и Мачете.

— Этого загадочного друга я знаю столько же, сколько и вы. Есть ситуации, к которым нельзя подготовиться: к выигрышу в лотерею, например, или к беременности подружки, которая «честно-честно» принимала ту синенькую противозачаточную таблеточку, или к экзамену по матану, или к тому, что тебя арестуют посреди ночи, осудят на шоу в прайм-тайм, а уже через пару дней выкинут в открытый космос в железной кастрюле с кучкой таких же идиотов жить на глиняном шарике, который находится у чёрта на рогах. Даже дальше Волоколамска! — Милан оставил ещё одну зарубку. — Жизнь полна неожиданностей.

Вот ещё одна неожиданность. И росла она прямо из земли. Высокое, метров десять, дерево. Серый ствол, длинные серые ветки с чёрными полосами. Остроконечные светло-зелёные листья. И крона только на одну сторону. То есть все деревья в лесу до этого были одинаковыми. Ровные, с коричневым стволом, треугольной кроной, небольшими зелёными листочками. А это было и выше, и ветвистей, и крона только на одну сторону. Отряд столпился вокруг него.

— Так, поглазели — хватит. Идём дальше.

Отряд действительно двинулся дальше.

И они снова шли. И снова дерево, а за ним дерево, а за ним ещё дерево. Время от времени попадались редкие экземпляры с кроной на одну сторону.

— А куда мы, собственно, идём? — Георгич снова подал голос.

— Вперёд, — ответил Милан и подтолкнул Рыжего в спину. Рыжий уже начинал надоедать. Может, бросить его здесь, а потом подобрать на обратном пути? А если потеряется? А ну и хрен с ним, пусть теряется!

Но Милан его не бросил.

— Не, я понимаю, что вперёд, но куда конкретно вперёд?

Милан вздохнул. Посмотрел на нож в своей руке. Потом на мужика. Потом снова на нож. Улыбнулся.

— Вот что. Это называется сбор информации. Тут как в сексе: двигаешься, пока тебе не надоест. А как надоест — симулируешь какой-нибудь результат, улыбаешься и уходишь.

— Куда уходишь? — переспросил бывший клерк.

Милан покрепче сжал кинжал. Что-то каким-то слишком человеколюбивым он стал в последнее время! Впереди раздался спасительный удивлённый вопль.

— В душ, — коротко ответил Милан и двинулся на звук.

Отряд стоял посреди широкой поляны, сплошь покрытой плодоносными деревьями. Невысокие, не больше четырёх метров, деревья с жёлто-зелёными овальными плодами.

Милан подошёл к мужчине с нереально круглым лицом, с сомнением вертевшему в руках один из плодов. Лицо его было настолько круглым, что он вполне мог бы играть на сцене Колобка.

— Съедобные? — спросил серб.

— А пёс его знает, — ответил круглолицый.

— Есть только один способ узнать. — Милан поднял с земли большую ровную палку, повертел её в руке и с размаху залупил по ближайшему дереву. С дерева на голову посыпались плоды. Один из них он поймал, потёр о робу, понюхал и… надкусил.

— Ну как? — спросила одна из женщин после паузы.

Милан несколько раз почавкал.

— Яблоко со вкусом ананасовой зубной пасты. Но жрать можно.

Начался повальный жор.

* * *

Народ во втором отряде подобрался разговорчивый. Пять женщин, пять мужчин. Последние несколько дней принесли им массу впечатлений, а масса впечатлений так или иначе перерастает либо в болтовню, либо в книгу, либо в запой. Писать и пить возможности не было.

Люди делились своими размышлениями обо всём. О превратностях падения в железном гробу сквозь атмосферу, о преимуществах ушиба предплечья перед вывихом лодыжки. О перспективах пищевого отравления после поедания местных цветов. Но главной темой оставалась тема несправедливости государственной власти. Как всегда, виновных не было. Были несправедливо осуждённые.

— Осенью нашу риелторскую фирму за долги на аукцион выставили. Ну, естественно, нас ЦЭК купил, — рассказывала одна из женщин. — Я всё думала: зачем энергетикам риелторы? Они нас объявили региональным офисом, перестроили, половину сотрудников в шахтёры перевели. Представляешь, люди с высшим образованием, некоторые — с двумя. И — в шахтёры.

— У нас и доктора наук в забой ходят, — прокомментировал кто-то.

— К зиме на одной из шахт обвал был. Много людей засыпало. В том числе и наших. Случай замяли, сказали, это у них обычное дело. А кто выступать пробовал — уволили.

— А ты что?

— А я что, дура, что ли, на рожон лезть? Справедливостью сыт не будешь. А платят в ЦЭКе неплохо. Но потом в январе брат мой погиб. Его на шахте в бригаду взрывателей определили. Сунули динамит в шахту, а тот не взрывается. Вот и послали его проверять. Пока лез, динамит сработал. Даже хоронить нечего.

Все немного помолчали.

— А дальше что?

— А ничего, — женщина смахнула слёзы с красивой щеки. — Напросилась с тамошним бригадиром в сауну. В той сауне его и утопила. Через неделю уже с вами на шоу по клеткам бегала.

Им достались поля. Поля и поля. Ровные, зелёные, с белыми цветами. Как показали испытания, невкусными цветами. Небо и земля. А где-то впереди — горы.

Тот, кто назвал себя Санмартином, всё больше то ли обдумывал предстоящее будущее, то ли просто уши грел в незнакомой компании.

— А вы чего молчите, господин Санмартин? Или как к вам обращаться? Товарищ? Команданте? — женщина, утопившая бригадира, разглядывала его с явным интересом.

— Обращайся, как хочешь, хоть «мой генерал», — ответил Санмартин. — Надо будет — сам позову.

— Вы у нас теперь главный?

— Да.

Девушке стало ещё интересней. Меж тем они начали взбираться на холм. Степь перестала быть такой гладкой.

— Вот вы, говорят, чиновник большой. В прошлом, — женщина постаралась произнести это без обид и наездов.

— Не исключено.

— Вот вы мне объясните тогда, что это за правосудие такое, что жизнь одних — это галочка в статистике, а жизнь других — это целый дар, и за лишение этого дара — и в тюрьмы, и к стенке? — Санмартину аж самому понравилась точность её формулировки. — Может, я что-то сделала не так, а, мой генерал?

Он подал ей руку. Они взобрались на вершину холма. Вид открывался красивый: ещё несколько холмов, пролесков и оврагов.

— Значит так. Разобьёмся на пары. Выдвинемся веером. Дистанция прохождения — две тысячи шагов. Отшагали — и назад. Заглядывать во все дырки и закоулки. Ясно? Выполнять!

Отряд начал расходиться. Санмартин посмотрел сначала на уходящих, а затем вдаль. Затем на женщину, которая почему-то осталась с ним.

— Я не знаю, правильно ты поступила или нет. Но в любом случае ты знала, на что шла. Так что нечего из себя тут несчастную жертву корчить. А по поводу морали — это ты к тому Милану иди. У него умных слов, похоже, много. И на тебя хватит.

Женщина молчала.

— А сейчас бегом за мной. Бодрячком!

* * *

— Эй, я тебя знаю! — босниец Самир кричал достаточно громко, чтобы горец, ведущий их отряд, обернулся. И горец обернулся. Обернулся, сверкнул глазами и даже подбросил кинжал в руке. Но Самир не испугался, а если и испугался, то не подал виду. — Тебя показывали в новостях. Ты завалил какую-то шишку из ЦЭКа.

— Вспомнишь — скажешь, — отвернулся горец, и они двинулись дальше.

Та лесная сторона, куда ушёл их отряд, казалась худшим из вариантов. Пролески сменялись полями. Поля — снова пролесками. И ничего, что хотя бы отдалённо напоминало съестное. Разве только бабочки да несколько птиц. Геворг, а именно так звали могучего армянина, несмотря на свой крутой нрав, любил птиц и не собирался разорять их гнёзда. Хотя голод — не тётка.

Редкие деревья вновь сменились густой рощей.

— Эй, ты! — прикрикнул главный зазевавшемуся парнишке, который начал ковырять пальцем кору дерева. — Сюда бегом, пока я не заставил тебя съесть это дерево целиком!

Парнишка послушался и побежал. Геворг решительно двинулся сквозь рощу. Он всё никак не мог решить, кто же в отряде его раздражает больше: этот молодой зевака, слишком умный боснийский поджигатель или слащавый певец, улыбающийся всем направо и налево. А ещё ему пару раз казалось, что он видел пробегающего в кустах кролика.

Роща закончилась очень быстро. За ней находилась широкая поляна с белыми цветами. На этой поляне они увидели нечто…

Этим нечто были звери. Много, целая стая. Взрослая особь достигала двух без четверти метров в высоту и трех метров в длину. Широкая спина, четыре массивные лапы, причем задние чуть больше передних, крепкая шея, крупная голова с роговым наростом на лбу и длинный крепкий хвост. Эти звери чёрного, бурого и бежевого окраса были чем-то средним между быком, конём и динозавром.

Отряд залёг в кустах на самом краю поляны. Примерно десять минут лежали молча. Звери пыхтели, щипали травку, ходили кругом. Самцы были крупнее. Самки меньше раза в два и без таких крупных наростов на голове.

— Что это за хренотень? — наконец подал голос кто-то.

По рядам пошёл ропот. Звери представляли собой завораживающее зрелище. У Геворга мелькнула смелая мысль. Он покрепче сжал свой кинжал.

— Вперёд, — уверенно произнёс он и вышел из укрытия. Но за ним последовал лишь босниец, забравший у кого-то топор. Мужчины медленными шагами вышли на поляну. Тихонечко, размеренно, стараясь не спугнуть зверей и самим не обделаться от волнения.

— Они травоядные, — зачем-то произнёс вслух и без того очевидную мысль Геворг.

— И будем надеяться, не всеядные, — ответил Самир. — А ещё они млекопитающие.

Босниец указал куда-то кивком, Геворг повернул голову. В тени дерева серенький детёныш пил молоко своей матери.

— Ага, — Геворг медленно шёл впереди.

В стае начался переполох. Животные заметили приближение неизвестных и с фырканьем отошли в сторону. Все — кроме одного крупного чёрного самца. Он так и застыл, не шелохнувшись. Повернув голову к людям, он начал стучать своим большим хвостом по земле.

— Тише, тише…

Мужчина приблизился к зверю на расстояние вытянутой руки. Взгляды зверя и человека встретились. Геворг затаил дыхание, от кончиков его пальцев до носа животного оставалось всего пару сантиметров.

Вжах…

Звери запаниковали и забегали из стороны в сторону. Чёрный самец бросился прочь. Ещё один промчался мимо, чуть не сбив с ног боснийца. Люди поднялись со своих мест, чтобы разглядеть, в чём дело. Горец поднял голову.

С трёх сторон к поляне подходили другие звери, больше всего походившие на саблезубых пантер. Их было трое, и они явно были хищниками. Одна пантера бросилась на чёрного самца, так преданно глядевшего в глаза горцу. Геворг, повинуясь какому-то непонятному инстинкту, бросился на помощь. В три прыжка он оказался возле хищника, прыгнувшего на спину своей жертве и вонзившего клыки в её тело. Геворг размахнулся и вогнал кинжал по самую рукоятку пантере под рёбра. Пантера издала приглушённый рык. Достать кинжал не удалось — сломалось лезвие.

Пантера свалилась со спины зверя, но тут же поднялась на лапы, заинтересовавшись новым участником схватки. Она выгнула спину и угрожающе зашипела. Человек тоже зашипел, не менее угрожающе.

Но вот так прыгнуть, как эта пантера, он не мог. Прыжком она повалила его на спину и, если бы не великолепная реакция, позволившая Геворгу схватить шею соперницы, то раздавила бы его голову своими массивными челюстями.

— Чавк, чавк, — огромная и жутко вонючая пасть хлопала зубами прямо перед лицом Геворга. Ещё секунда — и зверь, издав что-то среднее между хрюком и ругательством, завалился на бок. Над ним стоял Самир с глазами размером с объектив старого фотоаппарата и окровавленным топором в руках.

— Бежим, — единственное, что сумел выкрикнуть Геворг.

И они побежали. Ой, как быстро они побежали. А вместе с ними — весь отряд. А за ними — оставшиеся пантеры, решившие, видимо, отомстить за подружку.

Стук о ветки, прыжки через пеньки, ползанье по канавам. Целых три минуты они метались по роще, пытаясь не стать обедом (или ужином, или завтраком — чёрт его знает, какое сейчас время суток). В итоге весь отряд скопился вокруг одного ветхого, зато очень большого дерева. А звери, теперь уже не спеша, подходили к ним. Подходили и облизывались.

— Есть идеи? — вполголоса, не отрывая взгляда от хищников, спросил Геворг.

— Сдохнуть, проклиная всё на свете? — ответил Самир.

Кошки подошли на расстояние десятка шагов или двух прыжков.

— Не сегодня! — горец схватил за шкирку какого-то парнишку и вытолкнул его в сторону от дерева.

Им оказался тот самый зевака. Звери уставились на него. А он просто застыл.

— Что ты делаешь?

— Беги!!! — скомандовал Геворг.

И зевака побежал. А звери за ним. Отряд тоже побежал, но в другую сторону.

* * *

Вечерело. Причём вечерело уже часа три. У этой планеты оказалось два спутника, а значит, поляну возле капсулы освещали целых две луны. Чертовски длинные сумерки.

Люди вновь разбились на кучки и разошлись по поляне. Санмартин и Милан сидели особняком от всех, Санмартин что-то стругал. Он уже успел вернуть свой отряд, сделать выговор оставшимся охранять капсулу за то, что те закопали трупы в одежде. Заставил выкопать их, раздеть и закопать обратно. Также он успел встретиться с отрядом Милана, принёсшего с собой гору каких-то жёлтых фруктов, половину из которых уже съели.

Образ Милана, вышедшего из леса с голым торсом и нёсшего через плечо на палке узелок с фруктами, до сих пор забавлял смертника.

На очереди был приближающийся отряд Мачете и Оксаны. Санмартин сделал знак Мачете подойти. Тот подошёл и присел рядом.

— Ну, что видел? Ландшафт, флора, фауна, — Санмартин перестал стругать и посмотрел в глаза Мачете.

— Значит, так… — начал тот, но замешкался. К ним подошла Оксана, щёлкнула пальцами и присела вместе с мужчинами.

— Никого не забыли?

Смертник вновь принялся стругать.

— И ты рассказывай: где была, кому дала?

Девушка аж оторопела от такой наглости.

— Да как ты…

— Смею, Лапушка, смею, — он ещё раз ударил ножом по дереву, так, чтобы стружка полетела ей на ноги.

Ей захотелось выругаться, встать и уйти или оторвать ему яйца и сыграть ими в пинг-понг (хотя для этого пришлось бы потратить пару дней на выпиливание стола и ракеток). Но она не сделала ничего. Абсолютно. Санмартин посмотрел на неё тем взглядом, каким смотрят отцы на провинившихся маленьких девочек. Она и впрямь почувствовала себя маленькой девочкой.

— Повторяю, меня зовут Оксана. Запомни это.

— Конечно… Лапушка.

Очень-очень маленькой девочкой.

— Итак… — Милан решил заполнить образовавшуюся паузу и обратился к Мачете.

— Итак, примерно через пяток километров поле переходит в лес. Лес ещё, наверное, с километр. А потом, это, низины.

— В смысле?

— Земля уходит вниз. Достаточно быстро. Хотя и не обрыв.

— Понятно. Никаких рек, ручьёв, болот? — теперь уже говорил Санмартин, снова ставший серьёзным и вдумчивым.

— Нет. Ничего. Даже лужи не встретили.

— А кроликов видели? — поинтересовался серб.

— Вы тоже их видели? — вышла из ступора Оксана.

— Каких кроликов? — теперь заинтересовался и Санмартин. — Откуда здесь кролики?

— Прискакали, — улыбнулся Милан. — Колонизация планет происходит в несколько этапов. Этап первый — открывается в каком-нибудь закоулке бескрайней Вселенной планета с подходящей для жизни атмосферой. Далее начинают проверять флору, фауну, вирусы, бактерии и прочую ересь. Для этого на планету по очереди сбрасывают сначала одноклеточных с Земли. Если по прошествии времени они выживают, сюда добавляют часть земной флоры, затем — часть земной фауны, а затем… — Милан обвёл взглядом всех присутствующих.

–…Часть земных ублюдков, которых всё равно не жалко, — закончил мысль Санмартин. — А что это за вопли из темноты? Уж не горец ли? Сходи посмотри.

Со стороны пролеска, в которые несколько часов назад ушел десяток Геворга, доносились странные звуки.

Милан встал, сложил руки рупором и прокричал в сгущающуюся темноту.

— Му-жи-ки!!!

Эхо разнесло вопль по полю. Над лесом взлетели птицы.

— Твою мать!!! — донесся ответ из пролеска.

Милан сел на место.

— Наши, — удовлетворённо заключил он.

Через пятнадцать минут перекрикиваний, ругани и брожения по тёмным лесам Геворг и Самир сидели перед Санмартином.

— Что с вами? — спросил Санмартин, указывая на порванную одежду и глубокие ссадины на мужчинах.

— С местной фауной встретились, — ответил Геворг и бросил рукоятку сломанного кинжала смертнику. — Лезвие одна из местных кисок на память забрала.

Санмартин взглянул на сломанный кинжал, затем на вернувшийся отряд.

— А почему вас девять?

— Десятого они тоже прихватили. На память.

Смертник отбросил сломанный нож, затем достал свой, вспорол штаны, что он снял с погибших, и достал резинки. Всё это время он угрожающе молчал.

— Ребята, я понимаю, вы мужчины очень приятные и интересные, но не много ли сувениров вы им с собой надавали, а?

Босниец и армянин молчали. Милан искренне удивился, что смертнику удалось их пристыдить и при этом остаться в живых. Однако два бравых молодца сидели как школьники, не выучившие урок.

— Ладно, что видели?

— Да ничего, — пробурчал Геворг. — Леса-поля, поля-леса. Звери с большими зубами.

— Та-ак, — начал Санмартин. — Подведём итоги разведывательного похода. С трёх сторон нас окружает лесостепь, причем больше лесо-, чем степь. С третьей стороны — горы. Жрать особо нечего, кроме этих яблок с косточкой огромной, как мой энтузиазм. Воды у нас в лучшем случае на сутки. Да вдобавок, оказывается, у нас тут хищники, которые совсем не прочь сломать нам жизни и ножи. Итак, товарищи разведчики, слушаю ваши предложения.

— Уровень высоты земли меряют по уровню моря. И самый низкий уровень земли на побережье, то есть море, там, — Милан кивнул в сторону, откуда пришли Мачете и Оксана.

— Вот ты умный, командир. Только на кой чёрт нам море? — Санмартин начал обвязывать две палки резинками от штанов.

— Там вода, — растерялся Милан.

— Ага, солёная. А ещё там рыба, только мы без удочки. А ещё там, возможно, морские хищники, морские травоядные и пингвины. Вот только пингвинье мясо — гадость редкостная. Я пробовал. И самое главное — хрен его знает, сколько нам до этого моря топать. Может, мы ещё на пляже поваляемся? А я плавки с собой не взял. Ещё предложения?

— Древние германцы жили в лесах, — вставила замечание Оксана. С её южным акцентом «германцы» звучало особенно забавно.

— Древних германцев готовили к жизни в лесах очень древние германцы, — все засмеялись. Санмартин встал. — А их готовили очень-очень древние германцы, а их в свою очередь готовили обезьяны. Но у нас из обезьян только вон тот придурок на дереве, — он повысил голос и помахал рукой: — Привет, придурок на дереве!

— Да пошёл ты! — донеслось с дерева.

— Хам. Ну, ещё идеи, бойскауты?

Товарищи переглянулись.

— В горы, — высказал оставшийся вариант Геворг.

Санмартин улыбнулся и куда-то пошёл. Остальные на автомате пошли за ним.

— Это у тебя, дитя гор, зов предков или обоснованное предложение?

Огромный горец, которого боятся даже инопланетные саблезубые пантеры, пожал плечами. Его взгляд устремился куда-то в сторону и упал на женщину. Ту самую, которую оставили главной следить за припасами. Нос её был разбит, а лицо залито кровью.

— Понятно, — оказалось, что шли они к сломавшему ногу мужчине, а приспособление, которое мастерил Санмартин, оказалось фиксатором для ноги. И теперь, несмотря на вопли и стоны больного, он крепил палки к ноге. — А ты, сербский гуру? Может, завалялось у тебя какое-нибудь первое правило фортификации?

Милан почесал в затылке.

— Может, и есть. Короче так. Во-первых, главная наша задача — это найти пресную воду. И если на этой планете есть хоть немного логики, то реки здесь тоже текут не из моря, а в море. А значит, вытекают же они где-то из-под земли. Зелени здесь много, видимо, недостатка во влаге земля не испытывает. Будем искать горный ручей или какой-нибудь завалящий родник. В конце концов, колодец будем рыть.

— Во-вторых, и от зверей, и от людей, и от погоды обороняться в горах легче, — поддержал Самир.

Санмартин закончил процедуру оказания первой помощи. Пациент всё ещё продолжал стонать.

— На том и порешили, идём в горы, — подытожил Милан.

Все начали расходиться.

— Не-е-ет, — в ночной темноте блеснула улыбка смертника. — Что вы! У нас же демократия. Эй, космические туристы, кто ещё не спит! Поднимаемся! Поднимаемся! — в кучках началось оживление. День оказался достаточно ярким, а ночь — достаточно холодной, поэтому никто особо не спал. — Первое: жратвы в обрез, поэтому раздача провизии завтра утром. Второе: у нас есть варианты дальнейшего развития событий. Остаться здесь и сдохнуть, как это уже сделала часть наших товарищей. Или уйти в горы и попытаться ещё немного побороться с окружающим миром за наши никчёмные жизни. Кто хочет в горы, поднимите руки.

Несколько человек подняли руки. Может, и больше, но в темноте не было видно.

— Так, а кто хочет остаться — встаньте и попрыгайте на одной ноге, а затем сделайте стойку на руках.

Никто не встал.

— Единогласно.

Глава 4

И не ходи по земле горделиво и высокомерно; что бы ты ни делал, ты не разверзнешь землю своим твёрдым шагом и не достигнешь гор высотой.

Коран. 17:37

Ночь выдалась долгая. Часов десять. И большую её часть Милан так и не сомкнул глаз. Как и всему лагерю, ему не спалось. И от холода, и от тяжких мыслей. Командующие — Милан, Оксана, Самир, Геворг и Мачете — по просьбе (а скорее, распоряжению) Санмартина легли спать возле запаса провизии. Их маленькая стоянка в кромешной тьме очень напоминала пчелиный рой. То там, то здесь слышались разговоры на русском, украинском, татарском и польском. Кто-то пытался развести огонь. Пару раз вспыхивали мелкие драки, которые, однако, быстро прекращались криками и угрозами Санмартина и Геворга. Но чаще слышались просто стоны и жалобы.

Большая драка случилась ближе к утру. Группа людей попыталась проникнуть к батончикам и яблокам. Завязалась потасовка. В темноте удары раздавались налево и направо. В какой-то момент Милан осознал, что сам держит Мачете в удушающем захвате. Отпустил.

Потом кто-то придумал от холода кутаться в парашют. Началась ещё одна потасовка из-за мест под парашютом. В итоге решили под покрывало пустить женщин.

Лишь в предрассветных сумерках Милану удалось прикорнуть часа на два. На рассвете выпала роса. Хоть какая-то влага.

Первое утро показало, кто есть кто.

На зарядку вышли четверо: Милан, Оксана, Геворг и Санмартин. Первые два изображали элементы гимнастики и лёгкой атлетики. Вторые — что-то из боевых искусств. Санмартин при этом всё время недовольно поглядывал на сонных окружающих. После зарядки начался разбор ночных полётов.

Подходили по одному. Первым к Санмартину и Милану подошёл Мачете. Пожилой тяжеловес выглядел озабоченным.

— Там трое сидят на отшибе, — начал он.

Санмартин взглянул в указываемую сторону: двое худых и невысоких мужчин средних лет и ещё один, повыше, постарше, покрепче и только с левым ухом. И с татуировкой «ИРА» на оголённом запястье. Две женщины возле них.

— Они преступники. Из блатных. Вчера все трое в нашем отряде были. Между собой цапались, видимо, из разных группировок. А сейчас вот объединились. Я думаю, это они ночью к еде подбирались.

У всех троих были следы свежих побоев на лице.

— Возможно, — флегматично ответил Санмартин. — Спасибо за информацию.

— Трёх ножей нет, — вставил Милан. Смертник оставался невозмутим. — Я пересчитал инструменты. Три ножа не вернули.

От группы людей после некоторых споров подошла красивая девушка с номером В-40-40, когда-то бывшая риелтором. После обмена парой приветственных фраз она задала вопрос, который явно был у всех в головах:

— Люди хотят знать, когда вы будете кормить.

Санмартину захотелось спросить, кого она подразумевает под словом «вы», но он сдержался и пообещал, что вот-вот начнут.

Затем подошли Геворг и Самир и задали ещё один вопрос, витавший в воздухе:

— А какого чёрта ты всё время командуешь?

— А что, тоже хотите? — спокойно ответил Санмартин. Геворг и Самир переглянулись. — Ладно. Сейчас надо еду людям раздать, а то уже драки. Командовать будете вы. По сколько раздавать будете?

— А-м-м, а сколько их вообще? — немного подумав, спросил Самир, кивая в сторону кучи батончиков и фруктов, которые они назвали яблоками.

— Батончиков, с учётом воровства, — штук четыреста пятьдесят — четыреста шестьдесят. А яблок — чёрт его знает.

— Ну, яблок мы ещё наберём, — с задумчивым видом ответил поджигатель. — Думаю, по одному батончику и по два яблока сейчас — в самый раз.

— Уверены? До гор путь неблизкий. Сутки, может, больше.

— Нэ учи ученний, да! — отрезал армянин. И, возвысившись над кучей, начал созывать народ.

Санмартин и Милан отошли в сторону.

— Похоронить женщин надо как-то по-человечески, — обратился к Милану смертник.

— Это говорит человек, который ещё вчера выкапывал трупы.

— Выкапывал, потому что так было нужно, а сейчас нужно погибшим последние почести отдать. Мы всё же люди, а не звери.

Серб задумался.

— Ну и чего ты от меня-то хочешь?

Они проходили мимо трёх блатных, провожавших их хищными взглядами. Санмартин как бы невзначай, но так, чтоб они услышали, произнёс:

— Вообще-то, учитывая несытность этих батончиков и яблок, вполне можно раздавать и по три батончика и четыре яблока на руки, но раз этот армянин так упирается… — убедившись, что компания начала живо обсуждать разновидности тюремного меню, он снова повернулся к Милану: — Не знаю, ты умный. Скажи какую-нибудь речь, отпусти грехи. Хочешь, крест им поставь.

— Какой крест? А если они еврейки? Или мусульманки? — запротестовал Милан, но Санмартин уже удалялся принимать очередного ходока.

— Тогда не ставь, — бросил он через плечо.

Следующим ходоком оказалась Оксана, державшая под локоть какого-то смуглого круглолицего азиатского юношу, ужасно несуразного, с бегающими глазками.

— Китаец, — сообщила Оксана. — Зовут Ким.

Краем глаза Санмартин заметил перебранку между Геворгом и одноухим.

— Ну, и чего ты, Лапушка, его ко мне привела?

— А куда его девать? Его отовсюду шпыняют! Он по-русски не разумеет. Что он вообще делает в восточноевропейской группе?

Перебранка обрастала матом и переходом на личности.

Санмартин осмотрел китайского юношу. Невысокий, худенький, несуразный.

— Ni jiao shemme («Как тебя зовут»)? — спросил смертник по-китайски. У Оксаны глаза на лоб полезли.

— Li Kim Chem. Kim («Ли Ким Чем. Ким») — ответил юноша после некоторой паузы. Он тоже удивился знанию китайского у белого человека.

— Na hao ma («Как дела»)?

— Hao («Хорошо»).

За несколько фраз Санмартин убедил бедного юношу стать его ординарцем и, отмахнувшись, побежал в сторону раздачи еды. Там уже случилась ожидаемая потасовка между армяно-боснийской диаспорой и бандой одноухого. Результаты: бандиты были разоружены и серьёзно избиты, Геворга пырнули ножом в предплечье. Самиру выбили зуб.

— Всё, оставь его, — Милан, Мачете и Санмартин с трудом оттаскивали раззадорившегося горца от лежащего на земле одноухого.

— Ну что, понравилось командовать?

Немного придя в себя, Геворг посмотрел на смертника. Взгляд его выражал нечто среднее между азартом и благодарностью. Предплечье серьёзно кровоточило. Так и не дождавшись ответа, Санмартин поднял с земли один из ножей и подошёл к одноухому, стоявшему на четвереньках. Помог подняться.

— Как тебя зовут? — спросил смертник.

— Соболь, — ответил одноухий.

— Посчитал несправедливым раздачу продуктов?

Соболь попытался выпрямиться.

— Эта су… — он только начал говорить, как Санмартин с абсолютно каменным лицом ударил его коленом. Прямо в пах. Звук был такой, будто два вертолета столкнулись.

Соболь сполз к его ногам.

— Может, лучше всё-таки я буду командовать? — не оборачиваясь спросил смертник.

— Валяй, — отмахнулся армянин.

* * *

Прошёл час. Кровь у Геворга удалось остановить. Санмартин пожертвовал примерно литр воды на то, чтобы промыть его рану, и лично перевязал её отрезанным рукавом Соболя. Двум оставшимся бандитам он дал нож (несмотря на общий протест) и приказал отрезать парашют от креплений. Раздачу еды завершали уже Мачете, Оксана и Ким.

А Милан начинал похоронную процессию по трём погибшим.

— Мы вас особо не знали. Девушку, что так неудачно пристегнулась, звали Ирина. Фамилия её была Романова. Она работала на одной из шахт на Урале. И кто-то решил, что она саботирует производство. О двух других мы не знаем ничего, а индекс Е в личных номерах говорит о том, что они были проститутками. Такое тоже бывает. Может, вы все были неплохими людьми, но смерти это неважно. И если там, на небе, есть кто-нибудь, кто будет вас судить, то пусть его суд будет милосерден и без рекламных пауз. Спокойной ночи.

Ещё с минуту все стояли молча. А затем двинулись в путь.

Задержался только Санмартин. Он подошёл к дереву, на котором всё ещё сидел ушастый парень в конопушках.

— Так и будешь сидеть? — спросил смертник. — Один ты не выживешь. А мы уходим в горы.

— Иди на… — ответил парень.

Санмартин смотрел на него с улыбкой.

— Если б я хотел тебя убить, то уже бы это сделал. Слезай, я найду тебе лучшее применение. Слово даю.

Они долго молчали. Парень, как и все, находился под впечатлением от последнего поступка смертника. Но всё же слез. Санмартин его не тронул.

* * *

Шли нестройной колонной по двое. Сзади плёлся вооружённый арьергард. В арьергард Санмартин отправил Самира, Милана, Геворга и Мачете — нести провизию и следить за тем, чтобы колонна не расползалась. Сам он шёл впереди с Оксаной и новоиспечённым китайским ординарцем. Первая остановка произошла через два часа пути. Двое преступников, которых смертник заставил нести сломавшего ногу, бросили свою поклажу на дороге. Пока Санмартин подходил к ним от начала колонны, Геворг и Самир их уже избивали.

— Хватит, — уверенно приказал смертник.

И впрямь перестали.

— Почему вы его бросили? — спокойно спросил он.

— На кой хер нам сдался? Мамонт хромоногий. Только пайку зря жрёт. Зачем он нам? — наперебой запротестовали бандиты.

Санмартин сплюнул. В очередной раз он с надеждой взглянул на Милана.

— Правило лидерства номер три. «Интересы группы превыше интересов одного человека», — ответил Милан.

— Он один из нас. А мы своих не бросаем.

— Кто «мы»? — спросил кто-то из толпы.

И впрямь, кто «мы»?

— Мы — племя.

Уверенность некоторых людей заразительна.

Племя двинулось дальше. Травмированного не бросили.

* * *

Шли уже часов семь, а солнце только-только приближалось к зениту. Колонна шла медленно и без особого энтузиазма. Если бы не тычки и прикрикивания со стороны арьергарда, она бы уже давно разбрелась.

«Ким, сюда», — жестами объяснил Санмартин своему ординарцу. Китаец побежал вдоль колонны.

«А исполнительный», — отметил про себя смертник. Через минуту китаец вернулся вместе с сербом. Серб был с голым торсом, повязанной на поясе рубахой и с той же длинной палкой в руках.

— Чё надо? — осведомился Милан.

Санмартин кивнул в сторону колонны.

— Видишь, настроение у людей тухлое, как недельный йогурт. А у тебя язык длинней портянки. Расскажи что-нибудь интересное.

— Чего?! Мало того, что ты меня в святые отцы записал, теперь я ещё и массовик-затейник? Чего я тебе рассказывать должен?

— Не мне — всем.

Милан переводил взгляд с Санмартина на Оксану. С Оксаны — на китайца.

— Две лягушки-лесбиянки занимаются любовью. Одна говорит: «А ведь правду говорят: на вкус как курица».

Кто-то засмеялся.

— Так нормально? — серб развёл руками. При этом зацепив китайца своим посохом.

— Ну да. А ещё знаешь?

— Двое мужиков оказались на необитаемом острове. Совсем одичали. Как-то смотрят — плывёт по морю корабль. Один кричит: «Ура! Сейчас он подплывёт к берегу, и с него сойдут люди!» Другой мрачно басит: «Да. Мяса на всю зиму заготовим…»

Ещё смех. Подтянулась украинская девушка.

— Ехал пан через глухую деревню. А погода была жаркая, и захотелось ему пить. Ну, он подозвал к себе местного мальчика и попросил, чтоб тот принёс чего-нибудь попить. Мальчик принёс в кувшине квас. Пан напился и говорит: «Вкусный. И много его у вас?» — «Ой, много! Вчера, когда в квас упала крыса и мама лазила её доставать, то ей по грудь было…»

Пан от отвращения аж плюнул и разбил кувшин о камень. А мальчик заверещал: «Ой, что ж вы наделали! Куда ж я ночью писать буду?»

— А такой знаешь? Два голодных зека сидят в комнате. Выпивают. «Слышишь, откуда это шашлыком запахло?» — «Дурак, сними муху с сигареты!» — доносилось уже откуда-то с задних рядов.

— У армянского радио спрашивают: «Почему клоп плоский?»

— Чтобы на нём было удобнее спать, — вставил реплику Геворг.

Ещё через несколько анекдотов перешли на истории из жизни. Идти стало намного веселее. Но Милан почему-то рассказал притчу:

— Дал как-то волк зарок никого больше не резать, мяса не есть и пошёл в пустыню, чтобы стать святым. Идёт по дороге, а навстречу ему гусак. Вытянул шею и давай шипеть. Волк схватил гусака и съел. Привели его в суд, спрашивают, зачем он это сделал, а волк отвечает: «А зачем он шипел на святого?»

Сквозь ряды к ним протиснулся улыбчивый парень, которого называли Зайчиком.

— Послушайте, послушайте, — Зайчик был чем-то обеспокоен. — Послушайте, я должен вам кое-что рассказать.

И он рассказал о вчерашнем поступке Геворга во время охоты.

— И что теперь? — спросил Милан.

— Ну, скажите что-нибудь, — пожал плечами Зайчик.

Санмартин круто развернулся и широким жестом остановил колонну.

— Вчера во время разведки на отряд Геворга напали хищники. Геворг пожертвовал одним из членов отряда, чтобы спасти остальных, — Санмартин выдержал мхатовскую паузу. — Я считаю, что он поступил правильно.

Племя двинулось дальше. Горец взглядом испепелил доносчика. Зайчику захотелось стать очень маленьким и ускакать.

— Вот что. Примерно до этого места мы дошли в прошлый раз. Что дальше — хрен знает. Поэтому ты пойдёшь в разведку, — он посмотрел на Зайчика, тот был бледен.

— Почему я?

— А чтоб горец тебя прямо здесь на куски не порвал. Обгонишь нас на триста метров. Увидишь что-нибудь подозрительное — предупредишь. Ясно? — Санмартин подтолкнул парня в спину.

— Ясно, — буркнул Зайчик и побежал вперёд.

— Ты тоже, — Санмартин обернулся к Оксане.

— А я-то за шо?

— А у тебя просто шило в жопе.

Глава 5

В ту ночь отнял Господь сон у царя, и он велел принести памятную книгу дневных записей; и читали её пред царём.

Есф. 6:1

Шли вторые сутки перехода. Запасы провизии медленно таяли. Запасы воды таяли быстрее.

Ночь провели относительно гладко. Почти без драк. Костёр вновь развести не удалось, но зато Милан сказал, что температура почвы — градусов десять, а температура человеческого тела — тридцать шесть и шесть. Расстелили парашют. Спали парами и тройками в обнимку. Несколько раз за ночь Санмартин вставал и глушил палкой пыхтящие и постанывающие парочки. В итоге сам огрёб от очередного героя-любовника и, обиженный, ушёл спать.

Утром опять выпала роса.

На зарядку удалось вытащить человек десять. Геворг начал жаловаться на проступившую щетину.

Оставалось идти ещё часов пять-шесть.

В разведку теперь отправили толстого клерка Томова и Самира — смотреть, чтобы Томов не потерялся. В авангарде ведут народ Милан и Мачете. В арьергарде — Геворг, Оксана, китаец и Санмартин.

Топ-топ. Левой-правой. Поля переходят в леса. Леса переходят в поля. Топ-топ.

— Та женщина с боксёрским носом, которую ты оставил сторожить припасы в первый день, помнишь? — горец начал разговор после двух часов молчания.

— Помню, она и ещё пара подруг, — отозвался Санмартин.

— Когда я пришёл с… разведки, у неё опять был сломан нос. Что случилось тогда? На нас напали?

— Нет. Они съели часть продуктов. За это я сломал ей нос.

Пауза. Геворг внимательно смотрел на мужчину в чёрной робе. Но ещё внимательней смотрела Оксана.

— Ты ударил женщину? — акцент армянина то куда-то пропадал, то опять возвращался.

— Если бы ты был на её месте, я ударил бы тебя.

Армянин ничего не сказал. И вновь некоторое время они брели молча. Кустарник, хруст веток под ногами. То там, то тут пробегал кролик. Пару раз отряд останавливался, чтобы попялиться на очередную диковинную птицу или кустарник с листьями цвета утренней мочи.

Жаркое солнце пекло голые плечи. Санмартин оглянулся, он мог бы даже назвать эту дикую природу прекрасной, если бы не чудовищное желание выжечь здесь всё напалмом, а потом построить пару «Макдональдсов» и дешёвый бордель.

— Как ты здесь оказался? — спросил Санмартин.

Армянин провёл своим огромным кулаком по острой и пыльной щетине.

— Убыл пара чэловек.

— Пару человек?! — отозвалась толстая женщина, идущая впереди. Да что там толстая — дирижаблеобразная! — Я слышала, что ты завалил десяток! Как только еще сам в черной робе не оказался!

Геворг слегка подтолкнул её в спину, и она заткнулась.

— Странно, — буркнул смертник. — Обычно преступники своими деяниями хвастаются. Они прямо гордятся ими. А ты вот скромничаешь.

— Здэс нечэм хвастаца, — армянин молчал секунд десять. А затем его взгляд будто растаял, и он погрузился в воспоминания. — Мой отэц был воэнный. Мой дед был воэнный. Оба моих старших брата ща в армии. Я пошёл воэнный академия. На старших курсах предложили работать тэлохранителэм. Пятнадцать лет служба, и мэня приставили к одной шишке из ЦЭКа. Управляющего рэзервный фонд. Ещё три года. Шестнадцать покушений. Я убыл восемь человек за это время. Но на клиент ни царапина.

— И что, ЦЭК поощрил тебя бесплатной путёвкой в задницу в один конец?

— Проблэм в том, что мой клиент проворовался и не стал с кем-то делиться. Его решили нэмного закопать. Мэня вызвало началство, предложило это сдэлать. Я отказался.

— Глупая была идея, — вставила своё слово Оксана.

— Хужэе того. Я застрелил обоих кыллеров, которые пришли за ним. Мы ударились в бега. Хотели сбэжать на одну из этих купольный колония на Марсе. Почти сбежал. Он кинул меня уже в самом космопорту и сел на шаттл один.

— Сволочь.

— Его удавили в полёте. А меня взяли в космопорт и повесили заодно и его смерть.

— Какая печальная история, — Санмартин отвязал рубаху со своей задницы, перевязал на плечи. Потом перевёл взгляд с задницы Оксаны на её лицо. — Ну, а с тобой, Лапушка, что не так?

— Какое тебе дело, — отмахнулась она.

— Да брось, у нас сегодня вечер воспоминаний.

Теперь в себя ушла девушка.

— Я родом из днепровской промзоны. Мой отец был инженером на одной из фабрик ЦЭКа. Хотел, чтобы и я стала инженером, но…

— Но?

— В шестнадцать угодила на малолетку — за карманную кражу. Познакомилась там с одним… — девушка замолчала, губы дёрнулись в непроизвольной улыбке, но к глазам подступили слёзы. — Его звали Малек, ему было семнадцать. В восемнадцать уже была вместе с ним в одном из повстанческих отрядов в Западной Украине. В двадцать четыре участвовала в покушении на одного из чиновников ЦЭКа.

Она выдержала паузу.

— Управляющего резервными фондами, — Оксана смахнула слезу и вновь вернула себе образ амазонки. — Неудачное покушение. А два года спустя мы пытались украсть шаттл, идущий на марсианскую стоянку. Но у одного из пассажиров при себе оказался пистолет. Короче, кончилось всё плохо.

Оксана и Геворг смотрели друг на друга.

* * *

— Мачете!

— Да.

— Возьмёшь свой десяток и обойдёшь гору слева. Заглядывай во все щели, под каждый куст. Нам нужно убежище. Лучше пентхаус. Ну или хотя бы пещера. Геворг!

— Ага.

— Ты со своим десятком обходишь гору справа. Задача та же. Как только отряды встретятся, возвращайтесь назад. Всё поняли?

— Да, — одновременно ответили мужчины и удалились.

Теперь оставалось только ждать. До гор они добрались к вечеру. Стоянку разбили в широкой ложбине перед скалистой горой, примерно в три тысячи метров высотой. Ещё одна гора, пониже, высотой две с половиной тысячи, находилась за их спинами. Самая высокая высилась впереди: пять тысяч метров, снежная шапка. Трава, цветы, пятна леса — в целом, по словам Геворга, напоминало Кавказ.

Натаскали хвороста. Поджигатель Самир, временно выведенный из отряда Геворга, был назначен главным костровым.

Милан лежал на траве, положив руки под голову, вертел в зубах соломинку и пялился на небо. Облаков было мало, дождя ждать не приходилось. Одно из облаков напомнило ему по форме оленя. Самих оленей он никогда не видел, зато в детстве у него на галостене была заставка пейзажа с оленями у водопоя.

Внезапно над ним нависла улыбающаяся блестящая голова и закрыла солнце.

— Пойдём со мной.

Первой мыслью в голове Милана было добежать до инструментов, схватить кирку и размозжить эту голову. Но он удержался.

— Что ты хочешь? — спросил серб, поднимаясь на ноги.

— Бутылку шотландского виски, номер в отеле с ванной и кого-нибудь поженственней и помоложе тебя, — усмехнулся смертник. — Но конкретно сейчас я хочу осмотреться. Полезем на вершину.

— Я что, похож на чемпиона Сербии по альпинизму? У нас нет гор выше двух тысяч метров!

— Да, тогда вот тебе первое правило альпинизма. Не влезешь в горы — не станешь чемпионом. Эй ты, народный трибун! — Санмартин крикнул девушке-риелтору, разговаривавшей с кем-то, и она повернула голову в его сторону. — Как тебя зовут?

— Алиса, Алиса Гиннер.

— Мы уходим в горы. Пока не вернёмся, ты за главного. С поляны в одиночку никому не уходить. Каждый вечер раздаёшь по батончику и глотку воды. Усекла?

— Д-да, — неуверенно кивнула девушка.

— И попытайтесь не погибнуть, пока я не вернусь.

* * *

— Ну, нормально, — после непродолжительного осмотра заключил Самир. Их отряд стоял посреди широкой пещеры у подножья правого склона горы. Ходить долго не пришлось, естественное отверстие в скале выглядело призывно, как распродажа в Охотном ряду. Десятков пять квадратных метров, ещё одна площадка в десяток метров чуть выше. Высокое высохшее дерево с массивными корнями упиралось в вершину скалы. А также широкая площадка перед пещерой, закрытая скалами.

Геворг пошаркал ногою землю, ещё раз выдал щелбан Зайчику, на всякий случай, и одобрительно кивнул.

— Ладно, пойдём дальше, может, ещё и воду найдём.

— Воду, воду. Я вот думаю, можно ещё сок из яблок выжимать.

— А ещё можно росу собирать.

— А значение термина «уринотерапия» вам знакомо?

* * *

Первая луна двигалась вслед за солнцем. Она была мертвенно-белого цвета, с металлическим оттенком. Вторая поднималась с противоположной стороны и переливалась бледными оттенками розового. Чуть меньше и просыпалась чуть позже. Обе луны встречались прямо над головами, целовались и расходились дальше. А сколько звёзд дарило это чужое небо…

Большую часть пути наверх Милан просто плёлся, удивляясь сам, откуда у него ещё оставались силы двигаться. Санмартин, хотя и запыхался, оставался бодрячком. И в перерыве между ободряющими словами он успевал выдавать ободряющие пинки и подзатыльники.

Вершина. Маленькая, как привокзальный туалет. Одно дерево, один валун, два человека. Две луны. И кромешная тьма кругом.

— Тридцать пять часов. Плюс-минус час, — наконец произнёс лежавший на спине Милан, почувствовав, что его дыхание более-менее приходит в норму.

— Что? — Санмартин прислонился спиной к молодому дереву, росшему на вершине.

— Я засекал время от прошлой встречи двух лун. Так вот, сутки здесь идут примерно тридцать пять часов.

— Понятно. Ты молодец.

Милан немножко охренел. Его похвалили. Обычно это он решает, кого хвалить, а кого ругать. А теперь этот человек хвалит его. Нет, они уважали в нём не человека. Ангела, демона, но не человека. Он не стонал, не жаловался, не сомневался. На протяжении двух суток он принимал решения и нёс ответственность за всех. В этом жестоком мире, в котором нельзя быть уверенным ни в чём, он был уверен в себе. И им оставалось только так же поверить в него. Ведь во что-то надо верить. Не человека они уважали в Санмартине, а его какую-то высшую силу, которая не покидала тех, кого покинули все.

— Ну что, огляделся? — улыбнулся Милан, кивая в кромешную тьму.

— Завтра оглядимся, когда рассветёт.

Глава 6

Так скажи сынам израилевым: сущий послал меня к вам.

Исход. 3:14

— А я говорю, надо идти налево!

— А я говорю, направо!

— Налево!

— Направо!

— А я говорю, идите вы все к чёрту!

Суть спора состояла в том, что и отряд Мачете, и отряд Геворга нашли пригодные для жизни пещеры. И ни один из отрядов не хотел отступать. Потасовка, начинавшаяся как небольшой спор Оксаны и Самира, уже охватила весь лагерь и грозила перерасти в драку. Нейтралитет сохраняли лишь бывшие представители оргпреступности, которые, лишившись главаря, точили немую ненависть абсолютно на всех.

— Налево!

— Направо!

— Давайте договоримся по-людски! — попыталась выступить Алиса, оставленная за старшего. Однако кто-то из широкоплечих мужчин в центре свары её оттолкнул.

* * *

— А тебя за что взяли?

Милан изучал свои ладони. Санмартин изучал Милана.

— Индекс на моей груди — АВ-10-80, — ответил Милан.

— Я в них не разбираюсь, — честно признался смертник.

Милан отвлёкся от своих ладоней и мельком глянул на собеседника. Ладони оказались определённо интереснее.

— Первая цифра — номер в группе. Мой — десятый. Вторая цифра — срок заключения, если бы его пришлось отсиживать в камере.

— То есть сидеть бы тебе восемьдесят лет? Ягодицы устанут. А буква?

— А — преступление против государственного строя. В — убийство.

— И много ты убил? Восемьдесят лет. Двоих? Троих? Троих с половиной?

— С — преступление против собственности. Воровство, проще говоря. D — организованная преступность. Рэкетиры, контрабандисты, наркоторговцы. Е — преступление в сфере нравственности. Насильники, сутенёры, проститутки.

— Так тут почти у всех девушек индекс Е! Хочешь сказать, что они все…

— Да, нынешняя молодёжь не та, что раньше, — улыбнулся серб. — Зачем совать голову под пули, когда можно сунуть жопу под… за те же деньги…

Ветры-ветры не ждут ни рассвет, ни закат.

Перед ветром равны и скрипач, и солдат.

Ветры кутают солнце в покрывало небес,

Залезая в те щели, куда чёрт бы не лез.

Сквозь сто лугов,

Вдоль берегов

Стая ветров,

Верни мне мой кров.

Ветры-ветры поют на десяти языках.

Ветры-ветры не спят и не грезят о снах.

Они кушают тучи, они пьют каплю рос,

Они смотрят в глаза и щекочут до слёз.

Сквозь сто лугов,

Вдоль берегов

Стая ветров,

Верни мне мой кров.

Ветры в поле кричат, ветры шепчут в листве.

Ветры-ветры судачат обо мне и тебе,

Ждут момента, когда там, в небесных шатрах,

Новым ветром обернётся наш прах.

Сквозь сто лугов,

Вдоль берегов

Стая ветров,

Верни мою кровь.

Санмартин закончил петь.

— Что нам делать? Что теперь будет?

По спине Милана сползла капля холодного пота, выписывая кривые зигзаги, будто алкоголик на трассе, и со всего разгону врезалась в заградительную родинку на повороте к пояснице. Бинго! В эту секунду Милан понял всё. Он понял своё место, место Санмартина и место этого странного места в какой-то неведомой галактике. Ваша ставка сыграла, пройдите на кассу.

Серб даже засмеялся.

— Начнём с того, что будет, — Милан сел прямо. Лицо его выражало нечто среднее между глубокой задумчивостью и тапочкам. — Как только мы найдём воду, группа наиболее сильных мужчин (человек пять-шесть) уйдут к воде, прихватив с собой десяток наиболее красивых женщин и всю провизию. Как только еда закончится, начнут отнимать у остальных то, что те будут успевать собрать. Месяца через два дойдём до каннибализма, — Милан выдержал паузу, вертя между пальцами свой посох. — Это жесткий вариант. В мягком варианте просто делимся на кучки по три-пять человек, предварительно поделив еду и инструменты, и расползаемся по лесу, как тараканы по кухне. Гибнем поодиночке быстрее, зато без извращений.

— Почему ты считаешь, что мы так поступим? Почему сильные будут жрать слабых?

— Потому что могут. На каждого барана обязательно найдётся волк.

— Но если волки сожрут всех баранов…

— Да, ирония в том, что в войне за пропитание последний умрёт голодным.

* * *

Геворг неистово матерился сразу на двух языках и молотил здоровой рукой в темноту. И только в эту самую темноту и попадал.

Самир толкался и препирался с группой людей из своего десятка, пытавшихся доказать, что они вообще не намерены куда-то идти. Оксана с кем-то спорила. И Артур Георгиевич с кем-то спорил.

Но громче всех спорила Алиса. Спорила она с одним и «организованных».

— Слушай ухом, киса, мы берём часть… Слышишь? Ч-а-с-т-ь! — «организованный» сделал жест руками, видимо, означавший «часть». — Часть хавки и отваливаем. Не надо кипеш поднимать.

— Нет, — не своим голосом отвечала Алиса.

— Чё? — к вопросу урка прибавил пару увесистых ругательств, сравнивающих собеседницу с пожилыми парнокопытными.

— Нет, — уже уверенней произнесла Алиса. Роль главной, выданная ей Санмартином, намного больше нравилась ей, нежели роль парнокопытного, выданная собеседником.

— Да я тебе…

Ни с кем не спорил только Зайчик, который уже получил по печени и тихонечко постанывал в тёмном углу. Постанывал ритмично: музыкант всё-таки.

* * *

— А теперь скажи мне, что делать, — северный ветер принёс холодный воздух и приторный запах. Или восточный, или южный. Компаса-то нет.

— Смотря чего ты хочешь.

— Не умереть.

— Все умирают. Рано или поздно.

— Не умереть так глупо.

— Смерть всегда глупа. Одинаково глупо умирать и играя в чехарду с бегемотом, и расщепляя атомы на электроны в химлаборатории Саратовского института дури и мозга.

Санмартин подумал ещё немного. Поёрзал на камне, почесал в затылке.

— Я не хочу умереть как баран.

— Вот!

* * *

Спор перешёл в ругань. Ругань перешла в драку. Драка перешла в поножовщину.

Поножовщина перешла в разочарование, потому что поножовщина в полной темноте — всё равно, что поло в конкур в самолёте: занятие крайне неудобное и бесперспективное.

Хотя в челюсть многие получили. Многие не один раз.

Алису запинали ногами и извозили в пыли.

Самир вот уже пятнадцать минут кого-то душил. Оказалось, что бревно. Артуру Георгиевичу выбили зуб. Мачете разбили нос. Оксану кто-то укусил за задницу. Девушка ушла из общей своры в замешательстве и негодовании. Хотя где-то в глубине души ей даже понравилось.

Драка медленно расползалась по углам на перекур.

* * *

— Даже волк может умереть как баран. А баран может жить как волк. Различие в том, чтобы достойно бороться за жизнь изо всех сил, а не самому приближать конец своей глупостью, трусостью или жадностью. — Милан вещал. Холодный медный на вкус воздух наполнял лёгкие, выходя обратно тёмным паром. Шершавый деревянный посох наполнял руки приятной тяжестью. Мысли выстраивались в один чёткий ряд. — У нас у всех серьёзный противник — окружающий мир. Этот мир враждебен, и если мы хотим растянуть удовольствие пребывания здесь в качестве живых, здоровых и по возможности сытых, нам нужно приложить все усилия. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю, — кивнул Санмартин. — Мы можем объединиться. Но зачем? Одно дело, когда надо было оглядеться и уйти туда, где поспокойней. Тут нужно было как можно больше пар глаз и как можно больше рук и ног, — смертник не сводил глаз с собеседника. Хотя собеседник и казался лишь размытым пятном на фоне розовой луны. — Соберу вокруг себя самых сильных и плодовитых. Кто откажется, того в расход. С боем заберу и инструменты, и сухпаёк и двину в самые тёплые пещеры.

— А остальные?

— А какое мне дело до остальных?! Почему я должен думать о них?

Стальной блеск луны в глазах Милана завораживал. Так же, как и его низкий голос. Голос если и не бархатный, то мохеровый уж точно. Санмартин и сам не заметил, как серб приблизился к его лицу.

— Вот именно. Почему сильный должен заботиться о слабом?

Они молчали. Две луны отражались друг в друге.

— Это риторический вопрос?

— Нет.

Морщины на лбу Санмартина давили одна другую. Желваки сильно дёргались в такт дыханию. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

— По какой причине сильный будет заботиться о слабом? По какой причине один организм вообще может интересовать поддержание жизнедеятельности другого организма?

Вдох-вдох-вдох.

— Он собирается его съесть?

— Для того чтобы съесть, надо убить. Но мыслишь в правильном направлении.

Вд-о-о-о-ох. Смертник так сильно ёрзал по земле, что вот-вот мог бы добыть искру силой трения.

— Размножение?

— Грибы размножаются спорами. Дрожжи — почкованием. Наше дело не рожать, сунул, вынул — и бежать. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

— Незачем. Нет смысла.

— Есть. Всё на свете является частью причинно-следственных связей. Именно это придаёт смысл. Причины. У всего есть причины. Если у чего-то нет причины, этого нет, — Милан активно жестикулировал. Точнее, Санмартину казалось, что это чёрная клякса с горящими глазами активно жестикулирует. Может быть, он просто от комаров отмахивается.

— Я не знаю.

— Знаешь, просто не хочешь понять.

— Тогда объясни мне.

— А трусы тебе с детским мылом не постирать? — свет луны горел уже не только в глазах, но и в тридцати двух сербских зубах. И в каждом отражался Санмартин. — Я тебе не Камасутра, чтобы всё разъяснять прямым текстом с чертежами. Сам думай. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»? — мохеровый голос с каждой секундой становился всё более вкрадчивым.

— Я не понимаю.

— Когда додумаешься — сходу поймёшь, что такое семья, государство, зачем они и как образуются. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

Голос настолько вкрадчивый, что им можно влезть в организм, вырезать аппендицит и выйти наружу, не оставив шрамов.

— Я не знаю!

— Думай! Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

— Я не могу!

— А ты через не могу! Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

— Ради мира на земле!

— Тогда бы он стремился поддерживать жизнь всех организмов, а такого не бывает. Слоны не заботятся о баранах. Бараны — о сусликах. Суслики — о тараканах. Никто на свете не собирается делать лучше весь мир, а только какую-то его часть, — Милан перевёл дыхание. В горле першило от сухого воздуха и начинающегося обезвоживания. — Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

— Организм «А» просто добрый.

— Просто доброты не бывает. Бывает хорошо скрываемая выгода.

Санмартин нервно почёсывает лоб.

— Что ещё?

— Ну?!

Санмартин нервно почёсывает подбородок.

— Это…

— Ну?!

Санмартин нервно почёсывает пузо.

— Как его…

— Ну?!

Санмартин нервно почесывает колени.

— Организму «А» что-то нужно от организма «Б»…

— В точку!

В голове каша. На душе оргазм. И что?! И всё?!

— И что?! И всё?!

Санмартин нервно почёсывает землю.

— Организм «А» собирается паразитировать на организме «Б». Только в этом случае ему важно его выживание. Симбиоза в природе не бывает. Всегда кто-то один берёт больше, чем отдаёт. И чем больше этот баланс, тем эффективнее паразитирование.

— М-м-м… Продолжай.

— Это основа взаимоотношений. Сильный всегда будет жрать слабого. Но умный будет слабого эксплуатировать. А эксплуатировать надо аккуратно, чтоб не изнашивался.

— Следовательно…

— Чтобы не умереть как баран, нужно приложить все усилия. Или, правильнее сказать, усилия всех.

* * *

Столкновение переросло в абсурд.

Зэки разделились на две группы. Первая оцепила провизию кольцом и обороняла её от второй. Вторая стремилась поставить своё кольцо и оборонять её от первой. Причём из-за темноты и сумбура не было понятно, кто в какой группе.

Где-то кричал одноухий. Где-то ругался Геворг. Где-то выл Самир, верещала Оксана. Где-то стонал Зайчик.

А где-то будущий вождь и будущий шаман беседы беседовали.

* * *

— Как нам эксплуатировать столько народу? Как нам объединять и выжимать их усилия? Рано или поздно народ прочухает, в чём дело, и бараны свергнут волков, — Санмартин и Милан теперь сидели рядом, а не друг напротив друга.

— И тогда они выберут себе новых волков. Или целый парламент из двух палат волков с представителями от каждого стада.

— Но почему? Почему люди позволяют паразитировать на себе?

— Если по-умному, то это будет звучать как самоидентификация через навязываемые роли. Если по-простому, то люди предпочитают быть нужными, нежели свободными.

— А почему?

— Потому что это наполняет их жизнь смыслом. Это даёт причины их существованию. Например, никто в здравом уме не пойдёт на войну. Умирать по чужому приказу — идиотизм. Но государству нужны солдаты. И то, что правительство называет тебя своим щитом, придаёт какое-то значение твоей жизни. Делает тебя частью причинно-следственной связи под названием война, — Милан вертел посох в руках. А что за шум там внизу? — Точно так же никто не пойдёт в здравом уме в слуги или в палачи.

— Что же, лучше быть слугой, чем хозяином?

— Лучше быть слугой, чем быть никем и нести ответственность за своё решение кем-то стать. Когда на тебе паразитируют, с тебя снимают тяжесть принятия решений. И ради этого люди готовы пойти на многое.

— Резюме: что такое государство?

— Аппарат паразитирования общего блага над частным.

Санмартин и Милан поднялись. Небо серело. По горизонту поползли первые лучи восхода.

— Что нужно для того, чтобы создать государство?

— Первый закон лидерства: «Лидер — тот, кто знает лучший путь к достижению общей цели». Следствие из первого закона: «Лидеру нужна цель, заинтересовавшая бы всю группу».

— Что ж мне теперь, себя мессией объявить? — Санмартин ухмыльнулся.

Милан тоже ухмыльнулся. Теперь это было видно. Светало. Но затем ухмылка сползла его лица, и оно вновь приобрело мечтательно-задумчивый вид. Милан смотрел куда-то вдаль.

— Похоже, Бог и вправду с нами. Взгляни туда…

Глава 7

Этому в противовес создал злой дух шатание умов.

Отрывок из священного писания зороастризма

— Ну, ты, бля зауральская, ты меня уже затрахала по самые тапочки, — одноухий крепко сжимал Алису за шею левой рукой. На природе светало. В глазах темнело. Но всё-таки она могла различать прямые острые черты лица её противника. Лица, которое за ночь просто размазали по голове, обтесали сзади и чуть не оторвали и второе ухо.

Впрочем, различать пришлось недолго. Глаза закрылись, ноги подкосились, гортань издала предсмертный хрюк.

— Эй ти, ушатий. Ти такой нюдний. Как диарея.

Рука отпустила женскую шею, и женское горло принялось с жадностью пропускать сквозь себя воздух.

— А ты, сука черножопая, хочешь сдохнуть мужиком — сам себе харакири сделай.

Геворг покачивался, тяжело дышал, но всё же смотрел на одноухого не мигая. Одноухий смотрел мигая, но зато его так сильно не шатало. Да и синяков и кровоподтёков на бандите было не в пример меньше, нежели на армянине, стремившемся быть в каждой стычке живой стеной.

Те, кто ещё мог и хотел стоять на ногах (а таких осталось не больше десятка), обступили противников полукругом. Прошлую стычку бандит проиграл, но с того времени многое изменилось, и сейчас шансы урки и армянского богатыря были примерно одинаковы.

Шаг влево, шаг вправо. Мужчины напоминали пружины, готовые в любую секунду разжаться.

— У тибя нэт чести.

— А у тебя нет трёх зубов.

Одноухий ударил ногой с разворота. Удар достиг цели, но горец был раза в два тяжелее и на голову выше, так что особого эффекта он не возымел. Прихватывание за грудки. Тычки, толчки, прыжки вокруг. Одноухий отвлёкся буквально на секунду — на какое-то движение на склоне горы.

В итоге — подсечка, и бывший телохранитель сидит верхом на бывшем рэкетире.

Никто не решался вступить в драку. То ли все уже намахались кулаками за ночь, то ли им просто доставляло удовольствие наблюдать за тем, как огромный армянин пытается развернуть одноухую голову на сто восемьдесят градусов.

А дальше — неожиданный поворот сюжета. Растолкав пару рослых мужиков, на авансцену потасовки вышла Оксана и с присущим всем женщинам изяществом исполнила то, что в карате называется маваси-гэри, в тхэквондо — долиочаги, а в подворотне — «надо было отдать мне кошелёк по-хорошему». Проще говоря, она съездила ногой в висок беззащитному армянскому амбалу. Нокаут.

Через секунду уже одноухий вдавливал ногой кадык противника ему в затылок. Ни слова не говоря, Оксана присела в сторонке.

— Скажи «нахвамдис», армянская сука! — одноухий улыбался во весь рот.

Ещё один резкий поворот сюжета. В корпус бандита влетело что-то и оттолкнуло его на добрых три метра. Этим чем-то была Алиса. Женщина рухнула на землю, держась за ушибленное при столкновении плечо.

— «Нахвамдис» — это по-грузински, придурок!

— Чё за… — поднимаясь на ноги, одноухий успел выкрикнуть ещё пару ругательств. Обернулся, огляделся.

Но на него уже никто не смотрел. Все смотрели на две точки, с шумом спускающиеся с горы. Они оставляли за собой огромные клубы пыли и крики на всю округу.

— Чё за… — вновь произнёс бандит, но уже вдумчивей.

Точки стремительно приобретали человеческие очертания.

— Санмартин! Санмартин! — зашептались люди.

Звук этого имени поднял с земли даже тех, кто лежал.

Конец ознакомительного фрагмента.