Сказки с потолка. Миф – линза, фокусирующая реальность в точке максимального смысла

Евгений Терехин

В этой книжке особые сказки. Можно подумать, что автору досталась такая специальная волшебная палочка. Дотронется он ею до чего угодно – до старого носка или до обычного мышонка – и то, чего коснулась волшебная палочка, становится каким-то необычным. Молчаливое становится разговорчивым, стоячее ходячим. А если уж попалось что-нибудь фантастическое, то оно вдруг становится совсем простым и потому особенно удивительным (Виктор Кротов).

Небесная утварь

Кухонная утварь всё никак не могла понять, почему её называют утварь. У всех имена как имена, а она вдруг утварь. Что за название? Да ещё прибавляют «всякая там». Всякая там утварь.

— Никакая я не всякая, — горько думала утварь, — а вполне даже конкретная.

— Да уж, не повезло тебе с именем, — прогудел стоявший рядом холодильник, громко хлопнув дверью.

— Вот бы встретить того, кто меня так назвал, — горевала утварь, — уж я б его спросила почему. И она звякнула двумя висевшими рядом сковородками.

— Да что ты расстраиваешься, — успокоил её как-то противень, — у меня вообще имя противное. Но ничего, живу. Пользу приношу. Хотя многие хозяйки уже видеть меня не могут, до того я им противен.

— Это несправедливо, — ответила утварь, — у порядочных вещей и названия должны быть порядочные.

— А как бы ты хотела, чтобы тебя называли? — поинтересовался противень.

Утварь задумалась.

— Не знаю даже, только от этого имени всё внутри должно звенеть, как звенит хрустальный бокал, когда его тронешь ложкой.

— Ну не могу, щас умру от смеха, — зашипела вдруг стоявшая в углу плита, — утварь не хочет быть утварью. Да ты посмотри на себя хорошенько. Утварь ты и есть. Вся старая, донышки закопчённые, ручки переломанные, а всё в облаках витаешь. Спустись на землю. Пользы б больше приносила, вот и называли бы тебя по-другому. Я вот, например, раньше была просто печкой, а теперь я стеклокерамическая плита с сенсорными переключателями и конвекцией. У королей и то такие длинные титулы не всегда бывают, а меня эвон как чествуют. А всё почему? Пользу во мне видят. А ты кто такая? Тьфу.

— И правда, кто же я? — с ужасом подумала утварь, — неужто просто утварь?

И так стало ей невыносимо от этой мысли, что её сковородки вдруг стали нещадно подгорать, а вода в кастрюлях проливаться на полпути к плите.

— Что-то у меня кухонная утварь совсем пришла в негодность, — жаловалась хозяйка соседке.

— Да выбрось ты её, новую купишь, — утешила её соседка. — Только продукты переводишь.

А плита всё шипела да подтрунивала над кастрюлями и сковородками:

— Ну что, даже яичницу сжарить не можешь, ууу-тварь.

Слушать это было невыносимо. Только по ночам могла утварь прийти в себя и немного забыться. Подолгу смотрела она в окно на звёзды и думала, какие они красивые и яркие. И имена у них небесные — звёзды. С таким именем разве можно не сиять.

И вот как-то раз смотрела она в окно на одну маленькую звёздочку, которая висела прямо напротив месяца.

— Здравствуйте, — вдруг сказала звезда. Утварь вздрогнула всеми своими кастрюлями, которые, звякнув, издали характерный хрустальный звон.

— Скажите, кто вы и как вас зовут?

Что-то сжалось внутри утвари, и она тихо произнесла с дрожью в голосе:

— Утварь.

— Как?

— Утварь. — Она была готова провалиться сквозь землю.

— О, Божественная утварь, — произнесла вдруг звезда, — в сияющих недрах которой отражается небо, не могла бы ты выполнить одну мою просьбу? Ибо воистину только Божественное творение может производить такое чудесное благоухание, какое восходит к небесам каждый день из этого окна. Ты смиренно принимаешь в себя всё, что кладут в твои сияющие сосуды, и своей кипучей, бурлящей и клокочущей энергией неприметно преображаешь всё это в восхитительные яства. Все звёзды на небе хотели бы носить твоё имя, ведь оно источает дивный аромат. Позволь мне называться небесной утварью.

— Но…, — заикаясь, пробормотала утварь, — утварь это вовсе не красивое имя. И потом вы же — звёзды, вы так сияете.

— На небе главное не сияние, а благоухание. Здесь и так всё сияет. А когда на земле кто-то смиренно принимает в свои недра всё, что посылает ему небо, от него вдруг начинает восходить к небу дивное благоухание. Все звёзды на небе тогда приклоняются к земле, чтобы насладиться этим дивным ароматом, который так редко достигает небес.

Ох, как бы и нам хотелось благоухать так же, но для этого нужно спуститься на землю. Ведь благоухать может лишь тот, кто оставил небеса, спустился на землю, испачкался в саже и копоти, а потом, превратил всё ниспосланное в небесный пир. Мы же звёзды слишком привязаны к небу. Поэтому наш удел — холодное сияние. Но если у меня будет твоё имя, быть может, и я когда-нибудь спущусь на землю.

— Ну… хорошо, — пробормотала утварь, — не совсем понимая, что происходит.

— Ура! Теперь я небесная утварь! — заблестела от счастья звезда и вдруг задрожала, закачалась на небе и в следующее мгновение яркой серебряной лентой скатилась на землю.

— И я, и я небесная утварь, — завопили другие звёзды, — и вдруг начался такой звездопад, какого ещё никто никогда на небе не видел. Миллионы звёзд одна за другой падали на землю и кричали: «Я — небесная утварь!»

Засмотревшись на это зрелище, утварь не заметила, как пришло утро, на кухню вошла хозяйка и принялась жарить яичницу.

— Пшшш, — насмешливо зашипела плита, — что, щас опять активированный уголь произведёшь? Ууу-тварь.

— Я небесная утварь, — вдруг раздалось где-то за окном, и плита, дернувшись всем корпусом, с изумлением уставилась в небеса.

А утварь лишь улыбнулась и принялась тихонько поджаривать то, что попало в её сияющие недра. По всей кухне стал распространяться чудесный аппетитный запах жареной глазуньи.

— Ух-ты, как сегодня пахнет, — улыбнулась хозяйка и, подойдя, бросила в яичницу немного свежего укропа.

— А плиту-то надо менять, — сказала она вслух, — что-то дёргаться стала.