100 страниц позитива. Преображайтесь преображением ума

Евгений Терехин

Пока человек растет, он каждый день слышит какие-то слова, а точнее вербальные и невербальные установки – от родителей, воспитательниц, учителей и многих других неизбежных в нашей жизни лиц. День за днем нам твердят одно и тоже. Хорошо, когда хорошее. Хуже, когда плохое. «Откуда у тебя руки растут!» «Как тебе не стыдно!» «Ну что ты за человек!» Мозг записывает эти установки. Постепенно мы превращаемся в то, что мы видели и слышали изо дня в день. Но выход есть – фитнес для мыслей.

Немного о себе

Время от времени кто-то просит меня написать о себе. Мол, кто ты, откуда и куда. Все не мог собраться с мыслями. Вопрос непростой. Кто ты, откуда и куда — сразу как-то не ответишь. Но начну с простого. Меня зовут Евгений Терёхин. Женат, трое детей, переводчик. Пишу, читаю, общаюсь. Но вот кто я — это совсем про другое. Мало кто знает, кто он, и каково его настоящее имя. Не то имя, которым вас назвала мама, а то имя, которым нас назвал Бог.

Это имя нельзя узнать сразу, оно открывается, постепенно. Чаще всего вся наша жизнь — это раскрытие нашего подлинного имени. Оно есть у всех. Бог каждого назвал по имени. Как некогда Иакова: «Я избрал тебя, назвал тебя по имени, ты — Мой». Пожалуй, одно из самых странных свойств этого имени — то, что оно, чаще всего, приходит в надломленности. В «Гарри Поттере» есть эта интуиция: Гарри получает в детстве шрам от того, кто желает ему смерти, но именно этот шрам и становится дверью, ведущей к раскрытию его подлинного имени (Избранный, тот, кто может уничтожить Зло в себе).

У каждого из нас есть свой шрам. И в моей жизни было немало горестей и тревог, связанных с неблагополучным детством и прочими бедами, и эти печали со временем скопились во мне в острое чувство оставленности, брошенности. Мне слишком часто в жизни приходилось много на себя брать, потому что вокруг просто никого не было и положиться было не на кого. Шрам этот остался на всю жизнь. Но, как ни странно, с ним пришел нежданный подарок, «сокровище, сокрытое во тьме» (Ис. 45:3). Оборотная сторона чувства оставленности — обостренное чувство Присутствия.

Как у слепого обостряется слух, как у глухого — зрение, так и у оставленного обостряется чувство присутствия. Через мой шрам ко мне пришла жажда Присутствия Божьего. Во всем. И желание высматривать это присутствие везде. Что-то, я уверен, обострилось и у вас. Все зависит от того, какой шрам вы получили. Все мы — немножечко Гарри Поттеры. Темный лорд наносит удар туда, где таится наша сила, но через эту рану мы, как через дверь, вступаем в свою силу. В мультике «Тайна Келлз» есть сильный момент об обретении главным героем глаза Крома. Бренан не мог правильно рисовать иллюстрации к Книге Келлз, пока у него не было глаза Крома.

Но ведь Кром это ранящее нас чудовище! И почему этот «глаз» так важен? Потому что когда мы получаем рану, мы становимся способными видеть то, что не видно обычному глазу. Шрам делает нас зрячими к тому, что обычным зрением не увидишь. Да, я терпеть не могу свою рану. Не люблю чувствовать себя оставленным и брошенным. Но я люблю обостренное чувство Присутствия. Люблю видеть. Люблю слышать. Люблю говорить. И, возможно, это ценнее, чем не получить рану. Не знаю.

Все, о чем написано в этом блоге, можно назвать одним словом — Присутствие. Я люблю присутствие и не люблю отсутствия. Со временем всматривание в жизнь дает свои плоды: я благодарен Богу за те знаки присутствия, которые он разбрасывает для меня повсюду. Как писал Клайв Льюис, никакой рассказ не является просто последовательностью событий. Последовательность событий — это еще не рассказ. В строгом смысле слова, рассказ не имеет никакой последовательности. Он — то, что проглядывает сквозь линейные события.

Это то, что ты прозреваешь за завесой обстоятельств. Взгляд за завесу мира — потрясающе интересное дело. Вот перед тобой люди, природа, события — что ты видишь за ними? Там, по ту сторону, происходит подлинный рассказ. Он, как жемчужные капли невидимого ливня, омывает нас, живущих по эту сторону завесы. Или как у Толкиена: «Серая, как дождь, завеса этого мира отдернется, и откроется серебристое окно, и ты увидишь…

— Что? Что, Гендальф? Что увижу? — спросил Перегрин Тук.

— Белые берега. И за ними — далекие зеленые холмы под восходящим солнцем.

— Это неплохо.

— Нет… нет, конечно.