Уловка медвежатника

Евгений Сухов, 2008

Знаменитый русский медвежатник Савелий Родионов организовал ограбление «Российского купеческого банка». В хранилище банка воры проникли, пробив отверстие в стене из ресторана, расположенного по соседству. Начальник Московской сыскной полиции Виноградов был поражен ловкости, с какой орудовали преступники. Но куда грабители денут процентные бумаги на два с половиной миллиона рублей, похищенные из банка? Наверняка, попытаются «впарить» какому-нибудь заезжему богачу. И тогда в роли «заезжего богача» выступил молодой помощник начальника полиции Краюшкин…

Глава 8

ГИБЛОЕ МЕСТО

Хозяином кабака «Нива» оказался невысокого роста мужичонка. Невероятно щуплой наружности, внешности непредставительной. Черные махонькие глаза из-под косматых бровей взирали настороженно и с опаской, как если бы ожидали какого-нибудь подвоха.

— Присаживайтесь, милейший, — предложил Виноградов, когда арестованный, застыв у порога, в ожидании посмотрел на Григория Леонидовича.

— Благодарствую, — басовито отвечал тот, неуверенно шагнув к столу.

— А ты, батенька, подожди пока за дверью, — сказал Виноградов рябоватому верзиле, сопровождавшему арестованного.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — старательно нажимая на букву «о», проговорил урядник.

— Как вас величать?

— Епифанцев Фрол Терентьевич.

— Ну-с, Фрол Терентьевич, а теперь рассказывайте.

— Чего же рассказывать-то? — недовольно буркнул арестованный.

— О том, как вы вместе с сообщниками ограбили банк, батенька, — спокойно сообщил Григорий Виноградов.

— Да вы с ума сошли, гражданин начальник! — вскочил арестованный.

— Сядьте! — стукнул Виноградов ладонью по столу. — Если не хотите, чтобы я вызвал караул… Посидите в карцере день-другой, подумайте. Авось и просветление наступит.

— Я не имею к этому ограблению никакого отношения, — тяжело опустился на стул арестованный. — Я сам пострадавший! Я буду жаловаться самому государю императору! — уверенно напирал Епифанцев.

— Жалуйтесь кому угодно. Вы мне лучше вот что скажите, как же так получилось, что ограбление произошло именно со стороны вашего ресторана? А вы при этом даже ничего не заметили?

— Я уже говорил тому дознавателю, что был до вас.

— Мне бы хотелось услышать самому.

— Во время ограбления меня не было в городе. В ресторане шел ремонт, и что там происходило, мне просто неведомо, — заговорил он устало. — Вы лучше спросите у тех мастеровых, что делали ремонт здания. Это просто какие-то плуты! Они мне сразу не понравились. Постоянно затягивали сроки с ремонтом, а мне от этого убыток. Возможно, именно они совершили ограбление, а теперь виновным оказываюсь я. Это безобразие!

— Где же проживали ваши строители?

— В гостинице «Заря».

— Разберемся.

— Христа ради, разберитесь со всем этим делом, — сложил Епифанцев на груди руки. — Верните мне мое честное имя!

— Конвой! — громко крикнул Виноградов.

На зов начальника полиции явился надзиратель — золотом сверкнула бляха на головном уборе. Приосанившись, он бодро произнес:

— Я, ваше благородь!

— Вот что, голубчик, убери этого типа с глаз долой!

Оставшись в одиночестве, Григорий Леонидович открыл папку с делом Епифанцева. Небольшое досье, прямо надо сказать, — всего-то несколько листочков, но что-то подсказывало ему, что в ближайшее время оно должно пополниться новыми данными. Вытащив из дела лишнюю фотографию, он уложил ее в конверт вместе с остальными фотографиями и аккуратно поместил в саквояж. Наверняка господин Епифанцев где-то оставил после себя нелестную память.

* * *

Гостиница «Заря», несмотря на столь броское название, располагалась на самой окраине города, где кабаков и прочих питейных заведений было больше, чем жилых домов. Место гиблое, нехорошее. Пропивалось и прогуливалось здесь все до последней копейки, до последних рваных сапог.

— Ваше высокоблагородие, вы бы уж один-то не шибко туточки разгуливались, — взмолился полицейский. — Народ-то здесь уж больно шальной проживает.

— Ничего, братец, как-нибудь управлюсь.

В гостиницу «Заря» Григорий Леонидович направился в сопровождении околоточного надзирателя. Высоченный, вымахавший в коломенскую версту, он уверенно направлялся в сторону гостиницы. Немногие прохожие, встречавшиеся на его пути, почтительно приподнимали шапку, непременно приговаривая:

— Здрасте, ваше высокоблагородь.

В ответ околоточный лишь сдержанно кивал.

Кафтан из темно-зеленого сукна безукоризненно отглажен, стоячий воротник с оранжевым кантом стянут шерстяным галстуком военного образца. Шаровары из серо-синего сукна с оранжевой верхушкой заправлены в сапоги, начищенные до зеркального глянца. Околоточный иной раз останавливался — очевидно, для того, чтобы созерцать свой облик на сапогах, а потом вновь двигался далее, пугая напускной сосредоточенностью местных обитателей.

У пивной четверо мастеровых громко бранились. Ругань была серьезной и ожесточенной, грозила перерасти в нешуточную драку.

Похлопав для убедительности широкой ладонью по кобуре из черной глянцевой кожи на оранжевом шнуре с трехцветной гайкой, он громко закричал через улицу:

— Мать вашу!… Вот я вам ужо! Будете у меня баловать!

Ругань мгновенно смолкла. Приподняв картузы, мастеровые едва ли не враз приветствовали полицейское начальство:

— Здравия желаю, ваше высокоблагородь!

Для верности помахав пудовым кулаком, околоточный важно и степенно направился дальше. Обернувшись к поотставшему Виноградову, сдержанно заметил:

— Гнусное место, ваше высокоблагородие.

— Чем же оно гнусное, братец? — вяло полюбопытствовал Григорий Леонидович, больше для поддержания разговора, чем из любопытства, не забывая при этом посматривать по сторонам.

Создавалось впечатление, что дворники здесь не приживались — на улицах неприглядным образом раскидан сор, обрывки бумаг, гнилое тряпье. Из распахнутых дворов разило зловонием.

— Едва ли не каждый день убивство, ваше высокоблагородь. Через одного — громилы, и у всех рожи разбойные. Углядели у пивного ларька четверых?

— И что?

Со всех углов на них посматривали недоверчивые, настороженные взгляды, явно ожидающие какого-то подвоха. Но, судя по всему, околоточный имел авторитет немалый, — поспешно скидывал картуз всякий, на ком полицейский задерживал свой тяжеловатый взгляд.

— Трое из них на каторге в арестантских ротах побывали.

— Вот даже как, и за что же?

— Налет! А четвертый, если не сегодня, так завтра там окажется.

— А как тебе, голубчик, гостиница «Заря»?

Мимо них промчался экипаж. Извозчик с вытаращенными глазами немилосердно погонял пегую лошадку. Завернувшись в шинель из серого тонкого сукна, на креслах расположился молодой барчук, со страхом и отвращением наблюдая за никчемной жизнью, проносящейся мимо. По одному взгляду было понятно, что здесь он человек случайный, — видимо, посулив ломовому полтину, пожелал познакомиться со всеми срамными местами сразу.

Уже через два переулка его будет встречать совершенно иная жизнь — с богатыми витринами магазинов, тяжелыми экипажами, запряженными сытой тройкой, и праздно прогуливающейся публикой в дорогих костюмах и платьях. О своем стремительном посещении окраины, под названием Грязев переулок, он будет рассказывать приятелям как о настоящем приключении.

Григорий Леонидович с улыбкой проводил взглядом удаляющуюся пролетку.

— Поберегись! — уже вдали раздался неистовый голос возницы, а потом повозка скрылась в одном из неприметных переулков.

— Срамно там, ваше высокоблагородие! — честно признал урядник. — При прежнем хозяине там дом терпимости располагался. Девки шалые ошивались. А когда он помер, царствие ему небесное, — привычно перекрестился надзиратель, — так наследник под гостиницу ее продал.

Околоточный надзиратель шагал широко, и Григорий Леонидович, стараясь поспевать за ним, норовил угодить в шаг.

— Ах, вот оно что. Но управились?

— То без толку, — махнул рукой детина. — Как хаживали барышни, так и хаживают. Правда, теперь на гривенник больше берут, но для рабочего человека это не накладно.

— Что-то собак здесь многовато, — поморщился Григорий Леонидович, заприметив, как псы, сбившись в большие стаи, по-хозяйски расхаживали по улицам.

— Вон там Песий переулок, — просто объяснил урядник, махнув в сторону неприглядной улицы с кучами мусора вдоль облупившихся фасадов зданий. — Живодерня в самом конце, а там яма для отходов. Вот собаки и сбежались сюда с ближайших околотков. А гостиница «Заря» как раз рядышком стоит.

— Ну и соседство! — невесело буркнул Виноградов. — Так где же тут гостиница?

— А мы уже пришли, ваше высокоблагородие, — поспешно отозвался урядник, показав на здание, стоящее по правую руку. — По ступенькам и — на второй этаж.

* * *

Главу артельной бригады разыскали быстро. Расположился он в отдельном номере, окна которого выходили во двор. Через них просматривался покосившийся деревянный забор с могучими тополями, посаженными рядком, ветхая уборная с прогнившими ступенями.

Степенный, с широкой бородой, бригадир недоверчиво глянул на Виноградова, перевел взгляд на сурового урядника и, смирившись, вопросил:

— Так что за надобность, господа?

— Я Григорий Леонидович Виноградов, начальник Московской сыскной полиции. А тебя, братец, как величать? — по-приятельски обратился Виноградов к постояльцу.

Трезв. Опрятен. Отглаженная рубашка подпоясана шелковым кушаком, бархатные концы которого свисали едва ли не до самых колен. Мужик ладный. Располагающий. Едва ли не единственное трезвое лицо, встреченное за последние два часа. Даже в голосе чувствовалась какая-то основательность, невольно обращавшая на себя внимание.

— Иннокентий Петрович Спиридонов, — басовито прогудел мастеровой, опять покосившись на урядника, шагнувшего в нумер.

— И откуда ты будешь?

— Так я ж…

— Да ты, братец, присаживайся, — великодушно разрешил Виноградов, показав на табурет, стоящий у самого стола. — Чует мое сердце, долгий у нас будет разговор.

— Вот только с чего бы это долгий? — удивленно протянул мастеровой. — Неужто чего нарушил? А может, вы по поводу той тетки, что на базаре свое хайло разинула? — осторожно поинтересовался он.

— А что за тетка?

— Да на мясном ряду… Купил на полтину мяса, так она мне сдачи не дает. А я ведь мастеровой, кажную копейку привык считать. Ну и закатил ей этим куском мяса в рыло, — честно признался Спиридонов. — Так неужели из-за этого к околоточному?

— Нет, приятель, мы к тебе совсем по-другому делу. Ты сам откуда родом будешь?

— Из-под Ярославля. Деревня там есть такая — Медведково. Вот оттуда и родом.

— И давненько ты в мастеровых?

— Да с малолетства почитай. У нас в деревне все мастеровые, кто по плотницкому делу, а кто по металлу разумеет. А я больше кладкой промышляю.

— Сегодня какой у нас день?

— Воскресенье.

— А чего же ты, милок, трезв? — весело подмигнул Виноградов. — Неужели не тянет?

— Нельзя мне, из староверов я, — просто объяснил Иннокентий Спиридонов. — Ни хмеля, ни табака.

— Может, ты и бранными словами не ругаешься?

— Чертыхаюсь, — вздохнул каменщик, — только потом молюсь долго.

— Ах, вот оно что. Ладно…

Урядник приник к окну. Вид на покосившийся клозет его заинтересовал всерьез.

— Ты знаешь о том, что по соседству с рестораном, где ты работал, ограблен банк? И в помещение проникли именно через ресторацию, где ты работал?

— А то, как не знать? — с горечью выдохнул Спиридонов. — Уже который день без работы маюсь. Все сбережения уже проел. Вот я и думаю, с чем же я тогда в деревню возвращаться буду?

— Сколько человек вас там работает?

— Шесть мужиков. Один отхожее место обкладывает, еще двое в трапезной мастерят, ну а я с братьями стены штукатурю. Работы хватало! — махнул он рукой.

— А чужих никого не заприметили?

Вдоволь наглядевшись на покосившиеся дворовые строения, урядник сел на стул и, сняв шапку, принялся натирать бляху мягкой ветошью. Солнечный луч падал на золоченую поверхность и, будто бы балуясь, пускал крохотные блики на Виноградова и мастерового.

— Заприметил, — уверенно произнес мастеровой. — Барин нас в доме долго не держал, выгонял сразу с сумерками. А вот после нас еще людишки какие-то приходили. Нам не чета! — махнул он рукой. — Сразу видно, что из богатеньких.

— Можете сказать, сколько их было?

— Сколько их было, сказать не могу. Сначала одного увидел с кожаным саквояжем, потом другого. А еще и в кабаке народ был, это точно!

— С чего ты взял?

— Как же не быть, коли они там чего-то постукивают. И явно металл об металл колотят. Я еще тогда подумал, где же они железо там отыскали?

— Как они выглядели? — стараясь держаться спокойнее, спросил Виноградов.

— Пальто на каждом из дорогого сукна. Мне такого век не носить. Штиблеты на тонкой подошве, да еще каждый при тросточке.

— Чего же вы дознавателю об этом ничего не сказали? — раздосадованно поинтересовался Григорий Леонидович.

— Ды, никто и не спрашивал.

— Узнать их сможете?

— А чего же не узнать, ежели я с ними нос к носу столкнулся? Помнится, я тогда из кабака с инструментами выходил, а они как раз по ступенькам поднимались. Одного из них я едва плечиком не зацепил. Он только шляпу приподнял и сказал уважительно: «Прошу прощения». Сразу видно — белая кость. И далее потопал. А другого я увидел, когда вечером за плашкой приходил. Минут пятнадцать стучался, прежде чем открыли.

— И кто же тебе открыл?

— А пес его знает! — выругался в досаде мастеровой. — По виду сущий барин. В дорогом сюртуке, при галстуке. А вот глаза у него шалые, я это сразу подметил. Так глянул, что у меня внутри все оборвалось, — честно признался Спиридонов. — С такими глазищами только на большой дороге стоять да кистенем размахивать.

— Вот что, милок, я сейчас покажу тебе фотографии, а ты постарайся узнать в них своих знакомых.

Раскрыв саквояж, Григорий Леонидович извлек папку с фотографиями.

— Вот, батенька, взгляни сюда, — разложил он снимки перед мастеровым. — Узнаешь кого-нибудь?

— А чего тут узнавать? — невесело буркнул мастеровой. — Вот он и есть, — поднял он одну из фотографий. — Тот самый, с которым я на крыльце столкнулся. Только тогда у него усы были, а здесь он совсем без усов.

— Вот как, а что за усы?

— Тонкие такие, стриженые. По всему видать, он за ними очень ухаживал.

— Видишь, как у нас с тобой, братец, дело-то хорошо пошло, — довольно протянул Виноградов. — А может, здесь кого припомнишь?

— Ишь ты, барин, — хмыкнул мастеровой, — как у вас все ладно получается. Это что же выходит, в саквояже все преступники находятся?

— Не все, но кое-кто имеется. А ты внимательнее смотри, никого не пропускай.

— Кажись, вот этот, — поднял мастеровой фотографию, лежащую в самом центре. — Он мне дверь открывал. Только здесь, на карточке, уж больно он худющ, а так помордатее будет.

Отложив в сторону фотографию, Виноградов мягко настоял:

— Может, еще кого приходилось встречать их тех людей? Может, где на улице или в бакалее заприметил?

— Нет, не встречался, это точно… Вот, правда, этот уж больно похож на нашего деревенского конюха, — взял он крайний снимок справа. — Но он далее своей деревни не уезжает.

Аккуратно сложив фотографии в папку, Григорий Виноградов произнес:

— Ты вот что, братец, покудова никуда не съезжай. Возможно, что нам еще понадобишься.

— А куда мне без капиталу уезжать? — пожал дюжими плечами мастеровой. — Барин нам за неделю задолжал, а потом прибавку обещал. Я тут к его супружнице наведывался. Так и так, говорю, барыня, расчет бы получить.

— А она что?

— Только фыркает, говорит, что ничего не знает. Пока муж сидит в каземате, сделать ничего не может. А вы, барин, не ведаете часом, надолго его заперли?

— Не знаю, милок, — поднялся Григорий Леонидович. — Это уж не от меня зависит.

— Вы бы уж пособили, барин.

— Сделаю все, что смогу.