Алмаз в воровскую корону

Евгений Сухов, 2006

Крупную добычу вор Жора Гуньков за версту чует, недаром и кликуха у него – Фартовый. Ничего, что добыча эта находится в опломбированном контейнере, под охраной офицеров НКВД и Смерша, ничего, что сам Фартовый чалится на зоне, через которую транзитом проходит секретный груз. Надо «разморозить» зону и в заварухе захватить «сундук». Задумано – сделано, только контейнер достался не вору, а бывшему подполковнику госбезопасности, а ныне штрафнику-рядовому Куприянову. Об этом контейнере знают Сталин и Берия, знает Фартовый, знает майор-смершевец Коробов… Знают и ждут. Ведь сотни первоклассных алмазов бесследно не исчезают…

Глава 1

ГРУППА «ТРИ ТОЛСТЯКА»

Лагерь, расположенный в лесах Свердловской области, был спрятан между двумя сопками, покрытыми густым лесом. Его можно было увидеть, только спустившись по грунтовой дороге, которая пробегала метрах в двухстах от внешнего ряда заграждений. Весной сорок пятого года он выглядел точно так же, как и несколько лет назад. Войны, которая скоро должна была закончиться полной победой, здесь не было. В низине взору сразу же представлялись смотровые вышки, выстроившиеся по всему периметру зоны. Их высокие островерхие макушки безжалостно скребли высоту, как если бы имели какие-то наивные претензии к самому Создателю.

Территория лагеря была большой. Она раскинулась километра на полтора с севера на юг, да и с запада на восток ничуть не меньше. У склона колючие ограждения заметно изгибались в волнистую линию и щетинистыми колючими нитками сбегали вниз. Только башенки вышек свидетельствовали о том, что запретная зона продолжается и в низине.

Лагерь был разбит тремя рядами колючей проволоки на четыре сектора, между которыми, свирепо рыча, бегали цепные кобели. В центре каждой локалки находились длинные бараки, отстоящие друг от друга на одинаковое расстояние.

А вот немного поодаль от лагеря, на каменистой площадке, размещались караульные помещения, казарма и двухэтажный дом для офицеров. В стороне же, огороженная колючей проволокой, была построена просторная землянка в два наката. В ней проживало три человека: двое офицеров и один рядовой. К лагерю они принадлежали лишь территориально. Эти люди имели особый статус, их курировала военная контрразведка, по-другому именовавшаяся «Смерш» — «Смерть шпионам», если полностью. Как поговаривали, капитан Сидорчук и рядовой Куприянов, совсем не похожий на простого солдата, не могли ходить отдельно, а потому их видели всегда вместе, и они топали друг за другом как привязанные. Даже фигурами они были очень похожи, оба высокие, плечистые, резковатые в движениях, с выправкой профессиональных военных. Правда, капитан был блондином и чуток лысоват, а человек с простыми солдатскими погонами — напротив, с густой черной шевелюрой.

Чувствовалось, что за спиной каждого из них изрядная боевая школа. В конвойной роте ходил слушок, что каких-то три месяца назад брюнет был подполковником. В такого рода молву охотно верилось, не зря же во взгляде чернявого ощущалась какая-то особая сила и цепкость, какая бывает только у людей, давно наделенных немалой властью. И всякий военный, наталкивающийся на подобный взгляд, невольно подносил ладонь к головному убору и первым отдавал честь, совершенно не обращая внимания на серые солдатские погоны черноволосого статного мужчины. Мало ли как судьба повернется. Иной штрафник высоко взлетает.

На поясе у капитана и солдата были пристегнуты противотанковые гранаты, что предписывалось инструкциями. И у обоих было по офицерскому «ТТ». Командиром группы был майор Коробов, длинный мужик с бородавкой на щеке, которую он часто почесывал. С капитаном и рядовым майор откровенно держался на дистанции, и даже по одному короткому взгляду было понятно, что связывает всех троих только служба.

Троица не подчинялась никому из персонала лагеря и практически ни с кем не общалась, разве только с уполномоченными из Свердловска, которые тревожили их не чаще одного раза в неделю.

Однажды начальник лагеря, Глеб Кириллович Лавров, который к этим загадочным людям был немного ближе, чем все остальные, рассказал офицерам-сослуживцам о том, что прежде майор и чернявый были приятелями, но дружба их закончилась в тот самый момент, когда они оба запали на одну бабу. В результате чего чернявый лишился погон подполковника и был отправлен на Урал под начало своего соперника. Уверенность в том, что такой слух имел под собой почву, подтверждал и тот факт, что однажды к брюнету приезжала какая-то девушка, и он даже сумел остаться наедине с ней на пару часов. Вряд ли у молодых людей произошло что-то серьезное, потому что после этого свидания барышня даже не пожелала остаться в выделенной для нее комнате и уехала из поселка с первой же подвернувшейся попуткой.

Какое именно задание выполняла троица, из персонала лагеря точно никто не знал, но то, что операция носила высшую степень секретности, было ясно для всех. Иначе и быть не могло, не просто же так все это курировал всесильный «Смерш». А военная контрразведка была горазда на самые хитроумные комбинации. Бездарей там просто не держат — при желании они могли скрестить даже кошку с собакой.

Группа спецкурьеров официально именовалась «Три толстяка», хотя внешне они больше напоминали лосей — выглядели такими же могутными, подтянутыми и быстрыми. И оставалось отдать должное остроумию высокого начальства, надумавшего назвать так эту группу.

Один-два раза в месяц в лагерь из Свердловска приезжала машина с металлическим контейнером в сопровождении трех автоматчиков, которые, передав груз, немедленно исчезали. О доставке груза группе сообщал лично начальник лагеря. При этом он никогда не задерживался в землянке, отведенной для проживания спецгруппы, очевидно, исполняя четкие инструкции. Смершевец великодушно выслушивал рапорт начальника лагеря и легким кивком головы отпускал его с миром.

Барин лагеря, полковник Лавров Глеб Кириллович, был фигурой во всех отношениях колоритной. Под два метра ростом, с абсолютно лысым черепом и бесцветными бровями, со стороны он выглядел каким-то нескладным-несуразным. Однако этот человек обладал недюжинной силой и, бывая в гневе, способен был в одиночку навести страх даже на толпу матерых уркаганов. Несмотря на нелепую внешность, он отличался живым умом и, как многие люди, обладавшие аналитическими способностями, предпочитал излагать свои мысли ясно и просто. Для него не существовало оттенков в отношениях с окружающими его людьми, а потому, не мудрствуя лукаво, он делил их на своих и чужих, а всех заключенных подразделял на «черную» и «красную» масти.

«Черными» были заключенные, угодившие в лагеря по уголовным статьям, а вот «красными» — политические, попавшие сюда по знаменитой пятьдесят восьмой.

Лагерь Лавров не просто знал — он его чувствовал! Еще совсем недавно ему казалось, что не существовало вещей, которые бы находились вне его понимания. Но в последнее время атмосфера в лагере как-то вдруг переменилась, стала, несмотря на внешнюю безмятежность, какой-то напряженной. Прекратились даже драки между «красными» и «черными», которые нередко заканчивались серьезными последствиями. Подобное настроение больше напоминало затишье перед бурей, а она, судя по контингенту, который парился в зоне, могла разразиться нешуточными громами.

В самом объединении сук и блатных было что-то противоестественное. Они стояли на разных полюсах уголовного и житейского миров, каждый из них имел не только свои взгляды на жизнь, но и собственных апостолов. Легче было бы ухитриться смешать воду и пламя, чем увидеть их однажды сидящими за одним столом. Однако невозможное случилось. Уже третий день Лавров наблюдал за тем, как «красные» и «черные», объединившись в единые семьи, хлебали постную лагерную баланду.

Лаврову не хотелось верить собственным глазам, ведь каких-то полгода назад в лагере произошла серьезная заваруха, в результате которой шесть человек были заколоты заточками, и только оперативное вмешательство караула предотвратило междоусобное истребление.

А может, на заключенных снизошла божья благодать и каждый из них готов был подставить для удара правую щеку своему ближнему, предварительно уже схлопотав по левой? Вряд ли! Подобное может случиться разве что в богадельне, где старички стоят в шаге от смертного часа, а там, где находятся здоровые мужики и где жизнь, даже при самых невыносимых условиях, представляется нескончаемой, подобного не происходит. Так что не стоит тешить себя иллюзиями о каком-то там всепрощении. Оставалось ломать голову о том, какие такие обстоятельства заставили врагов броситься в объятия друг другу.

Имелся и еще один вопрос, который очень беспокоил Лаврова, — спецкурьеры подразделения «Три толстяка». Глебу Кирилловичу было известно, что за шутовским названием этой группы стояли очень серьезные силы и даже рядовой обладал такими полномочиями, о которых не помышлял и он, начальник лагеря, обремененный полковничьими погонами. Чего стоит одно лишь предписание, в котором прямо было указано, что в случае служебной необходимости начальник лагеря обязан безоговорочно выполнять распоряжения начальника этой таинственной группы.

Сложность ситуации заключалась в том, что трудновато было определить, в какой именно момент рабочие отношения переходят в разряд служебной необходимости. А потому Лавров, чтобы избежать осложнений по службе, потакал едва ли не любому желанию каждого из троицы.

Но главная его обязанность заключалась в том, чтобы своевременно сообщать «Трем толстякам» о приближении машины с грузом, направляющейся сюда из подобного же лагеря, расположенного на речке Вишере, в нескольких десятках километров. Грузовик приезжал не часто, всего лишь один раз в две недели, но для всего лагеря это было событие. Глеб Кириллович выставлял дополнительное оцепление на внешнем периметре зоны, и уже за пять километров от лагеря машину встречало отделение автоматчиков. В общем-то, к грузу допускались только «Три толстяка», а автоматчики стояли на значительном расстоянии и лишь наблюдали за тем, как курьеры переносят металлический контейнер в землянку.

Из всего персонала лагеря только одному Лаврову было известно, что в стену землянки вмонтирован несгораемый шкаф. Закамуфлированный под бревна, он практически был невидим в стене. Эта искусная работа, непонятно, для чего нужная, потребовала немалого мастерства. Человек, который ее выполнил, был в своем деле большой дока. Да и сама землянка была непростой, а люди, которые ее вырыли, наверняка до этого отстроили не один земляной город.

В землянку Лавров приходил лишь для того, чтобы сообщить майору Коробову о прибытии машины. Дальше прихожей он не ступал — останавливался перед крепко сбитой дверью, которая отгораживала жилое помещение от нежилого. Только однажды, когда потребовалось вдруг подписать какие-то бумаги, Коробов не без колебания пропустил начальника лагеря внутрь, позволив ему тем самым рассмотреть обстановку. Вот тогда Глеб Кириллович и заприметил сейф, замаскированный под бревенчатую стену.

Звонок из управления прозвенел в семь часов утра. Куратор сообщил, что машина с контейнером уже выехала и должна прибыть около пяти вечера. У Лаврова были кое-какие предположения о ценности секретного груза, но вслух он не высказывался. Иначе не был бы полковником и начальником лагеря.

Ясно было лишь то, что в землянке контейнеру пребывать недолго. Обычно на следующий день подъезжал точно такой же грузовик, который и забирал контейнер. Маршрут, по которому проедет машина, был строго засекречен, но Лавров догадывался, что автомобиль отправлялся в сторону военного аэропорта, расположенного в пятидесяти километрах, за горной цепью. Конечный пункт назначения оставался тайной, а житейский и служебный опыт подсказывал Глебу Кирилловичу, что не стоит проявлять любопытства, жизнь дороже.

Одевшись, полковник Лавров направился в землянку, чтобы сообщить спецгруппе о прибытии груза.

Между собой локалки соединялись короткими переходами, которые разделялись крепкими металлическими дверями. У каждого КПП постоянно стоял дежурный из актива. Нацепив на рукава красную повязку, заключенные, которых все остальные называли ссучившимися, ревностно несли службу. В этот раз у входа в КПП стояли двое активистов. Всмотревшись, полковник Лавров не без удивления признал в них прежних блатных — они влились в многочисленную прослойку «сук» и, не стесняясь, по-хозяйски расхаживали у КПП. Погоняло одного из них было Король, парень из бывших беспризорников — вот уж кого нельзя было заподозрить в любви к красному цвету!

Неожиданно Король обернулся, и Лавров, встретившись с ним взглядом, внутренне содрогнулся. Бывший блатной смотрел дерзко, с нескрываемым вызовом, и его физиономия Глебу Кирилловичу откровенно не понравилась. Король попытался даже улыбнуться, как если бы заприметил старого знакомого. Дескать, теперь мы с тобой, гражданин начальник, одним цветом укрываемся! Но Лавров отвернулся, сделав вид, что ничего не произошло. Ведь какую-то неделю назад заключенные боялись и глаза на хозяина поднять, а тут, нате вам, рожи корчат!

В увиденное не хотелось верить, ведь еще вчера эти люди были стопроцентные «отрицалы», и речи не могло быть о том, что блатные способны встать на «путь исправления». Но, судя по их довольному виду, о своем выборе они не сожалели. Пусть на презрение бывших приятелей им и наплевать, но ведь отступники могли получить за измену заточку в бок.

Конечно, у КПП можно было бы поставить солдат, но конвойная рота была недоукомплектована, а потому для охраны ворот приходилось привлекать актив, пообещав взамен скорое расконвоирование.

В лагере творилось что-то непонятное. А подобные вещи полковник Лавров давно привык раскладывать по полочкам в силу своего характера и склада ума.

Заложив руки за спину, Лавров направился в землянку спецкурьеров. Будто бы предчувствуя приход гостя, дверь неожиданно распахнулась, и на порог вышел руководитель группы — майор Григорий Коробов. Лавров невольно поежился. Он уже давно обратил внимание на то, что кто-нибудь из этой троицы появлялся всякий раз в тот самый момент, когда он приближался к землянке, и это при том, что они целыми днями могли вообще не выходить из землянки, уподобившись кротам. Создавалось впечатление, что он как будто бы пересекал некую пограничную зону, на которой были установлены хитрые приборы, тотчас подающие сигнал о появлении чужака. Но полковник Лавров совершенно точно знал, что вокруг землянки не было ни контрольной полосы, ни каких бы то ни было контрольных приборов.

Коробов всегда рассматривал полковника Лаврова с таким интересом, будто бы знал о нем нечто такое, из-за чего того могли бы оставить в лагере уже в качестве заключенного. Глеб Кириллович гнал от себя подобные мысли, но они были навязчивы и все равно лезли, будто клопы на свежую кровь.

Майор Коробов терпеливо дожидался приближения начальника лагеря. Поздоровались они сдержанно, почти сухо. Лавров обратил внимание на то, что Коробов никогда не начинал говорить первым, он умело выдерживал паузу, при этом смотрел прямо в глаза собеседнику, и создавалось ощущение, что он дожидается немедленного доклада. Полковник Лавров, не выдерживая взгляда колючих нацеленных глаз, всегда первым прерывал молчание.

В этот раз Глеб Кириллович решил держаться до конца. Пауза все длилась, а сдаваться Коробов не собирался. В конце концов затянувшееся молчание стало почти неприличным, и в этот самый момент Коробов слегка улыбнулся, как бы подбадривая. Мол, ну что же ты, полковник, медлишь? И Лавров не выдержал, заговорил спокойно и размеренно:

— Грузовик с контейнером подъедет около пяти вечера. — Он замолчал, но, так и не дождавшись ответа, продолжил: — У нас все готово.

— Хорошо.

Под словами «все готово» подразумевалось выдвижение автоматчиков навстречу грузовику. Солдаты растянутся в длинную цепь, находясь друг от друга в пределах визуального наблюдения, чтобы встретить подъезжающий автомобиль.

— Ладно, я пойду, у меня дела! — И, коротко кивнув на прощание, полковник затопал в обратную сторону.

Немалая неприятность заключалась в том, что уже третий месяц Лавров не мог добиться выполнения плана по добыче палладия. План без конца повышали. Начальнику лагеря приходилось собственными силами разведывать перспективные месторождения, для чего он привлекал к работе заключенных-геологов. И не зря. Повод для оптимизма все же был: пару месяцев назад два расконвоированных геолога заявили, что обнаружили перспективную жилу, сплошь состоящую из палладиевых минералов. В доказательство они даже приволокли пятикилограммовую друзу, усыпанную черными кубическими кристаллами. Вещь эта была, безусловно, красивая, она производила впечатление на всякого. Лавров даже торжественно установил ее в своем кабинете, но, как впоследствии оказалось, эта друза была едва ли не единственной из той «перспективной» жилы. А ведь он уже успел сообщить о новом месторождении в центр!

На следующий день после обнаружения жилы Глеб Кириллович пригнал к этому месту около трехсот заключенных с кирками и велел не пропускать даже самого крохотного гнезда, но жила оказалась небогатой.

Война заканчивалась, немцев добивали в Германии. Наверное, в стране произошли какие-то существенные перемены, если теперь требовалось столь значительное количество платиновых металлов. Раньше такого не наблюдалось. Причем изумруды, которым они частенько сопутствовали, воспринимались всего лишь как сопутствующее сырье, и богатая ими порода безо всякого сожаления свозилась в отвалы.

Послабления наблюдались даже в содержании заключенных. Взять хотя бы тех же самых бедолаг-геологов. Ведь до войны каждому из них за ошибочные прогнозы о запасах месторождений давали по пятнадцать лет лагерей. Однако сейчас толковые специалисты вдруг неожиданно стали востребованными и теперь, уже в качестве расконвоированных, занимались поисками платиновой руды, уходя от лагеря за многие километры. Да и за профессиональные ошибки сейчас карали куда меньше прежнего — попеняют малость и отправят геолога дальше сбивать ноги в маршрутах.

Хозяйство у Лаврова было огромным. Помимо лагеря, в окрестностях которого шла заготовка леса, в его ведении было четыре карьера. В первом добывали асбест, в вот во втором, третьем и четвертом велись разработки платины и этого клятого палладия.

Начальство, сидевшее в уютном Свердловске, требовало расширять поисковые работы на платину и другие цветные металлы. На речушке, отстоящей от лагеря километрах в четырех, вдруг обнаружились серьезные проявления золота. Недавно взятые пробы следовало перепроверить, дело было слишком серьезным. С одной стороны, это как будто бы неплохо. Почему бы государству не заполучить еще одно месторождение золота, но, с другой стороны, это было чревато дополнительными сложностями, главная из которых заключалась в том, что катастрофически не хватало личного состава для конвоирования заключенных. А если запустить в строй еще один прииск, то придется уменьшить охрану в самом лагере. Впрочем, существовал еще один выход, правда, весьма рискованный. В лагере было много политических и тех, кто угодил в неволю по недоразумению. Были и такие, кто успел немало повоевать, их называли автоматчиками, некоторые из бывших фронтовиков находились на положении расконвоированных и проживали за пределами лагеря в двух больших бараках. Почему бы в качестве эксперимента не дать им в руки оружие, чтобы охраняли заключенных? В этом случае отпадут многие проблемы. Например, охрану золотого прииска можно будет поручить расконвоированным, а на перспективную жилу платины отправить солдат.

Свои соображения Глеб Кириллович направил в центр еще три месяца назад и теперь с некоторым волнением ожидал ответа. Задумавшись, он прошел через ворота КПП и тут обратил внимание на то, что у входа в локалку дежурит еще один блатной с погонялом Гвоздь, отъявленный рецидивист с двадцатилетним сроком за плечами. «И он, значит, в актив подался! — едва не крякнул от удивления Лавров. — Каких только чудес не бывает на свете!»

Полковник Лавров вышел за территорию зоны и направился к дому. Благо квартировал полковник неподалеку, в каких-то полутора километрах от первого КПП. А из окон второго этажа его квартиры просматривалась даже промышленная зона.

— Товарищ полковник, — услышал он за спиной чей-то встревоженный голос.

Обернувшись, Глеб Кириллович увидел, что к нему бежит писарь. А это что еще за новости! Внутри ворохнулось нехорошее предчувствие.

— Что случилось?

— Только что был звонок из Свердловска, товарищ полковник. Вас просили срочно вернуться в штаб.

— Опять! — в сердцах проронил Лавров. — Что им еще нужно?

— Не сказали.

— И не скажут, — заметил полковник.

Глеб Кириллович не терпел, когда в службу вдруг вмешивались нежданные обстоятельства. Его принцип был таков — даже самая суровая служба должна протекать размеренно и обстоятельно. Например, сейчас его ожидал куриный суп, от которого он не намерен был отказываться. Затем получасовой отдых, когда можно будет, сидя на крыльце, выкурить пару папирос. А если накатит подобающее настроение, то можно будет задержаться и еще на полчасика, взгромоздиться на безотказную женушку и выполнить незамысловатый супружеский долг.

Запланированный график полетел к черту только потому, что кто-то надумал позвонить в неурочный час. Чертыхнувшись, Лавров пошел следом за курьером, мысленно костеря неуемное начальство. Поднявшись к себе в кабинет, Глеб Кириллович поднял трубку.

— Лавров на проводе.

— Как дела, Глеб Кириллович? — услышал он хрипловатый голос генерал-майора Савицкого, заместителя начальника управления по оперативным вопросам.

В действительности круг обязанностей Савицкого был значительно шире, а все потому, что он имел большое влияние на начальника управления. Поговаривали, что в Москве генерал-майор располагал серьезными связями и ни одно принципиальное решение, принимаемое по местным вопросам, не обходилось без его участия.

— Жаловаться грех.

— Рад за тебя. Знаешь, оказывается, не только ты просишь, чтобы разрешили расконвоированным доверить оружие. Народу всюду катастрофически не хватает. Мужики-то все пока еще на фронте. Мы тут подумали и решили, что при необходимости оружие можно выдать самым проверенным… Стволы у тебя лишние найдутся или все-таки подкинуть?

Лавров облегченно вздохнул. Значит, будет возможность заняться и золотишком.

— Своего хватит на два взвода.

— Этого достаточно?

— Вполне. Когда я могу получить официальный приказ?

— Значит, торопишься?

— Хотелось бы заняться отмывкой золота, а потом мы тут вышли на две крупные платиновые жилы. Хочу проверить, насколько они перспективные. Ведь надо же кому-то охранять заключенных, иначе они просто все разбегутся!

— Конвойная рота у тебя недоукомплектована?

— Так точно.

— Оружие расконвоированным можешь выдать хоть сегодня, — утешил генерал-майор. — Но за все отвечаешь лично!

— Прошу письменный приказ.

— Брось ты разводить бюрократию!

— Понял! — ответил Лавров. — Сегодня я не успею, но вот завтра попробую.

— Сколько человек ты думаешь вооружить?

— Для начала раздам двадцать карабинов. Километрах в пятнадцати есть перспективный на драгметаллы рудник, можно попробовать с него.

— Хорошо, — раздался в ответ бодрый голос Савицкого. — Мужик ты с головой, глупостей не наделаешь. Тут к тебе еще одно дело имеется.

Лаврову показалось, что голос Савицкого теперь прозвучал как будто бы вкрадчиво.

— Что за дело? — Глеб Кириллович попытался не выдать своей настороженности.

— Грузовик ты отправил?

— Да, он уехал в тот же день.

— Хорошо. Завтра жди еще один грузовик с «картошкой», подъедут в восемь тридцать. Оформишь все так, как раньше.

Кодовое слово «картошка» подразумевало очень серьезный груз.

— Сделаю! — уверенно отозвался полковник.

— Я на тебя надеюсь.

Голос генерал-майора прозвучал как-то натянуто. Но у полковника с Савицким были не столь приятельские отношения, чтобы спрашивать о том, что же так взволновало начальство.