Урбанизация. Часть романа «Дым из трубы дома на улице Дачной»

Евгений Плотников

Эдик, один из главных героев книги «Урбанизация», является типичным представителем своего времени – восьмидесятых годов XX века. В качестве других главных героев появляются также Геннадий – приятель Эдика, отец Эдика и рыжеволосый мужчина с постоянно отсутствующим верхним зубом слева. В книге описаны романтические отношения между мальчиками и девочками в школьные годы, мысли подростков на тему любви и секса, произведение также включает в себя эпизоды с любовными историями. Книга содержит нецензурную брань.

* * *

В дверь настойчиво звонили. Суббота была тем днем, когда Гена отсыпался за неделю. Протирая глаза и пошатываясь, Гена прошел в коридор, нащупал замок и приоткрыл дверь. На пороге стоял сухой старичок с палочкой:

— Здравствуйте! Я собираю подписи по поручению жильцов дома.

— Какие подписи?

Старичок просунул в дверь ногу:

— А вот, у меня тут есть все документы, — он показал темно-коричневую папку. — Можете ознакомиться. Вот, — навязчивый посетитель протянул сквозь щель приоткрытой двери извлеченный из папки лист бумаги.

Гена пригласил пожилого человека войти и взялся просматривать написанное: «Председателю районного исполнительного комитета… тов. Шабуршанину А. Г. от жильцов домов…» — кроме дома, где жил Гена, там значился еще один, стоящий перпендикулярно и сбоку, — «…по улице…» Угу. Так. «Заявление. Мы, жильцы… убедительно просим Вас перенести дорогу…»

— А куда ее переносить?

— Я не знаю. Пусть думают, — пожал плечами старичок.

Речь шла о дороге, проходящей вдоль забора детского сада, разместившегося во дворе домов, указанных в коллективном обращении, похожем на челобитную. Недовольство мотивировалось тем, что кроме специального транспорта, дорогой начали пользоваться еще и автолюбители, следуя в сторону стихийно образованной автостоянки. Дальше шли подписи жильцов.

— Вот, почитайте другое заявление, — старичок вытащил из папки еще один лист.

«Начальнику жилищно-эксплуатационного управления… тов. Ярыгину В. М. от жильцов… Заявление. Мы, жильцы… просим Вас убрать от наших домов мусорные баки…» Куда их убирать, Гена спрашивать не стал. Представил только, как люди будут ходить по городу с ведрами в поисках мусорных баков. Старичок предложил Гене шариковую ручку желтого цвета с синим колпачком:

— Поставьте номер дома, квартиры и распишитесь.

Под заявлениями уже стояли подписи жильцов. Гена тоже расписался. Все равно ничего переносить не будут. Отказывать старичку Гене было как-то неудобно, у человека на пенсии хоть какое-то занятие. К тому же среди соседей выделяться не хотелось. Старичок ушел.

Было девять часов утра. Гена вспомнил, что сегодня после обеда они должны с Лукичом идти к его знакомым. Лукич заходил на неделе. Это сосед Гены. Он прошелся по комнате и, потирая рукой ухо, не глядя на Гену, произнес:

— Тут это. У моих знакомых дочь есть. В теплицах работает, где-то в Муллах. Зарплата у нее хорошая. Пойдем к ним в субботу? Возьмем бутылку, посидим, — Лукич посмотрел на Гену. — Не понравится — уйдешь, — он опять прошелся по комнате. — Чево ты, это. Ходишь тут. Один, понимаешь. Должно быть как? — Лукич начинал входить во вкус. — Вот когда ты приходишь домой. Вот ты пришел и можешь сказать: «Вот это — мое!» — перед носом Гены появился сжатый кулак. — Вот у меня как было? — Лукич расправил плечи и, жестикулируя руками, расхаживал по комнате, как по сцене. — Я тогда в деревне с родителями жил. Работал шофером. Поехал я, значит, в город. Ну, по колхозным делам. Еду я. Погода хорошая. Настроение чево-то боевое. Мелодию какую-то насвистываю. Смотрю — на дороге девушка стоит. Голосует. Притормозил я. Она попросила до города ее подвести. Я, конечно, согласился. Едем мы. Разговорились. А у нее зуб болел. Она в больницу ехала. Смотрю я, значит, не нее, смотрю. Ну, думаю — судьба! Я машину развернул — и к себе в деревню. Приезжаю домой, говорю — жените! Вот так. До сих пор живем, — Лукич показал рукой на дверь.

— А зуб-то как? У нее же зуб болел?

— Да зуб, — Лукич махнул рукой. — Я ее потом отвез в город. Зуб она вылечила. Ну, значит, все! Беру бутылку — в субботу идем! — Лукич вытянул перед лицом Гены ладонь пальцами вверх. Жест, не терпящий возражений.

Гена подумал: «В принципе можно. Не смертельно ведь. Посидим, выпьем, к тому же всегда можно уйти. Да и Лукич насел. Если он что-то вбил себе в голову — его ничем не остановить. Он и зайца убедит, что тот верблюд. Опять-таки зарплата хорошая, — размышлял Гена, — еще один плюс. Ну это так, на всякий случай, вдруг что-то получится». Добившись от Гены согласия, Лукич отправился к себе, как он выразился, «шуршать прессой», на ходу сообщил:

— Да, ее Светланой зовут, между прочим. Так что привыкай.

Расчет на то, что Лукич забудет, не оправдался. Он зашел точно как часы. И вот гости стоят перед дверью номер пятьдесят шесть в пятиэтажном доме брежневской застройки по улице Карпинского восемьдесят пять «А». Лукич давит кнопку звонка.

Со слов Лукича, раньше на месте этого панельного дома находился лагерь для заключенных, затем бараки и какие-то «деревяшки», после все снесли и возвели благоустроенные дома. Восемьдесят пятый дом «А» построили здесь первым в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, а занимался строительством завод монтажных изделий для удовлетворения потребности в жилье своих работников.

Как раз рядом с домом размещалось семьдесят седьмое училище, готовившее специалистов для агропромышленных предприятий. Кстати, Светлана училась в нем после окончания школы. А что? Удобно. Вышел из дома, перешел в соседнее здание и все, ездить никуда не надо, время экономиться. После училища Светлана устроилась в тепличное хозяйство по выращиванию овощей, Лукич уже не единожды обозначил уровень ее заработанной платы, на этот раз восклицанием «Во!», проведя указательным пальцем по своей шее.

— Здравствуйте! — воскликнула открывшая дверь женщина, расплываясь в улыбке.

Гена с Лукичом вошли. На женщине было синее платье с красными цветами. Она представилась:

— Нина Александровна.

— Гена, — ответил предполагаемый зять.

Из комнаты показался светловолосый мужчина в белой рубашке и коричневых брюках. Мужчина протянул Гене руку:

— Владимир.

— Гена, — повторил потенциальный жених, стиснув его ладонь.

Судя по всему, гостей ждали. Посреди комнаты стоял стол, застеленный белой скатертью с двумя параллельными полосками по краям — желтой и коричневой. Гена насчитал на нем пять приборов.

— А это Светлана, — отвлекла внимание Гены от стола Нина Александровна, показывая на девушку, сидящую в кресле у окна. Светлана встала. Гена поздоровался и кивнул головой. Видел это в каком-то фильме, там белогвардейский офицер резко кивал головой. Светлана ответила тихим «здрасьте» и ушла на кухню помогать родителям, которые готовили еду для церемониального мероприятия — они раскладывали пищу в блюда и носили в комнату. Лукич торжественно поставил купленную по дороге бутылку «Столичной» в середину стола и путался у хозяев под ногами, делая вид, что помогает. Гена присел на стул у шкафа.

— Гена, а вы где работаете? — спросила Нина Александровна, входя в комнату с салатом в руках.

— На заводе.

— На каком?

— На моторостроительном.

— А кем?

— Слесарем.

— И я слесарем, — оживился Владимир, — на заводе монтажных изделий, — он вновь пожал Гене руку, как будто встретил брата по крови.

— Ну что? — сказал Лукич, потирая руки. — Пора за стол?

Гену со Светланой посадили во главе стола. Владимир с Ниной Александровной сели слева от них, со стороны Светланы, а Лукич справа, рядом с Геной, напротив Владимира. Первый тост был за знакомство. Потом пошло как обычно. Опрокидывались рюмки за здоровье, счастье и всякие радости, заедались в сопровождении благозвучного бренчания вилок о тарелки. Лукич с Владимиром обсуждали свои дела. Гена искоса разглядывал Светлану.

Она была среднего роста, не худая, но и не совсем полная, в меру сбитая. Белая блузка хорошо подчеркивала фигуру. Гена обратил внимание на выступающую из-под блузки грудь. Лукич ткнул Гену в бок. Все с наполненными рюмками в руках молча ждали, глядя в сторону Гены; взяв в руку стопку, Гена присоединился, выпил, подцепил вилкой соленый грибочек.

— Я в войну в Забайкалье служил. Шофером. Какой там зимой холод! — обнюхав кусок хлеба и отправляя в рот вареную картошку с мясом, продолжал Лукич свою байку. — Кругом степь. Едем мы как-то с лейтенантом. Метель! Ничего не видно. А дело-то на границе с Китаем было. Там японцы стояли. Ну и заплутал я. С дороги сбились, где граница, где что? Выехали как раз на японцев. Мы-то сначала обрадовались, думали, свои. А это японцы. Они сидят, тоже не поняли. Я, значит, кручу назад. А машины-то тогда полуторки были…

Гена опять стал поглядывать на Светлану. Русые волосы заплетены в косу. Голубые глаза. Нос правильной формы. На пухленьких щеках проступали розовые прожилки. Такие еще бывают, когда надкусываешь персик. Гена всегда обращал на них внимание, когда ел персик. Еще с детства. Беря в руку желто-красный плод, Гена ощущал бархатистость его кожицы и, поднося персик к носу, вдыхал ароматный запах. Осторожно, не сразу, надкусывал и, медленно жуя, разглядывал виднеющиеся в месте укуса прожилки.

— Я кун-фу занимаюсь. Борьба такая, китайская, — Лукич явно врал, никаким кун-фу он не занимался. Он пел в хоре ветеранов.

— Заливаешь, Лукич, — Владимир недоверчиво посмотрел на него, — ну покажи какой-нибудь прием.

— Пожалуйста, — Лукич привстал, потянулся через стол и стукнул Владимира кулаком в нос.

Владимир издал звук «ы-ы-ык», зажал рукой нос, сдерживая кровь, и задрал вверх голову.

— Ты что наделал, Альфред Лукич?! Покалечил мужика-то моего! — закричала соскочившая со своего места Нина Александровна, прижимая к носу Владимира полотенце.

— Ничего с ним не случится. Через это дело вреда мужику не будет, — пробубнил смущенный Лукич, с досадой взирая на Владимира. — Лед надо к носу приложить. Вот бывало…

— Да хватит, Лукич! — махнула рукой Нина Александровна. — Где я тебе сейчас лед-то возьму?

Лед наковыряли в холодильнике. Завернули его в носовой платок и прикладывали к разбитому носу Владимира. Полотенцем вытирали кровь.

— Я же говорил — кун-фу! — гордо прохаживался перед нами Лукич.

После того как кровь перестала идти и Владимир успокоился, все вновь уселись за стол. Нина Александровна затянула: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?..», Владимир с распухшим носом старательно подпевал. Когда они замолчали, Лукич посмотрел на Гену, перевел взгляд на Светлану и заявил:

— А теперь идите спать.

Светлана густо покраснела. Гена вцепился зубами в куриную ногу и принялся жадно ее поедать. Глядя на него, можно было подумать, что он только что пришел после Великого поста, а не сидел все это время за праздничным столом. Нина Александровна напустилась на Лукича, сгладив тем самым этот щепетильный момент.

Со Светланой Гена встречался еще несколько раз. Но его к ней как-то не тянуло. Однажды Гена увидел ее с парнем и был рад, что свободен от неудачного знакомства.